Fascinating.

С некоторых пор работа в полиции Готэма становилась все интереснее и интереснее. Чуть ли не каждую неделю появлялись такие дела, которые житель нормального города принял бы за выдумки прессы, причем даже не за самые правдоподобные. Но Готэм после смерти Уэйнов стал особенно богат на всякого рода невероятных “фриков”, как их назвал Буллок, поэтому жителям постепенно приходилось привыкать к своей новой насыщенной жизни. У многих получалось, остальные же улетали первыми рейсами и уезжали первыми поездами, лишь бы держаться подальше от этого места. — Парень, убивающий шарами? Серьезно? Сынок, лучше бы тебе перебраться куда-нибудь поближе к.. — Мам, не волнуйся, тут и похуже бывает. Это же Готэм. Но я уже стал его частью, мне ничего не грозит. Это мой город. Каждый приспосабливался по-своему. Был, например, один судебный эксперт, который не просто не хотел относиться ко всему чуть спокойнее: он, как раз наоборот, каждое необычное дело встречал с радостью ребенка, находящегося на пороге нового открытия или же решения сложнейшего пазла. Наверное, он бы охотно оставался на своей должности и за бесплатно — столько радости она ему приносила. Эдварду Нигме часто советовали обратиться за помощью специалиста, а он так и не мог понять, зачем. Потому что люди вокруг — беспросветные идиоты, и он был обязан соответствовать им? Вставал вопрос о том, кто из них более странный — Нигма и его страсть к загадкам или же окружающие его люди. Ответа не было, поэтому оставалось только пожимать плечами и работать дальше. Кроме того, Эдвард Нигма, как самый любознательный и внимательный к деталям работник, умудрялся находить загадки не только за стенами отделения GCPD, но и в их пределах. Взять, например, участившиеся случаи странного поведения Джеймса Гордона — их новенького детектива. Сперва Нигма не обращал на это внимания, только сделал небольшую мысленную заметочку и задвинул в долгий ящик, но после того, как эти проявления стали систематическими, он начал вести свои наблюдения более тщательным образом. Обычно Джеймс Гордон на работе имел два состояния: он был или холоден и сдержан, при этом с капелькой усталости и разочарованности в остальных полицейских, но и со значительным количеством энтузиазма, которое подталкивало его противостоять всему преступному миру, или же он был взбешен, чаще всего по тем же причинам — остальные полицейские и противостояние преступному миру. А если из-за них он еще и не мог восстановить справедливость, за которую отчаянно боролся, то в таких случаях ярость Джеймса Гордона можно было сравнить разве что с извержением вулкана. Конечно, помимо этого, он мог быть взволнованным, обеспокоенным чужой судьбой, благодарным чему-либо или кому-либо, но это уже были менее выраженные состояния, которые к делу не относились. И вот, словно в подарок Нигме, появляется что-то новое и совершенно иное. Эдвард пока не придумал этому название, но само существование некой странной реакции было неоспоримо. Записи в блокноте Нигмы: “25 число. Место преступления. Д. Гордон подошел, когда я занимался трупом. Покосился в нашу сторону, запнулся на середине предложения, так и не закончил, отошел в сторону. Боязнь трупов? Вопрос: что заставило его посмотреть под кровать? Хех.” “6 число. Главное здание GCPD. После лаборатории зашел к капитану. Встретил Д. Гордона и Буллока. Схожая реакция: нервный взгляд, кратковременные проблемы с речью (быстро берет себя в руки). Буллок ничего не замечает. Болван. Трупов рядом не было, значит, дело не в них. “То я это вижу, то ты — нет” — спросить у Гордона.” “17 число. Главное здание GCPD. Наконец-то...” Нигма не успевает дописать строку, потому что к нему кто-то стучится. — Начальство хочет тебя видеть, — Джим приоткрывает дверь и заглядывает внутрь. Лицо Эдварда озаряется улыбкой. — Заходите, детектив, прошу, — он жестом указывает на свободный стул, а сам отходит к столу и начинает шарить по ящикам. Гордон остается в дверях и говорит о том, что ему еще нужно с чем-то разобраться, но Нигма повторяет свои слова чуть тверже, что в совокупности с милейшим выражением лица выглядит достаточно убедительно, чтобы детектив все-таки прошел в кабинет и занял предложенное место. — Я бы хотел поделиться с вами своими последними наблюдениями, — Эдвард еле сдерживает возбуждение, суетливо выдвигает и задвигает обратно ящики стола, как можно быстрее желая добраться до подтверждения своей гипотезы. Непосредственный переход от теории к практике невероятно волнует и заставляет его непроизвольно кусать губы. — Не думаю, что я именно тот... — Они напрямую касаются вас, детектив, — не обращая внимание на ничего не понимающего Гордона, Нигма, наконец, находит то, что ему было нужно. Он достает пару своих черных латексных перчаток и чуть успокаивается, чтобы иметь возможность без проблем надеть их на руки. Материал плотно сжимает ладони Нигмы, будто вторая кожа, подчеркивая длину его пальцев и выразительно демонстрируя каждую косточку. Он поднимает глаза и смотрит на Гордона. Ошибки быть не может. Он угадал. Джим на секунду замирает, смотря на руки Эда, будто невозмутимо встает с места и делает несколько шагов в сторону выхода, вплоть до того момента, пока Нигма не преграждает ему путь. — Детектив, — Эд отрицательно мотает головой и оттесняет Гордона от двери, — я только хочу узнать, почему вы так реагируете. Пожалуйста, не уходите сейчас, это не займет много времени, я только, я только... — он тараторит так быстро и неразборчиво, что в голове Джима не укладывается ни одно слово. Хочется отмахнуться от Эда, как от назойливой мухи. Обычно так и происходит — Джим, Буллок, кто угодно, все просто проходят мимо и Нигма это терпит. Но сейчас, именно в этот момент он проявляет пугающую настойчивость, пристально рассматривает Гордона, будто одним только взглядом забираясь под кожу и разбирая все его составляющие на маленькие кусочки для более удобного исследования. — Детектив. Детектив? — не затыкается Эд, улыбаясь в лицо Гордона. Тот хмурится и отворачивается. — Вы не против? Тогда я начну, хорошо? Я быстро. Нигма поправляет перчатку, натягивая на пальцы чуть сильнее, смотрит на оцепеневшего Гордона и подносит руку к его лицу. Джим сжимает челюсти и косится на ладонь, не отступая ни на шаг. Осторожно, будто боясь спугнуть этого занятного зверька, Нигма кончиками пальцев касается скулы Гордона и, убеждаясь в том, что сопротивления не последует, ведет к щеке. Эд обещал, что все пройдет быстро, но каждая секунда для Джима растягивается на часы. Он пытается понять, что творится в голове Нигмы, но не получается даже разобраться в собственной. Под успокаивающими поглаживаниями Гордон постепенно начинает смягчаться, и невероятное количество нервно скачущих мыслей сменяется ощущениями от растерянности вплоть до тихого удовольствия. Доходя до рта детектива, Нигма замедляется и, оставляя раскрытую ладонь на щеке, черной поверхностью перчатки на подушечке большого пальца тягуче проводит по нижней губе. Уголки рта подрагивают, и Джим хочет разомкнуть напряженно поджатые губы, чтобы, наплевав на самоконтроль, как можно плотнее обхватить палец Нигмы, заключенный в скользкий латекс, втянуть вплоть до костяшек, закрыть глаза, провести языком и почувствовать горьковатый вкус кожи его перчаток. Гордон громко сглатывает и уже собирается приоткрыть рот и воплотить желание, как Нигма убирает руку, срывая с губ разочарованный выдох. — Удивительно, — с улыбкой шепчет судебный эксперт, все это время наблюдая за поистине поражающими изменениями в Джиме. На этом его интерес не заканчивается и он идет дальше: спускается ладонью к шее, касается кадыка, который с глухим звуком ныряет под кожу и через мгновение возвращается обратно. — Вы не могли бы описать свои ощущения? — непринужденно спрашивает Нигма, но, натыкаясь на взгляд Джима, понимает, что нет, он не может. — В таком случае, я продолжу. Приходится немного повозиться с пуговицами на рубашке, но результат стоит того. Теперь можно поднести обе ладони к открытому телу Гордона и начать с ключиц, затем перейти к плечам и плавно спуститься к груди. Джим отчетливо чувствует каждую мурашку, пробегающую по коже, но куда сильнее ощущаются непрерывные прикосновения холодного латекса, которых, как казалось, было слишком, катастрофически, невыносимо много. Нигма проводит пальцами с легким нажимом, материал перчаток трется о кожу Джима и тот дышит сбивчиво, но с присущей долей гордости делая это как можно тише, хотя Эд и так все понимает, когда под его ладонями грудная клетка детектива начинает хаотично вздыматься и опускаться обратно. Все мысли, оставшиеся в голове Гордона, были готовы взорвать черепную коробку изнутри, но этот вариант больше привлекал его, нежели пугал. Лучше было умереть на месте, чем терпеть предательство собственного тела. Джим безмолвно подступает вплотную к Эду, кладет ладонь ему на затылок и прижимается щекой к щеке, сдавленно шипя и закрывая глаза, когда пальцы касаются кожи над самым поясом брюк, неторопливо ведут вдоль него и оглаживают косточки таза. Нигма улыбается чуть сдержаннее и опускает взгляд, чтобы пронаблюдать за тем, как его собственная рука легко оттягивает брюки Гордона и проскальзывает уже под ткань, прижимаясь к животу и ведя ниже. — Детектив, вы.. — начинает фразу Эд, чувствуя, как прогибается Гордон навстречу его ладони, как утыкается носом в его висок и судорожно выдыхает, но его прерывает другой голос, доносящийся из-за двери. — Джим, твою мать, если ты сейчас же не появишься, то попрешься пешком! Альварез, ты не видел нашего святошу? Да куда он, черт возьми, делся, у нас же работа! — мощный топот Буллока минует дверь и постепенно затихает, видимо, уже нарушая спокойствие другой части здания. Нигма весело усмехается и возвращает взгляд к Джиму, но тот отскакивает, как ошпаренный и после нескольких мгновений полнейшей растерянности приближается снова, только чтобы с силой толкнуть Эда в плечи. — Не дай бог, — одной рукой Гордон поспешно застегивается, а другой угрожающе тычет в грудь Нигмы, — слышишь меня? Не дай бог хоть кто-нибудь узнает об этом. Эд безоружно поднимает руки и отвечает на предостережения Гордона положительным кивком. х х х Запись в блокноте Нигмы: “28 число. Главное здание GCPD. Купил несколько пар новых перчаток. Планирую продолжить опыт и довести его до конца. В конце концов, все оказалось даже интереснее, чем я предполагал. Состояние Гордона сложно описать, но выглядит забавно. Кажется, Буллок все-таки заметил неладное. Все равно болван. Вопрос: Что общего у Джеймса Гордона и древнего египтянина? Хе-хе.”