Шум прибоя

Я люблю слушать, как волны бьются в борта моего корабля. Нарастающий шум прибоя, под который я засыпаю, напоминает мне о чём-то хорошем. Только я никак не могу вспомнить, о чём именно. Заходящее солнце заглядывает в иллюминаторы, и я раздражённо задёргиваю шторку. Ни к чему ему видеть то, что в скором времени здесь произойдёт. А то ещё разболтает кому не надо… Последний взгляд на небо – на горизонте клубятся тучи. Наверное, будет гроза. Надо отдать команду, чтобы свернули паруса и прикрыли палубу брезентом… Пальцы бездумно скользят по крышке письменного стола, стоящего у стены. Почему я каждый раз так волнуюсь? Ты прилетаешь, когда тебе вздумается, но я каждый раз жду тебя – каждый день, с самого утра, хотя ты заглянешь под покровом вечерних теней. Все считают, что я твой враг – пусть так будет и дальше. Ни к чему моим ребятам знать истину – да и твои мальчишки вряд ли тебя поймут. А ведь истина так проста: я – твой раб, Питер Пэн. На мне нет цепей, но есть кое-что, что держит куда прочнее. Твои лучистые глаза, полные искрящегося веселья, задорная улыбка и прячущаяся в уголке губ маленькая тайна под названием Нежность… Всё это сковало меня и вряд ли уже когда-нибудь отпустит. Правда, ты редко бываешь Нежным. Как все дети, гораздо чаще ты Жесток. И жестокость твоя особенная, детская: ты можешь заявить, что хочешь леденцов – и не позволишь даже говорить с тобой, пока я не принесу желаемое. И смех и грех: страшный пиратский капитан среди ночи крадётся на камбуз, чтобы перерыть все коробки в поисках сладких конфет! Как-то Сми застал меня за поисками – и будь я проклят, если помню, что я тогда соврал. Но все трудности – это ничто по сравнению с твоей радостью при виде сладкого лакомства. Как горят азартом твои глаза, когда ты жуёшь тянучки и протягиваешь мне липкие пальцы, в которых зажата конфета! Ты забываешь, что я не люблю сладкого, ведь этот мир вращается вокруг тебя – а уж ты-то всегда готов слопать парочку конфет! Ты капризен, как самый избалованный мальчик в мире – и любишь угрожать, что больше не прилетишь. Наверное, тебе нравится видеть, как мне больно от твоих слов. Но на тебя невозможно сердиться. Стоит мне нахмуриться – и ты сразу же садишься рядом, заглядываешь в глаза и улыбаешься – весело и немного смущённо, будто понимаешь, что заигрался. И аккуратно проводишь измазанным в сладких крошках пальчиком по моим губам: - Не сердись, Джез… Джез. Так меня называют только два человека. Я сам и ты. А ещё ты любишь летать над волнами, касаясь кончиками пальцев воды. Как всякому мальчишке, тебе нравится рисковать, нравится играть со смертью – ведь ты прекрасно знаешь, что будет, если вода смоет пыльцу феи с твоей одежды, не так ли? И какое тебе дело до чувств старого пирата, который держится за сердце всякий раз, когда вода лижет твои сапожки! Прибой шуршит, покачивая корабль в своих влажных ладонях. Ожидание становится нестерпимым, и я начинаю расхаживать из угла в угол, чтобы убить время. Десять широких шагов туда, десять обратно – недальний путь… Сажусь в кресло с высокой спинкой и закрываю глаза. Надо успокоить нервы. Никому не будет лучше, если я буду дёргаться. Бутылка с ромом стоит на столике у кресла, мне даже не нужно открывать глаза, чтобы её взять. После пары глотков по телу разливается тепло. Теперь я точно доживу до твоего прихода. Шум прибоя угасает, отдаляется – теперь он плещет во мне, где-то глубоко под сердцем. Волны накатывают – и отступают, вышёптывая твоё имя: - Питер… Пэн… Питер… Пэн… Настойчивый стук в окошко будит меня. Надо же, я уснул, кто бы мог подумать! Торопливо открываю окно, стараясь, чтобы не дрожали руки. Это ты? неужели? Так и есть! Ты паришь в воздухе за моим окошком, широко улыбаясь. - Эй, Джез, я пришёл! Пока тебе не вздумалось издать петушиный крик или ещё как-то нарушить тишину, перебудив моих пиратов, я втягиваю тебя в каюту и обнимаю за плечи. - Не говори ни слова! – требую я и приникаю к твоим волосам, ощущая запах морской соли и ветра, аромат океана и водяных брызг. Ты сводишь меня с ума, мальчик, ты знаешь это?.. - Джез, я не за этим пришёл! – недовольно тянешь ты, выворачиваясь и отстраняясь. До сих пор ты не позволил мне ничего, кроме простых объятий и – один-единственный раз – лёгкого касания губ на твоей нежной щёчке. - Я не хочу играть! – отталкиваешь, одним гибким движением прыгая в кресло – прощай, шёлковая обивка! – с тебя так и текут капельки морской воды. – Я хотел пригласить тебя на прогулку. - Какая ещё прогулка? – удивляюсь я. – Скоро полночь! Это же надо пристать к берегу, опустить мостки и… - Нас никто не увидит! – ты смеёшься своим обычным заливистым смехом, блестя остренькими белыми зубками. – Я предлагаю погулять моими дорогами! Я приказываю сердцу перейти на шаг. Полёт? Я не ослышался, Питер? Ты предлагаешь мне полететь? Мне, пирату, взрослому? Я жду, что ты засмеёшься и скажешь, что это шутка. Но ты серьёзен – и смотришь на меня потемневшими зелёными глазами. - Ну так что? – нетерпеливый какой! Ах да, я забыл: или будет по-твоему, или никак, да? - Не знал, что пираты так трусливы! – насмешливо говоришь ты. Ну, это уже слишком! - Не нужно издёвок, мальчик мой. Я полечу с тобой. В сгустившихся тенях мы выходим на палубу корабля. Луна стыдливо прячется за набежавшими облаками. Она не помешает нам. Вот и хорошо. Ты легко отрываешься от палубы и взлетаешь на пару футов вверх. Теперь мы с тобой одного роста, и ты смотришь мне прямо в глаза. - Навстречу луне и рассвету, Джез! – шепчешь ты. – Обгоним утреннюю зарю! На меня веером сыплется золотистая в лунном свете пыльца, покрывает одежду, лицо и волосы. Внезапно мне становится так легко, как никогда прежде не бывало. Я слышу лёгкий звон, похожий на дрожание колокольчиков. Как странно! А ещё через секунду земля уходит из-под моих ног. Привычка к раскачивающейся палубе делает своё дело – полёт меня не пугает. А тут ещё твои тонкие сильные пальчики касаются моей здоровой ладони. Теперь совсем хорошо… Ночной ветер швыряет в лицо солёные брызги – и корабль остаётся где-то далеко внизу. Навстречу летит луна и редкие звёзды в разрывах облаков. Воздух пьянит меня сильнее рома – а ещё сильнее – твоё присутствие. Ты отпускаешь мою руку и весело смеёшься, когда я невольно зажмуриваюсь, глядя на тёмные волны подо мной. - Ну, что ты теперь скажешь, морской хищник? Ты слышишь зов облаков и пение звёзд? Ты помнишь, как был таким же мальчишкой, как я? - Нет, Питер, - хрипло говорю я. – Я не помню своего детства. Наверное, я должен всегда быть взрослым, чтобы ты мог оставаться маленьким мальчиком. В твоих глазах мелькает разочарование. - Поня-атно, - мне кажется, или ты сказал это с грустью? – А я думал, что тебе понравится летать. - Мне нравится летать с тобой, Питер, - уверяю я. Давно хмурившееся небо, наконец, разражается дождём. Ливень встаёт сплошной стеной, мгновенно промочив нас до нитки. - Возвращаемся! – кричу я, пытаясь заглушить дождь. Если с нас смоет пыльцу… боюсь даже подумать, что случится. Ты киваешь и поворачиваешься, сделав изящный пируэт в воздухе. Это очень красиво, но у меня сейчас нет времени любоваться твоими ребяческими выходками. Раскат грома прокатывается над нашими головами. Такой дождь… не слишком ли мы далеко от корабля? Я ищу его взглядом – и с некоторым облегчением убеждаюсь, что корабль не так далеко. Мы успеем… И тут небо прочерчивает ветвистая молния. Один её кончик вытягивается вперёд подобно длинному щупальцу – и мимоходом касается твоей тонкой фигурки. Ты падаешь, даже не вскрикнув. Нет! Питер!!! Не думая о последствиях, я лечу за тобой. У меня плохо выходит полёт, мой мальчик, но об этом я подумаю потом. А сейчас мне просто нужно тебя спасти. Ты уже почти у самой воды, у меня нет выбора, кроме как совершить один из тех пируэтов, которые проделывал ты. Если у меня не получится, мы оба погибнем в волнах. Изогнувшись, я подныриваю под тебя и подхватываю твою худенькую фигурку на руки. К счастью. Ты не слишком пострадал – только слегка оглушён – и почти вся твоя одежда превратилась в лохмотья. Вот и полетали… Я стараюсь как можно скорее добраться до корабля. Мне нужна чистая холодная вода без морской соли и мягкая постель, чтобы уложить тебя поудобнее. Пыльца окончательно теряет свою силу, смытая водой, как раз когда я касаюсь палубы, так что в первую секунду я чуть не падаю. Ко мне уже бегут мои пираты, лица у них крайне встревоженные. - Приготовьте мою постель! – вместо объяснений рявкаю я. – Сейчас же! Когда распоряжение исполнено, я осторожно опускаю тебя на кровать и, приказав всем убраться, кинжалом разрезаю обгоревшую одежду на твоём теле. Нужно проверить, не ранен ли ты… И тут я замечаю, что твои огромные зелёные глаза открыты, ты смотришь прямо на меня. - Джез? – тихо говоришь ты. И я чувствую, как быстро бьётся твоё сердце под моей ладонью. – Ты спас меня, правда? Ты не сердишься? - На то, что ты решил полетать? – я смеюсь, стараясь, чтобы мой хриплый голос звучал помягче. – Нет. Это у тебя в крови. Ты подаёшься вперёд, прижимаясь к моей груди, и тихо вздыхаешь. - Ты мне больше не враг! – торжественно, как святую истину, провозглашаешь ты. – Ты спас меня, теперь мы друзья. «Мой мальчик, если б ты знал, сколько раз взрослые предают тех, кого недавно спасали и называли друзьями! Впрочем, лучше будет, если ты никогда этого не узнаешь… А я останусь с тобой – не другом, не врагом – и буду беречь тебя. Потому что без тебя мне будет незачем жить…» Твои глаза так близко, такие мерцающие, бездонные… Как я мог желать твоей смерти, слепец?! Как не понял, что не желаю отдавать тебя никому? - Я сделаю всё, что ты хочешь, малыш, - тихо говорю я. – Если желаешь, я признаю своё поражение перед всеми, признаю, что Потерянные Мальчики победили. Только будь со мной. Прошу. О, как я ненавижу эту проклятую невинность, с которой ты смотришь на меня! Да, да, смотри, я готов унижаться перед тобой, мой возлюбленный враг, я готов стоять на коленях (впрочем, я и так уже на коленях перед твоим ложем). И всё это ради призрачной надежды на то, что капризный, избалованный мальчишка позволит старому пирату осторожный намёк на ласку или лёгкий поцелуй. - Пожалуй, в благодарность за спасение я должен подарить тебе что-то ценное! – торжественно говоришь ты. – Например, напёрсток. И, подавшись ещё ближе, ты неожиданно целуешь меня. То есть это нельзя поначалу назвать поцелуем – ты просто неумело прижимаешься губами к моим губам. Но я это быстро исправляю, обняв тебя, лаская твои губы своими, углубляя поцелуй… Какое счастье! Уж теперь-то ты никуда от меня не денешься! Но когда я пытаюсь осторожно раздвинуть языком твои губы, ты отстраняешься, удивлённо хлопая ресницами. - Что ты делаешь, Джез? - А тебе не нравится? – я улыбаюсь. Какой ты всё-таки ещё ребёнок! - Нра-авится, - тянешь ты. – Только это очень странный напёрсток. И усы у тебя жёсткие и щекотные! Я не выдерживаю и смеюсь. Какая прелесть! У тебя состоялся первый поцелуй, а ты даже не понял этого! - Если тебе понравилось, то впереди ещё много подаренных напёрстков! – я аккуратно поправляю твои мокрые волосы. – А теперь поспи. Тебе надо отдохнуть. Ты послушно ложишься, но засыпать не собираешься – и подозрительно косишься на меня из-под прикрытых ресниц, думая, что я не вижу. Какой же ты смешной, мой милый мальчик… Ты – вечный ребёнок, Питер Пэн. Ты никогда не повзрослеешь. Наверное, именно это и привлекает в тебе такого старого пирата, как я. Я не стану пытаться переманить тебя к себе в команду. Меня устраивает, что ты будешь тайком прилетать ко мне, а я – ждать тебя, пить ром и слушать шум прибоя, нашёптывающий мне твоё имя. И, может, когда-нибудь мы с тобой ещё раз полетим, обгоняя утреннюю зарю.