От рассвета до рассвета

      Кричаще мигала неоновая реклама стриптиз-клуба, во дворе из каменных урн в человеческий рост взлетали языки пламени, вокруг них нарезали восьмерки, дуги и прочие геометрические фигуры потные нетрезвые байкеры на ревущих мотоциклах. Невысокий полноватый мужчина явно не местного вида — в пиджаке, шляпе, в жилете со знаками вопроса и даже с зонтиком-тростью в руке — и его спутница, спортивная кудрявая девушка в розовых гетрах, будто выскочившая прямо из восьмидесятых, стояли немного поодаль от этой оргии. Вообще было непонятно, как и что могло занести их туда.       — Доктор, я не могу, тут же нечем дышать! — в очередной раз закашлялась от бензиновых выхлопов спутница. — Ты уверен, что нам надо туда?       — Да, Мелани, — очень терпеливо, но твёрдо ответил Доктор.       — И у них наверняка нет сока в баре, — уже смирившись, но ещё надеясь никуда не пойти, заметила Мел.       — Боюсь, что так, Мелани, — подтвердил Доктор, но остался стоять на своём посту, ожидая… Чего-то ожидая.       В дверях клуба появился зазывала и начал расхваливать само заведение и предоставляемые им услуги. Мелани не могла не поморщиться — в её время, в её жизни женщину ценили не только в качестве весёлых или каких-либо других титек, но и как профессионала, как разумное существо, как личность, в конце концов, как бы ни банально для неё это звучало. Кажется, здесь это прозвучало бы действительно очень небанально. Может быть, Доктор как раз и прилетел сюда, чтобы объяснить этим отсталым аборигенам — кстати, интересно, где они, она как-то забыла спросить, — необходимость уважительного отношения к женщинам? Мел с сомнением посмотрела во двор. Кажется, нести гуманистические идеи там надо было начинать с уважения жизни как таковой.       В это время во дворе что-то изменилось. Подъехал странно выглядящий в этих местах большой семейный фургон, из него вышли пять человек — трое мужчин и двое почти детей, мальчик и девушка, — и пошли ко входу. Доктор махнул зонтиком, привлекая внимание Мелани к этой компании.       Зазывала на входе оказался не только зазывалой, но ещё и фэйс-контролем. И чем-то фэйсы прибывших его не устроили. Он прервал свою зазывную речь, которой перекрикивал рёв мотоциклов, и попытался преградить вход. Мужчина, шедший первым, с татуировкой в виде чёрного пламени на шее, коротко ударил его в нос и вывихнул руку с микрофоном, от чего зазывала свалился на ступеньки. Вся компания, возглавляемая этим самым татуированным, быстро прошла в стрип-клуб, только даже на вид неуравновешенный очкарик вернулся и ещё наподдал упавшему ногой по рёбрам. Доктор повторно махнул зонтиком и шустро засеменил в клуб, даже не проверяя, не отстала ли от него Мелани. У той желания отставать не было, так что она едва не наступала ему на пятки. Доктор чуть придержал острым кончиком зонта начавшегося подниматься зазывалу, чтобы Мел могла спокойно пройти, и она проскакала вверх по ступенькам со скоростью и изяществом газели. Доктор чинно проследовал за ней.       Мелани остановилась почти в дверях, чтобы оглядеться. Свободных столиков не было. Или были, если не считать лежащих на них перепивших байкеров. Под страстное латино в нишах по стенам извивались знойные красотки. В воздухе меньше всего было именно воздуха, и много — алкогольных паров, табачного дыма и ещё чего-то сладкого на вкус. Доктор потихоньку освободил один столик в дальнем углу, переложив предыдущего клиента с него на пол к стеночке, и усадил Мелани, которая уже мечтала сбежать.       Шоу, ради которого, кажется, и собирались многие из присутствующих, между тем дошло до своей кульминации. Бармен оказался одновременно и конфераньсе. Выскочив к сцене, он объявил:       — А сейчас вашим взорам предстанет Королева Тьмы, Богиня Зла, самая жестокая Губительница Душ, которую носила Земля! Преклоните колени и целуйте ноги Царице Демонов!       На его последних словах заиграла музыка, раздвинулся легкий занавес из отдельных нитей, похожих на струйки крови, и предстала танцовщица, таинственно завёрнутая в плащ с изображением гигантской алой змеи. Она начала чуть извиваться под музыку, и змея на плаще словно зажила, извиваясь вместе с ней. Она распахнула плащ и скинула его на руки своим помощницам. Под плащом оказалась татуировка — огромная красная змея, будто висящая на шее и спускающаяся по бокам девушки. Один быстрый поворот — и эта змея уже настоящая, она поднимает голову и пробует воздух длинным раздвоенным языком. Танцовщица наметила жертву — или счастливчика? — из толпы, для кого сегодня она исполнит свой особый танец и, всё так же извиваясь, пошла к тому неуравновешенному очкарику… Доктор коротко кашлянул в своём углу. В зале, который боялся вздохнуть, это прозвучало оглушительно, танцовщица на миг сбилась с ритма, но поймала его снова, повернулась и направилась прямо к Доктору. Очкарик возмущённо подскочил на месте, но татуированный удержал его и подсунул ему бутылку виски.       Танцовщица остановилась перед столом Доктора. Дальше по программе счастливчик — или всё же жертва? — должен был пить с ноги Королевы Тьмы, однако на столе было пусто. Помощники Губительницы заволновались, но она просто улыбнулась, подтащила к себе пустой стул и уселась за стол. Змея снова стала татуировкой, но Доктор не обольщался.       — Мы снова встретились, Мара.       — Да, Доктор. Я вижу, у тебя новая спутница.       — А я вижу, что ты нашла себе неплохой приют на Земле.       — Я везде найду себе приют, где есть разумная жизнь, ты же знаешь. Я в каждом человеке.       — Я знаю, что когда-то тебя не было. А раз не было, значит, можно сделать так, чтобы опять не стало.       Мара засмеялся низким, мужским голосом. Слышать такой смех, исходящий от красивой женщины, было очень странно для всех, кроме Доктора.       — Ты хочешь попытаться остановить прогресс, движение вперед?       — Ты — не движение вперед, ты — движение в хаос!       — Я — движение. Я — стремление. Я есть в каждом, и я — то, что даёт людям смысл и мотивацию что-то делать.       — Ты — тёмные закоулки в их душе, самые низменные страсти и желания.       — Много ли можно построить на одной гармонии, Доктор? Помнишь Кинда? Они же рассказывали тебе, что когда-то было Колесо Мира, и оно стояло. Вечная гармония, вечное приспособление под природу и обстоятельства, вечная грань вымирания, потому что природа не так милосердна, ей вообще наплевать. А потом появился я, и людей изгнали из рая, и началась история, как говорят теперь уже и на этой планетке.       — Ты несёшь зло.       — Я несу такие чувства, которые заставляют их шевелиться, что-то предпринимать. Если бы никто никогда не испытывал зависти, не хотел бананов больше, чем у соседа, они бы не научились брать палки и сшибать их. Хотя, возможно, ты и тогда любил бы этих обезьянок.       — Это мог бы заставить делать и голод.       — Ты предпочитаешь, чтобы смертные совершенствовались по нужде, под угрозой вымирания? Я же только лишаю их невинности восприятия, даю возможность смотреть на мир здраво, оценивать его по тому, какой он есть на самом деле…       — Только по тому, как понимаешь его ты.       — Ты считаешь, что я не прав? Ты идеалист, Доктор, и всегда им был.       — Однажды ты проиграешь окончательно.       — Тогда вся Вселенная замрёт, покроется плесенью, и жизнь в ней исчезнет. И то, я, как питающийся хаосом, переживу её, потому что в любой системе энтропия возрастает, всё стремится к хаосу, таков порядок вещей в этом мире.       Доктор резко поднялся, Мел вскочила следом за ним, встала за спиной.       — До свидания, Доктор, — плавно поднялся со своего стула и Мара, и, взмахнув полами поднесённого ей плаща, распорядился: — На сегодня шоу окончено. Пусть все расходятся.       Охранники начали выгонять всех из зала. Та компания, благодаря которой Доктору удалось войти, пыталась сопротивляться дольше всех, пока самый пожилой из них не заметил, что они могли бы спокойно переночевать в его фургоне.       — Доктор, а мы так и оставим его… её… — спросила Мел, бодро прыгая сбоку от вышагивающего Доктора.       — Мара? Давай будем считать, что на сегодня мы выиграли — в конце концов, ему не удалось захватить ни одной новой души. А мы провели такую небольшую разведку! — веско подчеркнул Доктор.       — А можно на самом деле её… его… до конца победить?       — Нет, Мел… Мара не соврал, он есть в каждом человеке, он — его неотъемлемая часть… Просто каждому надо самому бороться с темнотой в себе, ежедневно, от рассвета до рассвета, и тогда Мара будет слабеть. Но эта битва будет вечна до тех пор, пока существует само человечество.              2014