Мы Поменялись Полюсами

«Здесь я должен был вновь написать о состоянии Френси и Лиама, но я не стану. Не стану делать этого. Ни сегодня. Ни завтра. Ни-ко-гда. Это пугает? Возможно, потому что это пугает даже самого меня, но так надо. Я клянусь, что так надо, и пусть тот страдалец, что найдет мои ужасные, затлевшие страницы с непонятным набором символов и знаков, простит меня. Простит за то, что я мучал его и за то, что сейчас так нагло и гордо покидаю его. Возможно, это не будет навсегда. Возможно, когда-нибудь «ни-ко-гда» превратиться в вечность. И никто, даже упрямый и холодный Север не помешает моему приходу. Потому... Ох, я уже и сам не знаю «почему?». Может быть, потому что Север и Юг уже давно не являются Севером и Югом. Может быть потому, что это я нацепил им такие ярлыки. Север и Юг... Как ужасно, право! Еще никогда я так ненавидел свои мысли, свою работу, в конце концов, людей. Они сводят с ума, если честно. Люди сводят меня с ума. И, возможно, Север и Юг уже давно не являются Севером и Югом, а я давно не гениальный психолог. Возможно... Главное, что я должен вернуть самого себя и свои силы, пока ты — страдалец — будешь искать ответы».

(От лица Страдальца)

Глубокий вдох. Я еще несколько раз перечитываю одни и те же строки в дневнике. Он ушел. Профессор, который свел меня с ума, который поселился в моей душе вместе с леденящим Севером и греющим Югом, просто решил уйти и сказать, что так надо. Черт возьми, так надо?! Я не понимаю и, видимо, никогда не пойму. Но единственное, что волновало меня в этот момент — одна фраза: « ...пока ты — страдалец — будешь искать ответы». Ответы? Какие ответы? Где мне их искать? А главное — у кого? Глубокий вдох. Я отбрасываю в сторону потертую тетрадь и все, что так неправильно располагалось на рабочем столе. Все просто оказывается на полу. И к черту то, что сейчас моя девушка забежит в комнату и начнет скандал. К черту все! Глубокий вдох. Я задыхаюсь. Задыхаюсь в собственных эмоциях, мыслях... А в комнате слишком душно, поэтому капли пота оставляют влажные тропы вдоль моих щек и шеи. От этого я чувствую дискомфорт и легкий зуд, от которого меня трясёт, и я начинаю чесаться. Докрасна растираю тот участок кожи, где проходит линия соединяющая челюсть и шею. Глубокий вдох. Глубокий вдох. Глубокий. Вдох. — Найл? Я чувствую ее присутствие. Ясное, как небо; ужасное, как гром среди небес. Она учащенно дышит, стоя у меня за спиной, и, вероятнее всего, рассматривает то, что я так уверенно разбросал на полу. — Найл, что это? — чуть громче говорит она, считая это лучшим способом добиться моего внимания. — Это вещи, — спокойно отвечаю я и поднимаюсь со стула. — Сейчас не время для сарказма, Хоран. Это, по-твоему, нормально? — Я действительно не понимаю о чем ты. Я испускаю тяжелый вздох, когда поворачиваюсь к ней лицом. Она недовольна, рассержена, оскорблена в какой-то мере. — Ты невыносим, Найл. Тебе действительно дороже кусок бумаги и разные буквы, чем я? — она хмурит брови и сжимает руки в кулаках. Мне, если честно, совсем не хочется с ней ссориться. Мне вообще не хочется с ней говорить, поэтому я молча подхожу к ней, оставляю поцелуй в том месте, где на лбу образовались морщинки, и ухожу. Я не слушаю то, что она кричит мне вслед, потому что думаю об одной лишь фразе. «Пока ты — страдалец — будешь искать ответы».