***
Стоило двери закрыться, плечи Ховарда оказались вжаты в стену, а вокруг талии обвились руки, уверенным захватом привлекая к себе. – Я еле стою, – напомнил тот, стукаясь головой о твёрдую поверхность. – Я держу тебя, – прошептал Беллами, прижимаясь ещё тесней, и Доминик безвольно раздвинул бёдра, позволяя вжаться себе в пах ощутимым возбуждением. – Зачем ты… – Мне прекратить? Доминик не знал, чего конкретно он хотел в этот момент, – может быть, залечь в постель и, растянувшись в позе морской звезды, уснуть до утра, а может и… – Не нужно, – последовал сбивчивый ответ, и проворные пальцы мгновенно скользнули за пояс джинсов, сжимая мягко, но настойчиво, без слов объясняя, что одними только поцелуями дело не закончится. Не то чтобы Ховард хотел, чтобы всё закончилось. Когда рубашка соскользнула с плеч, повисая ненужным куском материи, Доминик повёл носом, не открывая глаз, и уткнулся им в чуть колючую щёку Беллами. Тот старательно раздевал его, а после, нисколько не церемонясь, уронил на кровать, нависая сверху. В глазах продолжало двоиться и троиться, и Ховарда такой расклад не устраивал, – и одного Беллами бывало порой даже слишком много. Он потряс головой, зажмурившись, и от этого нелепого действия внезапно стало легче, а в животе горячо заворочалось возбуждение. Которое человек над ним продолжал нагнетать одним только своим видом – неприлично довольной физиономией, взлохмаченными отросшими волосами и уверенными пальцами между бёдер.***
Доминик запрокинул голову, чуть приподнимаясь на коленях, и почувствовал, как между влажных ягодиц скользнула головка члена. Хотелось продлить это касание ещё, но желание получить горячую плоть внутри подстегнуло вцепиться пальцами в плечи Мэтта, намекая без лишних слов, что продолжения он жаждал больше всяческих ласк, от которых и так голова шла кругом. Под глазами продолжали вспыхивать самые разные образы – один развратней другого, – пока к губам не прижались настойчивым поцелуем, а внутрь не толкнулись горячо и медлительно. У него давно не было подобного секса, и он максимально сильно расслабился, не спеша насаживаясь самостоятельно почти до конца. Горячий и твёрдый член заполнил его, казалось, без остатка, и от этого ощущения из горла вырвался первый пошлый стон, повисая в воздухе. К шее прижались губами, а после и зубами, и Доминик сделал первое пробное движение, чуть подаваясь вперёд, чтобы изменить угол на более удобный. Скользящее ощущение украло у него очередной всхлип, сводя с ума одним только осознанием того, что Мэтт внутри него. – Мэтт, – выдохнул он, шумно втягивая воздух через нос, отклоняясь назад, чтобы в следующую же секунду вернуться на место. – Дом, – вторил ему Беллами, держа пальцами за талию, жадно разглядывая, но Ховард не мог увидеть этого, пребывая в сладком неведении, отказываясь открывать глаза. Ощущения были ярче и острее, когда он позволял себе только чувствовать, извиваясь всем телом, получая удовольствие и доставляя его в ответ. Все мысли ушли вместе с трезвостью, когда Доминик решился надраться так, чтобы хотя бы на вечер отречься от всех и вся, а особенно – богемной тусовки, которая всеми правдами и неправдами хотела увлечь его праздновать в ещё более роскошное место. На бёдра то и дело опускались горячие ладони, подбадривали, гладили и исчезали, чтобы обвиться тесными объятьями вокруг талии, которую Доминик нещадно изгибал после особенно чувствительного движения. Он полностью управлял процессом, и от этого делалось с каждой минутой всё жарче и невыносимей, но продолжать хотелось как можно дольше, пока тело не откажет в милости растягивать процесс. Не успев ничего сообразить, Ховард оказался на коленях, и те начали бессовестно разъезжаться, не слушаясь хозяина. В голове больше не шумело так настойчиво, но от возбуждения мысли пришли в такой хаос, что единственное, что он смог сделать, – попытаться удержаться в том положении, в котором Мэтт хотел его видеть. Хотел ласкать его, трахать, доводить до исступления, брать и отдавать… Доминик замычал, утыкаясь носом в согнутые локти, и вскинул задницу выше, пытаясь понять, как смотрится со стороны. Он любил делать это – думать о том, как хорошо они выглядят, когда проделывают что-то подобное. Беллами бывал настойчивым и учтивым одновременно, а в следующее же мгновение становился нелепым, словно подросток в свой первый раз. Но выпитый алкоголь делал его исключительно напористым, и он всегда заботился в подобном состоянии не о собственном удовольствии, а о том, чтобы Доминику было комфортно и хорошо. – Вот так? – прошептал он, прижимаясь грудью к влажной от пота спине Ховарда, и тот сжал бёдра с силой, когда рука Мэтта скользнула к его паху. Доминик кивнул, выставляя руки вперёд, чтобы ухватиться хоть за что-нибудь, и первым попавшимся предметом оказалась, конечно же, подушка. Беллами оставил короткий поцелуй ему в плечо, скользнул ниже и отстранился, опуская ладони ему на ягодицы, чуть раздвигая их в стороны. Наверное, он наслаждался увиденным, и, что ещё более вероятно, хотел сделать что-нибудь типичное для самого себя – проскользнуть пальцами, доводя только таким образом до оргазма, или перевернуть резко на спину, заканчивая всё превосходным минетом, от которого ноги дрожали бы несколько минут, или… Беллами вновь потянул его, усаживая к себе на колени, и Доминик послушно навалился ему на грудь, запрокидывая голову и получая долгожданный поцелуй. Он скользил влажной спиной по груди Мэтта, чувствуя, как твёрдые и горячие соски трутся о чувствительную кожу, и задыхался от очередного движения, которое делал сам, замирая, опускаясь на член до конца. Закинув руки назад, Доминик ухватился мстительным захватом за волосы Беллами, раздражённо думая о том, сколь неприлично длинны они, и потянул с силой, боясь сойти с ума от удовольствия, которое они оба, несомненно, делили в равной степени на двоих. Под веками, по-прежнему прикрывающих глаза, ярко вспыхнули причудливые узоры, опаляя сетчатку, и так же быстро погасли, оставляя после себя желание увидеть всё, что между ними происходило. Последним движением скользнув на Мэтте, Доминик отстранился и повалил его на спину, нависая сверху. – Ты должен смотреть в глаза, когда трахаешь меня в таком состоянии, – чуть ли не по слогам произнёс он, надавливая пальцами на плечи отчего-то сопротивляющегося отчаянно Беллами. Тот тоже был чертовски нетрезв, но всё равно не утерял способности связно говорить и двигаться, в отличие от Ховарда, который всё же, после двадцати минут близости слегка протрезвел и снова обрёл возможность выражать желания в нужной форме. – Тогда смотри, – проговорил так же чётко Беллами, опуская ладони на талию Доминика, со странной смесью нежности и похоти глядя прямиком в глаза, – если ещё не утратил способности видеть не желаемое, а действительное. Ховард придвинулся ближе, тяжело дыша. Он решал для себя, чего он хочет больше, и заодно на нетрезвую голову пытался понять, есть ли у слов Мэтта двойное дно. – Я слишком пьян для твоих дурацких ребусов, – ответил он, начиная медленно раскачиваться. Глаза захлопнулись сами по себе, а руки скользнули на удерживаемые в равновесии ладони, скользящие по коже ласково и неторопливо. Где-то, в какой-то паре километров от них, продолжалось веселье, и принимающие в нём участие светские львы и львицы даже не замечали отсутствие двух мужчин, которые, пообещав вернуться через час, так и не сделали этого.