Дорожка в зеркалах

По земле туман змеится, вьются тени меж корней - Чьи же снятся тебе лица в этой сумрачной стране? Не ко времени попавший в перекресток трех миров, Обескровленный, уставший, обезумевший от снов, Пробирайся сквозь кустарник, не жалей себя ничуть - Чтобы стать добычей Твари, надо попросту уснуть. Сколько в этом мире жути растворилось в тишине! Меж песков, в болотной мути, на речном прозрачном дне Те, что часа не дышали и не прожили ни дня Чью-то душу разорвали и сожрали втихаря. Выбираться будет сложно, этот мир свое берет: Что при жизни невозможно - после смерти оживет. Лишь не поддавайся Твари, позабудь, что значит страх: Ждет тебя излом в тумане, как дорожка в зеркалах. Глава 1. Пациент госпиталя св. Мунго Приборы пищат уныло и безнадежно, будто сами сдались и признали, что ничего более сделать нельзя. Я, прильнув к стеклу, не отводя взгляда, смотрю в палату — там, весь в трубочках и сети чутких заклинаний, лежит Снейп. Если его состояние изменится хоть немного, пусть даже незаметно для глаз колдомедиков, заклинания отреагируют радостным визгом. Но я прихожу сюда почти полгода подряд, а сигнальные чары все молчат. Снейп лежит под белым одеялом, совершенно не похожий на себя: землисто-желтая кожа, впитавшая немало паров всяческих зелий, сейчас бледная и холодная, чисто вымытые колдомедиками волосы подстрижены... Непривычно видеть Снейпа без его сальных сосулек. Непривычно и страшно, будто в палате лежит не Снейп, а восковая кукла. — Можно мне... к нему? — тихо спрашиваю я, когда из палаты выходит колдоведьма, только что вкатившая Снейпу очередной бесполезный укол. Она коротко кивает и уходит: за тот месяц, что я тут торчу, персонал привык и больше не устраивает вокруг плясок с бубном — ах, Герой, ах, победитель... Если бы я узнал о хоркруксе в себе хотя бы на час раньше, не так... Яд и клыки Нагини успели сделать свое черное дело. Та кровь, что текла в жилах Снейпа, вся была отравлена — колдомедики потратили немало сил и перебрали немало доноров, прежде чем смогли полностью заменить ее. Но это, увы, не помогло — душа уже выскользнула из тела, и почему-то не желает возвращаться. Только один факт вселяет надежду — во время укуса Снейп был под воздействием Феликс Фелицис. Наверняка он знал, что ему придется испытать на себе яд хозяйского фамилиара, а ведь простым безоаром от него не спастись, вот Снейп и принял ударную дозу зелья. Оно помогало ему жить, пока я и спешно вызванная команда из Мунго не добрались до Воющей хижины. Если бы Ива не билась в истерике, если бы не пришлось успокаивать дерево, если бы я пришел часом раньше, если бы... Из-за меня он здесь. Только из-за меня. Красноватый купол Стазиса не дает мне прикоснуться к Снейпу — а ведь я всего лишь хотел проверить, дышит ли он, жив ли еще. Скоро колдоведьма вернется и выставит меня отсюда, чтобы напоить пациента еще одним пузырьком Феликса, у меня всего полчаса. Да, колдомедики поят Снейпа "жидкой удачей", рискуя сделать наркоманом — или душа мгновенно отделится от его тела и мы потеряем его окончательно. — Мистер Поттер? — я вздрагиваю, оборачиваясь на голос. А, это лечащий врач Снейпа — профессор Смит. Ненавижу его. — Мистеру Снейпу... — Профессору! — Хорошо, — по лицу медика ясно видно, что он думает об этом "профессоре". — Профессору Снейпу не становится лучше. Я предложил бы снять Стазис. — Но он же умрет! — Он уже умер, мистер Поттер. Много времени тому назад. Ногти больно вонзаются в мякоть ладони, так я сжимаю кулак. Так хочется врезать этому докторишке прямо по очкам, чтобы тонкие линзы хрустнули и... Нет, нельзя так думать. Гермиона права — я озлобился. Я стал совсем другим после Войны. — Я вам мало денег плачу? — голос мой звучит глухо, ведь горло сейчас — как деревянное. — Нет, нет, что вы... — докторишка даже пугается: еще бы, ведь на лечение Снейпа я отвалил сумму, за которую Мунго полностью восстановило разрушенное в ходе войны левое крыло и закупило новое оборудование, молчу уже о зельях. — Тогда в чем дело? — теперь я почти срываюсь в крик. — Койку не терпится освободить? — Мистер Поттер! Вокруг уже танцуют вихри магии. После того, как хоркрукс Волдеморта разрушился, я осознал, что стал намного сильнее. Теперь я могу спокойно левитировать тяжелые предметы вроде кресел или тяжелых камней, а раньше мог поднять лишь перо или тонкую книгу. Вот только контролировать свои силы я еще не умею, поэтому часто случаются выбросы. И да, я знаю, что это плохо. — Вы продолжите его лечить! — шиплю я, неосознанно переходя на серпентанго. — И будете делать это, пока он дышит! Денег в моих сейфах хватит, чтобы поддерживать Снейпа триста лет! — Хорошо, хорошо, я понял, все хорошо, опустите стул, мистер Поттер, Мерлином прошу... Только сейчас я замечаю, что тяжелый, вырезанный в форме куба, стул госпиталя висит прямо над головой профессора Смита. Моргнув, я заставляю его отлететь назад, к стене. Врач выскакивает из палаты, как ошпаренный, и я успеваю уловить кусочек фразы: — ...Герой называется, над преступником трясется... Подавив в себе желание бросить в дверь стоящей на тумбочке вазой, выхожу из палаты, спускаюсь вниз. Гермиона поднимается навстречу мне: — Гарри, а я за тобой... — Спасибо, но не стоило. — Там дождь, возьми куртку, — Гермиона протягивает мне мою джинсовку. Демонстративно вынимаю палочку и накладываю на рубашку отталкивающие воду чары. Гермиона опускает глаза, и мне вдруг становится стыдно. — Прости, — я забираю куртку, — может быть, ты и права. Там может быть холодно. — Ты почти не выходишь из Мунго, Гарри. Джинни волнуется за тебя. Пожалей ее — она потеряла брата. — Я тоже много кого потерял, Гермиона. Только меня никто не жалеет. Мы выходим под дождь — зачарованная куртка отталкивает мелкие капельки, и если маггл сейчас посмотрит на меня, он увидит вокруг куртки обрисованный брызгами силуэт. Гермиона раскрывает зонт — большой, черный, совершенно безликий. Он тоже зачарован Импервиусом. — Как Снейп? — нарушает молчание Гермиона. — Все так же, — роняю я. — Плохо. Летящие по дороге машины превращают лужи в веера брызг. Я морщусь и отряхиваю забрызганные брюки. Гермиона, с жалостью посмотрев на меня, исподтишка высушивает их заклинанием. — Что ты собираешся делать, Гарри? Ты же не думаешь, что он вернется, как... как ты. — У Снейпа одна душа и убит он не Авадой... — Да... Зачем тебе это? Ты же ненавидишь Снейпа! — Ты не понимаешь, Гермиона. Фреда, Ремуса и остальных погибших уже не спасти. А если я отпущу еще и Снейпа, их станет пятьдесят три. На одного больше... Дождь становится еще сильнее. Из-за завесы дождя далеких зданий уже не видно. — Нет, я больше не могу так! — Гермиона складывает зонт и прячет лицо в ладонях. По ее волосам текут капли, пушистые пряди быстро намокают и липнут к лицу. Гермиона убирает их ото рта пальцем. Я не успеваю ничего сказать, подруга хватает меня за руки и горячо начинает тараторить: — Сходи к кентаврам, Гарри, в Запретный лес, к кентаврам, обязательно, прямо сейчас сходи! — Может быть, завтра? Я устал и, кажется, у меня пропускают ботинки. — Прямо сейчас, Гарри! — горячо кричит Гермиона, не заботясь, что магглы уже оборачиваются на нее. — Потом поздно будет! Гермиона всхлипывает, ее губы некрасиво кривятся. По лицу вперемешку с каплями дождя текут слезы. Я тянусь обнять ее, утешить, но подруга с силой толкает меня в грудь и убегает, так ничего и не объяснив. И чего она рыдает? У нее же все хорошо, Рон пылинки сдувает, Молли к свадьбе помогает готовиться... Она же не я... С Джинни все натянуто, Снейп вон... В больнице... Правда, что ли, к кентаврам сходить. Они мудры нечеловеческой мудростью, может быть, подскажут, что еще сделать, чтобы вернуть Снейпа? Я так виноват. Я так безмерно перед ним виноват! И, пока не извинюсь, не будет мне покоя на этом свете. * * * Я долго стою перед воротами Хогвартса, приложив ладонь к кованой решетке. Заходить пока не хочется — я просто любуюсь на громаду замка, отстроенными башнями смотрящую в небо. Надо же, всего за месяц отстроили. МакГонагалл приложила все усилия, чтобы юные маги, которым предстоит приехать в сентябре, не увидели израненный взрывами замок и испещренное кратерами квиддичное поле. Сейчас Хогвартс похож на тот, что я увидел в свои одиннадцать лет — таинственный и гордый, он уютно раскрывает свои объятия: иди, иди, малыш, ты дома. Ты здесь в безопасности. Беспокоить Хагрида не хочется, и я пригибаюсь, когда прохожу рядом с его наполовину отстроенной сторожкой — сейчас я не настроен на долгие разговоры, на "а когда я тебя привез, ты был вот таким" и на "все еще так похож на отца, но глаза — мамины". Все это я слышал уже не раз, и, признаться, мне порядком все это надоело. В раздумьях — искать кентавра в лесу, все равно что искать иголку в стоге сена — я бреду в Запретный лес, которого когда-то боялся. Признаться, акромантулов я до сих пор боюсь, учитывая, каким огромным был их папаша, но теперь я хотя бы знаю, как не попасть в их логово. Всего лишь не стоит лезть между деревьев, где висит здоровая, со спутниковую тарелку, паутина, в которой безжизненно болтаются останки мелких лесных зверюшек и птиц. Я сворачиваю подальше от страшного места и ухмыляюсь: будь со мной Рон, он бы сейчас бежал впереди собственного визга, верещал и на бегу пытался упасть в обморок. Каким бы храбрым аврором Рон ни обещал стать, пауков он до сих пор не выносит. Да где же табун кентавров? Обычно они появляются сразу, ведь кентавры так не любят чужих в своем лесу. А сейчас только вороны над головой бранятся... — Звезды рассказали мне, что вы придете, Гарри Поттер, — меланхолично раздается откуда-то сбоку. Чуть не поскользнувшись на мокрой траве, оборачиваюсь, щурясь и протирая забрызганные дождем очки пальцами. Да, ожидания не подвели! — Фиренце! — Вы искали меня, Гарри? — кентавр склоняет белокурую голову набок. — Я вижу по вашим глазам, что вы хотели поговорить. Пройдемся? Кентавр подгибает передние ноги, явно приглашая забраться, но я упрямо мотаю головой: в прошлый раз такая поездка едва не обернулась для Фиренце плачевно, и если нас увидят Ронан или Бейн, Фиренце снова выгонят из табуна, если не убьют совсем. — Я пройдусь, — коротко говорю я. — Не стоит из-за меня волноваться. Меня интересует один вопрос... — Задавайте, — Фиренце медленным шагом идет рядом со мной. — Есть человек. Он сейчас лежит в коме. Как можно заставить его очнуться? — Никак, — спокойно заявляет Фиренце, не глядя на меня. Кровь в жилах вскипает — я надеялся, хотя бы этот не станет заявлять, что Снейп безнадежен!!! Но Фиренце никак не реагирует на мой болезненный оскал — он просто продолжает говорить: — Душа заблудилась. Если успеет найти путь — вернется. Если нет... — Но я вернулся сам! Почему он тоже так не может? — Меркурий проходит точку зенита, — загадочно говорит Фиренце, заставляя меня сжать зубы так, что они начинают скрипеть. — Души уходят по разному, Гарри Поттер. Некоторые сразу вверх... Хочется побиться головой о дерево — почему он говорит так загадочно? Так медленно? — Некоторые сразу вниз... "Быстрее, черт тебя побери!" — Некоторые попадают в излом... Незнакомое слово заставляет мой слух сделать стойку, как охотничья собака. Об изломах я еще ничего не слышал и даже не читал, хотя перерыл всю библиотеку на Гриммаулд Плейс. — Расскажите поподробнее? — как можно вежливей прошу я. — Я не был там, — кратко сообщает Фиренце, заставляя меня едва ли не взвыть. — Я не знаю, как оттуда вернуться. Я опускаю голову. Все кончено. -...Но знаю, как туда попасть. — Надо умереть, верно? — тихо говорю я. — Что, если я пойду в Мунго и заставлю их ввести меня в кому... — Вы лишь зря погубите себя, Гарри Поттер. Есть и другой путь. Но вы живы... Живые оттуда не возвращаются. — Сколько у меня времени? — тихо, но решительно спрашиваю я. Фиренце смотрит на хмурящееся тучами небо, после на траву и заявляет: — Туман поднимется к утру. Приходите завтра до рассвета к Черному озеру. Я буду ждать вас там, Гарри Поттер. * * * — Кричер, пергамент и перо мне, — едва коснувшись пола дома ногами, командую я. Постаревший Кричер, охая и держась за поясницу, ковыляет навстречу. — Опять хозяин гулял под дождем, — бормочет домовик, принимая из моих рук вымокшую, несмотря на заклинания, куртку. — Простудится, заработает воспаление легких и сляжет. Как Кричер посмотрит в глаза хозяину, если он заболеет? — Хватит кудахтать, — устало прошу я, опускаясь на диван. — Ходит и ходит, — упрямо шевелит губами Кричер. — Зонт постоянно забывает, магией не пользуется. Что сказала бы старая госпожа? — Сказала бы: "Сдохнет — не жалко", — парирую я, испытывая одно лишь усталое раздражение. — Кричер, перо и пергамент мне, пожалуйста. — Кричер готовил, старался, а хозяин даже не попробовал, — скрывшийся было на кухне домовик ковыляет обратно, неся в сухих лапках две тарелки, от которых поднимается умопомрачительный запах. — Куриный суп с лапшой и азу из индейки специально для хозяина. На десерт — пирог с патокой. — Я не голоден. На мордочке Кричера отражается такое огорчение, что я сдаюсь — беру ложку и зачерпываю суп. Только проглотив горячую жидкость, понимаю, насколько же я замерз и как хочу есть — такое ощущение, что я пью живительный нектар, а не простой куриный бульон. С супом я расправляюсь в два счета, азу с индейкой и неизвестными мне грибами улетает так же быстро, и когда я смыкаю ладони на исходящей паром кружке чая, наконец, оттаиваю. Кричер мгновенно уносит посуду, притаскивает теплый пушистый плед, заворачивая меня в него, и разжигает камин. От тепла и сытости ужасно хочется спать, но я терплю изо всех сил — я еще не закончил. — Перо и пергамент, — членораздельно повторяю я. Вот теперь Кричер исполняет мою просьбу — прямо из воздуха на мои колени медленно опускаются тонкий, дорогой пергамент и позолоченное перо. — Чернила? — Перо пишет само, хозяин, вы диктуйте. — Хорошо... Уйди, мешаешь. — Сову принести, хозяин? — Это бумага в Гринготтс. Сам отнесешь, сове не доверяю. Кричер, наконец, скрывается, а я, сжав виски ладонями, диктую: "Я, Гарри Джеймс Поттер, волшебник, кавалер ордена Мерлина I степени, находясь в здравом уме и твердой памяти, завещаю после моей смерти: — артефакты и изделия гоблинской работы передать в собственность школы чародейства и волшебства Хогвартс, до прямого распоряжения директора или лица, исполняющего его обязанности; — половину всех денег, содержащегося в моих сейфах, а так же иные драгоценности передать Молли Уизли, урожденной Прюэтт, с возможностью распоряжаться ими по своему усмотрению; — четверть денег передать Андромеде Тонкс, урожденной Блэк, с возможностью распоряжаться ими по своему усмотрению; — четверть денег передать во владение Северусу Тобиасу Снейпу, с возможностью распоряжаться ими по своему усмотрению, либо, если С. Т. Снейп умрет, не приходя в сознание, передать госпиталю имени св. Мунго. Я, Гарри Джеймс Поттер..." Добавив еще несколько пунктов о правах и условиях вступления в наследование, я ставлю подпись, и, прикоснувшись палочкой, зову Кричера: — Отнесешь в Гринготтс. Передашь лично главному гоблину. Кричер в шоке распахивает глаза, разглядывая пергамент. — Хозяин болен? — Хозяин уходит в излом, — отвечаю я. — Если не вернусь, перейдешь в семью Андромеды Тонкс. — Хозяин не пойдет! — Кричер вцепляется мне в штанину мертвой хваткой. — Хозяин сгинет там, и Кричер должен будет себя наказать, жестоко наказать! Кричер плохой эльф! Гадкий, гадкий эльф! Не уследил за хозяином! — Отвяжись! — Хозяин не пойдет! — Кричер воздевает сухую лапку, чтобы заколдовать меня, но тут мое терпение лопается. Я дергаю ногой и Кричер, не удержавшись, улетает к дальней стене. Ударившись, он сворачивается в клубочек и я со стыдом замечаю, что плечи его трясутся. — Хозяин Поттер... совсем себя не жалеет... гадкий, гадкий Кричер, гадкий эльф! — Кричер с размаху прикладывается головой о плинтус, завывая. Становится противно. — Я запрещаю себя наказывать! Слышал? — говорю я, ища глазами подаренный Роном и уроненный, да и позабытый за диваном походный нож. — Гадкий эльф! — Кричер! Уйди от стены! — раздражаюсь я. Наконец домовик слушается и отползает от стены, продолжая орошать пол слезами. Хватаю куртку, нож и выхожу из дома — не могу смотреть. Сил моих не хватает. До рассвета еще три часа. Глава 2. Излом и его флора и фауна. — Вижу, вы все-таки пришли, — будит меня голос Фиренце. Я вздрагиваю, морщась от прикосновений совершенно отсыревшей куртки к телу. Я просидел на этом камне всю ночь, и поднявшийся туман порядком успел мне надоесть. На ботинках блестит утренняя роса, подошвы отяжелели от набранной на них грязи. Земля так отсырела, что чавкает и хлюпает под ногами — длинная цепочка следов тянется от главных ворот к Запретному лесу, вокруг сторожки Хагрида, потом снова в Запретный лес — я ждал Фиренце. Следы ведут к Черному озеру, закручиваются вокруг валуна — я так долго ходил кругами, что протоптал канавку. У валуна следы обрываются — устав бродить и достаточно озябнув, я забрался на камень, подложил под себя руки и уснул сидя. — Я пришел, — соглашаюсь я, стуча зубами от пробирающего насквозь холода. — Мы идем в излом? — Никуда идти не надо. Нужно просто подождать. — Чего? Восхода? — Дождь был, — загадочно отвечает Фиренце, зачем-то трогая копытом озерную воду. Больше я ничего не спрашиваю, зная, что вразумительного и понятного ответа не получу в любом случае. Я просто снова поджимаю руки под озябшую задницу, жалея, что не надел перчаток, и терпеливо сижу на осточертевшем камне. — Я не был там, — снова говорит Фиренце. — Я слышал, — стиснув зубы и призывая все свое терпение, отвечаю я. — Я не знаю, что встретит вас в том мире, Гарри Поттер. Огонь, вода, небо? Куда попадете вы через промоину в пространстве? Может, упадете с высоты Астрономической башни или окажетесь на тех глубинах океана, где могут жить только безглазые морские гады... — Я это уже понял. Я готов. — Вряд ли там действует ваша магия. — Переживу. — Вы не вернетесь. В любом случае. Готовы ли вы? И готовы ли ваши близкие? Вот этот вопрос застает меня врасплох. Я же так никому и не сказал! Ни Рону, ни Джинни, ни миссис Уизли — хотя нет, правильно сделал. Рон обязательно бы дернулся со мной — он же со мной в любое пекло полезет, при условии, что там нет пауков и проблем с питанием. Джинни приклеила бы меня к стене заклинанием Вечного приклеивания и просто никуда не пустила бы. Миссис Уизли... Нет, ей говорить было бы слишком жестоко. Она же считает меня сыном. Она и так потеряла Фреда... — Одна юная леди следит за вами, Гарри Поттер, — Фиренце наклоняется к самому моему уху. — Я вернусь, когда над водой поднимется туман. Кентавр спешно удаляется, и, едва он скрывается в лесу, воздух передо мной искажается. — Гермиона! — удивленно восклицаю я. — Кричер дал мне твою мантию, — подруга слабо улыбается, комкая серебристую ткань. — И сказал, куда ты собрался. — Откуда ты знала, где меня искать? — Я же сама посоветовала тебе обратиться к кентаврам. — Да, глупый вопрос, — признаю я, замолкая. Гермиона опускает глаза и не смотрит на меня, пока я молчу, пытаясь ухватить вертящуюся на языке мысль. Лохматая совсем... Наверное, и не ложилась. Глаза красные — опять читала всю ночь. — Гарри, я... Я читала... Вернувшиеся из клинической смерти описывали это место так ужасно... — Ты никому не скажешь, — ровно говорю я, смотря сквозь Гермиону. — Никому. Даже Рону. Пусть все думают, что я пропал. Сбежал из-под венца. Уехал. Вдруг у меня получится вернуться. — Гарри, — губы подруги подрагивают. — Почему? — Один раз я уже шел на смерть, Гермиона. Это не страшно. Слова спокойны, а в желудке точно ледяной еж ворочается. Страшно, еще как страшно! И жить хочется, любить хочется — кому понравится умирать по два раза в год в семнадцать лет? — Ты всегда ненавидел его. Ты называл его ублюдком и сальноволосой мразью. — Извинюсь, когда увижу. Спасибо, что напомнила. — Ты все равно сделаешь по-своему? — губы Гермионы опять кривятся, но она чудовищным усилием удерживает лицо и выпрямляется, как королева, идущая на казнь. — Извини. — За что? За то, что ты гриффиндорец? За то, что пойдешь туда один? За то, что я ничем, впервые ничем не могу тебе помочь? Она резко отворачивается, но я все равно успеваю заметить две слезинки на ее щеках. Луна скрывается, и все погружается в темноту. Час перед рассветом — самый темный, не так ли? От влажной земли и правда поднимается туман. Я никогда не видел подобных туманов — он будто светится тем нежным светом, которым светятся призраки. Он обволакивает, целует обшлаги брюк, потом замирает, обидевшись, и его становится все больше и больше. Туман этот настолько густой, что я не вижу своих ботинок. — Иди домой. Ты замерзнешь. — Ты изменился, Гарри. И дело не в выросшей магии, — говорит Гермиона, не глядя на меня. — Ты ожесточился. — Повзрослел. — Огрубел. — Стал меньше нервничать. — Безразличный, — не отстает Гермиона. — Много сплю, — парирую я. — Шрам больше не мешает. Гермиона вдруг кидается мне на шею, и мне на мгновение кажется, что она сейчас снова выпалит: "Гарри, ты — великий волшебник!". Но она просто изо всех сил стискивает меня в объятиях, и я нерешительно поднимаю ладони, чтобы обнять ее в ответ. Да ее колотит! Сколько времени она стояла тут, под мантией, не зная, что мне сказать? Сама подсказала мне выход и сейчас пытается отговорить? — Пора, — я отстраняюсь от Гермионы. — Туман уже над озером. — Пора, — слышу я сзади голос Фиренце. — Гарри Поттер, вы когда-нибудь гадали по зеркалу? — Не довелось, — я ежусь. Так хочется сдаться, бросить все, плюнуть на Снейпа и пойти домой! Верный Кричер снова будет бухтеть, что я весь промок и накормит меня супом. Джинни ничего так и не узнает. И все пойдет по-старому. Но как мне потом жить, зная, что я мог спасти человеку жизнь и просто струсил? Струсил, подобно Малфою или Петтигрю? Как жить после этого?.. Гермиона права. Я неисправимый гриффиндорец. — Смотрите, Гарри Поттер, — трогает меня за плечо Фиренце. — Смотрите на туман. Наползающая на воду белая дымка отражает лес. Одно странно — отразившиеся деревья почему-то голые и безжизненные, странно искривленные и низенькие. А еще этот странный грязно-серый оттенок... — Что мне делать? — Шагнуть. Просто шагнуть. Я на негнущихся ногах вхожу в воду. Осенний холод обжигает ноги, заставляя передернуться. Что? Просто шагнуть туда? Я ожидал нечто вроде портала, крутящихся в воздухе вихрей, на худой конец, кровавого ритуала, а оказалось, нужно всего лишь утопиться? Как же заставить себя сделать шаг вперед... Чувствую укол совести — я малодушно мечтаю о сухих носках и горячем супе, а Снейп пятый месяц лежит пластом в Мунго. И еще один нюанс вспоминаю я. Нюанс, после которого сомнения отпадают за ненадобностью. Снейп пятый месяц лежит пластом в Мунго. Но навещаю его почему-то один только я. — Гермиона? — оборачиваюсь я на подругу. Она дергается, будто решив шагнуть, но раздумав: — Что? — Моя мантия. Подари ее Рону. Он такую всегда хотел. И с упокоенной душой я делаю последний шаг. В следующий момент меня будто дергает в озеро невидимая рука или щупальце, я проваливаюсь по колено, потом по бедро. Горло сдавливает приступом удушья, хочется вдохнуть, грудь разрывается на части, я царапаю горло ногтями, слезы наворачиваются на глаза: дышать! Дышать! Я хочу дышать! Все кончается так же резко, как начинается. Когда воздух со свистом врывается мне в легкие, когда я заканчиваю кашлять и вытирать навернувшиеся слезы, понимаю, что весь ниже пояса схвачен. Локти мгновенно намокают, стоит мне опустить руки. Да я по пояс завяз в жидкой грязи! Ну, ничего. Вон там, всего в паре футов от меня, торчит дохленький куст. Его вполне хватит, чтобы вытащить себя из грязи. Только добрести... Но едва я пытаюсь двинуть ногой, я ухожу в грязь еще глубже. Вот теперь меня охватывает паника. Я совершенно точно совершил переход, лес вокруг, насколько хватает глаз, затянут туманом и безжизненно-сер... Я совершил переход и теперь обречен умереть вот так? Заживо схваченный грязью? Ну, нет уж! Изо всех сил рванувшись, я выбрасываю руки вперед, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь. Жалкая попытка! Теперь я утонул по грудь. Дышать тяжело, трясина затягивает при каждом движении грудной клетки... Только руки на свободе, но скоро я погружусь полностью, и, надеюсь, задохнусь быстро... Нет, я не хочу, не хочу! Может быть, рядом есть еще люди, ведь Снейп — не единственный коматозник, вдруг меня услышат, вытянут меня? — Помогите! — из последних сил ору я, раскидывая руки: это немного замедляет погружение. — Кто-нибудь! Кто-нибудь, помогите! И в этот момент происходит чудо. Какова вероятность того, что в болотах меня услышат? Что увидят в этом густом белесом тумане? Какова вероятность того, что рядом есть хоть одна душа? Этот мир мог быть огромен, как Вселенная... По макушке меня упруго бьет ветка: — Хватайся! От давления трясины, а тем более от этого проклятого тумана, я ничего не вижу вокруг, но за ветку успеваю схватиться обеими руками. Сделав это движение, я ухожу в топь по самую шею. — Держи! — резкий рывок: мои плечи освобождаются, и я сам, перебирая руками, пытаюсь перехватить ветку удобнее. — Держи, не отпускай! Когда знакомый голос произносит последнюю фразу, я ощущаю на щиколотке ледяную руку. Заорав от ужаса, я так дергаю ветку, что, наверное, едва не утаскиваю своего спасителя за собой. Но рука держит крепко, в плоть впиваются острые когти, а теперь прибавляется еще одно ледяное прикосновение: к другой ноге, повыше колена. — Меня схватили! — ору я, ослепленный ужасом. — Схватили! — Держи! Не отпускай ни в коем случае! От боли и страха я почти ничего не понимаю. Такое ощущение, что мной решили поиграть в перетягивание каната. Мой спаситель с берега тянет, не жалея сил, но чем сильнее он тянет, тем сильнее меня утаскивают обратно в трясину две ледяные когтистые лапы. Если там, под водой, меня не отпустят, меня просто разорвет пополам! — За палку! Хватайся, ну! — по запястью приходится сильный удар суковатой палки. Обдирая ладонь, я хватаюсь за протянутый сук, и следующий рывок заставляет меня кубарем покатиться по береговому мху. Вскочив, я смотрю на свои ноги — они опутаны болотной тиной и травой. — Я запутался... в этом? — сочный звук удара заставляет меня вздрогнуть и поднять глаза. Лучше бы я этого не делал. Увиденное едва ли не заставляет заорать в голос и отшатнуться подальше: в топь медленно погружается обрюзгший голый старик с головой жабы. Уродливая морда твари вся в тине, а между когтистых пальцев натянуты перепонки. Обиженно квакнув, чудовище ныряет, напоследок шлепнув по поверхности топи широким рыбьим хвостом. — Быстрее! Надо выбраться из тумана! — палка летит на упругий мох, меня снова хватают за руку и тянут. — Быстрее, черт тебя побери! Он вернется с мавками, и я не завидую тебе! Я спотыкаюсь, обдираю колени о поваленные гниющие деревья, но бегу, бегу, пока толчок в спину не заставляет упасть ничком на белесую, неживую траву. — Тихо! — мое лицо вжимают в траву так, что носу, прижатому к земле, становится больно. Меня так напугал старик с жабьей головой из болота, что я сжимаюсь в комок и не издаю ни звука, пока хватка на затылке не ослабевает. Застонав, я поворачиваю голову. Здесь тумана нет. Но лес вокруг кажется торчащим из молочно-белого дыма. Не видно ни корней, ни болота. И на этом фоне еще страшнее выглядит быстро удаляющаяся от нас туча дыма. — Пронесло, — раздается сбоку, и я, наконец, поднимаю глаза. * * * — Снейп, — констатирую я. Запоздалый страх крепко ударил по затылку: хочется забиться под корни какого-нибудь дерева, скрючиться там и затихнуть — меня не видно, меня не съедят. Все-таки я слишком много на себя взял — переход, болото, еще и эта жабья морда... Вот что я делал бы, если бы Снейп чудесным образом не оказался рядом? Наверняка бы уже утонул стоя в жирной грязи. Зубы стучат, выбивая крупную дробь — где я, где я, что это за место?.. Пощечина заставляет голову мотнуться. Я обиженно вскидываю глаза: Снейп, хмурясь, сложил руки на груди и разглядывает меня, как какого-нибудь редкого жука, который в принципе не должен был водиться в месте, где его поймали. — Отставить истерику, Поттер, — предупреждает Снейп, брезгливо вытерев руку о мантию. — Поздно уже. Вставайте, вам лучше отмыться, пока эта дрянь не ссохлась. Только сейчас вспоминаю, что я от шеи и до самых ботинок облеплен тиной и грязью. Пытаюсь счистить грязь ладонями, но лишь пачкаюсь еще сильнее. — Туман рассеивается... Тварь вернется нескоро. Быстрее, Поттер, если не хотите, чтобы вас сожрали. Позволяю поднять себя за шиворот — ужас все еще не отпускает меня, заставляя коленки трястись и подгибаться. Снейп тащит меня чуть ли не волоком за собой — как он ориентируется в этом тумане, я даже не представляю. Он выводит меня к ручью и демонстративно отворачивается. Сгорая от стыда, я стаскиваю огрубевшую от грязи одежду и полощу в ручье. Вода настолько ледяная, что отмыться я не решаюсь — лишь протираю тело от грязи своей же рубашкой, полощу ее и развешиваю на кустах, чтобы просохла. Если бы еще растереть руки, которые от холода напоминают клешни краба... — Как это случилось, Поттер? — Случилось что, профессор? — немедленно отзываюсь я, пытаясь выскрести комок тины из ботинка. — Как вы погибли? Лорд? Шальная Авада? Кто победил в битве? Удивленно оборачиваюсь на Снейпа — на его лице застыла маска сосредоточенности, между бровей залегла глубокая складка, губы поджаты. Ах, да, возможно, в изломе время течет иначе, чем в наше мире. Наверняка для самого Снейпа со времени его смерти не прошло и дня. — Прошло уже пять месяцев, сэр. Волдеморт мертв. А я в некотором роде еще жив, — пытаюсь я улыбнуться заледеневшими губами. Туман действительно рассеивается — поднимается ветер. Заметив, что я фактически посинел от холода, Снейп расстегивает мантию и набрасывает на меня, оставаясь в некогда бывшей белой рубашке и брюках. — Спасибо, — искренне благодарю я. — Проклятый ветер. — Ветер это хорошо, Поттер. Ваша одежда быстро высохнет, и Тварь не почует вас через туман. Привыкайте бояться ее, Поттер. Привыкайте, что вы мертвы. Кстати, вы так и не ответили, как это произошло? — Я жив, — упрямо повторяю я. — Я пришел за вами через излом, сэр. Мне показал его Фиренце. Вы пятый месяц лежите в Мунго в коме, врачи ничего не могут сделать, вот я и подумал... Лицо Снейпа суровеет. — Прийти за вами... — тихо заканчиваю я, наблюдая, как Снейп медленно звереет. — Идиот! — грубо встряхнув меня за шкирку, кричит Снейп. — Вы — полный идиот, Поттер! Говорил я Дамблдору: Гриффиндор — это диагноз! Что, нравится чувствовать себя героем? Нравится осознание того, что вы, живой человек, жертвуете собой во имя справедливости? Тогда слушайте и вникайте, Поттер! Этот мир — дом нежити! Вы знаете, что такое нежить, Поттер? Это тот болотник, который чуть не утащил вас в трясину! Это та Тварь, то черное облако! Это множество, огромное множество дряни, которая лезет в наш мир через тонкие места! Да на ваше живое тепло вся эта нежить будет лететь, как мотыльки на огонь! В конце своей тирады Снейп захлебывается воздухом, хватает мою рубашку и кидает ее мне в лицо: — Лучше бы я не вытаскивал вас из болота, Поттер. У меня были бы шансы продержаться подольше. А вот теперь зверею я. О чем я думал, в самом деле? Что Снейп рассыплется в благодарностях? Что простит мне мои прегрешения здесь и сразу? — Вы — сальная, зловредная задница! — кричу я в лицо Снейпу, одеваясь во влажную еще одежду и дергая пуговицы. — Вас даже смерть исправить не может! Я пришел, чтобы помочь вам выбраться, а вы смотрите на меня, как на врага народа! Видела бы мама... Выплюнув этот, по моему мнению, убийственный комментарий, я разворачиваюсь и направляюсь к болоту — черт с ним, со Снейпом! Пусть его хоть сожрут, мне не жалко! Вот вернусь сейчас, скажу Гермионе, что передумал, и пусть Снейп сколь угодно лежит под капельницами в Мунго, плевать мне на него! Ублюдок! — Ублюдок! — выдыхаю я, попутно ударяя кулаком по скривившейся березе — ее уродливый ствол будто в узел завязан. — Скотина! Это я идиот? Это он идиот! Хоть бы слово доброе сказал, хоть раз в жизни! Глаза у меня матери, видите ли! Упырь! Сам кого хочешь сожрет и не заметит, уверен, от него вся нежить в страхе разбегается! Очень скоро я понимаю, что потерялся. Упругий мох, покрывающий всю землю, не сохраняет следов — я пробую повернуть назад и повторить маршрут, но только запутываюсь еще сильнее. Где эта кривая береза? Здесь все деревья изуродованы, искалечены — где сломаны все ветки, где ствол кривой, где корни выпирают из земли, как вены старика. Потерялся. Черт возьми, потерялся в этом гребаном тумане! Что же это за мир такой? Отчаявшись, я сажусь на мох — пропал. Снейп прав — я вспыльчивый и бестолковый. Справа мелькает огонек. Охваченный безумной надеждой, бросаюсь туда, но натыкаюсь на валежник. Поваленный, видимо, бурей огромный ствол щетинится ветками — я вряд ли переберусь. Да и не помню я, чтобы видел это дерево по пути... Огонек настойчиво зовет меня, то удаляясь, то приближаясь вновь, и я решаю все же попытаться перелезть, даже если придется порвать о сучья одежду. Но едва я забрасываю ногу на ствол, мне на плечо ложится рука. — Мерлин, откуда вы взялись? — взвиваюсь я, сбрасывая ладонь Снейпа с плеча. — Шел за тобой, — неприятно ухмыляется Снейп, поигрывая все той же палкой, которой он вытаскивал меня из болота. — На перечисление моих лучших качеств успел. Ты ходишь кругами по небольшому пятачку, Поттер. За тобой было забавно наблюдать. — Что же вы вышли из тумана, профессор? — плююсь ядом я. Вместо ответа Снейп указывает в сторону огонька. Он приближается, будто рассерженный моим невниманием. Постепенно из тумана вырисовывается странное существо: будто составленное из темных струек дыма одноногое нечто, держащее в лапе фонарь. Он качается на хрупкой ноге, ожидая, что я пойду следом. Я пячусь. Снейп замахивается на существо палкой: — Пшел в болото! Существо, обиженно мигнув фонарем, рассыпается и впитывается в белесый мох без следа. — Это что было? — спрашиваю я. — Болотный фонарник, Поттер. Если уроки ЗОТИ не выветрились еще из вашей столь обременненной подвигами головы, вы вспомните, чем опасно это существо. Но в голову ничего не приходит. Опустив голову, я выслушиваю язвительный комментарий о моей "девичьей памяти", плавно переходящий в фактическую оценку способностей вообще, прежде чем Снейп снисходительно отвечает: — Фонарник заманил бы вас огоньком в болото, Поттер, а там вас ждал бы болотник в компании мавок. Вспомнив премерзкий гибрид старика и жабы, я передергиваюсь. — Пойдемте, Поттер. Нельзя долго оставаться в тумане. Меня давно уже сожрали бы, если бы я не научился находить островки. Снейп выводит меня на тот клочок мха, где я впервые увидел пресловутую Тварь. Туман действительно будто обтекает это место стороной. Жаль, для двоих тут тесновато. Я выслушиваю еще немало реплик, обличающих мою неуклюжесть, прежде чем мы устраиваемся на мху так, чтобы ни ноги, ни руки наши не высовывались в туман. — Спите, Поттер. Через несколько часов этот островок уйдет в туман, и нам будет необходимо найти другой. Отдыхайте, пока есть время, — Снейп набрасывает на меня свою мантию, заметив, видимо, как я ежусь в еще не до конца высохшей одежде. Засыпать в этот раз тяжело — то и дело мне снится, что меня утаскивает в болото жабомордый монстр, что я падаю в овраг, замученный плясками фонарника... — Видимо, я должен сказать спасибо, Поттер, — снится мне голос Снейпа. — После того, как Тварь сожрала вашего блохастого крестного, мне приходится выживать в одиночку. Глава 3. Волшебная сила березы, ночные страхи и вопрос времени Проснувшись, я долго не могу понять, где нахожусь. Вокруг, насколько хватает глаз, стоит молочно-белая пелена тумана, из которой торчат редкие верхушки деревьев. Подо мной — выцветший белесый мох. Единственное цветное пятно, на котором хоть как-то может отдохнуть взгляд — мантия Снейпа, которой я укрыт. Хозяин же мантии сидит рядом и бессовестно чистит что-то моим ножом. — Лазить по чужим курткам неприлично, сэр, — не удерживаюсь я от издевки. Ну, кто меня за язык тянул? Снейп смотрит на меня с выражением оскорбленного достоинства на лице, демонстративно складывает нож и пододвигает ко мне дырявый лист лопуха с лежащими на них корешками и кусочками грибов. — Отравить решили? — я опасливо поглядываю на корешки. — Ешьте, Поттер. Не обещаю, что будет вкусно, но желудок набьете. Вы будете так любезны одолжить мне нож, чтобы я вырезал еще одну палку? Черт возьми, ну откуда в нем это безумное сочетание великосветских манер и ведра яда? И я хорош — полез в настоящее пекло, чтобы извиниться, а сам только гадости и говорю. — Поттер, виноватое выражение лица вам не идет. Так можно я возьму нож? — Берите, конечно, — спешу буркнуть я и отворачиваюсь чтобы Снейп не увидел раздражения на моем лице. Корешки оказываются на вкус сладковатыми и мучнистыми, грибы напоминают старую подошву, но мой организм слишком измучен ужасом этого мира и купанием в ледяном ручье — я съел бы и подошву, если бы не перспектива шагать по корням босиком. Когда я заканчиваю со скудным завтраком, возвращается Снейп и протягивает мне длинную и толстую палку, тщательно очищенную от веток и сучьев: — Вот, возьмите. И не стесняйтесь пускать в ход. — Дайте угадаю, — хмыкаю я, опираясь на подарок и вставая. — Волшебная сила березы? Мне очертить вокруг себя круг и встать в него? Снейп смотрит на меня, как на идиота, и с жалостью сообщает: — Поттер, не старайтесь казаться умнее, чем вы есть, ну, не идет вам! Будут сильно докучать — просто врежьте посильнее. В этом мире грубая сила решает все. Туман постепенно расползается, тонкими струйками затекая нам под ноги. Передернувшись, Снейп шагает вперед, я же стараюсь не отставать — слишком хорошо помню вчерашнего фонарника. — Идите тише, Поттер, — советует Снейп по пути. — Не шумите, как конь на водопое. Иначе соберете всю здешнюю нечисть, они давно не видели свежатинки. — Какая гадость, — морщусь я. — Сэр, когда я спал... Мне приснилось или вы говорили о Сириусе? — Было дело, — спокойно отзывается Снейп, сворачивая. — Поттер, живее, или вы еще сон досматриваете? Я догоняю его. — А Сириус... Он здесь? Тоже где-то здесь? — Я же говорил вчера, Поттер, его сожрала Тварь. Ваш драгоценный крестный пал жертвой своего же благородства. Пока он оттаскивал от меня мавку... Он не успел на островок, когда появилась Тварь. Я сам еле спасся. Это... ужасная смерть. Снейп надолго замолкает и решительно сбивает палкой уродливый гриб, несмотря на то, что тот ему совершенно не мешал и рос вообще в другой стороне. — Я не могу понять... Как это — погиб? Он же уже был мертв? — Арка — это прямой переход в излом, Поттер. Когда Блэк свалился сюда, он еще был жив. Когда я встретил его, пси... Блэк был совершенно седым. Он в одиночку спасался от Твари, которая гонялась за его живой плотью, — Снейп поджимает губы. — Мы вместе учились выживать в этом мире, нечисть немного спокойнее относится ко мне, ведь я несколько не связан с телом, но в тот раз просто не повезло... Тварь оказалась быстрее. В горле встает ком — я снова потерял Сириуса. Потерял, не имев возможности даже поговорить. Черт. Черт, черт! — Поттер... — Я не в настроении разговаривать, — перебиваю я, и Снейп замолкает, поняв. Мне все равно, куда мы идем. Кажется, мы не двигаемся с места — лес так же уродлив и сер, туман такой же густой... И как Снейп только ориентируется, хотел бы я знать? Везде, куда бы я ни посмотрел, мне чудится Сириус. Все же я не смирился... Снейп удерживает меня за плечо и прикладывает палец к губам. Поняв молчаливый знак, следую за ним и прячусь за гниющим стволом. "Где?" — спрашиваю я взглядом. Снейп показывает направо. Обернувшись, я различаю между деревьев огромную паутину. Творения акромантулов по сравнению с этой сетью — просто ниточки: такое ощущение, что эта паутина свита из толстых веревок. Туда как раз попалась уродливая птица и бьется, запутываясь еще сильнее. Снейп заставляет меня опустить голову и не высовываться из-за бревна, но я все равно подсматриваю уголком глаза: по стволу дерева, медленно переставляя тонкие лапы, спускается паук. Огромное, каплевидное черное пузо, маленькая головогрудь и длинные, тонкие лапы. Отвратительно. По спине медленно сползает капля пота. Добравшись до жертвы, страшилище нависает над ней и медленно вонзает в плоть хелицеры, даже не утруждая себя фиксированием пищи. Птица, до этого отчаянно бившаяся, мгновенно замирает, то ли парализованная, то ли уже мертвая. Я отворачиваюсь — как бы не вырвало! Снейп тянет меня дальше, уводя от страшного места. Только когда паутина и ее обитатель скрываются с глаз, я позволяю себе согнуться и весь мой скудный завтрак оказывается между корнями деревьев. — Привыкайте, Поттер, — будто бы между делом бросает Снейп. — Этот мир — квинтэссенция всех ночных кошмаров, всех страшных сказок и первобытного ужаса человечества. — Неудивительно, ведь в этом мире есть вы, — бурчу я, спотыкаясь о корни — желудок еще совершает кульбиты. — Куда мы идем? — Ищем островок. — Ищем? — У меня нет всезнающей карты, если вы не заметили, — язвит Снейп. — Тем более, островки блуждают и часто исчезают прямо под ногами. Пока мы находимся в тумане, Тварь может нас найти, и тогда я не завидую нам обоим. Быстрее, Поттер, быстрее, у вас что, гири к ногам привязаны? — Вы можете мне хотя бы немного рассказать...? — Я сам мало что понял. Блэк заметил, что Тварь появляется, если обидеть нежить, из чего я сделал вывод, что она — праматерь всей нечисти. И, учитывая то, что здесь я наблюдал и боггартов, и дементоров, наверное, они лезли в наш мир отсюда, через Арку. Что объясняет пристальное внимание мракоборцев к этому артефакту. Налево, Поттер, мы пришли. Снейп указывает мне на пятачок мха, который не затянут туманом. Места там так мало, что нам приходится прижаться спинами, чтобы поместиться на нем. Я, наверное, ужасный тормоз, но именно сейчас я понимаю, что для меня Снейп материален — его торчащие лопатки упираются мне в спину. И я понимаю, что успел подрасти немного за то время, что прошло после Победы. Раньше я был ниже него. — И что мы будем делать дальше, сэр? — я вцепляюсь в сухие ладони, чтобы держать равновесие. — Ходить от кочки к кочке и бояться Тварь? — Лично я собираюсь найти место перехода в наш мир, Поттер, — невозмутимо отзывается Снейп, — и отправить вас домой. — А вы? — А я останусь. — Вы с ума сошли? Я же за вами пришел! Чтобы извиниться! Чтобы забрать вас домой! Снейп что, смеется? Хотя это фырканье трудно назвать смехом, а улыбается ли он, я не вижу. — Здесь я хотя бы могу ходить, бегать. Камера Азкабана слишком мала для физических упражнений. А еще там сыро и воняет плесенью. Я не хочу в Азкабан, Поттер. Я был там и мне не понравилось. — Я попрошу Кингсли, он... — Уже стал министром? — пытливо интересуется Снейп. — Нет, но собирается... — Поттер, никто не станет менять законы по вашему велению. Поймите уже, наконец — вы были мальчиком одной битвы. Вас растили, как телка на убой, зная, что вам все равно придется умереть. Кстати, вы умерли... в ту ночь? — Умирал, сэр, — я переступаю с ноги на ногу: уже порядочно устал, но здесь негде сесть. — Дамблдор помог мне вернуться обратно. — Дамблдор... Старый интриган... — ворчит Снейп сварливо, но я улавливаю в его голосе нотки теплоты. — О чем это я? Ах, да. Теперь, когда Волдеморт мертв, никто не станет плясать под вашу дудку. И я правда не хочу в Азкабан, Поттер... Ноги устают вконец — я сажусь, долго пытаясь найти удобное положение. Мне приходится обвить ногами щиколотки Снейпа, чтобы занимать меньше места. Снейп насмешливо взирает на меня свысока: — Устали, Поттер? Я киваю — зачем отрицать очевидное? — А я нет. — Совсем не скучаете по телу? — вырывается у меня. — Ну, — Снейп пожимает плечами, — бывает иногда. Но я предпочитаю не думать о нем. Нагини порвала мое горло в лохмотья, это страшное зрелище, Поттер. — А вот и неправда, — бурчу я. — Вашу шею зашили так, что там сейчас всего два шрама. Не слишком симпатично, но можно прикрыть волосами... Хотя нет, уже нельзя. — Состригли в больнице? — Скучаете по волосам, сэр? — расплываюсь в ехидной ухмылке я. Снейп предпочитает оставить мой вопрос без ответа. — Постарайтесь уснуть так, чтобы не выпасть в туман. — Разве скоро ночь? — Здесь нет ночи. Но вы устали, лучше отдохните, пока островок не скрылся. — А вы? — А я постерегу. Спите уже, болтун, вам дня не хватило наговориться? Сплю я беспокойно, вскидываясь при каждом шорохе. Снятся кошмары, изнуряющие своей реалистичностью. Снейп все так же стоит на одном месте, как стойкий оловянный солдатик, и вглядывается в хмурый туман. Его невозмутимость почему-то успокаивает, и я понемногу все же засыпаю, чтобы снова с криком проснуться и быть пойманным за шиворот: — С вами невозможно, Поттер! — шипит Снейп. — Успокойтесь, вся нечисть сбежалась уже на вашу истерику! — Что? Где? — я надеваю очки, чудом не хрустнувшие — дергаясь во сне, я вдавил их в мох. — О, Мерлин... Обтекая наш островок гигантскими кольцами, по мху мягко скользит огромная змея. Снейп, весь бледный, переступает с ноги на ногу так, чтобы все время сохранять с ней зрительный контакт. Медленно извиваясь всем своим узорчатым телом, змея то и дело поднимает голову и пробует воздух языком, и тогда становится видно складывающиеся в пасть ядовитые клыки и розовую эластичную глотку. Едва заметив, что я проснулся, змея вдруг свивает свои кольца и вот вместо чешуйчатой гадины на земле лежит мертвый, бледный до синевы, Снейп с изорванным в лохмотья, окровавленным горлом. Настоящий, относительно живой Снейп проводит ладонью по лицу и выдыхает: — Боггарт... Я уже подумал, что это настоящая змея. Поттер, да у вас, никак, страхи поменялись? — Радуйтесь, — бурчу я, — что не дементор. Не отбились бы. — Думаю, тихий час лучше считать оконченным, — Снейп помогает мне подняться. — Пойдемте, Поттер, может, найдем более просторный островок. Да и не помешает вам поесть хотя бы грибов. От однообразия леса начинает уже тошнить. От обилия нечисти в нем — тоже. Да еще и в голове, не покидая мыслей ни на секунду, вертится: Сириус был здесь. Сириус погиб здесь. Но как? Я же видел его, когда использовал Воскрешающий камень! Видел всего через несколько часов после смерти Снейпа! Что-то здесь не так... — Профессор? — осторожно спрашиваю я. — Можно задать вопрос? Думаю, снисходительное хмыканье было скорее согласием. Надо разбираться во всем... — Вы говорите, что Сириус был здесь, когда вы... умерли? — Я свалился ему на голову, а потом чуть не утопил в болоте, — уточняет Снейп. — Через несколько часов после того, как вы... Я использовал Воскрешающий камень, сэр. Я видел родителей, Ремуса и Сириуса. — Волк тоже погиб? — И Тонкс, — вздыхаю я, совсем некстати вспомнив, что бросил маленького крестника на Андромеду, которой сейчас совсем непросто. — Сочувствую. Что касается Блэка — для нас прошло довольно много времени. — А когда вы вытащили меня из болота, вы были уверены, что не прошло и суток, — наглею я. Снейп резко останавливается. Стоит, не говоря ни слова. — Простите, сэр, — спешу извиниться я, пока эта гордая задница не обиделась снова. — Возможно, это все дезориентация, ведь вы не чувствуете усталости и голода, да и время здесь странное... — Обрыв. — Да, своеобразный обрыв времени, — подхватываю я. — При чем здесь время, Поттер? — а вот теперь Снейп раздражается. — Впереди обрыв. Глава 4. Опасная переправа и завтрак на природе. Я опасливо приближаюсь к самому краю — мелкие камешки и комья земли летят из-под ботинка, чуть было не соскользнувшего в пропасть. Густая пелена тумана не дает понять, насколько глубок провал — будто облако заполняет яму, лениво и несколько угрожающе шевелясь. Другого края ямы тоже не видно. — Как на краю мира — нелепо бормочу я, вскидывая руку к волосам — проклятая привычка портить прическу. — Впечатляюще, — признает Снейп. Внезапно налетевший порыв ветра слегка рассеивает туман. Что это там за темная полоска слева? Осторожно, пытаясь не сверзиться, я продвигаюсь по краю пропасти, пока не натыкаюсь коленом на огромное, упавшее прямо поперек пропасти дерево. Попинав его ногой, встав на него, попрыгав и убедившись, что оно крепко держится, зову Снейпа: — Сэр! Тут бревно! Мы можем перейти по нему! — ору я, размахивая руками и подпрыгивая. Снейп оказывается рядом со мной практически мгновенно, но только для того, чтобы отвесить подзатыльник: — Заткнитесь, Поттер! Когда раздавали осторожность, вы явно стояли в очереди за наглостью! — Бревно, сэр, — уже тише. — Кто из нас? — на автопилоте хамит Снейп, резко захлопывает рот, долго моргает. — Вы этого не слышали. Давайте перебираться. — Я пойду первым, — я осторожно ступаю на бревно. Оно широкое и нескользкое, это хорошо. Даже вроде бы мешающие ветки будто сами подставляются под руки, даря дополнительную опору и уверенность. Снейп сзади передвигается настолько бесшумно, что вскрик и последующий пинок под зад становятся для меня полнейшей неожиданностью. От испуга я кувырком преодолеваю ту пару шагов, что мне оставалась, и оборачиваюсь. Снейп висит практически у самого края пропасти вниз головой, схваченный бревном за ногу. Тонкие ветки, за которые я только сейчас хватался, обвили Снейпа и ползут по его телу к горлу, сдавливая в смертельных объятьях. Снейп хрипит и извивается, стараясь помешать прутикам задушить его. Боже, что делать? Как ему помочь? Был бы у меня топор... Черт, но Снейп упадет в пропасть, если я обрублю... Ветки! Точно! Выхватив нож, я шагаю на бревно и решительно отсекаю одну из веток. С мстительным удовольствием замечаю, что движение прутьев по Снейпу замерло. Вонзаю лезвие под кору, крошу и режу прогнившую древесину, отрезаю ветки... Дерево вдруг начинает корчиться, как человек в конвульсиях — нас со Снейпом зашвыривает на самый край пропасти, мы едва умудряемся уцепиться за какие-то корни, обдирая пальцы и ломая ногти. Боковым зрением я вижу несущуюся к нам верхушку дерева... Не успеем. Снейп, виртуозно развернувшись, ударом обеих ног отталкивает бревно, и сучок, намеревавшийся проткнуть мне глаз, скользит по линзе очков и расцарапывает в кровь щеку. Дерево обрушивается вниз, в пропасть, оттуда, пронзая туман, взметаются длинные ленты чего-то, подозрительно похожего на водоросли, я слышу чавканье, хруст ломающейся древесины, треск... и тишина. Снейп соскальзывает ниже, обдирая руки — он держится на честном слове. — Камень под моей ногой сейчас вывернется, — спокойно сообщает Снейп мне. — Вылезайте, Поттер, возвращайтесь и помолитесь о моей душе при случае. Я сам съезжаю, в мои глаза сыплются земля и песок, но я упорно цепляюсь за корни какого-то дохлого кустика. Если сейчас и он вознамерится нас сожрать, то мы обречены. Хотя, учитывая, как я дергаю несчастное растение, оно уже давно сдохло, чем бы ни являлось. Если бы рядом был еще один куст... есть! Я уже могу опереться на руки, рывок — и я выползаю из ямы. — Сэр, держитесь! — я лихорадочно ищу, за что бы уцепиться, но решаю, что времени у нас нет и просто ложусь на живот, вытягивая руки вниз, а ногами нашаривая какой-то камень и цепляясь за него. — Оставьте, Поттер, — спокойно говорит Снейп. — Я уже мертв. — Нет! — Я потяну нас обоих в ад, Поттер. — Вот и славно, встретимся со старыми знакомыми. Вы помните Беллатрикс, сэр? Заговариваю ему зубы, как маленькому, а сам тянусь вниз, и вот уже почти коснулся манжета... — Если вы сейчас меня тронете, мы упадем оба, — еще раз предупреждает Снейп. — Хорошо. — Как хотите, Поттер, — Снейп отцепляется от корней, проезжает еще чуть-чуть вниз и, оттолкнувшись ногой, в последнем, отчаянном прыжке вонзает ногти мне в запястье. Черт, кажется, я переоценил свои силы! Камень, на который я так надеюсь, выкорчевывается из земли, и если бы я вовремя не встал на колени, пророчество Снейпа исполнилось бы. Сам Снейп изо всех сил помогает мне, карабкаясь ногами и свободной рукой по стенке обрыва. Почва проседает... — Держитесь! — я дергаю Снейпа на себя и умудряюсь вытащить по пояс ценой ободранного в кровь запястья и сведенной в судороге ноги. Выбирается, выбирается из провала, перекидывает ноги на почву, отползает от края... Задыхаясь, смотрит вниз, туда, где нечто, похожее на водоросли, сейчас доедает горе-дерево, делает движение, будто ослабляет галстук... — Нет, Поттер, когда раздавали мозги, вы стояли в очередь за везением. — Пожалуйста, — язвительно отвечаю я. — Кем бы оно ни было, вряд ли Тварь появится сейчас, — продолжает Снейп, расстегивая манжеты рубашки и отрывая порядочный лоскут. — У вас кровь. Разрешите, я помогу. — Почему... Ай!.. вы так думаете? — Тварь привлекают эмоции. А вы, несмотря на лишние телодвижения и напрасное геройство, повели себя на удивление хладнокровно. — Это был комплимент? — Заверение в том, что мы умрем не сегодня. Снейп категорически заявляет, что если Тварь появится, то лучше он погибнет на дне пропасти, сожранный теми же существами, что умудрились сожрать психованное бревно, так что мы некоторое время выжидаем у края оврага. Снейп успевает вырезать нам еще по палке вместо потерянных из березовой ветки, которую я сперва попинал, чтобы удостовериться, что она не взбрыкнет и не попытается проткнуть меня навылет. — Вам везет, сэр, — хихикаю я, наблюдая, как Снейп строгает палку. — Будь на моем месте Драко, боюсь, вас обоих уже сожрали бы. Снейп вопросительно поднимает бровь, а я, вдохновившись, несу чушь дальше: — Сначала он предложил бы бревну дружбу, ссылаясь на то, что дружить с оврагом непрестижно, и он гораздо лучшая ему компания. Потом, не получив ответа, оскорбил бы туман, бревно и пенек, на котором оно когда-то росло. Когда бревно бы решило вас сожрать, он сначала пригрозил бы, что отец обо всем узнает, потом попытался посулить бревну деньги, и в конце концов смылся бы, вспомнив, что слизеринцы всегда сами за себя. — Вы ударились головой, Поттер, — пряча улыбку, отвечает Снейп. — Жаль, но здесь нет ни льда, ни воды, так что постарайтесь вести себя адекватно и не слишком зазнаваться. Я сконфуженно замолкаю. Поняв, что мое везение, похоже, снова сослужило нам добрую службу, мы медленно — я, кажется, повредил стопу — идем вперед. Постепенно я замечаю, что лес становится реже, а мох под ногами переходит в пожухлую, желто-серую траву. Все чаще и чаще под ногами попадаются камни, то мелкие, то вполне себе крупные, пока ландшафт не переходит в каменистую долину. Мелкие поначалу, сейчас камни представляют из себя внушительные валуны, между которыми валяются сухие веточки и растет ползучая, вялая трава. Тумана здесь почти нет, поэтому Снейп, критически осмотрев долину, решает остановиться и отдохнуть у одного из камней, который меньше, чем скалой, не назовешь. Лично я совсем не против — вывернутая стопа распухла и болезненно ноет от каждого движения. — Поттер, снимите ботинок, — говорит Снейп, мельком посмотрев на мою ногу. Легче сказать, чем сделать — обувь так сдавила стопу, что безболезненно ее не снять точно. Промучившись с ботинком некоторое время, я решаю разрезать его совсем. — Стойте! — Снейп перехватывает занесенную руку с ножом. — Как, по-вашему, вы будете ходить в подобных местах без обуви? Дайте взглянуть. Покорившись, отдаю нож. Пока Снейп осматривает мою стопу, я испытываю некоторое смущение — ну, мог ли я подумать, что старый враг будет трогать пальцами подошву моих ботинок и не морщиться при этом? Интересно, а я бы смог? — Не дергайтесь, — предупреждает Снейп, подергав "язычок". Он делает два коротеньких разреза, и ботинок слетает практически сам. От прохладного воздуха боль слегка стихает, и я улыбаюсь благодарно и смущенно. Снейп отпарывает от своей многострадальной рубашки рукав, разрезает его на лоскуты и плотно обматывает мне щиколотку: — Повезло, что не вывих. Скоро снова будете носиться, как бешеный гиппогриф. — А вы видели бешеных гиппогрифов, профессор? — хихикаю я. — Помилуйте, первокурсники на рекреациях куда опаснее любых гиппогрифов, — Снейп тяжело поднимается. — Посидите здесь, я скоро. Недоумевая, я наблюдаю за Снейпом, который, склонив голову, бродит между валунами, наклоняясь и подбирая что-то время от времени. Траву, что ли, собирает? Решив тоже не сидеть без дела, медленно встаю и тоже ковыляю, но в другую сторону. Травы здесь довольно много, она совсем неживая — сухая и колючая. Веточки тоже непонятно откуда взялись, но мне некогда ломать голову — я подбираю их и поворачиваюсь... Между камнями, угрожающе приподняв голову, раскачивается змея толщиной в два моих пальца. Очевидно, я потревожил ее, пробираясь сюда, и сейчас пресмыкающееся готовится напасть на меня. Черт... Снейп далеко, если позову — змея кинется. — Уйди, — предпринимаю я попытку поговорить со змеей. Но тщетно — кажется, она совсем не понимает меня. Отвратительно, я лишился не только магии, но и серпентарго. Несколько волн прокатываются по чешуйчатому телу — и змея подбирается ближе. Решив, что дольше ждать просто опасно, я замахиваюсь на нее палкой, оглушаю, и пока змея не опомнилась, наступаю ей на голову ногой в ботинке. Попрыгав на уже мертвой твари, подбираю ее и говорю размозженной морде: — Не ко времени ты мне встретилась. Я так голоден, что готов сожрать крокодила, не то, что тебя. Извинившись таким способом, решаю посмотреть, что же так охраняла змея, что с такой отвагой шипела на страшное двуногое. Откатив один из камней, замираю — понятно. Кладка. Семь некрупных овальных, кожистых яиц. — Блин, — тихо выговариваю я, рассматривая яйца. — Лучше бы не трогал. Змею становится даже жалко, но, поскольку кладку больше некому охранять, я собираю яйца и ковыляю к Снейпу. Тот вовсю развернул бурную деятельность — измельчив несколько веточек в щепу, подоткнул щепки травой и сейчас вдохновенно бьет моим ножом по небольшому камню, замирая каждый раз, как вылетает редкая искра. Но трава упорно не желает тлеть, испуская лишь грустные струйки дыма. — Вас где носило, Поттер? — не отрываясь от своего занятия, интересуется Снейп. — Да вот, завтрак себе искал, — беспечно отвечаю я и демонстрирую Снейпу яйца и их дохлую маму. Снейп с ненавистью смотрит на змею и принимается колотить ножом по булыжнику еще яростнее. — Вы так ничего не добьетесь, сэр, — я осторожно отбираю нож у Снейпа. — Гермиона, когда мы еще прятались по лесам от егерей, рассказывала нам, как развести огонь без спичек. Эти камни вряд ли подойдут. Секунду... Оказывается, трением разводить огонь не легче. Когда трава между бешено трущихся друг о друга палочек, наконец, начинает тлеть, мои плечи и спину уже сводит судорогой. Я роняю задымившийся трут в кучку соломы и щепок, и, когда она расцветает робким лепестком огня, чувствую себя так, будто снова победил Волдеморта, по меньшей мере. Предлагая робкому огоньку то соломинку, то прутик, нам удается развести небольшой костерок. К сожалению, без настоящих дров у нас получаются не угли, а всего лишь куча горячей золы, но этого хватает, чтобы испечь в ней яйца и внушительный кусок змеи, кожа которой едва подалась ножу, настолько плотной была. — Как вы это едите, Поттер? — передергивается Снейп, наблюдая, как я рву зубами полусырое мясо. — Вкусно, — отзываюсь я. — На курицу похоже, только более сухое. А яйца картошку напоминают. Хотите? — Я бы рассказал, — мстительно отвечает Снейп, — как Лорд кормил Нагини человечиной за тем же столом, где в это же время трапезничали мы, но вы ешьте, Поттер, ешьте. — Зря стараетесь, сэр, — от сытости язык начинает заплетаться. — На диете из корней и грибов с нежитью я бороться отказываюсь. После еды нападает сонливость, и я на некоторое время выпадаю из реальности, задремав на расстеленной прямо на голых камнях мантии Снейпа. Когда просыпаюсь, сквозь опущенные ресницы наблюдаю удивительную картину — Снейп скривился так, что его лицо буквально перекосило, и чистит моим ножом шкурку змеи. С трудом разрезав ее на тонкие полоски, он связывает их воедино, формируя нечто вроде шнурка. Потом он берет мой ботинок, удлиняет разрезы вдоль "язычка", протыкает несколько дырок и зашнуровывает его. — Из вас плохой актер, Поттер, — замечает Снейп, закончив. — Просыпайтесь, незачем торчать посреди долины ровныя, я предпочту отдохнуть на безопасном островке. Обувайтесь, на повязку должен налезть. Все слова застревают в зубах, в уме вертится только идиотское: "Охренеть!". Снейп переборол себя, прикоснулся к змеиной шкурке только затем, чтобы мне было легче идти по камням и колючей траве. Мне. Поттеру. — Чего уставились, Поттер? — Снейп поднимается и протягивает мне руку. — Простите меня, сэр, — я опускаю голову. — Давайте заниматься самобичеванием в другое время и в другом месте, — раздражается Снейп. — Вы идете или мне бросить вас тут? "Вот вредная задница! — с некоторым восхищением думаю я, ковыляя вприпрыжку за решительно шагающим вперед профессором. — Даже после смерти остался такой же язвой. Даже Нагини ничего не смогла с ним сделать!" Мои мысли обрывает тихий вскрик — Снейп согнулся пополам и оседает на камни. Подхватив потерявшего чувства профессора, я, стараясь не слишком паниковать, пытаюсь привести его в сознание. Даже придя в себя, Снейп долго не может сфокусировать взгляд, и на все мои встревоженные вопросы молчит. — Мое тело, Поттер, — хрипло кашляет Снейп, придя в себя настолько, чтобы стряхнуть мои пальцы со своего лица. — Мое тело. Кажется, оно умерло. Глава 5. Свидание с Тварью, коварный дым и неожиданные открытия. Снейп до сих пор выглядит неважно. Он думает, я не замечаю, как его пальцы ощупывают шею, когда я "вдруг" отворачиваюсь. Он думает, я не вижу, что ему страшно, что он растерян — интересно, как изменились его ощущения теперь, когда его тело мертво? Сам я в ярости — надо было взять с врача Непреложный обет в том, чтобы стазис не снимали без моего ведома. Теперь я окончательно чувствую себя убийцей. Вот опять Снейп украдкой царапает себя ногтем. Выглядит, как жалкая попытка убедить себя, что он еще живой. А я даже не знаю, что ему сказать, как утешить, как сказать, что все будет хорошо, если хорошо уже никогда ничего не будет? Я надеялся вытащить его отсюда, надеялся вернуть в свое тело, оправдать... Куда теперь его вытаскивать? Вряд ли Снейп согласится на унылую жизнь привидения... Так стыдно и горько мне не было никогда. Не предусмотрел. Не предвидел. Хотя все лежало как на ладони — и ненависть врачей, и равнодушие окружающих... — Хватит грызть себя, Поттер, — слышу я от спины Снейпа, который шагает впереди, раздвигая палкой гнилую листву, сменившую камни. Я предпочитаю оставить эту реплику без ответа. Мы оба знаем, кто виноват в смерти Снейпа — не Нагини, не Лорд. Я. В самом деле, на что я надеялся?.. — Поттер! — теперь голос Снейпа еще более угрожающ. — Не забывайте, что я застрял здесь без надежды вернуться и подвергался опасности быть сожранным и до вашего прибытия. Так что прекратите себя грызть, или привлечете Тварь, и тогда уже она сгрызет нас! Остановился, обернулся на меня, прищурился: — Мне вас по головке погладить, чтобы вы не плакали? Обычная, ехидная и язвительная манера Снейпа говорить, приводит меня в чувство. Он прав, я и так сделал достаточно, чтобы отравить ему посмертие — не хватало еще Твари. На нашем пути начинают попадаться кривые елки, но и туман становится намного гуще — теперь возникает впечатление, что мы пробираемся через разбавленное молоко. Снейпу приходится взять меня за руку, чтобы я не начал врезаться в стволы, и прикосновение его шершавой сухой ладони чудесным образом успокаивает меня. По крайней мере, он не стал призраком, не хохочет, не гремит цепями и не разбрасывает внутренности по периметру. А остальное я переживу. Привык уже. Под ногами что-то хрустит, но я не обращаю внимания. Снейп тянет меня вперед с маниакальным упорством. Я не особенно и сопротивляюсь — густой туман равен Твари, и, боюсь, в этом уравнении нас со Снейпом придется вынести за скобки. Опять хрустит. Деревья становятся гуще, возвращая пейзажу привычный и чем-то спокойный облик ельника. С ободранных еловых лап густо свисают серебристые нити здешнего мха, иногда — до самой земли. Странно, этот лес можно даже назвать красивым. Может быть, даже этот мир нуждается в красоте? Теперь хрустит под ногой у Снейпа. — Быстрее, Поттер, — оборачивается он. — Погода портится, может начаться ураган, а я не хотел бы быть придавленным елкой. Снейп оказывается прав — налетает первый порыв ветра, утаскивая за собой туман и немного улучшая видимость. Снова хруст. — Эти проклятые ветки уже заколебали! — в сердцах ругаюсь я и смотрю под ноги, чтобы взвизгнуть в следующий момент от ужаса и отпрыгнуть назад. Кость! Под моими ногами хрустела человеческая кость! Всю землю равномерно усеивали лучевые, локтевые, берцовые кости, ребра, у самых деревьев кучками были сложены черепа! Человеческие черепа! — Прекратите орать, По... О, Мерлин! — Снейп тоже давится воздухом, взглянув на почву. Будь моя воля, я бы сейчас взобрался на дерево и сидел там, подобно вороне — кости! Выбеленные ветром, сухие, мертвые человеческие кости! — Я не желаю стоять на костях! — потеряв самообладание, я кидаюсь к ближайшему дереву и хватаюсь за ствол. Но залезть на удобно вытянутую елочную лапу мне не суждено — едва я прикасаюсь к шершавой коре, мои пальцы прилипают намертво. Потеряв рассудок от ужаса, я дергаюсь и бьюсь, но прилипаю только сильнее. Как смола, из щелей коры начинает сочиться вязкая прозрачная жижа, обволакивая мои руки и приклеивая сначала локти, а потом и колени к коварному стволу. Щелканье сверху заставляет поднять голову, а потом задохнуться от ужаса — по ветке, клацая челюстями, ползет скелет, обтянутый прозрачным подобием кожи. Визг мой, наверное, слышала вся нежить в округе. Так страшно мне никогда не было — быть сожранным человеческим скелетом! А тут еще липкая жижа начинает жечь через одежду! — Меня переваривают! — я дергаюсь и дергаюсь, но скелет все равно быстрее, он уже вцепился в ветку ногами и опрокинулся вниз головой, и готовится впиться зубами голого черепа мне в плечо. — Северус! Северус!!! — Иди сюда, ты! В череп скелета прилетает сложенный нож. Озадачившись, существо оставляет попытки прокусить мне куртку и оборачивается. Я тоже выворачиваю шею в глупой надежде спастись. Снейп с каменным от напряжения лицом вытягивает вперед руку, в которой что-то зажато. — Иди сюда, — Снейп машет рукой, будто подзывая скелет. — Сюда, слышишь? На! Снейп бросает что-то в сторону, с которой мы пришли. Оттолкнувшись от дерева и чуть не растеряв половину своих костей, скелет спрыгивает с дерева и на четвереньках буквально бежит туда, чтобы вцепиться клыками в коричневый бесформенный комок. Снейп мгновенно оказывается рядом и хватает упавший нож. Мгновение — и на моих штанах и куртке появляются дыры там, где "смола" успела впитаться, а вопрос с ладонями Снейп решает еще проще, просто срезав лоскуты коры. — Бежим! Поттер, быстрее! Шевелитесь! — Снейп хватает меня за шкирку и тащит за собой. — Ищите островок! Смотрите по сторонам! На бегу обдирая кору с ладоней, я смотрю, смотрю изо всех сил, но, кажется, в этот раз нам точно конец. Разбуженные моими воплями, за нами ползут несколько скелетов, а свисающие в петлях всельники хватают нас костлявыми руками, дергают Снейпа за длинные волосы, мантию, один из черепов вцепляется ему в подол мантии и едет "на прицепе", пока я не догоняю профессора, чтобы сшибить череп ногой. — Островок! — на бегу напоминает Снейп, рывком за плечо помогая мне вписаться между деревьями. — Ищу! Ищу!!! Нет, нам точно конец. Обернувшись, я замечаю, как горизонт темнеет, наливаясь грозовой синюшностью. Поднимается ветер настолько сильный, что деревья стонут и клонятся к земле, а мне приходится удерживать свои очки руками. Нет, не успеем. Тварь. Поганая Тварь учуяла мою панику. Все, как и предвещал Снейп. Мама, почему ты родила истеричку? — Поттер! БЫСТРЕЕ! Нет, не успеем. Снейп добежит, он не чувствует усталости, он спасется, хоть и цепляется подолом мантии за все подряд. Вон, по его спине ползет отрубленная рука, вцепившись в черную ткань. Но он все равно добежит, он добежит, а я сделаю, как Сириус, как Снейп недавно — пну его по направлению к спасению, а сам встречу Тварь лицом к лицу. Да вон он, островок. Совсем недалеко, но мои ноги уже не доберутся туда. Тварь, облако густо-черного дыма уже накрыла горизонт и гонится за нами, плавно перетекая, как смертоносная медуза. Теперь я понимаю, почему Снейп назвал ее праматерью дементоров и боггартов — отчаяние и ужас накрыли меня своими липкими лапами не хуже того хищного дерева. Тварь даже не спешит, зная, наверное, что все равно свое получит. Она практически недвижима, но уже совсем рядом, от нее отпочковываются щупальца, которыми слепая Тварь шарит по костям в поисках — пару раз щупальце ударяло совсем рядом с моей ногой. Нашаривая бродячие скелеты, Тварь хватает их и втягивает в себя. Нда, любовью к "детям" Тварь не отличается... — Поттер! — Снейп, почти добежав до спасительного островка, вдруг замечает, что меня нет рядом. — Мерлин, вы свихнулись? Быстрее, Поттер, быстрее! Она сзади! Я машу ему рукой, пытаясь сделать знак "все-в-порядке-спасайтесь-сами", а сам останавливаюсь, чтобы передохнуть. Растянутые недавно связки адски ноют, я и шага больше не сделаю, уж лучше конец в пасти Твари... Тварь ударяет щупальцем по елке и та падает, будто подрубленная. С нее дождем летят человеческие кости, которые Тварь пожирает, остановившись на несколько мгновений. Их хватает, чтобы Снейп добежал до меня, забросил мою руку себе на плечи и двинул обратно, фактически таща меня на своей спине. — Оба погибнем! — кричу я ему в ухо, как несколько часов до этого говорил мне он, вися на осыпающемся краю пропасти. — Догонит! — Кишка тонка, — Снейп храбрится, но я вижу по его глазам, что и он в ужасе. — Черт, Поттер, где ты так разожрался? Весишь полтонны! Куртку снять сможешь? — Попробую! — Ножь вынь только, — Снейп на ходу нагибается, хватает с земли череп и швыряет в Тварь. — Давай сюда! — и Снейп швыряет джинсовый комок в Тварь. — На, подавись! Ну, Поттер, живее, еще чуть-чуть! Он вталкивает меня в спасительный круг, носом между корнями деревьев, и сам падает сверху, судорожно обнимая, пытаясь прикрыть собой, как тогда, на третьем курсе. Тварь воет и корчится за невидимой ей по каким-то причинам преградой, я ощущаю исходящий от нее ледяной холод, по сравнению с которой холод дементоров — уютное тепло костерка. Но от Снейпа исходит тепло, он вжимает меня в землю, полы его мантии разметались, накрыв меня, как большие черные крылья, и это успокаивает. Паника постепенно отступает. Слышен хруст деревьев, костей, прямо над нами, на дереве, кто-то громко щелкает челюстями, и вдруг все стихает. И я замечаю, что стало куда светлее. Это лицом в землю, с закрытыми-то глазами! Снейп сползает с меня, тяжело откидываясь на ствол дерева. Я тоже решаюсь через некоторое время сесть — призрак близкой смерти еще витает надо мной. Снейп что, улыбается??? Улыбается? Сейчас??? — Выше нос, Поттер, — тяжело дыша, говорит мне Снейп. — Выше нос, мы живы. — Я нас подвел, — я виновато утыкаюсь лицом ему в грудь, как слепой щенок, ищущий защиту у матери. — Я чуть было не... — Я уже привык к тому, что от тебя одни неприятности, — рука Снейпа тяжело ложится мне на затылок, ероша волосы. Черт, это правда Снейп? Может, Тварь каким-то образом подменила вредного профессора? Хотя, ей-то зачем... Но я поражен до глубины души! Сначала он рискует ради меня собой, теперь вот... Стоп! — Что, по головушке гладите, чтобы не расплакался? — язвлю я, поняв истинные причины поведения Снейпа. Тот убирает руку: — Пять баллов Гриффиндору за догадливость. Губы разъезжаются в улыбке. — И минус пять баллов за нарушение субординации, — невозмутимо добавляет Снейп, не обращая внимания на мое возмущение. — Не смотрите так на меня, Поттер, дырка будет. — Да вы, вы...! — Сорок лет — я, — отбривает Снейп. — Хотя должен признать, "Северус" звучит куда короче, чем "Профессор Снейп, помогите, пожалуйста!" — Меня переваривали, вы, вы...! — сжимаю кулаки я. А потом до меня доходит: он же специально издевается, чтобы я злился. От возмущения я переползаю за дерево так, чтобы не видеть его наглого лица. Проскрипев костями, на полуистлевшей веревке с елки спускается висельник, сочувственно клацая челюстями. — А меня эта зараза учила семь лет, — жалуюсь я существу, прежде чем разбить его череп о ствол и лишить и подвижности, и веревки, которая мне определенно когда-нибудь понадобится. — Я все слышу! — доносится с другой стороны ствола. Я замолкаю и успокоено отрубаюсь, чувствуя спиной присутствие Снейпа, вредного, язвительного, ядовитого, но живого и настоящего, что бы там ни случилось с его земным телом. "Надо будет, я и в болото за ним полезу!" — мелькает у меня в мозгах, и я засыпаю. * * * Просыпаюсь я со стоном, опять забыв, где нахожусь. Узрев унылую кучку костей под ногами и ощутив кору под затылком, утыкаюсь лицом обратно в ту уютную ямку, где спал и подтягиваю ноги к животу. Спаааать.... — Поттер, вы так все на свете проспите, — откуда ни возьмись появляется Снейп и встает над душой. — Поднимайте уже свою ленивую задницу — этот островок скоро затянет туманом, нам нужно найти постоянное убежище. Да и из этого леса самоубийц лучше выбраться, он угнетает. — Вы о чем? — спросонья я плохо соображаю. — Разве это не нежить? — Нет, Поттер, — мрачно отвечает Снейп, привычным уже движением вздергивая меня на ноги за воротник. — Я слышал, что раньше в Арку отправляли преступников, заменяя таким образом Поцелуй дементора. Когда Министерство достаточно Арку изучило, эту практику замяли, но теперь мне абсолютно ясно, что случалось с приговоренными тут. Они просто вешались, чтобы не стать добычей нежити. — А магия излома довершала дело, — догадываюсь я, пиная ногой остатки черепа. — Вы правы, сэр. Давайте уйдем отсюда. — Я предпочел бы, чтобы вы и дальше звали меня по имени, — с непроницаемым лицом сообщает Снейп. — О, вы нашли веревку? — По имени? — Она нам, несомненно, пригодится. — Вас? По имени? — Например, если вы опять свалитесь в болото... — Вы уверены, что мне можно? -...В крайнем случае, я на ней повешусь, когда вы вконец достанете меня своей болтовней, Поттер! — рявкает Снейп, и я понимаю, что эта задница ни за что не признает, что ему понравилось, когда его называют по имени. Лес самоубийц заканчивается не скоро — довольно долгое время я шарахаюсь от каждой елки и ежусь от скрипа скелетов. Хруст под ногами тоже не дает расслабиться, пока Снейп с невозутимым видом не пинает череп мне под ноги. В результате, забывшись, мы перекидываемся им, пока я не сгибаюсь от хохота: — Видел бы Рон! — Соскучились по другу, Поттер? — язвительно интересуется Снейп. — Я стараюсь об этом не думать, — вздыхаю я. — Я его больше никогда не увижу. Ни его, ни Гермиону... — Но сны, видимо, не оставляют вас в покое. — В смысле? — череп улетает куда-то вбок, и я с сожалением оставляю свое занятие. — "Пожалуйста, пожалуйста, что угодно, любые условия", — каркает Снейп, поджимая губы. — Не понял? — Женщин так не просят, Поттер, — Снейп запахивается в мантию и ускоряет шаг. Я вспоминаю, что мне снилось и издаю сдавленный стон, пряча лицо в ладони. Ну, не объяснять же Снейпу, что во сне я упрашивал его лечащего врача не снимать стазис! Теперь он подумает, что я спал и видел своего "любовника". Хотя кое в чем он прав: мужская красота привлекала меня не первый год. Но я списывал это на зависть — сам-то всегда был воробьем, худым, маленьким и легким, идеальным ловцом. Странно, что меня привлекали не только кубики на прессе, но и обычные парни... Догоняю Снейпа и иду рядом молча, не поднимая глаз. Кажется, до меня только что дошло, что я пятую минуту пялюсь на его задницу. Это открытие выбивает меня из колеи. "Не думать о заднице Снейпа" — повторяю я себе, как мантру. Да он даже не привлекателен, нисколечко — обычный мужчина сорока лет, худой и жилистый, излишне бледный, с давно не мытыми волосами и крючковатым орлиным носом. А руки, наверное, холодные... "Не думать о заднице и руках Снейпа", — исправляю я мантру. Желудок урчит на всю округу — я краснею и кидаю быстрый взгляд на Снейпа: — У нас не осталось никакой еды? — Последний кусок змеи я отдал тому скелету, так что нет, Поттер, терпите, — спокойно отвечает Снейп, похлопав по карманам. — Впрочем, у меня есть несколько корешков... — Я потерплю, — вздыхаю я. — Вот как мясо портит аппетит, — язвит Снейп. — Попробовал змею и на тебе, корешки уже не по вкусу. Стиснув зубы, я вырываю злосчастные корешки из рук Снейпа и давлюсь ими всю дорогу, твердо решив не разговаривать с этой вредной зад... с этим вредным человеком. — Дымом пахнет, — поднимаю я голову через некоторое время. — Это плохо, — мрачнеет Снейп. — не хватало нам еще лесного пожара для полного счастья. Давайте свернем. — Нет, — я даже хватаю Снейпа за рукав. — Пойдемте туда! — Зачем? — Может, получится забрать оттуда горящую головню или сделать факел... — я стихаю под изумленным взглядом. — Ну, что я опять не так сказал? — Поттер, вы не перестаете меня удивлять... Но, вместо того, чтобы посмеяться надо мной, Снейп поворачивает в сторону, с которой я учуял пожар. Постепенно туман становится темнее и гуще от дыма, который ветер несет в нашу сторону. Я зажимаю себе рот ладонью и радуюсь, что ношу очки — по крайней мере, мои глаза хоть немного защищены. Ничего не ощущающий Снейп вздыхает, отрывает от рубашки еще лоскут и протягивает мне: — Иди сюда, страдалец. Снейп завязывает мне лицо лоскутом и дышать становится немного легче. Преодолев приличных размеров пустошь, мы ныряем в лесополосу, а выйдя из нее... — Мерлин пресвятой, — ахаю я, безвольно оседая на землю. Хогвартс горит. Хогвартс. Мы сейчас стоим недалеко от сторожки Хагрида, которая пылает жарким костром. Тело ее хозяина почернело, остатки бороды нелепо торчат обгоревшим веником. Снейп бросается в сторону от меня к еще одному телу: — Минерва! Я не могу пошевелиться и только наблюдаю, как Снейп трясет мертвую Минерву, бьет по щекам, пытается "разбудить". Хогвартс. Хогвартс мертв. Все мертвы. — Ремус, — узнаю я своего друга невдалеке. — Ремус, ты... Сил нет, клонит к земле и ужасно хочется спать. Надо заставить себя встать, надо проверить, вдруг скрючившаяся на земле Спраут жива? Вдруг Септима Вектор, упавшая у парадного входа, дышит? Как я мог оставить Хогвартс, как я мог! Ушел, зная, что еще не все Упивающиеся мертвы, что они непременно нападут, а я ушел, и Хогвартс некому будет защитить... — Убери свои руки от нее, ты, гад! — рявкаю я, бросаясь к Снейпу и сбиваю его с ног. Я тянусь к его горлу, мечтая задушить, разорвать, прикончить! Это он, он во всем виноват! Небось, прикидывается мертвым, а сам, пока я тут торчу, уничтожил Хогвартс! Теперь все учителя, все умершие обречены оставаться в этом гадком месте вечно, все... — Поттер, не вдыхай дым! Я виноват, я во всем виноват — и Фиренце, истыканного сейчас стрелами, я подвел: наверняка Ронан и Бейн что-то заподозрили. Несчастная сумасшедшая Трелони в одной ночной рубашке, босая, лохматая, выпала из окна... Я, я во всем виноват... Нет, не я! Он! Он во всем виноват! — Задушу, — хриплю я, сжимая горло Снейпа изо всех сил. — Убью, уничтожу, ты, гад! — Поттер, дым! — Снейп безуспешно пытается отодрать мои руки от себя. — Не вдыхай! Но я не слышу его. Я утробно урчу, вонзая ногти в мягкую плоть, пока удар по затылку не заставляет меня вырубиться. * * * Прихожу в себя я на мягкой траве, с ужасной головной болью. На моем лбу лежит что-то мокрое, истекающее холодными каплями. — Не вставай, — предупреждает меня голос Снейпа. — Ты надышался галлюциногенным дымом, Поттер. Лежи спокойно. Но я не могу лежать — меня выворачивает изнутри, и Снейпу приходится отодвигать меня от зловонной лужи. — Мерлин, — я скрючиваюсь под его мантией. — Что это было? — Долина-боггарт, Поттер. Лежи, ты совсем слаб. Пить хочешь? Тут рядом ручей. Снейп поддерживает меня, пока я пью, захлебываясь и обливаясь ледяной водой — я так слаб, что руки трясутся. Я опускаю голову под воду, чтобы убрать эту ужасную боль и внушительный слой пепла. Я пью, жадно пью, чтобы смыть привкус гари изо рта. Снейп укладывает меня на мантию и садится рядом, моим ножом очищая какой-то деревянистый корешок. Я смотрю на него снизу вверх — он осунулся, на его шее красуются красные полумесяцы от моих ногтей и синяки. — Я чуть не убил вас, — вырывается у меня. — Я... Простите меня. — Мне казалось, мы были на "ты", Поттер, — спокойно отвечает Снейп. — Я пытался вас задушить! Тебя... — Долина-боггарт, Поттер. Когда ты отключился, Хогвартс рассеялся. — Я даже не понял, что это ловушка, — я хватаюсь за голову. — Мне показалось, что это вы их всех... — Неудивительно, — Снейп протягивает мне корешок. — Пожуй, голова пройдет. А вообще я сам догадался, когда увидел у Черного озера твой труп в разбитых очках. — Мой? — Жуй корень, Поттер, — напоминает Снейп. — Его было не так просто найти, как ты думаешь. Поняв, что от Снейпа мне больше ничего не добиться, я вяло жую корешок. От едкого сока меня выворачивает еще дважды, и я, наконец, чувствую облегчение. — Как я здесь оказался? — Я тебя принес. Глаза лезут на лоб: представить, что Снейп будет нести меня на руках, я не мог даже в самых бредовых фантазиях. Ох, я бы посмотрел, как он меня тащит, ругается, плюется ядом, но тащит. Фантастика. — Островков поблизости я не вижу, — Снейп помогает мне подняться. — Нам придется пересечь лес, может, на другой стороне найдем. Сможешь идти? — Попробую... Идем мы долго, с остановками. Я хватаюсь за каждое дерево в поисках опоры. В какой-то момент я теряю сознание и прихожу в себя прижатым к кривой березе, в объятиях Снейпа. Он держит меня практически на весу, бережно и осторожно. И... Кажется, трогает губами мое ухо. Глава 6. "Голод - не тетка!" или как дошептаться до небес. Действие галлюциногенного дыма проходит не слишком быстро — Снейпу приходится работать гужевым транспортом, пока мы не выходим к огромному, покрытому густым слоем бледно-серой ряски, пруду. К счастью, здесь обнаруживается довольно большой, по сравнению с предыдущими, островок: нам хватает места не только, чтобы посидеть, но и чтобы полежать. Снейп, хотя и не чувствует физической усталости, довольно измотан, и мне становится очень стыдно, когда он опускается на блеклую траву и закрывает локтем глаза, чтобы не видеть этот чертов излом, его чертов туман и его чертову нежить, шуршащую в кустах на протяжении всего нашего пути. Я голоден настолько, что решаюсь на вылазку к озеру, в кусты — не только поохотиться, но и... У живого тела есть свои недостатки. Справиться со своими "делами", когда вокруг шуршит нежить и змеится этот клятый туман, непросто, но я справляюсь — не просить же Снейпа, чтобы тот охранял меня, пока я... Стыд какой! Умывшись и напившись прямо из озера, иду на поиски еды — мой желудок кричит громко и не замолкая. Так, какие же корешки выкапывал мне Снейп? Вроде эти, и эти, а еще вот эти стебельки... Чувствую себя жвачной коровой — стебельки да корешки, как еще молоко давать не начал... — Тьфу! Нет, не эти, — ругаюсь я, попробовав деревянистый корень. — Слишком горькие. Почему я на Травологии не слушал? Сюда бы Невилла... Только ляпнув, пониаю, какую глупость сказал. Не дай Мерлин сюда Невилла. Никого из них. Ну, разве что Волдеморта... Хотя если бы он и Тварь спелись, конец настал бы повсеместно. Уже возвращаясь на островок, краем глаза вижу в прибрежных кустах шевеление — змея! Удача! Яиц, правда, я не нахожу, но саму гадину душу голыми руками — к счастью, это безобидный уж, а не ядовитая тварь. В последний момент полудохлая змея делает последнюю свою подлость — гадит мне на руки и выворачивается. После такого я просто не могу оставить это безнаказанным и все же вылавливаю змею и возвращаюсь на островок. — У нас есть мясо! — победно трясу змеей я. Снейп убирает локоть от глаз: — Я этот полосатый шланг есть не стану. — А я тебе и не предлагаю, — оскорбляюсь я. — Моя добыча, мое мясо, и в конце концов, кто из нас живой? "Твою мать, ну кто, кто меня за язык тянул?" — Северус... Прости... — покаянно выдавливаю я. — Конечно, я с тобой поделюсь. Тебе хвостик или поближе к голове? — Поттер, у тебя проблемы с краткосрочной памятью? — спокойно интересуется Снейп. — Я уже сказал, что не стану есть этот полосатый шланг. Да и тебе не советую. Вредный. Вот вредный ведь! Ну, и ладно — сам добыл еду, сам ее и съем. Я обдираю змею и несколько минут любуюсь радужными переливами чешуйчатой шкурки — какой это шланг? Сам он шланг носатый, вон, какая змейка красивая. Была. Сейчас разделаю ее на кусочки, нанижу на прутик, и... От вкусных мыслей у меня набирается полный рот слюны. Руки трясутся, никак не могу развести огонь. Хотя при чем тут руки? Во всем виновата трава! Рядом с озером она выросла сочной, свежей, совсем не похожей на ту, на каменистой поляне. Да и сухих веток тут не найти. Черт! Я что, обречен жрать эту змею сырой? Решившись, впиваюсь в самый хвост змеи. О, жестокий мир! Освежеванная змея, посланная нечеловеческим размахом руки, летит в те же камыши, где я ее и добыл, а я хватаюсь за горло, в притворной агонии вываливая язык и пуча глаза. Да и есть с чего! Мясо ползучей гадины на вкус оказалось... Оказалось... Деликатная Гермиона описала бы его старым башмаком, а прямолинейный Рон добавил бы, что этот башмак вымочен в кошачьей моче. — Северус! — обретя дар речи, взвиваюсь я. — Почему ты не сказал, что мясо этой змеи настолько... настолько... Как ты мог? — Я же сказал, что не советую есть. Твои проблемы, что ты никогда не слушаешь, — невозмутимо отбивает подачу подошедший Снейп. — Да ты, ты!!! Нельзя было прямо сказать??? — Я "прямо говорил" пять лет на занятиях Зельеварением. И ты все равно не слушал. — Потому что ты был вредным ублюдком! — А ты — зазнавшимся ублюдком. И если ты продолжишь меня оскорблять, я не пойду искать для тебя еду. — Ха! Обойдусь! — Должен отметить, что возле воды количество ядовитых грибов и растений возрастает втрое, как и несьедобных вроде этого маленького ужа. А учитывая, как ты "прекрасно" разбираешься в... — Ну, и прекрасно! — перебиваю я Снейпа, складывая руки на груди. — Обойдусь. И умру с голодухи. — Может, хоть это научит тебя слушать! — рявкает Снейп. — Наградил же Господь сокровищем! Все время в истории влипаешь, так я еще и кормить тебя должен! Хочется взять... и стукнуть. Себя по лицу ладонью. Какая вожжа попала ему под мантию на этот раз? Вон, только недавно пытался меня за ухо губами потрогать. Черт его знает, может, я все только придумываю, и он таким образом мне пульс считал? "Размечтался, придурок шрамоголовый", — звучит в ушах едкий голос Малфоя. И вообще... Он маму мою любил. А папу терпеть не мог. Мне не светит... — Поттер, ты чего? А ничего. Глаза почему-то жжет, а так — ничего. Не отвечу ему, просто пойду спать. Просто лягу и засну, даже если не хочется. На голодный желудок. И гордо, во сне, умру с голодухи. — Ох, ну, что же мне с тобой делать? — стонет Снейп, пока я старательно жмурюсь. — Не реви, Поттер, найду что-нибудь съедобное. — Я не реву, — огрызаюсь я. А у самого по щекам течет горячее и мокрое. Только не от голода. Честно говоря, та змея мне совсем аппетит отбила. Больше я расстроился из-за того, что Снейп считает меня обузой. Неудачником, который один гриб от другого отличить не сможет. Зазнавшимся ублюдком считает. Думает, ему тут хуже всех. Конечно, ему хуже всех — он не чувствует холода, голода и усталости, он привык жить в одиночестве и уж точно не скучает по друзьям, потому что у него их просто нет. И его уж точно не донимает иррациональная жажда тепла и объятий, ласковых прикосновений и добрых слов. Да я уверен, попробуй я так его ухо поцеловать, я бы уже торчал в какой-нибудь норе или дыре, воткнутый вниз головой. Мы же гордые, мертвые и хладные, и сердца у нас нет. У, упырь! Течет по щекам, течет... — Поттер, не реви и послушай меня. Я всего лишь хотел, чтобы ты попросил меня научить тебя искать пищу... — Да пошел ты, — всхлипываю я. — Похоже, действие галлюциногенного дыма еще не прошло, — задумчиво тянет Снейп. — Все, пожалуйста, успокойся и поспи, я скоро вернусь и принесу поесть. И отодвинься от края островка, а то вывалишься. — Да пошел ты, — снова отвечаю я, сворачиваясь клубочком. — Я-то пойду... — вздыхает Снейп. Заснуть долго не получается. Я ворочаюсь и пытаюсь, не открывая глаз, свить себе мягкое гнездышко из травы. И лежать неудобно, и камешки мелкие бесят под спиной... Ладони что-то касается, и после этого я начинаю ощущать себя успокоенным и расслабленным. Да ну его, этого Снейпа. Одни нервы. Шланг носатый. Пусть сам свои грибы лопает, не трону. И разговаривать с ним не буду больше. Вот. Дав себе такой мысленный зарок, медленно вплываю в сон, покачиваясь и сворачиваясь в своем пушистом гнезде. * * * Просыпаюсь, плотно укутанный в мантию Снейпа. Не открывая глаз, торжествующе улыбаюсь — моя взяла! Проснулась все-таки совесть в нем, укрыл, постыдился! Так ему, будет знать, как орать на меня... Только... Фу, мантия какая-то липкая. Где его носило? Может, в болото провалился, а потом меня этой гадостью накрыл? Тогда надо встать и кинуть в него эту мантию. Надо встать. Сейчас же. Только тело почему-то не слушается. И губы не могут шевельнуться. И веки будто свинцом налиты. А, ясно! Я просто еще сплю. Или отлежал себе руки, то-то не могу шевельнуть ими. И ноги отлежал. Мерлин, да я всего себя отлежал! И мысли отлежал, они текут вяло и задумчиво, как медузы. Или черепахи. Водяные. Яйца вкусные у них... Разозлившись на себя — все о еде, да о еде! — с трудом открываю глаза. Открывшийся мне вид заставляет быстро зажмуриться — нет. Я все еще сплю. Это страшный, невозможный сон. Такого просто не может быть! Не со мной! Я НЕ ХОЧУ ТАК УМИРАТЬ! Оказывается, я вовсе не отлежал руки и ноги — просто я туго, плотно спеленут белым шелком. Я вишу в паутине, еще более огромной, чем та, которую мы со Снейпом видели из кустов. Эта паутина просто неимоверных размеров! Паутинки толщиной с бельевую веревку, туго натянуты, чуть ли не звенят. И в самом центре, копошатся два паука. Один — с крупную собаку: с длинными тонкими ногами, огромным белым брюхом и уродливыми челюстями. Второй — чуть поменьше, но не менее омерзительный. И ни пальцем пошевелить, ни крикнуть — тело будто онемело, деревянное, непослушное... Не мое. Я НЕ ХОЧУ ТАК УМИРАТЬ! Стоп, а вдруг один из пауков хочет сожрать того, второго? Что-то они дерутся, не так ли? Тот, что помельче ловко опутывает большого паука несколькими веревками паутинки, потом касается себя и вонзает лапу в брюхо противника. Отлично. Пусть они поубивают друг друга, а я уж как нибудь... Стоп. Память, что ты делаешь со мной? Перед глазами, как живые, встают страницы учебников — я тогда еще хотел об акромантулах побольше узнать, думал над загадкой Тайной комнаты... Мерлин, нет! Нет, нет! Они не дерутся! Они спариваются! А я... — Северус! — шепчу я изо всех сил, стараясь разработать онемевшее горло и губы. — Северус! Я — корм для паучат. — Северус! Я — живые консервы. — Северус, помоги! Северус! Для пауков, сцепившихся в паутине надо мной, мои крики значат не больше, чем жужжание отчаявшейся мухи. По щекам снова текут слезы. Доигрался. Молодец, Поттер, ты доигрался. Кажется, я теряю сознание. Прихожу в себя уже на земле, все так же спеленутый. Надо мной высится плотный белый купол. Рядом, в паутинной подушке, лежат шары белого цвета величиной с крупный теннисный мяч. Яйца. О, черт, меня будут жрать сразу восемь паучат! Почему, почему я не сдох сразу? Почему?.. Хотя, возможно, я успею умереть от голода. Хорошо, что не успел поесть. Несколько дней — и мне просто будет уже все равно, кто питается моими бренными останками, хоть сам дьявол. Надеюсь, паучата вылупятся нескоро... Купол расходится надо мной. В первый момент мне чудится, что вернулась восьминогая мать, и я чуть не отключаюсь снова — от страха. просто закрываю глаза и готовлюсь к неизбежному. — Гарри, ты жив? Скажи хоть слово! Нет, это галлюцинация, не поддаваться. — Гарри, пожалуйста, скажи что-нибудь! — меня подхватывают на руки. — Гарри, Гарри, не умирай, ответь мне! Гарри! Меня несут, долго несут, я успеваю снова отключиться и придти в себя уже на траве. Глаза затуманены и воспалены от долгих слез, так что Снейпа я скорее угадываю в качающемся пространстве, чем вижу. — Гарри! Ты, ты... Инфантильный, глупый ребенок! Говорил же, отодвинься от края! — лицо Снейпа странно искажено. — Глупый ребенок... Подожди, отойдет паралич. Отойдет. Хотела бы тебя убить, убила бы. Ну, посмотри на меня. Посмотри... — Я тебя так звал, — шепчу я, ощущая благословенное покалывание боли в левой ладони. — Так... звал... — Глупый ребенок, — Снейп порывисто обнимает меня, зарываясь пальцами мне в волосы. — Успокойся, все хорошо. Пауки больше не придут. На шаг не отойду. — Так звал... — Я слышал. Я бежал следом. Ждал, когда паучиха уйдет. — Так тебя звал... — шепчу я, чувствуя надвигающуюся истерику. — Звал, звал... — Гарри, это страх. Страх и одиночество. Успокойся, мы завтра же отсюда уйдем, обещаю. Вот только спадет паралич и уйдем... Снейп еще долго говорит что-то утешающее, гладит по голове, кажется, снова касается губами уха... А я думаю только о том, что я его ЗВАЛ. Звал, как только мог. Звал, когда не было сил говорить. И он меня услышал. Опять. Глава 7. "Убью, утоплю" или "Ты не моя мама!" Паучья дрянь, которую впрыснула в меня восьминогая мамаша, совсем не похожа по действию на Ступефай — я не только не могу двигаться, но и мучаюсь от терзающей каждую клеточку боли. Снейп, как и обещал, от меня не отходит — часто поит водой, протирает все тело от испарины... Так стыдно мне еще не было никогда — полная беспомощность лишь подчеркивает мою никчемность. Я — обуза. Теперь я понимаю это в полной мере. — Голоден? — звучит сверху. — Моргни, если да. — Я могу говорить, — шепчу я едва слышно. — Побереги горло, — откинув полы мантии, Снейп усаживается рядом и пропихивает между моих губ кусок склизкого гриба. — Уж прости, но съедобных змей тут не водится. — Да ты бы и не полез, — шепотом отвечаю я. — Да я бы и не полез, — соглашается Снейп. — Не глотай куски, жуй. — Тебе легко говорить! — возмущаюсь я, и вправду чуть не давлюсь. — Черт. Когда пройдет паралич? — Трудно сказать. Может быть, скоро. Может быть, никогда. — И что ты со мной тогда делать будешь? — уныло шепчу я. Снейп пожимает плечами: — Вместо мостика через ручейки перекидывать? Извини, я замотался. — Конечно, отдыхай. Мне подвинуться? — не удерживаюсь от язвительного комментария я. Снейп молча передразнивает мое выражение лица, потом ложится рядом и так же закрывает локтем глаза. Интересно, он всегда так спит? Это же ужасно неудобно... О, ура! Я могу пошевелить плечом! Отлично — я думал, парализующий укус навсегда убил во мне все ниже шеи. Теперь наверняка дело пойдет быстрее, и через пару "дней" мы еще посмотрим, кто из нас обуза. Все сам буду делать — и огонь разводить, и еду искать, и от нежити отбиваться. Ни о чем Снейпа не попрошу, хватит, он и так со мной устает больше, чем если бы прятался от Твари в одиночку. Надо быть полезным, надо вытащить его отсюда — ну и плевать, что земное тело Снейпа мертво, мало ли еще по больницам таких потерявшихся? Гарри плевать, один раз он уже убил, убьет и второй раз, если Снейп сможет вернуться... "И что ты думаешь, он будет делать? — ехидно спрашивает подсознание. — Останется с тобой? Сбежит, как от огня, как пить дать — запрется дома, будет в себя приходить. Что станешь делать? Под окнами торчать? Да кто тебе позволит, дурень..." С трудом поворачиваю голову — Снейп лежит неподвижно, будто и вправду спит. Только сейчас различаю в его густых черных волосах белую ниточку седины. "Из-за меня! — стреляет в висок непрошенная мысль. — Когда паучиху преследовал..." Седой Снейп — это неправильно. Так не должно быть. Черт, если бы у меня пальцы сгибались, я бы вырвал этот волосок так, что Снейп бы и не заметил... Тело деревянное, непослушное еще, только-только покалывание в плечи возвращается, в грудь, позволяя дышать спокойнее и глубже. Локти тоже чешутся, и я изнываю — теперь, кажется, я понимаю, почему Снейп так боится мавок, ведь щекотка еще хуже. Черт, хоть бы обо что локоть почесать!... Локоть чесаться прекращает. Зато начинает зудеть нос. — Прекрасно, — шепотом ругаюсь я, с трудом переворачиваясь на живот и с наслаждением потираясь носом о землю. — Гарри Поттер, потомок нюхлера, спешите видеть. Силы, и так небольшие, заканчиваются окончательно, и я замираю, снова выпав из реальности. Мне тепло и спокойно, Снейп лежит рядом, и уже больше никто — слышите? — никто не посмеет вытащить меня из моей "норки" за пятку. -...хорошо было вместе в детстве, не правда ли? — слышу я откуда-то издалека и буквально подскакиваю, больно ударяясь лбом о землю и шипя. — Ты, я, никакого Джеймса... Едва услышанное имя заставляет меня, обдирая пальцы и скуля от боли, приподняться — Джеймс? Какого черта? Какого черта, скажите мне, здесь делает мама??? Наконец-то получается сесть. Снейпа уже нет рядом — он выбрался с островка и сейчас стоит в озере, по самые бедра утопая в камыше и рогозе. — Северус! Там змеи! — пытаюсь я предупредить, но мой жалкий писк даже не достигает ушей Снейпа. -...наше поле... — продолжает кто-то говорить голосом моей мамы. — Ты и я. Разве не прекрасно? Пойдем, все еще может повториться. Снейп наклоняет голову, и на его волосы ложится венок из камыша и тины. И без того сальные пряди прячутся под потоком грязи. Но Снейпу будто все равно — он делает шаг и уходит в воду по пояс. — Северус! Зачем ты... Нет. Нет, нет, нет... Я пытаюсь подняться, но силы быстро оставляют меня, и мне приходится ползти какое-то расстояние на четвереньках. Злость и страх за Снейпа подстегивают, помогая разогреться мышцам, крови снова закипеть в жилах, и пусть правая ладонь горит и саднит, а вывернутая вчера пауком нога ноет, я доберусь, я помогу, я, я, я... Когда я подбираюсь достаточно близко, у меня хватает сил, чтобы встать, наматывая на кулак режущие ладонь листья рогоза. В воде по грудь стоит женщина, красивая, рыжеволосая, с зелеными, как дягиль, глазами. Она смеется и кокетничает, царапая Снейпа ноготками по щеке. — Пойдем, — уговаривает "мама" Снейпа, поглаживая по безвольно опущенным рукам. — Мне так одиноко и страшно в этом мире, — в голосе прибавляется слез и печали. — Мучения, холод, этот туман... Мне так страшно, Северус... — Северус! — шепчу я. — Не смей! Куда там! Он и не слышит. Ног еще не чувствую, тяжело идти, но я нечеловеческим усилием отталкиваюсь от земли, опускаю в воду одну ногу, две... Отталкиваюсь от плечей Снейпа, случайно переборщив и опрокинув его в озеро, и кидаюсь на притворяющуюся моей матерью тварь. Выглядящая слабой, тонкой и хрупкой, "мама" необыкновенно сильна. Она царапается и визжит, в пах мне прилетает неслабый удар коленом, и я скрючиваюсь, падая в воду лицом. Мгновенно длинные пальцы вцепляются мне в шею, пригибая лицо ко дну, и лишь ободрав кожу, я высвобождаюсь. — Ты — не моя мама! — кричу я, кашляя и отвешивая созданию удар за ударом. — Ты — не моя мама! Не моя мама! Не! Моя! Мама! С каждым ударом, с каждым выкрикнутым в смертельной обиде и ярости словом, гадина все слабее цепляется за меня и все сильнее становится похожа на саму себя — синюю, с раздувшимся лицом, заплывшими глазами и распухшими толстыми, как сосиски, пальцами. Рыжие волосы на поверку оказываются бледно-зеленого оттенка и вылезают клочками, стоит в них вцепиться. — Чертова тварь, — я накручиваю волосы утопленницы на руку и от души прикладываю о подводный камень. — Ты не моя мама! — Гарри, остановись! — Ты не моя мама! — зеленоватая кровь ручьем стекает в озерную воду, взбаламученную и окрашенную илом. — Ты! Не! Моя! Мама! Каждое слово сопровождает удар. Утопленница даже не сопротивляется, пока я жестоко убиваю ее, и только когда она уже не может подняться из воды, я позволяю себе осесть в руки Снейпа. * * * — Я ее убил, — неверяще повторяю я который раз, размазывая по лицу кровь и грязь. — Куда ты руками лезешь, — Снейп шлепает меня по пальцам и продолжает стирать с моего лица следы побоища. — Гарри, ты не представляешь, что ты сделал. — Я ее убил, — губы начинают прыгать. — Убил... Северус, я ее убил! — И правильно сделал! — рявкает Снейп, больно прижимая лоскут собственной рубашки к глубокой царапине под моим глазом. — Ты знаешь, что за тварь это была? — Н-нет. — Мавка собственной персоной. Если бы ты не кинулся, я бы так и ушел за ней, высунув язык и умирая от счастья, — по голосу Снейпа заметно, что он дико злится, но никак не могу понять — на меня или на себя. — Удивительно, что тебя она не околдовала. Сразу распознал... — Я видел маму, — тихо говорю я, морщась от жжения в царапинах. — Когда шел умирать к Волдеморту. По лицу Снейпа проходит легкая судорога: — И... — он откашливается. — Что она сказала? — Она улыбалась. И сказала, что гордится мной. — Настоящая Лили Поттер, — бормочет Снейп. — Гарри, не вертись. — Давай отсюда уйдем, — умоляюще смотрю на Снейпа я. — Сначала пауки, потом мавка... — Уйдем, конечно, уйдем. Гарри, убери руки! Заразу занесешь! Закончив с промыванием ранок, Снейп долго смотрит на свою рубашку, с печальным вздохом разрывает последний оставшийся рукав на лоскутки и уходит с островка. К счастью, я не успеваю начать волноваться, как он возвращается, осторожно неся в ладонях гриб. — Я это есть не стану, — морщусь я, оглядывая склизскую шляпку. — Это не для еды. Подставляй лицо. От прикосновения шляпки я даже слегка вскрикиваю — такая она холодная и скользкая. Гриб фактически расползается в ладони Снейпа на горсть слизи, которой он обрабатывает мое лицо. — От заразы, — поясняет Снейп, промазывая холодной гадостью ранки. — Слизь этого гриба гипоаллергенна и является сильным антибиотиком, она всегда прохладная и долго засыхает. — Вот бы ты так на уроках объяснял, — не удерживаюсь я. — Вставай, страдалец. Поищем более благодатное место, — Северус протягивает мне руку, но я все сижу, скрестив ноги и прислушиваясь к ощущениям в своем организме. — У тебя еще гриб остался? — наконец, спрашиваю я. — Есть немного. — У меня рука болит, — жалуюсь я, протягивая правую ладонь Снейпу. Снейп подносит мою ладонь прямо к глазам, после чего хватает нож и резко, пока я не успел испугаться, проводит линию лезвием по мякоти. Лезвие еле касается плоти, но взметнувшийся фонтанчик из гноя и крови заставляет меня позеленеть и отвернуться. — В какую руку укусил паук? — взбудоражено спрашивает Снейп, вытирая мне пальцы. — В эту, Северус... — тоскливо отвечаю я. — Нет... Выдвигаемся мы в полной тишине. Снейп крепко держит меня за руку, левую — правая туго обмотана тряпкой, под которой, медленно истекая спасительной слизью, лежит свежая грибная шляпка. Дергавшая сначала, ладонь под воздействием прохладной слизи успокаивается, и я все больше надеюсь, что мне все показалось и ужасного, воняющего гнилью фонтана не было. — Молитесь, Поттер, — мельком смотрит на меня Снейп, почему-то снова переходя на осточертевшее "вы". — Если за озерами будут снова мхи, вы спасены. — Можете даже не объяснять, я все равно сейчас не пойму, — уныло отзываюсь я, ежась от ощущения еще не просохших брюк на коже. — Вы не замечаете, что этот мир похож на дорожку в зеркалах? — снова начинает Снейп, помолчав немного. — Если поставить два зеркальца друг напротив друга под определенным углом, образуется коридорчик, в котором каждое отразившееся снова и снова зеркальце будет меньше и меньше, пока коридорчик не уйдет в темноту... — Вы никогда не пили с Трелони? — Случалось. — Заметно... Выброс адреналина начинает проходить, и ноги снова начинают деревенеть. Пару раз едва удержавшись на ногах, я почему-то решаю, что чем быстрее я иду, тем лучше, и... Лечу лицом в высокую траву. В последний момент меня подхватывают сильные руки Снейпа, вздергивают в воздух, прислоняют к ближайшей березе. — Я в порядке, — отдышавшись, сообщаю я Снейпу. Он смотрит на меня каким-то непонятным взглядом, потом слегка нагибается и закрывает глаза. Забыв о Твари, лесовиках, озерниках, утопленницах, мавках и прочей нежити, мы какое-то время просто стоим в тумане, судорожно втискиваемся в тела друг друга, сплетаем до хруста пальцы и целуемся, целуемся, целуемся... И я опять, кажется, плачу. У Снейпа губы соленые. Глава 8. "Утопи меня" — Пойдем назад? — тихо спрашивает Снейп, не двигаясь с места. Я молчу, беспомощно оглядывая бескрайнюю ледяную пустыню, раскинувшуюся перед нами. От гуляющих по ней ветров снег стал похож на чешую. То тут, то там высятся присыпанные белым скалы. Далеко на горизонте я едва различаю темную линию разлома в леднике. Я делаю шаг и погружаюсь в снег до середины голеней. Колючий холод обжигает меня, я весь покрываюсь гусиной кожей, но делать нечего. Шаг, второй... Идти по снегу еще труднее, чем по болоту — в болоте, по крайней мере, не так холодно... — Гарри, мы можем вернуться... Я упорно продолжаю идти, хоть на глаза от холода наворачиваются слезы. В ботинках уже набралось снега, джинсы до колен обледенели, тонкая куртка не спасает. Порыв ветра — и я утыкаюсь лицом в снег, спасая глаза. Больной рукой попадаю в сугроб и замираю так, радуясь, что хотя бы боли не ощущаю. — Гарри... — Мы идем дальше, — твердо говорю я Снейпу, стараясь выбраться из трещины, куда попала моя нога. — Может, за этими льдами... — Здесь даже нежить не выживет, приди в себя! — О, заткнись, — огрызаюсь я. Снейпу я даже немного завидую — пока я, рыча и обливаясь соплями, преодолеваю на карачках ледяные наросты, обдирая пальцы о снежную корку и вытягивая полные снега ботинки из сугробов, он просто идет рядом с каменным выражением лица. Помогает лишь дважды — когда я скатываюсь с горки в сугроб и теряю ощущение верха и низа, и когда, увлекшись подъемом, сдираю повязку с больной руки. Рука, кстати, выглядит отвратительно: ладонь отливает мерзким синевато-зеленым цветом, пальцы уже не гнутся — распухли, почернели. Зелень уже ползет на запястье, окрасив вены в свой жуткий цвет. Северус, стиснув зубы, перевязывает меня снова, вместо шляпки гриба сунув мне в кулак плотно скатанный снежок. Становится легче. — Гарри, мы не обязаны... — Заткнись! — кричу я ему. От холода и ветра глаза слезятся, ручейки слез замерзают на щеках колкими солеными льдинками. — Заткнись, пожалуйста... Я знаю, что умираю. Молчи. Дай мне хотя бы увидеть, что за этими льдами. Северус только вздыхает и больше не препятствует мне. И, лишь когда я доползаю до того самого разлома, который казался черной ниточкой, я ахаю. Эта ниточка настолько широка, что ни одно дерево, даже расти оно здесь, не помогло бы нам перебраться. Непреодолимая пропасть щерится клыками скал из своей черной пасти. Далеко, на другом краю, я вижу пески — удивительный контраст белых снегов и черных, зловещих песчаных барханов, по которым гуляют маленькие черные вихри. — Долина смерти... — озвучивает мои мысли Северус. — Значит, я умру. Меня самого пугает та холодность и равнодушие, что сквозят в моем голосе. * * * Когда мы возвращаемся к озерам, у меня не сгибаются ни ноги, ни руки. Снейп не раз растирал мне снегом уши, чтобы я их не отморозил, но все равно кожа чувствует все едва-едва. В некотором смысле это даже хорошо — пульсирующая боль немного успокоилась, и на некоторое время я даже забываю, что отравлен. Снейп, едва мы возвращаемся, испаряется, сославшись на необходимость собрать какой-то травы. Я же решаю искупаться — в живом теле есть свои минусы. К счастью, убийство мавки не осталось незамеченным, если это не была единственная мавка на все озеро — я спокойно и без нервотрепки выбираю свободное от ряски и тины место и плаваю вдоволь, пока рану не начинает щипать. Если немного раздвинуть камыши, я могу спокойно подглядывать за Снейпом — он стоит на коленях около кустика вялой травы и осторожно подрывает его ножом. Длинные черные пряди волос сейчас мешают ему меня видеть, и я ловлю себя на мысли, что вспоминаю, как они касались моего лица, пока мы... Неужели это было на самом деле? Он меня целовал?.. — Если ты сейчас же не вылезешь из озера, — говорит Снейп, не отрываясь от своего занятия, — тебя схватят за задницу и утащат в омут. — Не зря тебя называли летучей мышью, — фыркаю я, выбираясь из рогоза. — Обзор на 360 градусов. — Здесь поневоле станешь летучей мышью... Скоро ультразвуком разговаривать начну, — хмыкает Снейп, аккуратно вытягивая корешки из сухой взрытой земли. — Сушись, сейчас лечить тебя будем. Чтобы высушиться, приходится побегать по берегу в чем мать родила — в изломе огромная проблема с полотенцами. Хорошо, что Снейп совсем не смотрит на меня, весь увлеченный своим делом. Надергав тоненьких корешков и нарезав пластинками чудесный гриб, Снейп рукоятью ножа активно давит их прямо в своей ладони, превращая в подобие мази. — У меня от этого хвост и рога не вырастут? — принюхиваюсь я к странного цвета слизи, одевшись. — Ай, Северус! Прекрати! Не обращая внимания на мои вопли, Снейп распарывает едва начавшую затягиваться ранку ножом и выпускает скопившийся гной. Да, рука моя выглядит отвратительно — пальцы не сгибаются, ногти черные, и практически до локтя поднимаются зеленоватые пятна. И как только он трогает меня? Как ему не противно? Северус густо смазывает рану лечебной слизью и, не дав мне отдернуть руку, прижимается губами к еще бьющемуся пульсу. — Она воняет, Северус, — после долгого и утомительного молчания говорю я. Вместо того чтобы одуматься и отпустить меня, Северус напротив, молча прижимается губами к моему рту. Будто судорога проходит по моему телу — он что, всерьез это? Или утешает? — Северус... — Извини, — он тяжело поднимается с земли. — Я должен поискать травы получше. Я провожаю его чересчур прямую спину взглядом. Упертый болван! Он что, не понял, что это была просьба? * * * — Мерлин! Почему так долго? Я корчусь и извиваюсь, чуть ли не кусая землю. Израненная ладонь горит адским пламенем — это хуже, чем сунуть руку в костер! Видимо, Снейп ошибся с травкой — мазь наоборот, только растравливает плоть, заставляя выть и звереть от боли. Снейп, не приседая, бегает от озера к островку, отстирывая лоскуты. Видимо, я на самом деле смертельно болен — стал бы иначе Снейп так обо мне заботиться? Странно — дважды пережив "предсмертные" муки, сейчас я уже не боюсь. Просто обидно, что и Снейпа не вытащил, и сам вляпался. Больно, больно! Почему так больно? — Гарри, руку! — Не трогай! — взвизгиваю я, отдергивая ладонь. — Руку! — Северус больно дергает меня за локоть и прижимает пропитанный водой и травяным соком лоскут ткани к ране. — Тихо, Гарри, тихо. Сейчас пройдет. Он оказывается прав — жжение утихает, и впервые за долгое время я могу посмотреть вокруг трезвыми глазами. Оказывается, я до синяков искусал вторую ладонь — отпечатки зубов багровеют полумесяцами. — Пообещай мне... — отдышавшись, я хватаю Северуса за грудки. — Что же? — мягкость, с которой он освобождается, заставляет мою теорию подтвердиться. — Когда все станет плохо... Вдруг налетает сильный ветер, и боковым зрением я вижу, как клочки тумана цепляются за камыши. С берега в грязную воду грузно плюхается жирная жаба. -...утопи меня, — прошу я. — У вас воспалились мозги, Поттер, — Снейп стискивает зубы. — Пообещай! — Нет. — Я умираю, Северус. Я умру. — Нет. — Даже ты не сможешь вылечить меня без своих трав и зелий! — срываюсь я. — В мире, где все растения или ядовитые, или плотоядные! — Тебе надо уйти, — Снейп хладнокровен, как никогда. Я смеюсь, ощущая, как наливается свинцом рана. — Куда? К Твари? Не смеши меня. — Обратно. В мир живых. Гарри, соображай скорее. Как ты перешел сюда? Подробности? Я наморщиваю лоб, вспоминая эту жуткую, холодную, туманную ночь. — Там тоже был туман, — вспоминаю я. Жирная жаба выстреливает липким языком, ловко снимая с камыша сонную муху. Клочки тумана стекают с рогоза и медленно плывут по воде. Как и тогда, на Черном озере. — Зеркальце. — Не понял? — Зеркальце, — улыбаюсь я во весь рот. — Дорожка в зеркальце. Отражение в воде. — Гарри, ты бредишь. Тебе нужно поспать. — Отражение тумана в воде, — смеюсь я. — Утопи меня, Северус. Вместо ответа Снейп притягивает меня к себе, грубо целует, и я каким-то шестым чувством осознаю, что он перестал играть. Он сильно и одновременно с этим нежно насилует мой рот, заставляя забыть, что мы были врагами, что он на двадцать лет старше, что он мужчина, что я скоро умру... Я скоро умру. Стоит ли сейчас останавливать его из глупой гордости? Я умру, и у меня останется только одна надежда, что после смерти телесной моя душа останется в изломе. Останется с ним. — Гарри, я... — Еще. — Но... — Просто заткнись и возьми меня, — я ложусь на землю, притягивая Снейпа к себе. Долго уговаривать не приходится — я не успеваю вдыхать, пока снова и снова тонкие губы овладевают моим ртом. Язык движется так нежно, так медленно, что сладкий, тяжелый шар сворачивается внизу живота. С Чжоу так не было. С Джинни так не было. Только с ним. Я извиваюсь, выбираясь из одежды. Он все еще в остатках мантии, кутается в нее — приходится сдирать. Я хотел бы поцеловать каждый тонкий шрам на его плечах, руках, груди, но могу только всхлипывать в перерыве между поцелуями. Я хотел бы обнять его хотя бы одной рукой, но она перехвачена и прижата к земле. Я хотел бы слиться с ним в одно целое, одно существо, одну душу на двоих, но получится разве что подставить задницу. Все равно я умру... что теперь жалеть? — Северус! Это не мольба — приказ. Он понимает его и освобождает меня от джинсов, сразу переворачивая на живот. — Я хочу посмотреть, — тянусь я к нему, но получаю хриплый ответ: — Так тебе будет не больно. У нас нет смазки... — Твоя чудо-мазь, — я приподнимаю бедра, пытаясь найти кожей тепло его тела, но терплю неудачу. — Она холодная... И достаточно скользкая. — Я понял, понял! — следует нетерпеливый рык в ответ. И вот он, наконец, опускается. И я хватаю воздух ртом, пока он входит — дюйм за дюймом. Я царапаю землю, набирая грязь под ногти. Я ослеплен, оглушен, подчинен — ему, такому сильному, такому... Такому... — Гарри, остановись, — Северус прижимает мои бедра к земле. — Не торопись. Это тело не способно на оргазм. Следи за своими ощущениями. Разочарование наполняет меня — а я хотел ощутить в себе его живое тепло... Что за мука заниматься сексом и заведомо знать, что не кончишь? Последний дар умирающему? Извинения? Что? — Северус, ну! — Успокойся, — поцелуй в затылок заставляет немного расслабиться. — Я никуда не уйду. Я всегда буду рядом, понимаешь? — Ну! — Гарри, остынь. Все будет хорошо. Теперь все всегда будет хорошо. Он заговаривает мне зубы, как старая ведьма, рвущая первый молочный зуб своему праправнуку. Он двигается быстро и сильно — именно так, как я сейчас хочу. Хочу чувствовать себя живым. Пока не сгнию заживо. — Ну! — Не нукай, не запрягал, — смеется в затылок Северус, заставляя волоски на теле встать дыбом. — Потерпи еще немного. Все будет хорошо. Он делает еще один сильный толчок, от которого в глазах вспыхивают миллионы искр, и сильно сжимает мой набухший член в ладони. От силы оргазма меня подбрасывает вертикально — я кричу, я извиваюсь, весь во власти "шлейфа", заставляющего от каждого прикосновения губ к спине, к плечам кончать снова и снова, разрываться на клеточки, умолять — то ли остановиться, то ли не останавливаться... В голове все плывет, так что я закрываю глаза. Через какой-то час начинается жар. Ни одна мазь уже не помогает. Северус притягивает меня на свои колени, гладит по лбу, задевая проклятый шрам, из-за которого он тоже пострадал. — Утопи меня, — прошу я хохочущую темноту вокруг. Меня поднимают на руки, несут куда-то, и я счастливо понимаю, что он выполнит мою просьбу. Утопит. Прекратит мучения. — Стой! — прошу я, вцепившись в воротник его мантии. — Поцелуй меня... напоследок. Обкусанные, обветренные губы всего на миг прижимаются к моим. — Живи, Гарри, — говорит мне Северус и я лечу вниз. Глава 9. Она же - эпилог. Гнетущая темнота чередуется с болью и жаром. Я помню, что кричу и проклинаю всех, что извиваюсь, выгибаясь от адской боли, что зову, зову, зову... Я помню руки, лампы на потолке, ледяное жало иглы, снова темноту... И снова я зову. Помню отчаянный стук в дверь, слова: "Мисс, выйдите вон!", и опять проваливаюсь в темноту. Я умер, знаю — и сейчас в аду. Только в аду может быть так холодно и страшно, и очень, очень темно. Глаза — что с моими глазами? Я не могу открыть их, не могу пошевелиться, не могу встать... Снова легкие укусы в локтевой сгиб, что-то мокрое на лбу, невнятное пищание, и опять темнота. Плохо, мне плохо, мне плохо... Я зову, зову, зову, но все бесполезно. И я приучаюсь не звать, не ждать — иначе снова укусит в вену оса, и станет легкой и пустой голова, а руки — бесполезными и ватными. Я уже немного вижу, хоть и плохо. Вижу белые стены, потолок, кусочек кафельного пола — приходится сильно скашивать глаза. Где мои очки?.. Вижу окно, но сил приподняться и посмотреть в него нет. С трудом сползаю с кровати, но задеваю ногой табуретку и устраиваю жуткий грохот. Снова приходит кто-то чужой, прилетает злая оса, и я сплю. Теперь мои руки привязаны к кровати. Привязаны не туго, на слабый бантик, но освободиться я все равно не могу. Я вижу, что моя правая рука по самое плечо забинтована, а на правой половине груди красуется уродливый, вымазанный чем-то шов. От нечего делать я считаю стежки, сбиваюсь на каждом третьем и считаю вновь. От обилия белизны голова начинает болеть. Кажется, я снова начинаю кричать — не помню, что, но почему тогда снова приходит злой человек, чтобы сделать укол?.. Оставьте, оставьте меня, я не хочу, я не хочу, я... Шов снимают, разрезая стежки холодными ножницами и вытягивая ниточки пинцетом. Я молчу — я так устал, что не могу пожаловаться даже на неудобную кушетку и ноющую лопатку. Лучше молчать — иначе снова укол, иначе снова тяжелые сны... Я не хочу, не хочу, не хочу, я... В этот раз укол мне не делают. Снова жарко, снова больно — кто-то ковыряется грубыми пальцами в моей изувеченной плоти, звенит металл, холодят кожу капли, вылетающие из стального жала. Я кричу, дергаюсь, пока не наступает апатия и равнодушие, и я послушно растягиваю губы в резиновой улыбке, когда надо мной с вопросами склоняется человек в белом. Это добрый человек: он не пытает меня уколами, только спрашивает что-то непонятное, щупает лоб и уходит. Я слышу, как ветки деревьев стучат в стекло, и даже кажется, что вижу за окном человека, но засыпаю прежде, чем успеваю понять, кто это. Кажется, меня зовут по имени. * * * Мне уже разрешают гулять по палате, и я сутками бесцельно слоняюсь от стены к стене. Размеренные шаги вокруг койки нарушают злые люди — они приходят, хотят от меня что-то непонятное: показать на двух картинках неправильные детали, повторить за ними несколько раз ничего не значащие слова, пересказать детскую сказку... Я послушно киваю, тыкаю пальцем в летящий против ветра дым, считаю от ста до одного в обратном порядке, собираю несложные головоломки... Злые люди что-то долго пишут в своих свитках белоснежными перьями, качают головой и уходят. Молодая девушка приносит мне маленькие желтые капсулы — я засовываю их в рот и бездумно глотаю, и снова наваливается темнота и апатия. Я смотрю по сторонам, но ничего не вижу вокруг. Я ложусь на кровать лицом в подушку, и почти не реагирую, когда приносят ужин. Он все равно водянистый и невкусный. Как долго продолжается все это, я не могу даже сосчитать. Однажды молодая девушка в желтом халате, протягивая мне такие же желтые капсулы, успевает шепнуть: — Не глотай! Я не успеваю даже посмотреть ей в лицо, как она заставляет меня впихнуть таблетки в рот, прикрывает рот маской и испаряется из палаты. Цыплячьего цвета капсулы я прячу под язык, а потом — под матрас. Никто ничего не замечает. На всякий случай я ложусь спать сразу же после "приема" таблеток, но в этот раз не отрубаюсь, а посматриваю сквозь ресницы, что же творится в палате. Когда за окном сгущаются сумерки, входит тот самый Злой Человек — он внимательно смотрит мне в лицо, а потом забирается на тумбочку у раковины и запускает руку в вентиляцию. Он вынимает какую-то черную коробочку, в которой бешено вращается стеклянный глаз. "Колин..." — проносится в голове какая-то отвлеченная мысль, которую я сразу же забываю, стоит Злому Человеку уйти. Я все же засыпаю, но тяжелых снов больше не вижу, и утром чувствую себя куда лучше. Но, памятуя о стеклянном глазе в вентиляции, продолжаю изображать из себя тупое покорное животное. К желтым таблеткам добавляются сначала розовые, а потом зеленые — я так же прячу их под язык, а потом, "уснув", тихонько спускаю их под матрас. Когда утром меня водят по нужде, я втихаря выкидываю таблетки в унитаз. Чем дольше я не пью таблетки, тем лучше осознаю, что происходит. Я в Мунго, в отделении для душевнобольных. Злой Человек, который приходит каждый день — колдомедик, а молодая девушка, избавившая меня от таблеток — колдосестра. Я старательно нахожу пальцем кончик носа, закрыв при этом глаза, все так же старательно рисую кляксы и домики на обрывках пергаментов, и, слегка покачиваясь, повторяю за Злыми Людьми детские стишки. Они кивают, пишут в своих свитках, но я только изображаю равнодушие и апатию — я смотрю. Я слышу. Я запоминаю. Злые люди срезают ручки на моем окне, лишая последней радости — дышать свежим воздухом, и занавешивают окна плотными черными шторами. Теперь в моей палате постоянно горит свет, и я не могу отличить день от ночи. Я не реагирую — стеклянный глаз зловеще моргает там, в вентиляции. Нельзя показывать им, что я пришел в себя. Шрам на ладони заживает окончательно. Даже начинают сгибаться пальцы с изуродованными ногтями. Я теперь могу сжимать ладонь в кулак — великое достижение!.. Злой человек приходит все реже, таблетки меняются на мелкую россыпь белых драже, похожих по вкусу на сахар. Я, наученный горьким опытом, продолжаю отправлять их под матрас. Я слушаю. Я смотрю. Я вспоминаю. Меня зовут Гарри. Гарри Поттер. Я был в изломе по ту сторону жизни, я спасался от Твари, я убил мавку и кровожадное бревно, я разбивал черепа висельникам в Лесу самоубийц... Меня заразила укусом гигантская паучиха. Я выбрался — меня спас Северус. Я в Мунго, в отделении для душевнобольных. Меня хотят свести с ума уколами и лекарствами, постоянными дурацкими тестами и отсутствием свежего воздуха и солнца. Я здоров, но меня не выписывают. Я шатаюсь от стены к стене, изображая дурачка, и молюсь каждой трещинке в старой краске: "Я Гарри, Гарри Поттер, помогите, помогите, помогите мне! Северус, Северус, Северус..." * * * Злой Человек выматывает меня так, что я ложусь спать пораньше, сразу же после "приема" лекарств. Привычно выплюнув таблетки под подушку, я зарываюсь под одеяло, готовясь к очередному сопротивлению кошмарам, но слышу стук в окно: — Гарри! Поначалу мне кажется, что у меня галлюцинации. Какой может быть стук в окно на пятом этаже? Но стук повторяется, а потом разозленный донельзя женский голос пробивается через толстое стекло: — Гарри Джеймс Поттер, если ты сейчас же не отзовешься, я оторву тебе... — Гермиона! — шикает на нее другой, мужской голос. — Гарри, наверное, в другой палате. Будь добра, ухватись за меня, а то опять всю дорогу будешь вниз головой болтаться. — Рон! — я подскакиваю с кровати, не заботясь более о конспирации. — Рон! Гермиона! Я здесь! Я распахиваю занавески — за окнами стоит густая темнота, не нарушаемая даже светом луны. На метле, зависнув прямо за стеклом, сидит Рон, чьи уши от холода успели принять нежно-свекольный оттенок и Гермиона — лохматая, зеленоватая и напуганная. Она никогда не любила летать... — Вытащите меня! — барабаню я по стеклу. — Вытащите, помогите мне! Рон дает мне знак отойти, и, едва я отшатываюсь к раковине, аккуратно вырезанное стекло плавно выдавливается сильными руками друга. Гермиона, фактически упав в палату, кидается ко мне, судорожно обнимает и затихает, вцепившись мне в пижаму холодными пальцами. — Ну вот, а ты боялась, — Рон треплет меня по волосам, и я удивленно замечаю, как же он изменился. Сколько лет прошло с нашей последней встречи?.. Волосы Гермионы аккуратно подстрижены, и только кажутся жутко спутанными. Руки Рона бугрятся мышцами, да и в плечах он стал куда шире. Он так похож на Билла сейчас, вот только без шрамов на лице... — Рон, камера в вентиляции! — вспоминаю я, отдирая Гермиону от себя. Рон бесстрашно запускает туда руку и давит волшебный глаз каблуком. Гермиона передергивается: — Скорее, мальчики, скорее... Гарри, нам нужно спасти Снейпа! Его отключили от аппаратов, он умирает! Сердце пропускает удар: — Жив??? — Жив, пока жив! — почти кричит Гермиона. — Но нам нужно успеть перенести его в Хогвартс! Как я оказываюсь на метле, почти не помню. Отяжелевшую от тройного груза метлу Рон аккуратно поднимает и ведет над крышей больницы. Гермиона, прильнув ко мне, жарко шепчет в ухо: — Два года прошло, Гарри! Два года тебя не было! С мистера Уизли обет неразглашения взяли, да только он Рону Патронус послать успел, что тебя у Арки нашли, с почти почерневшей рукой — ну, помнишь руку Дамблдора? А потом мне рассказала Лаванда, которой рассказала Парвати, которой рассказала Панси, которая дружит с одной из колдосестер, которая видела, как тебя маринуют здесь, не дают в себя прийти! Гарри, Снейпа незаконно поили Феликсом — если бы ты очнулся, это был бы такой компромат на колдомедиков, до Азкабана бы дошло! Они не могли Снейпа сразу отключить, за это клятва Мунго карает нещадно, просто перестали давать ему Феликс, и аппараты сами, от ауры невезения сломались! Гарри, МакГонагалл в курсе, она готова дать в Хогвартсе убежище, мы его спасем, мы... — Гермиона, перестань тарахтеть, не видишь, что ли, ему плохо! — перебивает Рон. Мне и в самом деле плохо. Северус... Его тело умирало, пока я валялся тут. Ему там совсем плохо будет... А вдруг он вернется? А вдруг? Теперь он знает дорогу. Он почувствует, он вернется, только бы успеть. Только бы успеть... — Здесь! — Рон ловко выдавливает стекло, и я переваливаюсь через подоконник, кидаясь к лежащему на кровати бледно-восковому телу, и прижимаю пальцы к его шее. Там, под тонкой кожей, медленно, очень медленно, но верно бьется пульс. Северус... Я не могу удержаться. Я падаю на колени рядом с его телом, роняю голову ему на грудь и тихо реву, выплакивая ужас и страх проведенных в Мунго дней. Я хватаюсь за его холодные ладони, и почти на уровне ощущений вспоминаю, как в изломе эти длинные пальцы ласкали меня, умирающего, а эти бледные губы целовали мой шрам, и его: "Живи, Гарри..." Он пока еще жив, но как же он далеко! Как же он далеко... Вернись, пожалуйста, вернись — Северус, Северус, Северус... — Гермиона, с ним все в порядке? — озадаченно спрашивает Рон сзади. — О, Рон... — вздыхает Гермиона. — Гарри, мы с Роном аппарируем вас до ворот Хогвартса, там уже никто вас со Снейпом не тронет. Сможешь его поднять? Куда мне — тяжелое тело выскальзывает из слабых рук. Никак не ухватить его, никак не поднять, не спасти, такого родного, такого, такого... — Оставь меня в покое, Мерлина ради, — тонкие губы разлепляются, пропуская свистящий шепот. Мне кажется, что у меня сейчас случится инфаркт. Северус открывает глаза, на самом деле открывает глаза! Он смотрит на меня, но что я могу сказать??? — Ты! Ты! Вернулся! — Свалился в озеро, пока удирал от Твари, — по еле заметному шевелению исхудавших плеч заметно, что он пытается пожать плечами. — Поттер, ты меня задавишь, отпусти. — Не отпущу, никогда, никогда, никогда не... — тараторю я, осыпая поцелуями его руки. — Прекрати этот цирк, — голос Снейпа звучит сурово, но пальцы его накрывают мои, едва заметно поглаживая. — Долго меня... не было? — Года три, сэр, — вежливо отзывается Гермиона, наступая на ногу Рону. — Гарри давно вернулся? — В январе, сэр. Полгода как. — А мне показалось, день прошел... — Как же ты так? — вырывается у меня. — Как же ты умудрился в озеро свалиться? Там же берега какие, да и островок такой удобный — зачем ты с него вылез? — А затем! Да наклонись ты, идиот, я же не достану... Я не знаю, что делает Гермиона с Роном, но пока я целую холодные губы Снейпа, он не издает ни звука. — Я тебя звал! Я так тебя звал... — Я слышал, слышал... Я заберу его. Я его вылечу. Я буду его с ложечки кормить, если понадобится. Это — мое, и никто не отнимет, никто... Снесенная заклинанием дверь слетает с петель, и врываются колдомедики. Рон с Гермионой выхватывают палочки, а я просто падаю поперек Снейпа и ору благим матом: — Не отдам! Не отдам его, твари! Мой! Северус своей слабой рукой едва заметно прижимает меня к себе, потом поворачивается к опешившим колдомедикам и как можно вежливее говорит: — Доброе утро, господа. Глава 10. Совсем-совсем последняя глава. В Хогвартс Северус ехать отказывается наотрез, и никакие уговоры не помогают. Приходится оставить его в Мунго — благо, всех колдомедиков, хоть мало-мальски причастных к "лечению" Снейпа и меня, в тот же день арестовывают и препровождают в Азкабан. Кингсли лично является в больницу, просматривает кучу бумаг и заявляет: — Ни в одном документе о Феликсе заявлено не было. Гарри, тело... Снейп выразительно кашляет, приподнимая бровь и складывая руки на груди. — Профессор Снейп, — исправляется Кингсли, — прекрасно жил бы на одном искусственном дыхании и питании. Феликс Фелицис, который он принял во время Битвы, выветрился еще до того, как профессора доставили в Мунго. Гарри, кто тебе сказал, что без Феликса он умрет? Я стою, смотрю в пол и ощущаю себя полным дураком. — Надо было мне учить зельеварение, — бормочу я. — Суд состоится на той неделе, — Кингсли бегло перелистывает мою историю болезни. — Гарри, да ты счастливчик — если бы ты продолжил пить таблетки, которые тебе давали, ты просто умер бы от передозировки. — Что ему давали? — шипит со своей койки Снейп, приподнимаясь. Кингсли вздрагивает: как я его понимаю, к этому шипению и я, наверное, не скоро привыкну. — Думаю, вы лучше меня поймете, что здесь написано, — Кингсли протягивает бумаги севшему в кровати Снейпу. Тот бегло пробегает глазами по строчкам, с каждой минутой все больше мрачнея. — Что? — с замиранием сердца спрашиваю я. Молчит. Молчит и явно звереет — я такое лицо у него видел лишь раз, в изломе, когда сообщил ему, что добровольно явился за ним. — Севе... Профессор... — Да ладно уже, — отмахивается Снейп. — Все Мунго жужжит: "Не отдам, твари! Мое!" — передразнивает он мой истерично-отчаянный голос. — В общем, руку тебе оперировали дважды и очень неплохо, от яда ткани очистили. Но потом тебе почему-то стали давать маггловские нейролептики, причем сильно превышая дозировку. — Это что такое? — тупо моргаю я. Снейп закатывает глаза: — Таблетки от шизофрении. — Но я же не шизофреник... Кингсли громко кашляет. Снейп же, зараза такая, хмыкает: — Ну, это как посмотреть... Полезть за Упивающимся в ад... Министр, может, хоть вы разъясните, в чем дело? Кингсли с душераздиращим скрежетом двигает по кафелю стул, усаживаясь рядом с кроватью: — Извольте. Мистер Поттер был найден в Отделе Тайн, рядом с Аркой — он кричал так, что его услышал работник, протиравший в это время Венеру в одной из комнат... Да вон, Гарри помнит, — дождавшись моего кивка, Кингсли продолжает: — Он был без сознания и охрипшим — видимо, очень долго кричал. Правая рука сочилась зеленым гноем и вообще выглядела, как сгнившая... Неприятные подробности. Его доставили в Мунго, сделали укол успокоительного, но он все равно продолжал звать... — Дальше, — перебивает его Снейп, и его лицо снова превращается в маску. — Дальше, дальше... Консилиум признал у Гарри нервный срыв, назначил легкие антидепрессанты — их кололи месяц, Гарри почти пришел в себя, но тут и ваше, профессор, тело стало подавать признаки жизни. Фактически, вам больше не требовался аппарат искусственной вентиляции и лекарства, оставалось только подождать, когда вы очнетесь. Но поняв, что вы оба придете в себя и узнаете, что лечение Феликсом было совершенно незаконно, и будут последствия... — Кингсли взмахивает историей болезни, рассыпая по всему полу бумажки. — Феликс — очень дорогое зелье, Гарри. Из тебя просто выкачивали деньги. — И ему стали давать двойную дозу нейролептиков, чтобы свести с ума, — мрачно заканчивает Снейп. — Психологов не в чем обвинять, — Кингсли жмет плечами, — ни один из них не знал, что Гарри держат на таблетках — этого даже в истории болезни не было зафиксировано. Все тесты указывали на наличие у него тяжелого психического расстройства, нуждающегося в длительном лечении и изоляции. Если бы одна из колдосестер не сообразила, что дело нечисто, Гарри умер бы от передозировки, и никто ничего не доказал бы. Ну, теперь однозначно — Азкабан и поцелуй дементора... — Не надо дементоров, — открываю рот я. — Вы не знаете, что я видел... Что мы видели там... Кингсли смотрит сначала на Снейпа, потом на меня и, наконец, кивает: — Хорошо. Пожизненное. Разрешите откланяться, господа, мне еще с бумагами разбираться... Кингсли уходит, и я тоже делаю шаг к двери, но меня перехватывает рука Снейпа: — Куда помчался? — Тебе отдохнуть надо, — я стараюсь не смотреть на него. — Ты бледный, как мумия. — Недостаточно хорош? — насмешливо спрашивает Северус. — Орал, значит, как истеричка, — губы все-таки дергаются от расстройства. — А я знаешь, как испугался? Думал, тебя сейчас убивать будут, а у меня ни палочки, ни даже палки той березовой... — Идиот, — вздыхает Снейп, дергая меня на себя. Я стараюсь экономить воздух, но с ним это невозможно — стоит худому колену протиснуться между моих ног, как я сдуваюсь, подобно шарику. Откуда в нем столько жизни? Костлявый, как скелет — одни локти и колени, нос на осунувшемся лице торчит... И все равно живой, еще более живой, чем там, в проклятом изломе... Снейп дергает на мне пижаму, досадуя, что не может добраться до кожи. Я демонстрирую чудеса ловкости, пытаясь и из пижамы выбраться, и от губ его не оторваться. В результате я просто шлепаюсь с кровати, и сверху на меня летит подушка: — Неуклюжий болван. — Упырь зловредный. — Придурок. Я открываю рот, чтобы придумать что-нибудь достойное, но тут открывается дверь, и из-под подушки я вижу женские ноги в аккуратных туфельках. — Гарри! — меня поднимают с пола и отряхивают. — С тобой все в порядке? Тебе плохо? Я ответить не могу — смешинка попала в горло, и я бестолково кашляю, пока Гермиона отчитывает меня за неосторожность, как ребенка, и усаживает обратно на стул, делая вид, что не замечает ни почти разорванной пижамы, ни зацелованных губ. — Доброе утро, — кашляю я, утираясь рукавом. — Ты чего с утра вскочила-то? Разве посетителей уже пускают? Я думал, Кингсли выставил охрану. — Он и выставил. Только вот мне и Рону разрешено приходить в любое время, — Гермиона бьет меня в бок локтем и смешинка вылетает из горла, а на глазах выступают слезы. — Я пришла проверить, все ли в порядке. Ты как себя чувствуешь? — Отлично. Правда, еще немного кружится голова, — бессовестно вру я. На самом деле, меня всего ломает и выкручивает от усталости, но если об этом узнает Гермиона, она сама меня залечит до смерти. — А Джинни замуж вышла, — отводит глаза Гермиона. — Вот только Рон и не поверил, что ты умер... — Мисс Грейнджер! — рявкает Снейп. — Может, поясните настоящую причину вашего визита? — Я миссис Уизли, — под мои мысленные аплодисменты распрямляет плечи подруга. — И я попрошу на меня не орать. Пока Снейп давится удивлением, я чуть не падаю со стула от хохота. Браво, Гермиона — пора бы ему привыкать, что его больше не боятся. — И все-таки? — цедит Снейп. Гермиона вздыхает: — Гарри, я тебя не пускала туда, потому что... Фиренце как-то на прорицаниях рассказывал про излом... Он говорил, что оттуда не возвращаются, а вернувшиеся, если они что-нибудь помнят, вскоре сходят с ума, или умирают, не выдержав. Я боялась, что ты не сможешь вернуться, и сказать тоже не могла — ты бы решил, что я отговариваю... — Решил бы, — киваю я. — И я ничего не помню. — Наверняка спал на Прорицаниях, — фыркает Снейп. — Гарри, я перевернула всю библиотеку Блэков! — тараторит Гермиона, пока Снейп демонстративно делает умное лицо и явно передразнивает ее. — Об изломе есть некоторые сведения в литературе: там совершенно уникальный климат, течение времени и фауна! Я много читала после твоего ухода, и знаешь, сильно жалею, что испугалась идти с тобой! — Вот только вас, Грейнджер, нам там для полного счастья и не хватало, — скорбно вздыхает Снейп. — Если бы туда попасть... — мечтательно улыбается Гермиона. — Изучить тамошнюю природу... Гарри, у тебя в кармане было это, — она протягивает мне сухой комок, оказавшийся при ближайшем рассмотрении куском гриба. — Я отправила гриб на экспертизу, и знаешь, вещество, которое в нем содержится, оказалось сильнее любого существующего сейчас антибиотика! Гарри, мы могли бы перевернуть науку! — Нет, — встаю я. — Ты туда не пойдешь. Это адское, ужасное место, и даже Волдеморту я не пожелал бы встретить на своем пути Тварь. Пообещай мне... Нет! Поклянись, что туда не сунешься! Твоя наука того не стоит. У тебя Рон. О нем хотя бы подумай. Гермиона жалобно хлопает глазами и заискивающе тянет: — Ну, расскажи, Гарри, расскажи! Что вы там видели? Может, я хотя бы книгу об изломе напишу... Я переглядываюсь со Снейпом — он пожимает плечами, незаметно переплетая свои пальцы с моими. Что ж... Если не рассказать Гермионе, она душу вынет. Времени у меня достаточно, Северус теперь мой — никому не отдам! — и беспокоиться, собственно, больше не о чем. Свою дорожку в зеркалах я прошел и вернулся обратно. Надолго. — Все началось с того, что я упал в болото, — начинаю я, устраиваясь поудобнее...