Не моя женщина

Не моя прекрасная женщина. Я запомнил тебя такой, не моя хрупкая женщина. Старые фотографии с пожелтевшими краями. Ты смотришь в объектив, опираясь на старенький велосипед, восемнадцатилетней девчонкой и смеешься заразительно. Глаза твои такие синие. Я даже сейчас знаю, что они как море, которое ты так любила. Они не могут быть другими. Ты смеешься, и я не поверю если скажут, что дальше ты осталась на месте и не рванула по дороге вдоль обрыва, разнося пыль песчаной дороги в своей льняной юбке, что ты так любила задирать, не стесняясь и не пряча свои длинные ноги. Ты всегда была свободной от условностей и запретов. Я встретил тебя, не моя дикая женщина. В первые я тебя увидел на твоей свадьбе, когда пил вино за твое здоровье, такое крепкое и сладкое, как твое имя. Я пил и смотрел, как ты отплясываешь босыми ногами по прогретому мрамору веранды старой виллы Тарантеллу и смеешься, так что старые сеньоры неодобрительно поджимали губы. Безродная девчонка вошла в древнею семью. А ты смеялась так, будто хотела в этот день запомнить все, что оставляла там за витой решеткой. Свою босоногую юность, свою дикость, свое беззаботное прошлое. Я не понимал тебя, не моя сильная женщина. Я никогда так и смог понять, почему ты променяла спокойную безопасную жизнь жены рыбака или крестьянина где-нибудь берегу, на жизнь сеньоры в чужом неприветливом доме, укрытым диким виноградом. Тебя не приняли, тебя изменили. Я встретил свободную девушку. Я вернулся через несколько лет. Меня встретила сильная женщина. Я любовался тобой, не моя красивая женщина. Усталость в углах глаз тебя никогда не портили, и строгий пучок, когда ты сажала детей в старенькое авто и отвозила в школу своего уже подросшего сына и маленькую дочку. Утро, дети, указания слугам на вилле и виноградниках, усталость, ожидание, неуверенность и улыбка, когда твой сын прыгал затем яблоком, требуя его себе. Обед, ожидания, двойки, школа, драки, вызовы и нежность, когда ты укачивала дочь на коленях и пела ей колыбельные на веранде в плетеном кресле. Вечер, ужин, гости, родня, упреки и молчание, когда твой муж вел разговоры, которые не должны были касаться твоих ушей. Ночь, тишина, мигалки полицейских у окон виллы, череда судебных разбирательств, скупые слезинки, и шаль, в которую ты куталась бессонными ночами, все том же плетеном кресле и с тем же неизменным пучком в твоих соломенных волосах. Я приходил в твой дом на правах гостя, я был хозяином твоего мужа, я так и остался незваным поклонником твоей красоты. Я никогда так и не узнал, о чем ты мечтала, не моя мудрая женщина. Гитара всегда жила в твоих руках, когда твои глаза темнели, как грозовое небо, когда на очередном сборе «Семьи» на вашей вилле, я мог часами слушать твой голос и перебор пальцев по струнам лакированной гитары, когда твои дети сидели у твоих ног. И никто не смел нарушать стройный ход музыки. В те короткие часы лишь она, да ты жили друг для друга. Она забирала тебя полностью. Возможно ты мечтала, о той спокойной жизни где-нибудь у моря. О своем старом велосипеде, о муже не с самым темным прошлым. И о детях, которые никогда не узнают звук щелчка наручников. О родне, которая смеется на свадьбах и желает счастья молодым искренне, а не заключает выгодный контракт, женя своих детей, потому что так нужно «Семье». Может быть, в этом были твои мечты, кто теперь узнает, но когда музыка замолкала, твои пальцы запутывались в волосах твоего сына, и откладывая гитару, ты обнимала дочь. А семья аплодировала, говоря кучу комплиментов твоему мужу. Я никогда не был с тобой, не моя верная женщина. Я мог бы исполнить любое твое желание, мог создать для тебя Эдем на земле, мог одним щелчком пальцев уничтожить все то, что рождало печаль в твоих глазах, когда ты молчала в зале на суде уже твоего сына. Когда ты улыбалась на свадьбе уже твоей дочери за одним из «Семьи». Я бы мог спрятать тебя от всего мира. Ты отказала мне, не моя гордая женщина. В июле на вилле слишком приторно пахнет виноградом и тишина ночи так и просит говорить комплименты и страстно требовать хотя бы один поцелуй, когда я стоял перед тобой, не касаясь твоих рук с обручальным кольцом, (Ты не снимала его не разу сколько я себя помнил) когда ты залепила мне пощечину. Ты смогла дотянутся и оставить кровавый след на пару минут на моей коже от кольца. Я улыбался, а ты гневно отчитывала меня, тараторя и глотая окончания. Твой отказ был самым бурным и самым ярким, который я сохранил в своей памяти, когда ты убежала в дом и с грохотом захлопнула дверь. Года ушли и с ними ушла ты, но я помню тебя. Не моя хрупкая, дикая, сильная, красивая, мудрая, верная и гордая Исабелла.

Всегда твой, Лазарь Ласомбра.