Мой ребенок

Тоф терпеть не могла детей. Шумные, надоедливые, они постоянно приставали к взрослым с глупыми просьбами. — Тоф, сделай нам горку! Вот, пожалуйста. Помяни духа к ночи. Буми — самый несносный ребенок в мире. И ведь не отстанет, мелкий паршивец, будет ходить вокруг Тоф и повторять: «Сделай горку!». Или того хуже, затянет какую-нибудь раздражающую песенку собственного сочинения. А Тоф только-только устроилась в плетеном кресле на веранде, собираясь насладиться полуденным солнцем и жасминовым чаем. — Ладно, ладно, вихрастый, будет тебе горка, — проворчала она. — Ура! Спасибо! Ты лучшая, Тоф! — Буми подпрыгнул от радости. — Знаю, — Тоф поднялась с кресла, спустилась по крылечку во двор. — Кстати, зачем тебе горка? — Мы с Каей будем кататься на суперскоростной четырехколесной горкопокоряющей молнии! — гордо заявил Буми. Привычку давать своим изобретениям длиннющие непроизносимые названия он определенно унаследовал от Сокки. Тоф сжала кулаки и резко выбросила руки вперед. Посреди двора выросла горка: не слишком крутая, чтобы дети не перевернулись на своей телеге. — Какая маленькая, — недовольно протянул Буми. — Тоф, сделай ее повыше. — Мне нравится горка, — раздался тоненький голосок. «Вот и Кая, еще один источник головной боли». Пока Буми был единственным ребенком в семье, его еще можно было терпеть. Но когда Кая подросла, они превратились в команду сорванцов-разрушителей. — На маленькой горке будет скучно кататься, — возразил Буми. — Хочу маленькую, — упрямо стояла на своем Кая. — Трусиха! — Я не труси-и-иха! Кая расплакалась, закричала на одной высокой ноте, и Тоф с ее чувствительным слухом едва не оглохла. Она не выносила чужих слез и всегда терялась, не зная, как успокоить и чем помочь. — Прекрати реветь. Ты же уже большая, — Тоф попыталась было утешить Каю, но та зарыдала еще громче. И откуда только силы берутся? — Буми, ты опять довел сестру до слез! — донесся с крыльца грозный голос Катары. Тоф вздохнула с облегчением. «Наконец-то, подкрепление прибыло, — подумала она. Ей вспомнилось то время, когда они путешествовали вместе: тогда Катара отчитывала друзей таким же строгим тоном. — Она родилась, чтобы быть матерью». Тоф чувствовала, как Катара идет к ним, тяжело переваливаясь: на последних месяцах беременности живот ей сильно мешал. И от одной только мысли, что ей тоже когда-нибудь придется точно так же маяться, Тоф становилось жутко. Катара подошла к Кае, погладила ее по голове. Тоф не видела, но могла поклясться, что Катара сейчас ласково улыбается. — Не плачь, милая. Тоф всегда поражалась тому, насколько ласково может говорить Катара. Каждое ее слово было похоже на мягкое прикосновение. — Буми — злой, — прохныкала Кая. — А ты плакса! — Дурак! Угасший спор был готов разгореться вновь. Вдруг Катара охнула, схватилась за живот. Тоф мгновенно оказалась рядом, поддержала ее под руку. — Катара, схватки? Буми и Кая забыли о ссоре, испуганно притихли. Катара медленно вдохнула и выдохнула. — Все в порядке. Малыш просто толкается. — Можно потрогать? — робко попросил Буми. — Я тоже хочу, — добавила Кая. — Конечно. Поговорите с малышом. Тоф уловила быстрое движение: Буми прижался ухом к животу Катары. — Ух ты, как сильно он пинается! Наверняка это братик. Я хочу брата. — А я — сестренку. Я буду наряжать ее в красивые платьица, — прощебетала Кая. Катара обняла детей. — Но вы ведь будете любить малыша независимо от того, мальчик это или девочка? — Обязательно будем! — заверил ее Буми. — Я буду катать его на моей молнии! Тоф осторожно отошла в сторонку. Она чувствовала себя лишней рядом со счастливой семьей. Вокруг них было столько тепла и любви, что на глаза наворачивались слезы и сердце щемило в груди. Тоф уже собралась вернуться на веранду, к креслу и чаю, но ее остановил оклик Катары: — Тоф, а ты не хочешь сказать «привет» малышу? Этот проклятый нежный голос. Голос матери. Тоф подошла к Катаре, протянула руку и с раздражением отметила, что пальцы слегка дрожат. Она прижала ладонь к животу Катары и замерла, прислушиваясь. Тоф никогда бы в этом не призналась, но таинство материнства восхищало. Обостренная слепотой чувствительность позволяла ей ощутить то, что не было доступно другим. Биение маленького сердца. Движения хрупких пальчиков. Громкий крик Буми разрушил волшебное мгновение. Естественно, великий проказник не мог долго стоять спокойно. — Чур, я первый! — он побежал к горке. — Нечестно! — Кая бросилась следом. — Они неисправимы, — Тоф фыркнула. Она отвела Катару на веранду, усадила в кресло и села сама, с наслаждением вытянув ноги. — Твои дети — сущее наказание. Катара тихо рассмеялась. — Да, они приносят немало беспокойства. Но, знаешь, все заботы окупаются сторицей, когда ребенок обнимает тебя и зовет мамой. Жаль, что ты не хочешь родить. — Катара, ты опять за старое? Далеко не все мечтают стать мамашей семейства, — Тоф громко хохотнула. — К тому же я настолько великолепна, что ни один мужчина не достоин целовать следы от моих ног, не то что быть отцом моих детей. Катара вздохнула. — Мне кажется, на самом деле ты боишься, что не сможешь стать хорошей матерью. Потянувшаяся к чайнику Тоф замерла. Катара, как всегда, попала в точку. — Хватит читать мне лекции! — рявкнула Тоф. — Теперь у тебя наконец-то появились дети, которых можно поучать, так что отстань от меня. Катара лишь покачала головой. — Я не поучаю тебя. Просто советую. И боюсь, когда ты осознаешь это, будет уже поздно. Прежняя Тоф что-нибудь разрушила бы, чтобы выплеснуть ярость, но время изменило ее. Она ничего не ответила Катаре, молча разлила чай и замерла в кресле, сжимая теплую чашку. Прислушиваясь к смеху играющих детей, к топоту маленьких ножек, она думала над словами Катары… Через несколько недель Тоф неожиданно взяла отпуск на три месяца. Она уехала, никому не сказав, куда. После возвращения она, казалось, совсем не изменилась — все так же язвила, ругала подчиненных, играла с детьми Аанга. Лишь иногда она замирала на месте, будто к чему-то прислушиваясь. Катара быстро поняла, что подруга все-таки вняла ее совету. — Я так рада за тебя. — Мы рады, — поправил жену Аанг. — Замечательно, что твой ребенок будет ровесником нашего Тензина. — Поздравляю! А кто же счастливый папаша? Или лучше сказать: несчастная жертва величайшего мага земли? — годы не прибавили Сокке тактичности. — Это мой ребенок, — отрезала Тоф. Она сложила руки на животе и улыбнулась: — Мой и ничей больше.