В сердце всегда растут цветы

"Хватит." Твой голос разрезал громкий звон в ушах. Как будто в фильме, я медленно и редко моргала, слыша лишь свое прерывистое дыхание и направив взгляд в одну точку. Я подняла голову, пытаясь осознать реальность. Тусклый свет уличных фонарей, сквозь узкую щелку плотных штор, позволял увидеть твой изгибающийся силуэт в профиль. Я все еще держала руки перед собой и смотрела на то, как ты стремительно натягиваешь на себя одежду слой за слоем. Наконец ты стояла одетая, виновато скрестив руки и смотря на меня в упор с жалобной еле заметной улыбкой. Мои руки тряслись, но кому было до них дело в минуту смерти моего благополучия и безмятежной жизни. Ты все не отрывала взгляда от моего лица, как вдруг прискорбно улыбнулась, опустив глаза и в который раз поправив вечно падающий с плеча рюкзак, развернулась и ушла в объятия тени. Я слышала шебуршание в прихожей, прерванное недолгим молчанием, хлопок закрывающейся двери и удаляющиеся шаги. Мой ступор спал минут через пять. Наконец я прочувствовала все свое тело, в том числе и ноющую боль в левой руке. Я опустила глаза и увидела, как вишневый сок лился по мрамору, багровый закат поглощал пылающее солнце, огонь уничтожал белые розы, отравляя мою кровь пеплом.

***

5 лет спустя. Этим весенним утром солнце будило меня, подчеркивая легкий узор на тюле и заливая мою комнату светом. Я повернулась к окну спиной, попыталась растянуть сон, но мой организм готов был бодрствовать, а этой машине я противиться не могла. Я легла на спину, кое-как села и начала по очереди пытаться открыть глаза - тот еще труд, знаете ли. Я взглянула на часы, секундно накидала план на сегодня и с томными воздыханиями направилась в ванную. Приведя себя в порядок, я пробралась через завалы к шкафу, открыла дверцы и мысленно начала игру в духе "Одень принцессу на свидание к принцу". Только вместо покоев у меня небольшая слегка захламленная квартира-студия, вместо принца - какое-то грандиозное бухалово, начинающееся еще днем под названием "Творческий вечер какой-то там арт-студии", а вместо принцессы я, к кому комментарии излишни. Выудив из кучи одежды джинсы, голубую футболку и темно-синий кардиган, я надела это все на себя и направилась на кухню. Еды у меня меньше чем одежды, да, есть такой косяк, но нет в помощь более ловких и домашних пары женских ручек, чтоб навести в моем царстве порядок. Я отыскала какой-то йогурт, небольшой кусочек сыра и бутылку кефира, выставила это все на стол, достала еще хлеб с печеньками и приступила к трапезе. Я особо не волновалась на счет предстоящей содомии, ибо мои друзья-художники любят не только рисовать без продыху, но так же и обмывать каждую законченную работу, и нынешняя инсталляция не может остаться без внимания и уважения, выраженного в литрах. Скинув грязную посуду в раковину, я проверила, все ли я взяла, осмотрела мельком кухню со спальней, обулась и вышла в мир. Дорога до студии друзей занимает около часа, так что я взяла с собой книгу и скачала на телефон пару серий сериала, ведь у человека всегда должен быть выбор. Все-таки отдав предпочтение книге, я за три с половиной главы доехала до нужного места и вступила в обитель современного искусства, в которым смыслю целое ничего. Не успела я войти в просторную студию, до которой со страданиями плелась на третий этаж по широким старым ступеням, меня встретила хозяйка инсталляции объятиями и поручением сбегать в магазин за фруктами и мороженым, которые сгладят ее волнение и мой нарастающий голод. Прогулявшись под еще нежарким апрельским солнцем до бакалеи и обратно, я встретила еще двух девушек и двух парней, моих друзей и также авторов выставки, которые в первый мой приход разбирались с какими-то делами в подсобке. Влившись в общую обстановку, я принялась помогать, но в основном просто развлекать друзей пустой болтовней, пока они приводили свое творение и перфоманс в его честь в божеский вид. За то, что эти люди крадут мой вечер, я решила, что не грех пригубить одну из полусотни бутылок до начала пиршества. А вдруг яд, а все не в курсе. И вот у двери начали звучать молодые полные энергии голоса, юные ноги в модных ботинках топтать намытый до зеркального блеска пол, а творцы-алкоголики снискать славу и успевать благодарно улыбаться на все восторгания гостей. Люди все прибывали, а у меня расширялся выбор кучек знакомых, от которых я плавала туда-сюда, обмениваясь шаблонными фразочками приветствия людей, которые и забыть забыли о твоем существовании. Смех и модненький фолк ласкали мое сердце, но я чувствовала себя все равно не в своей тарелке в этой богемной атмосфере. Проболтав с гостями около двух часов, мой язык подустал, а горло требовало жидкости, так что я тихо слилась в подсобку, достала на треть выпитого ромового друга и прошла на широкий балкон, не забыв укутаться в плед. Я присела в углу за огромным растением, которое мы с подругой купили на каком-то унылом рынке у старушки лет 15 назад, пообещав заботиться о нем, таким образом, чтобы сквозь балконную резную ограду была видно вечное энергичное движение города. Под воздействием алкоголя я начала искать у себя в памяти момент, когда стала предпочитать шуму вечеринок одинокий запой в их тени. Ах да, когда она ушла, точно. Как я могла забыть то, что прокручиваю перед сном каждый день. Вот уже пять лет у меня не складываются отношения с чудными, хрупкими и нежными ангелами из-за моей близости с лучшим, что могло случиться со мной. Этот Божий дар был моим вдохновением, она была не такой, как все, но такой, какую я всегда искала. Она безумна и причудлива, многие сторонятся ее из-за отсутствия у нее страха быть индивидуальностью. Она нежна и заботлива с теми, кого она подпустила к себе, и я была такой когда-то. Она открылась мне полностью, позволила узнать ее тайные мечты и воплотить их в жизнь. Представляете, я делала ее настолько счастливой, насколько она боялась быть сама таковой! Я берегла ее, защищала и радовала, избегала всех возможных вариантов, при которых ей было бы больно, даже если они были последними. Но я не боялась причинять боль себе. Я люблю боль, и она это знает. Она отправляла меня в мир наивысшего наслаждения, измываясь над моим телом. Я не хотела чувствовать нежных ласк и влюбленных поцелуев, я жаждала кровавых укусов и космических гематом от не угасающей страсти и жесткого напора. Но разве мог эгоистичный влюбленный извращенец во мне представить, что своим наслаждением я причиняла боль центру моей вселенной? Мне и в голову не приходило, что ей неприятно избивать меня, а потом залечивать мои раны, сделанные ею самой. И однажды она перестала стараться ради меня переступать свои принципы и, обессиленно упав в их объятия, решительно заявила, что она больше не может "так" и оставляет меня наедине со своими пороками. Я приняла факт расставания, долгих страданий и одиночества, поэтому я попросила ее лишь об одном: выразить всю силу своих чувств на мне, оставить напоминание о себе на моем теле. Я плакала в ту ночь. Нет, я рыдала. Я рыдала от боли, я рыдала от экстаза. Помня о моем желании, они впилась мне в руку зубами, пока я кричала и просила остановиться, подразумевая желание продлить этот момент навсегда. Кровь шла ручьями, а я, беспомощная и оглушенная, смотрела, как уходит радость и любовь из моей жизни. Прокрутив эту историю в тысячный раз у себя в голове, я невольно потерла место укуса, на котором сейчас красуется татуировка в виде белоснежных зубов, безобразно прекрасно украшенных подтеками крови. Примерно так и выглядит любовь к насилию в одном флаконе с сентиментальностью. Я прогнала все мысли из головы, чтобы хотя бы один вечер за эту весну запомнился для меня безмятежным и безэмоциональным. Я все разглядывала неоновые вывески огромных магазинов, искала закономерность в движении машин и пешеходов, силой мысли пыталась заставить почки на деревьях распускаться, но потом меня по голове шарахнула мысль, что мое опьяненное сознание пошло по скользкой дорожке к бреду, и я сразу же заметила фигуру, опиравшуюся на балконную решетку. Не знаю, видела ли она меня, ибо мой зеленый широколистный друг позволял другим лицезреть только мои икры в коконе из пледа, но незнакомку я могла разглядеть до деталей. Она была высокой и стройной, даже скорее худой, с сильно вьющимися волосами до плеч в узких светлых джинсах и голубой рубашке в клетку. Она любила голубой. Я пялилась на таинственную фигуру сквозь зеленую призму и отчаянно пыталась остановить сравнение с моей любовью. Я ее запомнила другой: длинные кудрявые волосы аккуратно убраны на затылке, в гардеробе сплошь длинные юбки, легкие кофты всех цветов радуги, обилие абсолютно разнообразной обуви и немыслимая бижутерия из всех эпох. Со спины девушка на балконе отличается о той, которой отдано мое сердце и бесстыдно отобрано у меня, но мое тело ноет, чувствуя близость потерянного кусочка. Я глотнула жгучей жидкости и решилась произнести: -Я сошел с ума, - тихо выдавила из себя я, протягивая из-за растения сосуд с ромом. Девушка вздрогнула и обернулась, разглядывая, откуда донесся звук. Она увидела бутылку в руке с знакомым ей кольцом, широко улыбнулась и приблизилась ко мне, договаривая за меня: -Боюсь, что да. Совершенно свихнулся. Она взяла напиток, присела, засунув свои длинные ноги ко мне под плед, и, сделав глоток, продолжила: -Но открою тебе секрет: безумцы всех умней. Я не могла сдерживать эмоций. Я зарылась в лицо руками и утомленно посмеялась. -Это и вправду ты. И опять этот взгляд в никуда, бурящий дыру в полу, покачивания головой, великолепная улыбка. Вспышка! Дежавю. Французский создан, чтобы передавать красоту боли, глубокую суть страданий и благородство грусти. Мы обе погрузились в воспоминания, которые принесло теплым апрельским ветром. Перед глазами крутились наши счастливые дни, а расставание впервые за эти годы перешло на второй план, будто неудачный эпизод фильма о нас. Через какое-то время мы все-таки обратили друг на друга внимание, и слова полились бурной рекой: кто что делал, где был, кем стал, кто рядом теперь. Нам не было холодно, будучи стеной, на которую ветер выделял всю свою силу, ведь внутри нас сияло солнце. Мы говорили, пили и смеялись, забыв о том, где мы и зачем сюда пришли, ни разу не упомянув о ночи последней лебединой песни. Оказывается, моя радость стала менеджером, рисующим по вечерам комиксы в объятиях сильного мужчины с колючей щетиной и золотого ретривера, который был ее детской мечтой. Конечно, я была рада за нее, но она стала счастливой по стандартам общества. Раньше ночами мы говорили о бесконечности и времени, о физике и литературе, в тенях на стенах видели свое будущее. Она хотела жить на берегу одного из северных морей, создавать духи и искать новые цвета в радуге. Она хотела, а я любила ее. Я выкупала все билеты на маленькую электричку, везущую к холодной соленой мечте, чтобы весь поезд был наш, носила пару пустых флакончиков, чтобы набирать для моей Вечности вдохновение из воздуха, и в сумке всегда были акварель и кисточки, чтобы создать свою радугу. Изменилось все, как и должно было случиться. А как же вечное? А как же любовь? Часа в четыре утра голосов в студии приуменьшилось, свет приглушили, а мы все-таки промерзли и вернулись в социум, где есть искусство, тепло и остатки еды. Мы встали у феерии, в честь которой устроили эту вечеринку, моя прелесть стала объяснять свое виденье этого произведения современного искусства, а я просто слушала ее и ничерта не понимала. И она это знала. Гости разошлись, солнце почти встало, а мы с хозяевами начали убирать изысканный кошмар из грязи и мусора. Когда все снова блестело, а десяток мусорных мешков ждал освобождения на волю, я, уставшая от всего, сползла на пол под одной из картин и пыталась не думать о будущем. Без нее. И вот героиня моих грез шла ко мне с утомленной улыбкой на лице и демонстративной дрожью в руках. Здесь не было штор, так что она воссияла во всем своем великолепии в сиянии уже вставшем над нашей широтой светила. Ни одна тень не падала на нее, не было ни капли грусти в глазах и уголках рта, она была счастлива и прекрасна. Моя родная присела рядом со мной и положила голову мне на плечо. Я успела лишь подумать, что этот день рожден для нас, как она обожгла своим шепотом мое ухо: -Твое безумство всех прекрасней. Я лишь услышала, как она улыбнулась, а потом я почувствовала умиротворение и наслаждение, потерянное пять лет назад. Я поняла, что та, которую я люблю, не ушла в тень общепринятого благополучия, просто она открывается лишь мне. Она встала и ушла, не обернувшись. Я слышала удивленные голоса друзей, шебуршание в прихожей, необходимую тишину и аккуратно закрытую дверь. Я все сидела на полу, чувствуя силу по всему телу и боль в шее, и разглядывала лучи солнца, пронзающие пламя в бутонах роз на моих руках, пахнущих вишневым соком.