Часть 1
23 ноября 2014 г. в 16:54
Вы когда-нибудь ненавидели? Я говорю не о простой неприязни, а о самой настоящей ненависти, о том чувстве, которое сжигает тебя изнутри дотла. И самое ужасное – испытывать его ни к врагу, и ни к родственнику, а к себе. А о ненависти к себе я знаю достаточно, уж поверьте.
Это началось, когда мне было около четырнадцати. Однажды утром я посмотрел в зеркало и понял, что ненавижу то, что там отражается. Я был полным и некрасивым. Ладно, честно говоря, я был чертовски жирным и уродливым. И это действительно ужасно выглядело. Раньше я не заострял внимание на своём внешнем виде, но тем утром мне реально захотелось разбить зеркало, лишь бы не видеть этого отвратительного зрелища. Мне было противно смотреть на себя.
И что вы думаете? Я начал отказываться от еды и заболел анорексией? Ха! Как бы не так. Я был слишком слаб и безволен для этого. Я продолжал есть, причём много. Мне было стыдно за себя, но я все равно это делал. Слабак. Это вторая причина по которой я себя ненавидел. Я понимал, что мне нужно что-то сделать со своей жизнью, но, повторюсь, я был чертовски слабым. И я находил идиотские отговорки для самого себя. А верил ли я в них? Сомневаюсь.
Третьей причиной были мои таланты. А точнее, их отсутствие. Я считал себя бездарностью. Запираясь у себя в комнате, я без конца рисовал, точнее, пытался. После я находил в своих рисунках даже самые мелкие изъяны. А что дальше? Я рвал их, а иногда сжигал. Мне нравилось смотреть, как огонь постепенно съедает то, что было таким же ужасным и никудышным, как и я.
И ненависть к самому себе поселилась внутри меня, с каждым днём становясь все сильнее и сильнее. Я попросил маму убрать зеркало из моей комнаты, чтобы видеть себя как можно реже. Я замкнулся в себе и почти перестал разговаривать. Естественно, родители и брат стали замечать неладное. Но на все их беспокойные вопросы я отвечал, что у меня всё в порядке, и закрывал дверь своей комнаты на ключ.
Спустя полгода я нашёл способ выражать свою ненависть, я нашёл лезвия. Сперва увидев их я подумал: "Нет, Джи, ты же не суицидник, зачем тебе это?" Но лезвия словно дразнили меня: "Хей, Джерард, посмотри на себя, помнишь, какой ты жалкий? Ты заслуживаешь боли, ничтожество." И я проиграл в этом маленьком споре между здравым смыслом и истерзанной душой. Вместо того, чтобы попытаться что-то исправить, я закрывался в ванной и под шум воды, рыдая, делал первые взмахи лезвием. Слабак.
Сначала это были совсем не глубокие порезы - почти царапины - на ляжках. Я как завороженный смотрел на кровь, вытекающую из них, и думал, что я заслуживаю этого. И я заслуживал.
Со временем порезы стали глубже и переместились на руки. Кофты, свитера и рубашки с длинными рукавами почти приросли ко мне. Но я не думал, что когда-нибудь всерьёз смогу вскрыть вены, поэтому кровотечение было лишь капиллярным. Я не хотел жить, просто не видел смысла. Каждое утро, просыпаясь, я думал , что начинается очередной день, который опять закончится слезами и кровью. Но несмотря на всё это, я не мог сделать последний порез, ведь я был не только слабаком, но ещё и трусом.
Так я жил, вернее, существовал, больше года. Естественно, друзей у меня не было, и в школе надо мной издевались. Конечно, толстый замкнутый парень-одиночка, что может быть лучше чтобы самоутвердиться? Меня унижали, обзывали, окунали головой в унитаз, иногда даже били. И знаете, это не давало мне причин быть жизнерадостным.
Позже я посчитал, что капиллярное кровотечение не приносит мне той боли, что я заслуживал. Крови становилось все больше. Вены были исполосованы довольно глубокими порезами поперёк. Шрамы не успевали заживать, так как каждый день я наносил все новые и новые.
Жирный. Слабый. Бессмысленный. Ничтожный. Сдавшийся. Бесхарактерный. Сломленный. Уродливый. Бездарный. Одинокий. Непонятый. Сидя на холодном кафеле, я без конца шептал глупые оскорбления в свой же адрес, как ненормальный. И тогда я всё-таки всерьёз задумался о том, что может стоит перестать мучить себя. Один глубокий порез вдоль – и все. Страдания закончены. Не будет больше ненавистной жизни. Лишь пустота. От меня останется лишь скелет, замурованный в деревянном ящике. Что ж, перспектива явно лучше, чем такая жизнь.
Эта мысль не покидала мою голову, и я был чертовски близок к тому, чтобы реально свести счёты с жизнью.
Но потом в этой самой жизни появился ты. Просто подошел, невероятно мило улыбнулся и сказал: "Привет, я Фрэнк, можно с тобой сесть?" И я не смог отказать, не смог не ответить на твою радостную улыбку. Но я и подумать не мог чем обернется простое соседство по парте.
Ты не был таким, как все. Ты не пытался унизить меня или оскорбить. Каждый день , садясь рядом со мной, ты здоровался и спрашивал, что у меня нового. Я же оставался замкнутым и лишь бормотал тихое "ничего, а у тебя?" Но ты был разговорчивым и общительным, поэтому твой рассказ затягивался на пару уроков, а я с удовольствием слушал, наблюдая за твоей удивительной мимикой.
Со временем мы..подружились? Не знаю, но хорошими знакомыми мы стали точно. Ты часто спрашивал меня почему я такой грустный и пытался разговорить. И получалось у тебя лучше чем у других. Хоть я и не рассказывал о себе, но зато мы обсуждали музыку, книги, спорт и многое другое. Ты был интересным собеседником, и мне даже нравились наши разговоры.
Позже мы действительно стали друзьями. Ты изменил меня. Я стал вести себя более открыто. Чаще улыбался и разговаривал. Мы теперь виделись не только в школе. Мы гуляли по парку, ходили в кино и в пиццерию, пару раз были у тебя дома, и один раз – у меня. Родители очень обрадовались, когда узнали, что у меня появился друг. Они, конечно же, заметили перемены во мне, и с их лиц практически исчезло то обеспокоенное выражение лица, которое я мог видеть последние года два. Но ни родители, ни брат, ни ты не знали, что внутри я все тот же депрессивно-суицидальный подросток.
Да, я продолжал резаться. К тому же, у меня появилась еще одна причина. Кажется, я влюбился в тебя. Просто втрескался по уши. И вроде бы любовь – светлое чувство и все такое, но явно не в моем случае. Мы же оба парни. Для меня это не было чем-то противным, лишь немного странным и непривычным, но я не знал как ты отнесешься к моим чувствам. Поэтому я просто решил держать их при себе. Это было правда тяжело: видеть твою улыбку и не иметь возможности сказать о том, какая она прекрасная. Я не мог обнимать тебя, держать за руку, прикасаться своими губами к твоим, – я не мог делать всего, чего так искренне желал. И это было больше чем тяжело. Но страх быть непонятым был сильнее. Поэтому мне оставалось лишь довольствоваться нашей дружбой и наносить все новые порезы, словно в бреду шепча твое имя.
Однажды, когда мы сидели у тебя дома, смотря фильм, произошло то, чего я ожидал менее всего. Мой любимый растянутый свитер с длинными рукавами подвел меня, обнажив бледную кожу на запястье, исполосованную шрамами. Я поспешил натянуть рукава как можно ниже, но было поздно. Ты заметил. Заикаясь, ты пробормотал "чт-то эт-то?", приблизился ко мне и задрал рукава моего свитера-предателя. Нашим взглядам предстали многочисленные шрамы, совсем свежие и почти зажившие, глубокие и не очень. Ты смотрел на них со смесью боли, шока и гнева. Ты злился на меня, и затем начал кричать, постоянно спрашивая: "Какого черта, Джи, какого черта?" Ты называл меня идиотом и не понимал почему я причиняю себе боль. Все это время я сидел, опустив голову, и не знал, что сказать. Мне было стыдно. Но когда я поднял взгляд и столкнулся с твоими глазами, блестящими от наступающих слез, мне стало стыдно еще больше. И я не выдержал. Я разрыдался прямо как девчонка. Я выглядел так жалко. Взглянув на тебя, я ожидал увидеть гримасу отвращения. Но ее не было. Ты не отвернулся, не ушел. Наоборот, ты сел ближе, обнял меня и тоже заплакал. Ты все время шептал какой же я глупый, а я лишь кивал, потому что это действительно было так. Мы выглядели так странно в этот момент, но нам было все равно. Слезы были единственным подходящим действием сейчас, и никакие слова не могли заменить те эмоции, что мы передали друг другу в объятиях.
Когда мы оба наконец немного успокоились, ты взял мое лицо в руки и попросил поклясться больше не резаться. Я поклялся, а ты все продолжал шептать, уже крепко обнимая меня: "Господи..Джи..ты такой глупый..никогда больше так не делай, слышишь? Никогда.. Ты не заслуживаешь этого..ты слишком прекрасен, глупый-глупый Джи.." И не успел я подумать о том, что мы так близко сейчас друг к другу, как ты, положив свои ладони на мои горящие щеки, притянул меня еще(!) ближе и накрыл мои губы своими. Это был такой успокаивающий поцелуй, дающий надежду. Он словно говорил: "Не бойся, теперь мы вместе, и у нас все будет хорошо." И все действительно так и было.
Я сдержал обещание и больше не резался. Ты сначала не верил мне и каждый день осматривал мои руки и ноги на предмет наличия новых шрамов. Ты никогда не давал мне грустить, но если вдруг что-то случалось, то поцелуй, подаренный тобою, сразу поднимал настроение. И у меня больше не было ни желания, ни причин, чтобы причинять себе боль. Я справился. Мы справились.
Ты спас меня. Словно луч солнца ворвался в мою дождливую жизнь и осветил ее. Если бы не ты, думаю, вряд ли я был бы жив сейчас. Но я жив, и я держу тебя за руку, думая о том, что вся боль которую я испытал когда-то стоила того счастья, которое я обрел сейчас. Спасибо тебе, Фрэнки, ты мой спаситель.