Этой ночью

Этой ночью все остановилось. Планета перестала крутиться. Половина земли сожжена Солнцем, другая – замерзла во тьме. Земля мертва. А я жив. Или мне все кажется, что все нормально, все живы, все хорошо? Нет, не так. Планета все же встала, я вмерз в землю и не могу пошевелиться. Тело ничего не чувствует – ни холода, ни тепла, ни боли, ни счастья. Пустота. Ничего не осталось. Только то письмо, та посылка. Мое проклятье. «Ты проиграл. Твой полковник мертв. Не лезь больше в наши дела, наивный мальчик. Ты не знаешь, что такое реальный криминальный бизнес». В посылке лежала, завернутая в какую-то тряпку, рука Морана. Моего тигра. Моего полковника. Падаю на колени и дрожащими руками достаю руку из коробки. Нежно провожу пальцами по татуировкам, которые отлично знал, каждый узор, каждую букву, которые так часто целовал и ласкал пальцами. Руку, испещренную шрамами, некоторые из которых поставил я сам. Внутри, чуть выше локтя, мои инициалы, поставленные в порыве. Как я хотел думать, что это не его рука, что это грязный, отвратительный розыгрыш. Как я хотел, чтобы я впервые ошибался... Это моя вина. Это я позволил ему сбежать, дал волю тигру, который так хотел охотиться. Охота… Вечная его жажда. Ему больше не хватало носиться по всему миру за мной, он хотел чего-то большего. И я отпустил. Отпустил на смерть. И эта посылка… Как подарок из ада от того, кто больше не хотел быть рядом. Моран ведь не хотел. Хотел сбежать, как можно дальше от меня, от моей, пусть странной, но дикой любви к нему, некой зависимости, близкой к наркотической. Это моя вина. Это я убил его. Убил того, кем столь сильно дорожу. *** Я валялся в углу ванной, почти не соображая от дозы, и мечтал лишь о том, как умру. В мучениях, сравнимых с тем, что испытал Моран. Я должен пройти через это же, через ту же боль. Прибавив к этому ту, которую заслужил за то, что отпустил его. И именно это убьет меня. Осталось совсем немного, совсем чуть-чуть. Какой же я трус, умираю дома, хотя мог бы пойти к этим ублюдкам и умереть от их рук. Но я так сильно боюсь боли… С диким трудом встав на ноги, я вышел из ванной и побрел по коридору к кухне. Вряд ли кто-то смог теперь узнать в этом аду тот восхитительный дом, который был здесь раньше. Мусор, разрисованные стены, надписи на которых были местами написаны кровью и гласили лишь одно - «Моран», разбитые дорогие вазы, стаканы, валяющиеся то тут, то там бутылки из-под алкоголя. Ободранные обои на стенах, порезанные ковры, сожжённая мебель. Только одно место было таким, каким было изначально – комната Морана. С единственным исключением – на простом белом постельном белье, которое так любил полковник, выглаженное до идеальности, лежала Его забальзамированная рука. И я не мог пропустить это место. В последний раз хочу почувствовать Его запах, оставшийся на одежде и вещах, погладить руку, осмотреть винтовки и провести пальцем по спусковому крючку Его любимого пистолета. Но я не смог. Замер перед дверью, не решаясь нажать на ручку. Я не могу осквернить Его память таким своим видом. Он бы не простил меня за это, Он никогда не простил меня за все то, что я делал в этой жизни. Я грязен для Него, слишком порочен и отвратителен. Я не могу и находится рядом с Его вещами, дышать Его запахом. Никогда более я не перешагну порог Его комнаты. Прикасаюсь ладонью к дереву и упираюсь лбом в дверь. - Прости меня, если сможешь. Разворочаюсь и как можно быстрее пытаюсь уйти оттуда – мне там не место, я слишком отвратителен для Него. Почти пробегаю, насколько это возможно в моем состоянии, мимо бывшего кабинета, теперь бывший крематорием и, одновременно, кладбищем для тех, кто посмел убить Себастьяна, мимо гардеробной, где теперь валяется гора полусоженного барахла, мне более не нужного, мимо спальни, где все и начиналось, где все плоскости были исписаны «Моран», «Себастьян», где шторы танцевали под музыку зимнего ветра, который играл через разбитое окно. Остановился я только тогда, когда дошел до кухни, погружаясь в запах разложившихся тел и крови. Части тел лежали в хаотичном порядке по всему помещению, но забальзамированные правые руки, в знак того, что эта же часть тела была отрезана у Морана, лежали аккуратным рядом на большой столешнице посреди кухни. Скольких я убил? Я не считал, да и имело ли это смысл, когда я отказался от своего главного принципа – не пачкать руки? Это все не имеет значения. Достаю заготовленный пистолет из ящика и просто съезжаю по стене вниз. Сил у меня больше нет. - Я никогда не говорил, что буду ждать вечно. – Говорю в пустоту. Никто не ответит, но эта гулкая тишина убивает меня. – Если бы я умер раньше, то этого не было. Зачем Ты спас меня тогда на крыше? Зачем помешал застрелиться? Если бы я умер, то не доставил бы столько хлопот. Закрываю глаза – это прогулка от ванной до кухни меня вымотала. Вопрос еще, от чего я умру – от наркотиков или от пули? Вдруг слышу какие-то шаги из прихожей. Потрясающе, галлюцинаций мне еще только не хватает. Какие-то матерные выражение, хруст стекла под тяжелыми, видно, ботинками. - Какого черта… Голос. Моран. Полное великолепие. Я умру под, наслаждаясь Его голосом и лицом. Голос раздается прямо над моей головой. Интересно, насколько мой мозг может выдать четкую, реальную галлюцинацию? Учтет ли он то, что со стороны коридора меня просто не видно? - Джим! Резкий крик и я вздрагиваю. Поспокойнее, мозг, менее реалистично. Кажется, что я все-таки умру от наркотиков. Нет сил даже поднять пистолет. - На закате этого мира последнее, что я увижу, будет твое лицо. – Пою строчки из песни. И как я могу это помнить? Не слушал же такого. - ДЖИМ! За плечо меня хватает теплая рука и с силой встряхивает. Пытаюсь открыть глаза, но безрезультатно. - Что здесь происходит?! Ответь мне! Что здесь произошло? – Напряженый голос зовет меня и мне приходится открыть глаза. Моран. Отлично. Неплохой конец. Мозг, я люблю тебя за точную и четкую галлюцинацию. Надо же, у этого полковника и руки нет правой, как и полагается. – Ты ранен? Посмотри на меня! Он пытается осмотреть меня и приподнимает одной рукой. Хм… А почему моя же фантазия может меня реально с пола поднять? Странно. И пахнет так ярко, так свежо, родной запах полковника, будто он где-то рядом. Слишком странно. Впрочем, как-то все равно уже. Я просто хочу отключиться навсегда. «Моран» с трудом закидывает меня на плечо и куда-то почти бежит. И когда он остановился, то я приподнял голову. Та самая дверь. Нельзя. Нельзя! - Нельзя! Туда никому нельзя! Это святое место! Бью мужчину куда только могу попасть, но, кажется, что он совсем не обращает на это внимание. Поворачивает дверную ручку, быстро заходит в комнату и захлопывает дверь за собой. - Что здесь происходило, Джим? Какого хуя здесь вообще происходит? – Он кидает меня на кровать и, как только я потянулся за ней, берет руку Себастьяна и швыряет ее в сторону. Крик боли вырывается из моей груди, и я готов к тому, что эту единственную пулю в пистолете потрачу на этого ублюдка, оставив себе гниение заживо. - Я убью тебя. – Прошипел я. – Ты не смеешь трогать Морана. Ты поплатишься за это. - Каждый день себя трогаю, знаешь ли. И не знал, что за это следует платить. – «Себастьян» садиться рядом со мной и кладет теплую ладонь на мои колени. – Ты скелет. Обтянутый кожей скелет. И что ты там устроил? Пересмотрел Ганнибала? Качественные подделки под человеческие тела, очень талантливо. Твоих рук дело? Выдёргиваю ноги из-под его руки и прижимаю их к себе – кто он такой вообще? Чувствую прилив сил. Читал в одной книге, что это говорит о том, что к человеку идет смерть – перед самым ее приходом организм как-бы восстанавливается на несколько минут и человеку становиться лучше. Интересно, это именно этот случай? Но если и правда он, то почему галлюцинация не исчезает? Ну не может же быть такого, что Моран жив. Прошло полтора года, он бы дал знать, хоть как-нибудь, он бы не оставил меня одного. Хотя… Он ненавидел меня, презирал, желал моей смерти. С чего бы ему желать давать мне знать о том, что жив? Слезы начинают течь по моим щекам. Любить того, кто презирает меня. Это наказание за все, что я делал в этой жизни. Убить самого себя за то, что ошибся раз. Мир справедлив и каждый платит свою цену. Теплые пальцы стирают слезы с моего лица, и я широко распахиваю глаза – так никто и никогда, кроме Себастьяна, не делал. - Сеееб… - Дрожащим голосом шепчу я. Я сошел с ума. Окончательно. – Себ? - А кто еще может здесь быть? - Ты мертв. Твоя рука. – Кидаю потерянный взгляд на конечность, валяющуюся на полу. – В коробке прислали мне с письмом. Написали, что ты мертв. - И ты сразу поверил? – Такая родная усмешка на его губах. - Полтора года. Ни письма, ни звонка, ни записки - Я не мог. Скрывался в лесах Индии. За мной была охота. Слегка наклоняю голову и смотрю на него – все же у меня галлюцинация. - Уже как год на тебя нет охоты. Ты разве не видел в кабинете гору пепла и на кухне человеческие останки? Думаешь, что это имитация? Моран неверяще смотрит на меня, а потом его лицо застывает в маске ужаса. - Ты… Это правда был ты? Тень, которая всех убивала? Которую так все боялись? Я упал на подушки. Слабость с новой силой начала накатывать на меня, и я точно знал, чувствовал это, что мне остались последние минуты. - Они посмели тронуть моего полковника. Моего Морана. Моего тигра. И поплатились за это. Заметил, что он несколько отодвинулся назад, но буквально на мгновение. В следующий миг он придвинулся ко мне и прижал ладонь моей щеке. - Зачем? Зачем? Ты, который всегда все решал с помощью других. Зачем? - Я уже говорил… Они посмели… - Каждое слово давалось мне все с большим трудом. – Посмели тронуть… Моего Морана. Перед глазами появился туман, комната будто завертелась и я закрыл глаза. Последнее, что я слышал, были слова Себастьяна. - Люблю. *** Из архива Скотланд-Ярда о деле Джеймса Мориарти. Джеймс Мориарти, вследствие сильной психологической травмы после смерти некого Морана, сошел с ума и умер от истощения и передозировки наркотиков. При вскрытии дома полицейские были поражены бессердечностью и жестокостью убийцы. Найдено останков около 150 людей. Часть были кремированы, часть – разделаны как туши животных. Как стало известно позднее, это был полковник Ее величества, Себастьян Моран. Он умер полтора года назад под жестокими пытками итальянской мафии.