Чувства обратно пропорциональны ширине стола

       Лекс вспоминает Мону — не Мону, как таковую, а последние слова, сказанные ей перед поездкой в Готэм. «У меня всегда были чувства, просто я держу их глубоко». У Лекса есть не только чувства. Ещё есть Вера в прозрачном сосуде с красной жидкостью, из пупка Веры торчит трубка. Скоро Вера станет даром Метрополису и жертвой, принесённой Супермену. У Лекса есть превышение бюджетного плана по новому проекту, счета Моны и раздражающие статьи Кларка Кента. Он сидит напротив Брюса Уэйна в лучшем ресторане Готэма и смотрит на своё отражение в чёрных очках. Блюда на столе приправлены малдонской солью, будто свежим снегом присыпаны. Лекс хочет обсудить дела, а Брюс беззаботно ухмыляется и во всеуслышание требует вина. Костяшки его рук плоские, на подбородке свежая царапина. — Некоторые цыпочки любят пожёстче. Лекс не собирался спрашивать о царапине, но поддерживает разговор: — Ничто так не заводит, как огонёк в глазах плохого парня, — отвечает фразой Моны. Откуда у такого, как Брюс Уэйн, плоские костяшки? Отжимается на кулаках в перерывах между подходами к очередной цыпочке? Рукопожатие у публичного бездельника крепче стали. Какие только сплетни не ходят о мистере Уэйне. Лекс изучает царапину и видит треснувшую маску, видит не в первый раз — изнутри всегда прорывается огонь. «Страсть», — думает он. Стакан у Брюса пустой, но разве была выпита хотя бы капля. Цыпочки обоих полов, подростки, старики, все они вместе — о многом кричит жёлтая пресса. Сексуальные байки лучше продаются, Лекс на собственном примере знает. — Некоммерческий проект? — спрашивает Брюс: в его голосе скука, стакан снова полон. Уэйн сильно растягивает гласные, произносит глупые слова вроде «ошибочка», «оу», дурачка корчит, шутит над лысиной Лютора. Это звучит не так уж по-идиотски, после того как сам Лекс говорит: «Вкуснятина». Под столом Брюс случайно задевает его ногу. Цыпочки обоих полов? Лекс примеряет на себя эту роль, и уголки его рта ползут вверх. Мону бы удар хватил. Он опять вспоминает Мону — не Мону, как таковую, а как она смотрит. У неё всё на поверхности, а Лекс прячет себя глубоко. Возможно, Брюс Уэйн ещё глубже. — Я ничего в этом не понимаю, — заразительно и фальшиво смеётся Брюс. — Все эти скучные цифры, я буквально засыпаю, когда мне подсовывают бумаги с мелким текстом на подпись. В бизнесе есть одна понятная вещь — прибыль. Лекс терпеливо объясняет и думает — где страсть, там и желание. Как глубока пропасть под этой маской? Брюс вытирает салфеткой рот, его губы изогнуты, а под очками он щурится-жмурится. Лекс убеждён — если резко сдёрнуть чёрные стёкла, глаза человека напротив будут открыты широко. Он протягивает Брюсу небольшую коробочку, и тот притворно удивляется: — Собираешься предложить мне руку и сердце? — громогласно уточняет на весь зал. Лекс целует женщин, с которыми спит, но не мужчин. Ради Брюса можно сделать исключение. В изумрудном свечении криптонита, льющемся из коробки, царапина на подбородке Брюса Уэйна приобретает неприятный тёмно-зелёный оттенок. Всё равно можно сделать исключение. Под столом ноги Брюса живут отдельной жизнью. Стол широкий, но Брюс снова — случайно, конечно же — задевает Лекса. И не убирает ногу сразу. Лекс примеряет на Брюса роль цыпочки и думает о Моне — не о Моне, как таковой, а о достоинствах Моны. У неё длинные светлые волосы; стройные ноги, которые не выходят из-под контроля; красивая задница и разрезы на платьях почти до талии. Она идеально подходит на роль цыпочки. У Брюса Уэйна развязная ухмылка, царапина на подбородке, беспокойные ноги и пропасть за очками: — Я не могу себе это позволить, — отказывается он от сделки. Пока отказывается. Лекс упирается ботинками в мягкий диван и ждёт. Он буквально видит через скатерть и дерево, как Брюс шарит ногой под столом: ухмылка становится шире и коробочка отправляется в карман. — Когда мне прислать самолёт для ответного визита? — спрашивает Лекс, на миг забыв, что перед ним другой владелец самолётов. Нет, этот человек напротив не цыпочка. — Мы не договорились. Но у меня сегодня вечеринка. — Брюс подносит ко рту бокал, в котором едва ли есть капля вина, и тут же ставит обратно. Лекс смотрит на пустую бутылку. Сам он чуть пригубил, а у Брюса голос пьяный-пьяный, слишком пьяный. — Альфред с ума сходит, когда девушки бьют хрусталь. — Я не настолько светский человек, — вежливо отклоняет предложение Лекс. — Меня редко заметишь в компании цыпочек. Брюс смеётся и, кажется, впервые искренне: — Ску-ко-та, — говорит беззвучно. Снимает очки и щурится-жмурится. Нет ни маски, ни страсти, ни пропасти. Есть цыпочки обоих полов, которые любят пожёстче, и сам Брюс та ещё цыпочка. Есть люди с костяшками, плоскими от природы. Лекс пожимает руку Брюсу Уэйну, который поддерживает форму для девушек, бьющих хрусталь, и уходит. Сделав несколько шагов, оборачивается — за столом никого. Лекс летит в Метрополис с прогорклым ощущением того, что его обманули сегодня, да ещё и дважды. Он летит и думает о Вере, превышении бюджетного плана по новому проекту, счетах Моны, раздражающих статьях Кларка Кента и собственных чувствах, спрятанных там, где никто не сможет увидеть. Когда Брюс Уэйн нанесёт ответный визит, Лекс выберет ресторан с узкими столами. Он не позволит обмануть себя в третий раз.