Южный снег

Такой яркий, острый зимний день. Такой, что после студийного мрака и софитов цвет и свет бьют по глазам. Слезы от яркой белизны снега, белизна рассыпается искрами, и слезы в глазах стоят размыто-радужные. Столько снега! Столько снега, что трудно поверить, что вся эта роскошь возникла за ночь, явилась, как в сказке. Столько снега, сколько и не бывает здесь, меж синих гор, сколько и почти не ждали дождаться. - Всё, меняем график! Такая белизна, что трудно открыть глаза, мелькает – в переменах радужной темноты и радужного света, сквозь прозрачное семицветье слез – белый снег и синее небо. Белый снег, нетронутый, без теней – белый снег и россыпью черное по белому. - Завтра будем снимать крестный ход в Слободе. Смаргиваются слезы, и под небесно-синим черное расцветает на белом – прорисовываются силуэты, черные пальто, шапки и шляпы, проявляются – светлым – просветлевшие лица. Дождались! Еще чуть-чуть, еще допривыкнут глаза – и черное на белом процветет, нальется цветом, обнаружится кофейным и темно-серым, или останется истинным, ярко-черным. - Царище, Мишка – марш отсыпаться! И чтоб назавтра имели счастливый вид. Какой отсыпаться, когда вокруг – такой фантастически-искрящийся снег, пронизанный солнечным светом! Дождались – лица с бессонных ночей и килограммов грима в утреннем свете кажутся серовато-блеклыми, как плохая бумага, и под глазами легла синева, но глаза сияют, в глазах, разом – солнце, небо и искристый снег, и они сыграют – на лицах, счастливых, сияющих сквозь усталость, то самое, что играть им завтра: дождались! Солнечное многоцветье – белый, синий, черный, этого довольно… нет, не всё! Четвертым, завершающим врывается ярко-желтое – чей-то оброненный шарф. Солнечно-желтый блик на снегу кусочком алма-атинского солнца. - Не взду… Мишка ж, ёкарный бабай! Непонятно, кто кричит, неизвестно, которому из Мишек, да и кто все это начал – тоже еще большой вопрос. Но Мишка, тот, что сероглазый и самый счастливый, круто разворачивается на голос, долепливая в руке предназначенный было другому снежок… так поворачивается, что ну просто никак нельзя не залепить ему снежком между лопаток! - аааа…ах так! – Мишка подскакивает с воинственным воплем. – Гойда! Белый нетронутый снег вмиг изрыт и располосован черным, снег разлетается на снежки, все мешается в кучу – люди, цвета, снежно-радужные искры. - Ну, держитесь! - Allons enfants de la Patrie! - Гойда! - Тысяча чертей! - Ага!!! Попались! - Гойда! Свежий нежный снег еще пушист и рассыпчат, и можно кидаться, не опасаясь попасть в лицо… фуххх! Снежок, прилетевший не от Мишки, морозно рассыпается на щеке… утереть лицо… да что за черт! Точное попадание – не сбив шапку, снег осыпается, чуть не в глаза, и мир вокруг на секунды становится прозрачно-голубым. - Миииишкаааа! А самому смешно. Мишка – вовсе хохочет, давно потерявший шляпу, со снегом в волосах. Ну, берегись! (Боковым зрением – как радостно валится в снег донкихотская фигура в черном, кого-то утягивая за собой.) Ааа, мимо! А Мишка уже долбит прицельно, метя в черную режиссерскую шапку, успевай уворачиваться, да так, гляди, и попадет! Прыжком – через низенькую загородку, через газон, укрыться за кустом... - А, испугались! Получи, зараза сероглазая! Вынырнув из укрытия – снежком, и назад! - Фиг тебе! - Боитесь! - Нет! - Боитесь! - Кого? - Боитесь – чего? - Ни черта не боюсь! Фффххх… снег летит во все стороны с потревоженного куста!