***
Роскошный зал ресторана «Соблазн» в этот вечер был только наш. Почти полсотни сотрудников филиала расселись за отдельно стоящими столиками. В центре располагалась VIP–зона на пять персон, среди которых числились генеральный директор Пузыкин, наш любимый шеф, два его зама и главный бухгалтер Алевтина Леонтьевна Задонская. Помимо, собственно, зала, в ресторане имелась небольшая сцена и подиум, который заканчивался метра за три от VIP-зоны. Я ничуть не удивилась, когда в последний момент вдруг выяснилось, что генеральный «не смог» приехать и прислал вместо себя начальника отдела по взаимодействию с филиалами Петра Георгиевича Головко. Петр Георгиевич был толстым, веселым и любил выпить, в связи с чем его часто использовали в качестве «шефозаменителя» на банкетах и вечеринках. Я даже обрадовалась – все лучше, чем кислая физиономия Пузыкина. Зато шеф был повержен. Он так надеялся произвести впечатление на высокое начальство. Длинная худая ведущая в черном платье с люрексом объявила вечер открытым. По традиции, все началось с приветствия Пушкарева, во время которого он произнес много пустых слов о дружном коллективе, высоких достижениях и планах на будущее. Потом выступил Головко и остальные випзоновцы. Коллектив бурно аплодировал, не слушая выступающих и приумножая чувство коллективного единения стремительно пустеющими бутылками дорогущей водки. Все это перемежалось многочисленными тостами, выступлениями разномастных певичек, девочек из кабаре и светодиодным шоу. Вечер набирал обороты, народ развеселился и расслабился. Шеф захмелел и уже совершенно искренне хохотал над бородатыми анекдотами Головко, хулиганисто пихал в бок Алевтину Леонтьевну и показывал мне большой палец – молодец, мол, мне все нравится! Но тут на сцену вновь вышла тощая ведущая: - А сейчас, дамы и господа, эксклюзивно для вас – и честно скажу, я не знаю, как вам удалось его заполучить - великолепный, несравненный Алексис Шайн! Свет в зале погас, зазвучала вкрадчиво-рваная клубная музыка. Кое-где раздавалось пьяное хихиканье. На подиум медленно, мягко ступая босыми ногами, вышел высокий стройный мужчина. Тонкая белая рубашка завязана узлом на рельефном смуглом торсе. Светлые потертые джинсы низко посажены на узких бедрах. Смоляные волосы колечками спускаются на сильную шею. И самое главное – глаза – светло-серые, стальные, пронзительные. Зал заулюлюкал, раздались пьяные крики: «Ой, какая лапочка! Ну, давай, парниша, покажи нам, что ты можешь! А девчонки из кабаре были лучше!» «Ой, зря это они», - коварно подумала я. Алексис поднял вверх одну руку, откинул голову назад и слился с музыкой. Сначала его танец представлял собой безумную смесь из брейка, go-go и r’n’b. Резкие, четкие движения, чеканная работа мышц, кипящая энергия страсти, призванная распалять, возбуждать, сметать условности и срывать оковы. «А он классно двигается», - узнала я голос юриста Егора – завсегдатая всех ночных клубов нашего города. Потом музыка сменилась на более медленную, и характер танца изменился. Электронный строб клубного стиля сменила завораживающая акробатическая пластика. Казалось, что для Алексиса не существует земного притяжения, а его спина лишена позвоночника. Вот он взлетает в воздух, разводя ноги в полном шпагате; вот делает сальто назад, приземляется на одно колено и, резко вскидывая голову, обводит медленным взглядом замершую публику. Он был невероятно гармоничен. Гуттаперчиво изгибаясь, он умудрялся не переступать ту черту махровой женственности, за которой от мужского начала уже ничего не остается. Он был мужчиной до кончиков ногтей – хищным и страстным, хозяином и господином. Смешки смолкли; теперь только чувственная музыка царила под сводами зала. И он – Алексис Шайн. Каждый изгиб его тела, каждое отточенное движение, каждый взгляд пробуждали бурю фантазии и желаний. Это была игра, где правила устанавливал только он. Он владел всеми мышцами своего тела и всеми сердцами в этом зале. Он был богом – богом танца и властителем души каждого из тех, кто заворожено следил сейчас за каждым движением совершенного тела. Но вот к танцу добавилось что-то еще… Что-то, заставившее некоторых чувствительных дамочек сдавленно охать. Вот он делает мост и отрывает ноги от земли, опираясь на одни руки; выгибается еще сильнее, ложится животом на пол и плавно перекатывается, скользя руками по телу. Стоя на коленях, изгибается назад, почти касаясь затылком пола и вскидывая бедра; одна рука спускается за ремень джинсов, вторая – скользит под узел на рубашке и медленно проводит по мускулистой груди. Вот по-кошачьи выгнул спину и застыл, как пантера перед прыжком. Стальной взгляд заскользил по лицам людей, вытаскивая наружу их самые потаенные мысли и желания. Бухгалтерия в полном составе заворожено, как змея перед заклинателем, смотрела на танцора, не в силах оторвать глаз. Казалось, тетки готовы кинуться на него и изнасиловать прямо здесь, на глазах у сослуживцев. Алевтина Леонтьевна поджала губы и отвернулась. Дима Зверев из отдела маркетинга вдруг смело притянул к себе секретаршу Леночку, которая и не думала сопротивляться. Совсем молоденький сисадмин Саша смущенно зарделся, поймав взгляд Алексиса, опустил глаза, но тут же, будто решившись, поднял ресницы и нежно улыбнулся танцору. Оо, да тут у нас сладенький мальчик, а не подумаешь. Как булгаковская Маргарита, я злорадно наблюдала за разворачивающейся драмой. Мне хотелось расхохотаться в лицо всем этим людишкам, истекающим слюной и захлебывающимся от вожделения. И вдруг взгляд Алексиса остановился на Пушкареве. Губы изогнулись в хищной улыбке, глаза нашли глаза Виталия и больше не отрывались от них ни на секунду. Шеф занервничал и завертел головой, но раз за разом упирался в стальной взгляд. Поэтому Виталик гордо выпрямился и тоже уставился в глаза Алексиса. А тому только того и надо было. Закусив нижнюю губу, он призывно улыбнулся шефу, по-блядски сверкая серыми глазищами из-под черных густых ресниц. Он смотрел на шефа так, будто в эту секунду для него не существовало никого, кроме этого подвыпившего, краснеющего мужчины. Совершив головокружительное сальто, он приземлился прямо напротив Виталика, припал на одно колено и провел ладонью по лицу Виталика. Тот дернулся и отшатнулся: «Н…не надо, что вы делаете?», но тут его в плечо пнул Головко: «Расслабься, Иваныч, тебе че, жалко? Народу нравится». Алексис взял шефа за руку и поднял со стула. На мгновение прижавшись к нему всем телом, он одним движением переставил виповское кресло ближе к подиуму и мягко толкнул на него Виталика. Тот сидел ни жив ни мертв, его губы кривила неловкая улыбка, а взгляды, направленные на меня, были весьма красноречивы. Хм, по-моему, это уже перебор. Так мы не договаривались. Танцор опустился на колени, и, сексуально покачивая бедрами, развязал узел на рубашке. Все это время он смотрел в глаза шефа, ни на секунду не прерывая чувственной связи. Вот он медленно снял рубашку и провел ею по своему телу. Приблизившись к Виталику, он накинул ткань ему на шею и притянул к себе так, что лицо шефа оказалось прямо возле его обнаженного живота. Глаза Пушкарева вылезли из орбит, он положил руки на талию Алексиса, чтобы увеличить расстояние. Но танцор мягко накрыл его руки своими и несколько раз плавно качнулся ему навстречу. Оторвав руки Виталика от талии, он провел ими по своему телу, задевая соски. Вывернулся и отскочил в сторону, но только затем, чтобы подойти к жертве сзади. Положив руки на плечи мужчины, он скользнул ими вниз, по груди; его губы почти касались шеи Виталика, горячее дыхание оставляло на коже мурашки. Да что же ты творишь, сволочь? Перестань сейчас же! Опершись руками о подлокотники, он поднялся на руках и перекинулся вперед. Удерживаясь одной рукой за кресло, он почти сел на колени к Пушкареву и начал недвусмысленно двигать бедрами, имитируя древние, как мир, движения. Вторую руку он закинул за шею Виталика, а губами едва не касался его подбородка. Чувства и эмоции на лице шефа трудно описать словами – ощущение неправильности происходящего боролось в нем с боязнью показаться ханжой, а придушенная супружеской жизнью сексуальность вдруг резко заявила о себе напряжением в паху. Перевернувшись, Алексис навис над Виталиком и, продолжая двигать бедрами, запустил руку ему в волосы и притянул к себе, впиваясь в губы жестким поцелуем. Виталик хрипло застонал, задергался и, вывернувшись, замахнулся на Алексиса кулаком. Но парень легко перехватил руку Виталика и поцеловал костяшки пальцев. Затем неуловимым движением извлек из кармана джинсов черную визитку и сунул шефу за галстук: "Позвони мне", - и легким, пружинящим шагом ушел за кулисы. Оставив красного, задыхающегося шефа на попечение Алевтины Леонтьевны, я бросилась за ним.***
Когда Лешка Светлов на третьем курсе бросил журфак и подался в стриптизеры, все девчонки и декан были в трауре. Девчонки – потому что ушел единственный приличный жених на всем потоке, декан - потому что надеялась с помощью Лешкиной светлой головы выиграть грант на совместный проект с университетом Мюнхена. Она даже ездила к нему домой, уговаривая "забыть о вульгарных танцульках и взяться за ум», но парень был непреклонен. Таков был Лешка – если что-то решил, то уже не отступится. Правда, стриптиз как таковой Лешка вскоре бросил. «Мне не нужно раздеваться до трусов, чтобы заставить вас кончить», - мотивировал он. Его кумиром был танец. Годами он работал, оттачивая движения, создавая свой собственный, неповторимый стиль. Теперь, спустя семь лет, у Лешки была своя танцевальная студия под брендом «Алексис Шайн», где он греб деньги лопатой и занимался обожаемым ремеслом. Лешка был умен, красив, бисексуален и всегда говорил то, что думает. - Леша, какого хера?! Мы так не договаривались! - А мне так захотелось. - Ты же понимаешь, что меня теперь уволят! - Да. - То есть ты специально… - Угу. - Что??? Да зачем тебе это? «Алексис Шайн» вздохнул и запустил пятерню в смоляные пряди. - Лесь, ты на себя в зеркало давно смотрела? - Да вот буквально перед твоим… эээ… триумфальным выходом. - И как? - А ты знаешь, неплохо, учитывая мой возраст и … - При чем тут твой возраст? У меня такой же, если ты помнишь. Иди сюда, зануда. Лешка схватил меня за руку и притянул к высокому, от пола до потолка, зеркалу. Встал, обхватив меня сзади за плечи. - Смотри. Я посмотрела. С той стороны стекла на меня смотрела стройная молодая женщина в элегантном синем платье с американской проймой. Темно-каштановые волосы убраны в высокую прическу, карие глаза подчеркнуты спокойным макияжем. - И что не так? - Лесь, в глаза свои смотри. Я посмотрела. Глаза как глаза. - А что с ними не так? Лешка уперся подбородком мне в шею, и, глядя в зеркало, очень серьезно произнес: - Они погасли. Я смотрела, а он все говорил, щекоча мою шею теплым дыханием. - Вспомни, какой ты была. Как огонь, яркая, веселая, неунывающая. Я завидовал тебе. Сам я так не мог. - Леш, но ты же столько всего достиг. Он развернул меня к себе и пристально посмотрел своими невозможными глазами. - Да, я достиг. Потому что не побоялся быть самим собой, идти по своему собственному пути. В общем, так, Леська, собирайся и поехали из этого гадюшника. Я забираю тебя к себе в студию. Мне нужен директор по рекламе. К тому же выбора у тебя нет - ты теперь безработная! И тут у меня будто гора спала с плеч. Я расхохоталась и бросилась ему на шею, целуя в щеки. Схватив вещи, мы выбежали из «Соблазна» к припаркованному Лешкиному кроссоверу. Все еще хохоча, я вдруг резко остановилась и выдавила сквозь смех: - А если он позвонит? - Будет весело! - Лешка широко улыбнулся и открыл дверь машины.