Разрешение на место

Зайдя в класс, я увидела, что первый ряд как всегда практически занят. На этой паре, на которой мы изучали социальную стратификацию, мои одногруппники немного, так скажем, «побаивались» учительницу, которая эту самую стратификацию и вела. По этой причине все старались занять места подальше. Поэтому обычно все мы занимали первый ряд, невезучим же доставалось сидеть на среднем ряду прямо перед преподавательницей. Честно говоря, я не понимала этого (потому что учительница, прямо скажем, не зверствовала, а нормально вела занятие, но почему-то все равно вызывала какой-то непонятный страх), но тоже садилась где-то позади. В основном, потому, что обычно я не отвечала. Нет, не потому, что не была готова, а потому, что думала, что все равно отвечу не то, что будет нужно, а еще потому, что я личность нервная, и пока я настроюсь на то, чтобы поднять руку и ответить, за меня это сделает кто-то другой. Так вот, когда я зашла в класс и увидела практически занятый первый ряд, я направилась к парте, за которой я обычно сидела: парте за двумя девочками, Джессикой и Лолой. Подойдя к парте, я увидела, что на ней лежит чья-то куртка и стоит кола. Я, подумав, что это кто-то положил свои вещи сюда, думая, что за эту парту никто не сядет, почти бесцеремонно сдвинула напиток на край парты, когда услышала: — Эй, вообще-то я здесь сижу. Мне даже не нужно было поднимать голову, чтобы понять, кто это. — А, извини, я просто подум... — начала оправдываться я, чего терпеть не могла, потому что в этот миг я была не я. Настоящая я взяла бы и просто пошутила, сморозив что-нибудь эдакое. А тут... Аж самой противно слушать такое. — Но если хочешь, ты можешь сесть со мной, я разрешаю, — сказала Тина, явно с усмешкой, если не со скрытым сарказмом. Я нервно улыбнулась, чуть ли не сказав «спасибо» (надеюсь, что все же не сказала!), и, подождав, пока она перенесет свою куртку на следующую парту, освободив место для меня, села на скамейку. Учительница как всегда запаздывала. Урок у нас начинался всегда позже обычного из-за ее опозданий. Я, вытащив свою тетрадь и ручку, просто сидела и ждала начала занятия, Тина сидела в телефоне, да и другие, к слову сказать, занимались тем же. Ох уж этот научно-технический прогресс! Люди стали забывать, что значит «жить». Хотя... так я могла украдкой наблюдать за Тиной. Ее волосы не были заплетены в косичку или хвостик, поэтому вероятность того, что она увидит, что я наблюдаю за ней, стремилась к нулю, хотя по теории вероятности у нее была четверка. Поэтому не будем рисковать, подумала я, и отвела свой взгляд от нее. Немного попялившись на свою тетрадку и в окно, я все же не выдержала и снова посмотрела на свою сегодняшнюю неожиданную соседку. «Разрешаю» — вот что она мне сказала несколько минут назад. Разрешила мне сесть с ней. Разумеется, это был сарказм чистой воды, но ведь... от нее. Черт, черт! Ну почему я так сильно возбуждаюсь, когда она рядом? Когда она в нескольких сантиметрах от меня? Когда мы — последние на ряду, и если мы что-то будем делать, то наверняка никто не увидит? Зачем я чувствую к ней эту неразделимую похоть, почему же я так хочу ее? Ее тело... Мне так хочется, чтобы ее тело легло на мое, чтобы ее руки ласкали мои груди, чтобы она сделала мне кунилингус. При этой мысли пришлось незаметно облизнуть губы: они пересохли. Почему мне кажется, что она делает потрясающий кунилингус? Потому что так и есть, шептал мне внутренний голос. Я и она. Так рядом. Так близко. Это пытка. Наидичайшая из всех существующих. По крайней мере, на данный момент это именно так. От моих мыслей меня оторвал звук захлопывающейся двери: зашла учительница. — Здравствуйте. — Сказала она, садясь за стол. После чего она опросила всех по списку, узнав, кто отсутствует, задала нам домашнее задание и начала занятие. — Итак, сегодня вы должны были разобрать власть и господство по Максу Веберу, — напомнила нам преподавательница. — Первый вопрос был... Пара проходила для меня как в тумане, потому что рядом была она. Потому что я, хоть и прочитала то, что нам задавали, все равно не стала бы отвечать. Потому что я могла смотреть на нее. Потому что я вдруг представила, какова бы была ее власть и ее господство надо мной. Потому что я очень хотела, чтобы это стало реальностью. Потому что я поняла, что возбуждаюсь от этой темы, от того, что она сидит рядом, совсем рядом, но еще больше от того, что эта тема была очень некстати! Или — кстати? Я посмотрела на одногруппницу, и тут вдруг она внезапно оторвалась от писания в тетради за учительницей и посмотрела мне в глаза. Внутри меня все взорвалось от взгляда ее темно-карих, почти черных глаз. Я быстро отвела взгляд, но боковым зрением видела, что Тина еще некоторое время смотрела на меня. Но потом перестала и тут... Боги... Между своих ног я почувствовала чье-то присутствие. Ее присутствие. Ее рука ласкала меня между ног, и я инстинктивно хотела сжать ноги от стыда, хотя вся горела от желания, но до меня донесся ее торопливо сказанный мне шепот: — Не надо. Что не надо? Господи, что происходит? Какая пара к чертям! Если меня прямо на этой самой паре, возможно, на глазах у всех (ладно, не у всех, только преподавателя, но все-таки) ласкает та, о которой я мечтаю по ночам. — Доверься, Лиан. Боже, ее голос, донесшийся до моих барабанных перепонок сквозь пелену желания, был словно глоток воздуха. Она просила меня довериться ей. И я не смогу отказать ей. Не смогу. Пусть хотя бы так. Пусть этот запретный плод наконец-то достанется мне, несмотря на то, что я только-только вкушу его, как его у меня отберут. Ее рука продолжала свои ласки, ее пальцы водили вверх и вниз, вниз и вверх, нежно, аккуратно, сквозь джинсы, но сейчас и этого было достаточно, чтобы я едва сдерживала стоны, рвущиеся из глотки. Преподавательница, кажется, стала смотреть на меня чаще чем обычно, хотя она и так всегда смотрит на меня очень часто на любом ее занятии. Надеюсь, она ничего не видит, Господи, я надеюсь, она ничего не видит... Хотя я же вижу ее ноги под ее столом. Боже. Неужели и она..? Как будто в подтверждение она посмотрела на меня, и я вся сжалась от этого. Я наклонилась к девушке справа: — Хватит, она видит. Тина недоуменно повернулась ко мне и так искренне спросила: — И что? У меня глаза полезли на лоб. — Как что? Тина, прошу, остановись, — умоляюще взывали мои глаза, когда я шептала ей это так, чтобы никто не видел. — Тебя волнует мнение учителя? — Да. — Уверенно ответила я. Тина руку всё не убирала. Мне кажется, что мои трусики уже были мокрыми. — Подумай хорошенько... — наклонилась она и шепнула мне; ее дыхание обожгло мое ухо. — Тина... — Если я уберу руку, ты об этом пожалеешь. Потому что я не захочу больше тебя касаться: ты будешь в моих глазах слабой и внушаемой. Так подумай, — ее глаза вперились в мои, а ее левая рука замерла, лишь слегка поглаживая меня. — Что для тебя важнее: я или она? Господи, до чего же глупый вопрос! Разве из-за учительницы я плачу по ночам? Разве имя учительницы срывается с моих губ в порыве страсти? Я сглотнула и, отвернувшись к окну, еле слышно прошептала: — Не останавливайся. Она усмехнулась и продолжала свои сладостные для меня истязания, другой рукой успевая записывать в тетрадку то, о чем мы говорили на паре. Я тоже попыталась начать записывать, но быстро поняла, что это бесполезно. Естественно: как я могла нормально писать, когда мои ноги просто хотели раздвинуться и дать руке моей мучительнице еще больше простора для передвижений? Вдруг ласки прекратились. Я чуть не возмутилась по этому поводу, но вдруг поняла, что пара закончилась, все собираются, а рядом с моей тетрадью лежит какой-то оборванный листок. Почерк был мне знаком. Я посмотрела: Тина еще что-то дописывала, в то время, как Джессика спрашивала: — Тин, ты идешь сегодня на физкультуру? — Нет, — ответила моя соседка по парте, и Джессика, кивнув, покинула класс вместе с Лолой. Я подвинула записку ближе. «Хочешь большего — задержись после занятия». Всё. Больше ни слова. Ненавижу ее! Как так можно? Ничего не сказала, не объяснила, чуть не довела меня до оргазма прямо на уроке, теперь — это. Чего греха таить — я хотела большего. Очень хотела. Но все-таки, не знаю, как-то это все неправильно, так нельзя. Я складывала в сумку тетрадь, ручку, когда последний из моих одногруппников покинул аудиторию. Ан нет, не последний: она все еще была здесь. Давно собрав свои вещи, она сидела на столе неподалеку. И только тут я поняла, что мы остались с ней наедине. Я и она. И больше никого. Не может быть. Она посидела еще немного, посмотрела на меня и только после этого встала и медленно подошла ко мне, снова сев на то место, на котором она сидела всю пару рядом со мной. Я только сейчас собрала сумку и тоже сидела не шелохнувшись. И порывалась быстро встать и уйти. Пока еще не стало поздно. Она молчала, и я поняла, что все-таки я так не могу, и мне захотелось уйти. Нет, конечно, то, что мне хочется уйти, я просто себе взяла и внушила. Точнее, я пыталась себе внушить. Поэтому я резко встала и сказала ей: — Дай пройти, пожалуйста. Она долго смотрела на меня снизу вверх и только потом ответила: — Зачем? Я опешила на некоторое время. Потом взяла себя в руки: — Какая разница?! Мне надо. — А ты уверена? — боги, ее голос, ее такой уверенный, не поддающийся никакому тарану голос, такой не терпящий возражений голос. Зачем она так со мной... — Тин... — и снова меня прервали: — Скажи, а почему ты так долго собирала сумку? — Что?.. — я только сейчас поняла, что я и правда собирала сумку долго, раздумывая над ее запиской. Я хотела остаться, иначе бы собралась быстро и ушла. — Ты ведь хотела здесь остаться, в другом случае тебя бы здесь уже не было: ты всегда уходишь одной из первых. — Девушка будто читала мои мысли. Меня поразило это ее «ты всегда». Она что, следит за тем, что я делаю и когда ухожу? Я опустилась обратно на свое место под ее насмешливым взглядом. — Скажи, зачем ты это делала? — спросила я. Она усмехнулась, приблизив свое лицо к моему: — А ты как думаешь? — «ну почему ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос? Мне всего лишь нужна правда!» хотелось кричать мне. — Не знаю... — выдохнула я, смотря на ее губы, бывшие так близко от моих. — Знаешь. — Ее рука потянулась к моим губам и медленно провела по ним. — Я так не могу. Пожалуйста, не надо... — отвернулась я к окну, тяжело дыша. Господи, как же мне хотелось продолжения. Но мой разум кричал: Лиана, уходи, уходи, не теряй самообладания! Резкий звук заставил меня повернуться: Тина стояла возле двери, судя по всему, только что закрыв ее. Что? У нее есть ключи от аудитории? Она всегда носит их с собой, на случай если придется с кем-нибудь переспать? Ключи от всех аудиторий или только от этой? И если только от этой, откуда она знала, что я соглашусь именно сегодня? Стоп! «Соглашусь?! Соглашусь, Лиана?! Вот значит уже как?» — мой разум не собирался уступать жгучему, тянущему желанию в низу живота. Да, соглашусь, поняла я, причем поняла я это давно. Я смотрела на нее, Тина показала мне ключи: — А так ты можешь? — И подошла ко мне. — Лиан, не бойся... Я же знаю, что ты хочешь меня. Смелое, однако, заявление! «А разве она не права?» шептал мне внутренний голос. — Но ты не хочешь меня, — все еще «пыталась» я уйти отсюда. Она присела, снова ослепительно улыбнувшись. Не говоря ни слова, без предупреждения, она прильнула ко мне, цепляя зубами мою нижнюю губу, одновременно рукой проникая в уже облюбованное ей место. — Ошибаешься... Меня как жаром обдуло. Неужели эта девушка, у которой много друзей, которая популярна, которая так красива, так соблазнительна, так желанна, неужели она желает именно меня? Слезы радости застыли в уголках моих глаз. Пусть только это не окажется сном. — Пойдем. Она позвала, и моя рука сама своей волей оказалась в ее руке. Мы встали, и я спросила: — Куда мы? — Туда, где удобно. Удобно. Туда, где удобно. Нет, нельзя возбуждаться только от этого. Это уже слишком. Черт, но ведь с ней по-другому не бывает. По крайней мере, у меня. Мы подошли к столу. Второй ряд, третья парта. Вполне удобно. Я усмехнулась. Происходящее и правда напоминало какой-то дикий сон. Дикий, страстно желаемый мной сон. Тина подошла ко мне ближе и начала снимать мою кофту, но я остановила ее: — Стой, — она немного отстранилась, снова не понимая, что на меня нашло, — скажи, откуда ты взяла ключи и почему решила, что я соглашусь? — Это так важно? — сказала Тина, заставляя меня немного присесть на стол и руками обхватить его края. — Ключи — это дубликат, а насчет тебя... — она плотоядно посмотрела на мои губы, а я совсем забыла, что что-то спрашивала. — Ты же согласилась. Согласилась. Возможно совершив самую большую ошибку в своей жизни. А возможно - впервые в жизни поступив так, как мне подсказывало мое сердце. Ну, не сердце, а моя извращенная недостатком сексуальной жизни душа, — не суть. — Ты права, — я провела рукой по ее волосам. Шелковистые такие. Гладкие. — Это не так важно. Она улыбнулась, и я решила: будь что будет. Я отдалась своей победительнице на милость. Или на растерзание. В следующую минуту я осталась без кофты и лифчика. Полуголая, я уже сидела на столе перед девушкой, которую страстно желала здесь и сейчас. И где-нибудь когда-нибудь еще. И еще. И еще. Ну и еще разок. Она наклонилась к моим грудям, проведя языком по ложбинке между ними, отчего я захотела застонать, но, вспомнив, где мы находимся, подавила стон. — Не надо. Снова. Как хлыстом. Я поняла: она просила меня не сдерживаться. И я наплевала на всё. Ее язык был горяч, руки быстры и проворны, и я уже лежала на столе, спиной ощущая его прохладную поверхность. Я изгибалась ей навстречу, а она продолжала целовать мои груди, рукой лаская меня между ног, которые все еще не были раздвинуты. Чего я ждала — не знаю. Может, ждала, когда она сама по-собственнически раздвинет их, может — что прикажет мне сделать это, не знаю; но пока мои ноги просто лежали практически вместе. Ее ласки не отпускали меня ни на миг. Немного спустя я поднялась и поцеловала ее долгим и глубоким поцелуем. Она ответила, углубляя поцелуй, сплетаясь своим языком с моим. Я задыхалась, но не хотела отрываться от девушки. Она сама отпустила меня. Я улыбнулась и стала снимать ее свитер, она помогала мне. Ее черный бюстгальтер тоже недолго тешил мой взор. Секунда — и я лижу ее левую грудь, рукой лаская ее правый сосок. Тина стонала, и я наслаждалась, что тоже умею делать кому-то приятно. Внезапно она резко ушла от моих ласк, заставляя меня лечь снова на стол. Я подчинилась. Ее власть была абсолютной. Моя дева. Моя доминанта. Тина наклонилась и поцеловала меня в губы, руками расстегивая ширинку на моих джинсах. Когда с ней было покончено, она, прекратив поцелуй, медленно стянула с меня их. На мне остались только трусики. Я вся горела от переполнявшего меня чувства страха и неподдельного восторга от всего происходящего. Она оценивающе оглядела меня. Я зарделась. «Я ей не нравлюсь» пронеслось вмиг в моем измученном долгим ожиданием мозгу. Но не успела я начать думать о том, что я ущербна в сексуальном плане, как почувствовала, как она легла на меня; это обстоятельство заставило меня прекратить сеанс самобичевания. Она снова целовала меня, я снова стонала ей в губы, дергалась под ней и сгорала внутри. «Ты говорила о большем, прошу тебя, не тяни» думала я. Тина слезла с меня и начала снимать оставшуюся часть моего гардероба. Я застыла. Когда мои трусики были где-то в классе вне моей зрительной досягаемости, она хрипло прошептала: — Чего ты ждешь? Давай, раздвигай ноги. Мне стало стыдно от того, что мне стало очень хорошо от этих слов. Я стала повиноваться ее просьбе (приказу!), но вдруг застеснялась и снова сдвинула ноги вместе, а после попыталась встать. Но Тина быстро просекла ситуацию и резко удержала меня в лежачем положении, после чего сама не церемонясь раздвинула мои ноги; ее дыхание убыстрилось, а я была унижена и раздавлена тем, что она не стесняясь рассматривает меня там, а я не могу (не хочу) ничего сделать, чтобы помешать ей. После того, как девушка удовлетворилась рассматриванием моего влагалища (что было сделано наверняка почти что только для того, чтобы мне было настолько стыдно, что я бы возбудилась еще больше), Тина, приказав мне лежать в таком положении не двигаясь, потрогала мои груди, поласкала мои губы, потом взяла мои руки и своей левой рукой прижала их к столу за моей головой, а сама пальцем правой руки проникла в меня. Я закричала от боли, а девушка продолжила истязать меня вторым пальцем. Потом вошли аж три пальца, которые исследовали там всё настолько досконально, что я не переставая стонала от боли и уже от, после нескольких ее проникновений, — непередаваемого наслаждения. Тина смотрела на мое лицо, вводила свои пальцы в меня, а я лежала с раздвинутыми ногами и заведенными ее рукой за голову руками и только и могла взирать на нее. Наш зрительный контакт добавлял масла в огонь; не разрывая взглядов, она начала трахать меня пальцами правой руки, а я, прося большего, сама пыталась насадиться на них; Тина улыбалась, смотря на меня, а я, смотря в ее глаза, стонала от удовольствия. Мы быстро и тяжело дышали. Девушка убыстрила темп, быстрее, еще, быстрее, ну, ну! Еще. Давай еще. Прошу, не останавливайся. БЫСТРЕЕ. Тина уже отпустила мои руки и лежала на мне, целуя, а я извивалась от ее поцелуев, мои стоны рвались прямо в ее рот, ее тело терлось о мое, что только усиливало ощущения, а она все продолжала добивать меня своими ненормально бешеными пальцами, отчего мои ноги дергались в какой-то конвульсии. Мои глаза были закрыты, лишь губы отвечали на поцелуи. Мои глаза были закрыты, поэтому, когда все прекратилось, я не поняла, что произошло, и открыла их, чтобы возмутиться и спросить, что случилось и почему Тина ушла, как вдруг перед моими только что открытыми глазами все поплыло и появились какие-то непонятные цветные пятна и мой крикостон застрял в глотке — внутри меня оказался ее язык. Она делала мне кунилингус. Господи, лучшего наслаждения я в жизни не испытывала. Ее язык яростно вылизывал мою плоть, терся о клитор, проникал внутрь на всю глубину, исследовал всё внутри, а ее руки не давали моим ногам сомкнуться, а я просто стонала и стонала все громче и громче, все больше и дольше. Это было непередаваемо, но оказалось, что лучшее все-таки впереди: я и так была на пределе, а после бешеного и такого страстного ее куни, я просто взорвалась: меня настиг восхитительный оргазм. Я закричала от наслаждения, мои ноги дернулись, а руки забились по поверхности стола, а Тина тем временем поймала мой крик и потянула меня в поцелуй, введя свою руку в мою промежность. Я хотела прервать поцелуй из-за нового стона, но моя мучительница не позволила мне сделать этого: она еще яростнее начала свои ласки, не давая моим ногам сомкнуться, а мне — уйти от поцелуя. — Не могу, — прохрипела я, едва она дала мне вдохнуть. — Можешь. И она еще раз провела рукой по клитору и поцеловала меня, наконец-то давая мне передых. Я застонала и поняла, настолько мне стало хорошо. Так тепло и невыносимо прекрасно. Я легла на стол, не сдвигая ног, а Тина присела на скамейку рядом, рукой проводя по моей щеке. — Спасибо. Она улыбнулась. А через несколько минут мы повторили всё это с ней, и ее стоны были подтверждением тому, что я если и неумело, то очень возбуждающе делаю кунилингус. Ее клитор подвигал меня делать ей приятно, а то, как она подчинялась моим приказам, — возбуждало меня еще больше. Макс Вебер со своим господством просто нервно курил в сторонке. Через пару часов мы, уже одетые, стояли возле двери и собирались выйти из класса. Тина достала ключи, а я подалась к ней и поцеловала ее. Она ответила. Открыв дверь, Тина сказала мне: — Может, повторим как-нибудь еще. Я улыбаясь вышла, она — следом. Я повернула налево и, отойдя от нее на пару шагов, пошла в другом направлении, перед этим с усмешкой прошептав ей: — Если разрешишь сесть с тобой.