Поцелуй

Гамбол ожидал чего угодно от этого поцелуя. Нет, конечно, он ожидал нечто более конкретное, нежели обыкновенное «чего угодно». Признаться, Гамбол не раз представлял, как пройдет его первый поцелуй с Пенни. Они могли бы держаться за руки, и ее губы пахли бы клубникой, ведь губы девчонок всегда на вкус как фрукты или конфеты, верно? Вселенная была бы единственным свидетелем их близости, ведь весь окружающий мир перестал бы для них существовать. И Пенни, прекрасная как никогда, своими сияющими глазами и милой улыбкой напоминала бы ангела… Увы, фантазиям Гамбола Уоттерсона не суждено было сбыться. Они с Пенни стояли у окна домика на дереве, не обращая внимания на царивший вокруг кавардак. Дарвин носился как угорелый из угла в угол в попытках увернуться от разошедшейся Масами, подбадриваемой выкриками остальных девчонок. Влюбленную же парочку это явно не смущало. Гамбол задницей чувствовал приближение заветного момента, и от томительного ожидания его мозг прекратил каким-либо образом функционировать. Уоттерсон беззастенчиво пялился на девушку, выслушивая ее беззаботное щебетание. Наконец, вытянув губы в жесте, не оставляющем сомнений, девушка приблизила свое лицо к Гамболу и очаровательно опустила ресницы. Внутренности мальчика сжались в комок от напряжения. Закрыв глаза, ощущая и жадно впитывая всей своей кожей запах Пенни – и правда, что-то конфетное – Гамбол подался вперед, пытаясь угомонить сердце, грохочущее на подступах к горлу. От оглушительных ударов мальчик трясся и с трудом удерживался от падения. Нет, он действительно едва стоял – земля грозила вот-вот уйти из-под ног… «Вот это, я понимаю, любовь…» – успел подумать он мечтательно, прежде чем неведомая сила повлекла его навстречу девушке. А затем он-таки грохнулся в ее объятия. И ее губы пахли вовсе не конфетами. Прикосновение было долгим, и Гамбол бесстрашно впечатывался в чужие губы, не имея ни малейшего представления о том, как следует целовать любимого человека. Смирившись со своей неопытностью, он попытался хотя бы запомнить вкус и запах этих чудесных губ. Они были на удивление мягкими и влажными, почти что пресными. Довольно улыбнувшись в поцелуй, Гамбол приоткрыл глаза и едва не заорал от ужаса. В дюйме от его носа он увидел вытянувшееся лицо Дарвина. Тот смотрел на друга в упор, не моргая, и, что самое страшное, в его глазах не отражалось ровным счетом ничего. Ни отвращения, ни испуга или смущения – абсолютно пустое стекло зрачков. Дарвин будто надолго впал в прострацию. Вокруг воцарилась полная тишина, нарушаемая лишь треском сучьев. Чувствуя, что краснеет, Гамбол попытался отстраниться, но не тут-то было. Раздался еще один громкий удар и домик, накренившись, ухнул вниз, щедро осыпав парней щепками. Тут же волной накатила тошнота, и Гамбол впился когтями в покосившуюся стенку, оставив на ней глубокие борозды. «Кому в голову пришло срубить дурацкое дерево, пока внутри было столько народу?» – он чуть было не зарычал с досады. Оглядевшись, Уоттерсон с облегчением понял, что девчонки успели выпрыгнуть через окно, еще до окончательного крушения домика, и парни остались одни в его развалинах. – Ты… Как, жив? – пробормотал наконец Дарвин, потирая плавником макушку. Похоже, он неслабо приложился во время падения. Гамбол, не отдавая себе отчета в действиях, обхватил голову друга руками и осмотрел место повреждения. «Крови нет, но шишка наверняка выскочит», – рассудил он, немного успокоившись. А Дарвин все продолжал пялиться, словно перед ним стоял не друг детства, а инопланетное чудовище с как минимум пятью головами. – Только, э-э-э… Не делай из этого трагедию, ладно? – пробубнил Гамбол, поднимаясь на ноги – все это время он лежал, распластавшись поверх тушки Дарвина, и это, черт возьми, было неловко. – Лучше давай выбираться отсюда. Вместе они поспешно разгребли завалы. Но, прежде чем выбраться на свет, Гамбол замешкался. Схватив Дарвина за запястье, он быстро шепнул ему: – Так, а теперь подыграй мне, будто не понял, что здесь вообще произошло. Никто не должен нас заподозрить, окей? – Как скажешь, – тот равнодушно пожал плечами, словно еще не отойдя от пережитого шока. Придав лицу самое вдохновенное выражение, на которое он только был способен, Гамбол высунулся из листвы и воскликнул: – Это было потрясающе... Как будто тебя единорог задавил! – Целоваться, действительно, не так уж и страшно, – пробормотал в свою очередь Дарвин, все так же прицельно глядя в никуда. Чувствуя, как вновь заливается краской, Гамбол нырнул обратно в растрепанную зелень, утянув за собой друга. Тот не оказывал попыток к сопротивлению. – Все нормально, продолжай, – подбодрил его Гамбол полушепотом. – Сейчас свалим. Дарвин выбрался из кроны упавшего дерева, весь от плавников до хвоста покрытый листьями. – До встречи, любимая, – более его здесь ничего не держало. Отсалютовав растерявшейся Масами, он зашагал прочь. – Потрясающие создания эти девчонки… – выдохнул Гамбол, молясь о том, чтобы Пенни не оказалась свидетельницей их с Дарвином поцелуя. Но, судя по озабоченному взгляду, которым она проводила улепетывающих со двора друзей, его надежды были напрасны. *** – Это провал! – взвыл Гамбол, уткнувшись мордочкой в подушку. Его апатия продолжалась уже как минимум час и до чертиков надоела всем членам семьи Уоттерсонов, а в особенности Анаис, их с Дарвином младшей сестре. – Гамбол, прекращай реветь, ты мне весь матрас слезами залил! – периодически покрикивала на него малышка, демонстративно зажимая уши ладонями. – Бери пример с Дарвина, он хотя бы ведет себя спокойно… Что бы у вас двоих там не произошло. Тот в ответ тихо булькнул из своего аквариума. Наконец, уговоры девочки возымели действие на Гамбола. Резко прекратив свои трагические поскуливания, он приподнялся и, свесившись с верхнего яруса кровати, пробормотал: – Знаешь, Анаис, а ты права. Мне надо взять себя в руки, эм… Не могла бы ты ненадолго выйти из комнаты, я хочу переодеться в свежее. Типа, начать новую жизнь и все такое. Растянув рот в самой, вероятно, широкой в мире улыбке и тем самым вызвав один из фирменных взглядов сестры а-ля «меня окружают идиоты», Гамбол подождал, пока та удалится. Наконец, дверь за спиной Анаис захлопнулась. Дарвин молча высунулся из воды, следя за движениями друга. Тот спустился на нижний ярус и уселся на постели сестры, прямо напротив аквариума. Его хвост нетерпеливо бил по покрывалу, выдавая напряженного Гамбола с головой. – Говори, я слушаю, – подал голос Дарвин, чувствуя, как их обоих угнетает затянувшаяся пауза. Он выглядел гораздо лучше, чем после того злополучного падения. Шишка, естественно, не преминула явиться во всей своей красе, но иных повреждений на теле Уоттерсона не наблюдалось. Гамбол почесал пушистый затылок. Нужные слова никак не подбирались. – Просто хотел сказать спасибо, что подыграл. И за то, что не дал мне в глаз после всего, что случилось. На лице Дарвина отразилось что-то подозрительно похожее на улыбку. Выпустив изо рта небольшой пузырь, взвившийся к потолку, он добродушно ответил: – Да что уж там, – и нырнул обратно в аквариум. Проследив за траекторией пузырька и решив, что его дружеский долг на сегодня более чем выполнен, Гамбол со спокойной совестью направился к платяному шкафу. Скинув свитер и джинсы, мальчик облачился в мягкую пижаму. – И, кстати, ты круто целуешься, Дарвин. Мне понравилось, – пробормотал он тихо и словно невзначай, карабкаясь по лесенке на верхний ярус кровати. Даже слишком тихо, как показалось ему сперва, но судя по кашлю и возмущенному плеску воды, друг его услышал отлично даже через толщу аквариумного стекла. – Может, поучишь меня как-нибудь… А то как-то несправедливо получается: девушка есть у меня, а нормально целуешься ты. Вот теперь уже с полной уверенностью ожидая огрести от друга, Гамбол едва не уронил челюсть, когда услышал его ответ. – Почему бы и нет, – Дарвин оперся подбородком о край сосуда, глядя снизу вверх на оторопевшего Уоттерсона. – То есть, мне не сложно. Если ты этого хочешь, мы можем начать прямо сейчас. Что тогда дернуло Гамбола с нетерпением воскликнуть «А давай!» никто из них двоих так и не понял. А что до малышки Анаис, совершенно не вовремя зашедшей в комнату к братьям, от ее отчаянного вопля у жителей Элмора еще долго звенело в ушах.