Дверь

Демоны. Адские твари, совращающие невинные души людей. Обрекающие их на вечные страдания в Аду. Злобные, бессердечные, равнодушные к боли и страданиям. К людям. К душам. Ко всему. Живущие лишь ради насыщения. Готовые на всё, чтобы удовлетворить голод. Да, именно такими видят люди демонов. В какой-то мере мы такие и есть, но... Вместо бессердечности у нас эгоизм. Вместо равнодушия — нежелание выражать эмоции перед теми, кого мы считаем недостойным. А вот людей мы действительно презираем. Они жалки и отвратительны в своих желаниях. Вот кто гнусен, себялюбив, бессердечен и просто жалок. Их души отвратительны как на вкус так и на вид. Редко можно встретить поистине прекрасную душу. Это удаётся лишь единицам. Но эти случаи столь редки, что никому неизвестны подробности. Это легенда для нас. Наш идеал. Наша мечта. Наше стремление. Наша цель, которой мы посвящали жизни. Но последнею 1000 лет таких случаев не было, и это стало просто красивой сказкой, в которую уже никто не верит. Даже я, старейший демон, перестал верить в это чудо. И никогда не стремился найти её, душу. Но она сама меня нашла. Это произошло внезапно, как выстрел из человеческого оружия. Меня просто потянуло в ту крепость, в ту комнату, к тому алтарю, на котором медленно, в муках, умирал ребёнок. Вокруг было столько крови и грязи, что я не с первого раза рассмотрел его яркую, прекрасную душу. Я видел только мальчика, из которого медленно вытекала кровь, заполняя символы пентаграммы на полу. За синяками, покрывающими хрупкое тело, было не видно бледную, тонкую кожу. За расширившимися зрачками не проглядывала, ярко-синея, словно лазурь, радужка. А грязные, свалявшиеся и свисавшие сосульками волосы не показывали свой пепельно-синий оттенок. Таким мне предстал тогда ещё наследник Великого Дома Фантомхайв. Даже во мне, демоне, зародилась жалость к этому хрупкому существу и ненависть к его мучителям. Я никого и никогда так не ненавидел. А ещё я испытал восхищение. Это чувство я тоже ощутил впервые. Но оно не могло не появится, ведь этот маленький человечек оставался гордым и несгибаемым. Его глаза горели ненавистью не меньше, чем страхом. Его желание мести разливалось для меня патокой по тёмному залу. И эти эманации ощущали даже его мучители. «Да, этот ребёнок особенный», - подумал тогда я. А потом я разглядел его душу. Еще нигде и никогда не встречал столь чистого и яркого света у души. Она не была ярко-белой, отнюдь. Она переливалась от белого, через сине-лазуревый к черному. Она сверкала, как лампа в абсолютно темной комнате. Если до этого я раздумывал, стоит ли связываться с этим, пусть необычным, но ребёнком, то один взгляд на его душу стер все мои сомнения. Я решился. Перенести его, в своем роде, в другую реальность, было несложно. А заключить контракт ещё проще. И снова я удивился: он первый из всех моих контрагентов, который сам предложил заключить контракт. И ни капли страх или неуверенности в глазах мальчишки. Только ярость, злоба, твёрдость и жажда. Жажда отомстить. В тот момент я ещё не видел в тех глазах обречённость и ожидание. Они появились со временем. Но, как не стыдно признавать, я настолько был зачарован его душой, что не видел ни его глаз, ни грустной ухмылки, ни равнодушия в голосе. Я не видел его. Я смог разглядеть всё только через два года от начала нашего контракта. Но казалось, что уже поздно. Казалось, что нет ничего, что помогло бы вытащить из этого кокона, который появился и по моей вине. Я не раз пытался вернуть в него желание жить, а не существовать, но всё тщетно. Я уже собирался опустить руки, как появилась эта дверь в подземелье, а за ней новый мир. И я поставил на эту карту — не ошибся. Он начал оживать. Нет, не так. Он начал ощущать жизнь. Понемногу оттаивая, у него появились эмоции. Невозможно описать мою радость и мой восторг, когда он начал смеяться, после возвращения из кабинета директора. Пусть этот смех был немного искусственный, а улыбка натянутой, но они были. И смех и улыбка начали возвращаться в его жизнь. Но несмотря на это, глаза моего маленького господина продолжали умирать. Для меня, кто последние полтора года смотрел в них почти не отрываясь, это было ясно видно. С каждым днём я продолжал наблюдать, как желание смерти всё возрастает и возрастает. А тихие, почти неслышные даже для моего слуха слова, заставляли замирать от ужаса. В них было столько эмоций! Столько отчаянья и усталости. А тихий, ломающийся голос усиливал и так не слабые чувства. Хотелось бросить всё и кинутся к нему. Оградить от всего мира своими черными крыльями. И плевать, что открыть перед кем-то крылья, значит признать, что он достоин называться равным. Оберегаемым. Плевать! Я хочу его защитить! Любой ценой. Его душа продолжала сиять всё так же ярко, но я хотел увидеть ту искру жизнь в его глазах, которую заметил в нашу первую встречу, а оценил только через два долгих года. Увидеть тот маленький огонёк, который заставлял подчинятся даже без контракта. То пламя, которое горело жаждой выжить любой ценой. Выжить и отомстить. Да, я хочу увидеть те глаза ещё раз! Я хочу, чтобы они смотрели на меня, сияя жизнью. Хочу увидеть счастье, которое он испытает глядя на меня. И я не отступлюсь. А этот мир позволил мне увидеть, что шанс всё ещё есть. И дело совсем не в том, что после осуществления его мести, которая и поддерживает в нём ту кроху жизни и заставляет его не бросаться на пули, а хоть как-то защищаться, его душа погаснет и посереет. А может и вообще исчезнет. Нет! Мне просто нужна жизнь в этих глазах! А зачем? Не знаю. Не понимаю. Но не позволю ему умереть. Никогда! И пока лучше оставить в тайне, что перед той странной дверью, я почувствовал отвратительный запах гнилых яблок...