Я научу тебя верить

Школа - неотъемлемая часть нашей жизни, в ней мы всё пробуем впервые. Зачастую в школах происходят или самые счастливые моменты, которые мы вспоминаем с улыбкой, или те, от которых мы бежим потом всю жизнь. Не стоит сравнивать младшую, среднею и старшую школы. Они не могут идти в сравнении - дети разных возрастов, с разными планами на жизнь и целями. Младшая - это у тебя есть жена, дети, дом и всё хорошо. Средняя – ты считаешь себя взрослым и мега умным, тебе плевать на всё, что говорят другие. Старшая – в голову бьют гормоны и в штанах детство играет. Первая любовь, первый опыт любви и отношений – это ещё неуверенные шаги во взрослую жизнь. Чаще всего первая любовь случается именно в школе, когда все стремятся скорее вырасти и познать каково же это - любить. После чего следуют поцелуи и первый секс. Стереотипы же людей о правильности чего-либо загоняют нас в тупики и отделяют от общества. Если так вышло, что ты отличаешься от всех, готовься к тому, что современное общество тебя не примет, а в школе жестокие дети будут пытаться задеть больнее и словом, и делом. Все хотят большой и чистой любви. Но что делать, если ты парень-гей и об этом знает вся школа? Терпеть и молчать. Терпеть всё: издевки, побои, унижения. Всё, что только сможет придумать мозг твоих ʺлюбимыхˮ одноклассников. Ни один человек не встанет на твою сторону. Может некоторые и будут сочувствовать, но открыто в этом не признаются, ведь это – отклонение от нормы! Иван Сокуренко был обычным парнем, ну относительно обычным. Внешне он ничем не отличался от сверстников: восемнадцати лет отроду с темными волосами средней длины и карими глазами, не толстый и дрищем назвать нельзя, не атлетической, но, вполне, спортивной фигуры. Учился он в обычной, среднестатистической школе, у него всё было хорошо: были друзья, любящая семья, увлечения и хобби. Но... всё прекрасное не вечно. Ваня всю свою жизнь осознавал, что он чем-то отличался от остальных, но не понимал чем именно. Не понимал ровно до того момента, пока впервые не влюбился... в своего учителя истории. И всё было бы неплохо, если бы Ваня, имея талант и тягу к рисованию, не решил нарисовать того самого преподавателя... в стиле ню, этим выдав себя. По школе быстро расползлись слухи о ʺнеправильностиʺ парня. На этом вся светлая полоса в его жизни закончилась. Началась не то чтобы чёрная, скорее серая, без единого проблеска: издевки, избиения, макания головой в унитаз, вталкивания в женские туалеты и раздевалки, плевки в спину, обливания грязной водой и прочие унижения. Ни одна живая душа из школы не встала на сторону парня, может кто-то и сочувствовал ему, но предпочитал держать это при себе. Даже учителя, которые должны были как-то остужать ситуацию, бездействовали. Некоторые даже не брезговали унизить своего ученика, занижая оценки, хотя, Ваня старался и его ответы были лучшими из класса. Парень решил не зацикливаться на мнении окружающих, ведь семья, узнав о пристрастиях сына, не отвернулась от него. Только отец и стал немного холоднее и начал больше внимания уделять дочери. Всё шло своим чередом: Сокуренко уже привык ко всем издевкам от одноклассников, да и они за три года потеряли былой азарт, но всё равно в покое парня не оставляли. Друзей у парня не осталось, но он ходил в художественную школу, где был отличником. Его портреты, пейзажи и абстракции не оставляли равнодушным ни одного преподавателя. Начался новый учебный год, последний для Вани, ученики лениво ползли в школу после летних каникул. Зайдя в класс и окинув его пофигистическим взглядом, Сокуренко понял, что ничего не изменилось: девушки с тонной макияжа, в коротких юбках и парни, строящие из себя аполлонов. Тяжело вздохнув, Ваня прошел к задней парте и спокойно опустился на стул, начав рисовать пейзаж за окном в ожидании начала урока. Когда в класс зашла учительница, Иван даже не поднял голову, ему было неинтересно, что говорит и делает эта женщина. Когда дверь класса открылась во второй раз, парень тоже не отреагировал, продолжая выводить линии на листке. - …надеюсь мы подружимся! - Сокуренко услышал лишь конец фразы, сказанный мужским голосом, который явно не принадлежал училке. Оторвавшись от своего занятия, парень глянул на обладателя голоса и обомлел. Владельцем мягкого баритона оказался симпатичный парень с черными волосами выбритыми на висках, и собранными в длинный хвост на затылке. Угольно-черные глаза так и манили. Широкие плечи, накаченные руки, высокий – не парень, а мечта. После того как новенький закончил речь, он прошел за третью парту первого ряда. Ваня огорчился, с его места не было видно парня, а так хотелось его рассмотреть получше, а, в идеале, и нарисовать, чтобы любоваться постоянно. Первый учебный день пролетел быстро - всего два урока. Потом учеников отпустили, и они решили пойти на пикник. Когда все договаривались кто что возьмёт, Ваня просто стоял в стороне, дожидаясь пока появится возможность уйти. Когда все организационные вопросы были решены, Сокуренко, наконец, отправился домой. Всунув наушники в уши и закинув рюкзак на плечо, парень вышел из класса и пошел на выход. Да, его не позвали, а даже если бы и позвали - он бы не пошел. Никто не хочет, чтобы из него делали мишень для подколов и издевательств, а если бы одноклассники ещё и напились, то в школу на следующий день Ваня бы точно не попал. Спокойно ступая по дорожке в направлении дома, парень ощутил на себе чей-то взгляд, а, оглянувшись и никого не увидев, двинулся дальше. «Паранойя у меня начинается. Кто меня может преследовать-то? - парень быстро шагал в такт песне. - А новенький очень даже не плох. Эх, если бы я мог его нарисовать, только не в школе, одного раза мне хватило. Не хочу, чтобы они опять всё начали заново. Надо его сфоткать…» На следующий день пришли самые стойкие, выносливые, непьющие и Ваня. Учителя осуждающе смотрели и качали головой, а Ване было как-то всё равно, он спокойно сидел и рисовал. - Ванечка, ты мальчика себе нашёл летом? – садясь рядом и раздражающе чавкая жвачкой, поинтересовалась его одноклассница Вика, имеющая самые знатные формы в школе. Говорят, ей завидовали даже учителя. - Вика, ты в курсе, что человек на восемьдесят процентов состоит из воды? – даже не оборачиваясь к девушке, спокойно спросил Ваня. - И чё? - Чё-чё!? Испарись отсюда! Фыркнув, та встала со стула и ушла к своей парте, сильно виляя бедрами. - А ты пердила! – уже со своего места крикнула девушка. - Ну, окно в Америку ты не открыла… - казалось, что парню не было дела ни до чего вокруг, он просто продолжал рисовать, не поведя и бровью. Никто не обратил внимания на немного удивленный взгляд новенького, устремленный на спокойного Ваню. Парень чему-то кивнул и отвернулся. Пришло три месяца учебы, Ваню особо не задирали, всё внимание класса было приковано к новенькому. Сокуренко жутко обрадовался, когда узнал, как того зовут – Мазуренко Владимир. Шёл урок химии, все ученики жутко недолюбливали этот предмет и всячески способствовали тому, чтобы учительница или покинула класс, или их не трогала. В очередной раз, доведя бедного педагога до слез, ребята обрадовались, а особо любопытные решили слазить в лабораторию и посмотреть, чем можно взорвать школу. Послышался звук бьющегося стекла и шипение, вероятно смешавшихся при падении препаратов. Чем-то жутко завоняло. - Ой, бля!!! Ты имбицил! Я говорил, чтобы ты не толкал меня, сука! Что теперь делать с этой поебенью? Блядь, эта хуета еще и воняет, как сдохший бомж! – донёсся Пашин крик из лаборатории. Половина класса сбежалась посмотреть, что же там случилось. Но когда вонь начала усиливаться и смешанные препараты шипеть, пениться и менять цвет, все начали выбегать в коридор. Там и пришла подстава, откуда не ждали - химичка с платочком и рядом грозный директор. - Что здесь происходит? – грозно спросил мужчина средних лет, с выпирающим из под пиджака пивным животиком. - Вячеслав Григорьевич, вы представляете, Сокуренко вломился в лабораторию и начал смешивать препараты, потом уронил их, а они как зашипели, как завоняли. Мы ему говорили, чтобы он этого не делал. Он ни в какую не слушал, говорил, что сам всё знает и просил не мешать! Ну Паша его хотел остановить, так тот на него с кулаками накинулся, – Вика тараторила так быстро, что начинала задыхаться в некоторых местах, казалась, что она этот текст выучила наизусть, а не придумала находу. - Вячеслав Григорьевич, да она же врёт! Я сидел и… - начал было парень. Но попытка оправдаться была оборвана директором: - Сокуренко не ври мне, я знаю, на что ты способен, поэтому я лучше поверю Вике, чем такому как ты. Поэтому ты остаешься расхлебывать всё, что натворил, – директор был непреклонен, а Вика мерзко улыбалась. Ване очень хотелось спросить: «Какому такому?». Было неприятно, что взрослый человек способен на такие низкие поступки. - Не лыбся, я с детства боюсь лошадей… - проходя мимо Вики, сказал Сокуренко. Ваня уже надел респиратор и был в лаборатории, думая с чего лучше начать: с элементов таблицы Менделеева или осколков. Открывая все окна в классе, чтобы запах хоть немного выветривался, парень заметил, что в классе не один. Присутствующим оказался Вова, перелистывающий тетрадь с рисунками. - Что ты делаешь? – выхватывая из рук тетрадь и прижимая её к груди, спросил Сокуренко. - Как что? Смотрю на картинки, ты очень хорошо рисуешь! - Спасибо, но прежде чем взять чужую вещь, надо спросить разрешение у того, кому она принадлежит. - На большей половине рисунков я? – хитро прищурившись, спросил Мазуренко, проигнорировав сказанное. - Даже если… Нет, там не ты, тебе показалось! – Ваня покраснел как вареный рак. - Там точно я, уверен на двести процентов. А ты гей, причём, открытый. Не боишься, что окружающие осуждать будут? - Да ёбись ты в рот со своими осуждениями. Я клал на тебя, окружающих и ваше сраное мнение, я таким родился и изменить ничего не могу! – Сокуренко, не выдержав, вспылил. - Тише, я же не говорю, что против. Я хочу помочь тебе убраться. - Что-то слабо верится! Но давай попробуем. - Ага, так с чего начнём? – Вова закатал рукава рубашки повыше и принялся за работу. Парни убирали уже около двух часов, а конца уборки всё не было видно. От открытых окон нещадно дуло, всё-таки не май месяц на дворе, ноябрь, даже снег уже лёг. Ваня знатно замерз и уже не чувствовал ни рук, ни ног. Об ушах и носе он предпочитал не думать, надеясь, что они все-таки ещё есть. А Вове, кажется, было нипочем, парень всё также спокойно убирал, у него даже руки не покраснели от холода, в отличии от Вани, у которого они уже посинели. Онемевшими от холода руками Ваня попытался закрыть злосчастное окно, но то ни в какую не поддавалось. Заметив старания парня, Мазуренко решил помочь. Подходя к Ване со спины и закрывая окно, он случайно прикоснулся к руке парня и офигел, насколько они были ледяными. Быстро закрыв все окна, Вова взял парня за руки и принялся их греть в своих. - Ты чего не сказал, что замерз? – дыша на руки, спросил Вова. - Н-нет-т, п-прост-то н-не п-почувствовал, ч-что з-замерз, – стуча зубами, проговорил Ваня. - Ну, считай, я поверил, – Мазуренко резко прижал к себе замерзшее тело, проклиная то, что они сдают куртки в гардероб. - Ч-что т-ты д-делаешь? - Что-что?! Грею тебя! – Вова принялся растирать руками замерзшую спину парня, в попытке согреть.- Сейчас согреешься, маленький мой. - Маленький у тебя в штанах! - Маленьким его ещё никто не называл, – Мазуренко выпустил одноклассника из объятий и вышел из класса, оставляя парня в полной растерянности, а через несколько минут вернулся со своей и Ваниной куртками. - Извини, что долго. Я не сразу твою куртку нашел, надеюсь, хоть она? – накидывая на плечи Сокуренко только принесенный предмет, спросил Вова. - Моя, спасибо тебе. А сам ты разве не замерз? - Согреешься, тогда спасибо скажешь. А я закаляюсь, мне не холодно. Пойдем в столовку, чая теплого попьёшь, - парень улыбнулся, демонстрируя ровный ряд белых зубов и ямочку на правой щеке. - Я сам пойду, – Ваня уже отошёл, когда его схватили за руку, останавливая. - Почему? - Ну, ты же не хочешь, чтобы подумали, что ты дружишь с педиком? Тут таких не любят. - А я не дружу с педиком. Ты мне нравишься. Нет, я люблю тебя! И как ты там сказал? «Я клал на тебя, окружающих и ваше сраное мнение»? Только на тебя я класть не хочу! – Вова осторожно, еле ощутимо прикоснулся к губам парня, затем отстранился, заглядывая в глаза. Ваня стоял, не зная, что ему делать. Страшило, что это могло оказаться обманом и сейчас выбежали бы его одноклассники и посмеялись над его наивностью. - Я понимаю, что ошарашил тебя, и глядя на окружающих, ты не можешь мне поверить. Но, пожалуйста, дай мне шанс тебе доказать, что я не вру. Что мои намерения чисты. Я сделаю всё, чтобы ты поверил. Просто дай мне шанс... – Владимир говорил, вкладывая в слова всего себя. Ему так хотелось, чтобы этот забытый всеми мальчик понял, что не все люди жестоки, как те, что его окружали прежде. Вова пообещал себе сделать всё, что было в его силах. - Давай попробуем, – Сокуренко был напуган, впервые ему кто-то признался в чувствах. Было неловко и страшно, но что-то подсказывала, что он может верить Вове. Мазуренко обрадовался и, прижимая к себе парня, поцеловал его в висок. Теперь никто не сможет обидеть его чудо. Вика и слова ему не скажет. Паша и косого взгляда не кинет. Никто и никогда больше его не обидит. А Ваня полюбит его так сильно, как никого и никогда. Ведь человеку, который грамм за граммом вдыхает в тебя жизнь, нельзя не верить. Ваня обязательно будет делать шаги к Вове и, когда у них уже будет все хорошо, он скажет совсем тихо «Я люблю тебя», и Вова услышит, обнимет и больше не отпустит его. Никогда не отпустит.