Матримония

      Вопрос воспитания Оракула всегда стоял остро в Империи, ведь девушка предпочитала занятия магией урокам этикета. И если бы она была мужчиной, возможно, ей даже простили бы это, но Джури была могущественной волшебницей, которая могла родить не менее сильных наследников, а потому было решено сделать её более женственной. Правда, решение это было принято втайне от самой Джури, поэтому для неё всё началось весьма неожиданно.       Первой неожиданностью было то, как рано ей пришлось встать из-за того, что её разбудили служанки. Не успела Джури возмутиться, как её уже подхватили под руки и, обернув её тело в лёгкое одеяние, потянули за собой.       — Это что ещё за издевательство?! — наконец, громко воскликнула Джури, всячески извиваясь, хотя вырваться у неё не удавалось. — Пустите меня!       — Это приказ императрицы, — в унисон ответили служанки, продолжая вести девушку, хоть как трудно было её удержать.       Джури даже начала тихо рычать от злости, но успокоилась, когда её привели в купальню и отпустили, правда, всего лишь на несколько мгновений. А затем её вновь подхватили, быстро стянули одеяние и погрузили в неожиданно холодную воду, отчего Джури взвизгнула и вцепилась в края ванны.       — Эй, я понимаю, что моя стихия лёд, но мне холодно всё-таки! — выразила она своё недовольство, и вскоре её удовлетворили, прибавив количество горячей воды.       Но Джури всё ещё не понимала, почему в этот день к ней было столь трепетное отношение, ведь обычно она прогоняла служанок и предпочитала проводить время в купальне сама, но сейчас, она была в этом уверена, её бы не послушали. Так что Джури покорно терпела пусть и осторожные, но не нравившиеся ей прикосновения. Это должно было быть довольно долго, ведь после омовения её кожу принялись натирать агаровым маслом, которое она терпеть не могла из-за его сладкого запаха. Однако его нахваливал чуть ли не весь двор, так что это значило, что сегодня должен был быть какой-то праздник. Но Джури точно знала, что никакого праздника не было.       — Зачем всё это? — прошипела она, пока растирали её шею и плечи. — Сегодня что, какие-то важные гости приезжают? Я всё равно не вышла бы к ним…       Ответа ей не было дано, и девушка вновь начала злиться. Конечно, просто так кричать на служанок и бросаться в них чем-то ей не хотелось, хотя она могла. И всё же ей ничего не объяснили даже когда отвели обратно в комнату, где её возвращения поджидали ещё несколько служанок, которые подготовили ей одежду. Вот уж этого Джури не ожидала и едва не выругалась вслух от негодования. Она слишком привыкла к своей собственной одежде и не хотела менять её на национальную, пусть и красивую.       А эта действительно была красивой: ханьфу из лёгкой белой ткани, на которой были расшиты золотыми нитями пионы, подчеркнуло бы её красоту. А также фигуру, с помощью полупрозрачного золотистого пояска, к тому же, Джури никогда не одевали в полный набор одеяний, чтобы она могла быстро перемещаться и колдовать, если что-то случится. Но сейчас она действительно не хотела ничего менять, что и собралась сказать, только не успела и слова сказать, как её принялись одевать. Так что Джури могла лишь вздохнуть и проклинать в мыслях императрицу, которой что-то взбрело в голову.       Однако это не было худшим в этот день. Последней каплей грозилось стать то, что её собирались ещё и накрасить, на что явно намекали баночки с кремами и тарелочки с порошками, а также сделать что-то с её волосами. Этого Джури боялась больше всего, её прекрасные длинные волосы просто не привыкли к воску и могли испортиться от всяческих действий, направленных на то, чтобы как-то их уложить. Поэтому девушка позволила себе вскочить с места и, топнув ногой, взвизгнуть:       — Волосы — не дам!       Сперва на лицах служанок отразилось удивление, а затем они переглянулись, видимо, решая, ослушаться императрицу или же вытерпеть противный характер Джури, который она явно проявит, если ослушаются её. Видимо, они не пришли к какому-то одному решению, ведь одна из девушек потупила взгляд и робко сказала:       — Мы сделаем простую причёску, без воска… Ведь Ваши волосы и так непревзойдённые…       Комплимент смягчил Джури, и она лишь фыркнула, но спокойно ответила:       — Ладно, но если испортите, будете заморожены. Поняли?       Облегчённо вздохнув, служанки продолжили своё дело. Вскоре Джури была уже готова, хотя ей непривычно было видеть в зеркальном отражении ярко-белое от пудры лицо и красные, в тон глазам, губы. Зато волосы были лишь сложены вдвое, связаны красной лентой и перекинуты на одно плечо. Не считая макияжа, Джури осталась довольна собой и, обернувшись к служанкам, спросила:       — Всё, больше со мной ничего не сделаете?       Девушки отрицательно покачали головами, и она радостно улыбнулась. Хотя радость длилась недолго, и Джури решила разобраться всё-таки, зачем с ней всё это сделали.       — Эй, братец, как у тебя настроение? — с радостной ухмылкой спросил Коха, прохаживаясь по кабинету Коэна. — Готов к возложенной на тебя обязанности?       Мужчина, оторвавшись от книги, наградил брата тяжёлым взглядом исподлобья и вздохнул.       — Тебе просто повезло, что ты немного бесноватый и тебе не позволили сделать это за меня. Но я всё же надеюсь, что Джури не будет излишне громкой.       — Надейся, — хихикнул Коха.       Коэн лишь покачал головой, ничего не ответив. В самом деле, воспитывать в Джури женщину он считал несколько глупой идеей, ведь девушка уже выросла и не стала бы никого слушаться. Хотя она совсем не была похожа на идеал женщины, её это, видимо, не волновало, пусть она и вышла из возраста своего расцвета.       — Разве она может быть нормальной женщиной? — хмыкнул Коэн, дёргая пальцами край страницы.       — Нет, она ненормальная, — уверенно ответил Коха, однако в его тоне не было брезгливости или недовольства. — Но разве это не её особенность? Мне бы было скучно с теми женщинами, которых предпочитаешь ты. Покорность, конечно, хороша, но они все тихие, никто не будет визжать, как мои! Не понимаю, разве тебе не хочется какого-то разнообразия?       — Ты намекаешь на то, что я должен соблазнить Джури?       — Точно.       — Даже не подумал, что случится, если императрица узнает об этом. В этом весь ты…       Сказать ещё что-то Коэн не успел, так как услышал неуверенный стук в двери. Коха сразу же встрепенулся и, вновь усмехнувшись, пошёл к ним, чтобы открыть.       — Джу-ури, кого я… — начал было юноша, но сразу же замер, увидев, как выглядела недовольно кривившаяся девушка. — Это… неожиданно…       — Я бы тоже удивилась, если бы тебя накрасили. Эй, Коэн, долго ещё сидеть будешь, или мы наконец пойдём уже туда, куда ты должен меня вести? — капризно спросила Джури, подходя к столу.       Коэн лишь смерил её взглядом, отмечая, что её внешний вид совсем ничего не изменил. Затея императрицы терпела неудачи уже с самого начала.       — Хм, если уж мне поручили заняться твоим воспитанием, могу пожелать тебе быть спокойнее. Не кривись так, иначе старания твоих служанок будут напрасными и твоё милое личико испортится.       — Ну-ну, давай ещё немного поспорим о любой неважной вещи! Ты меня расстраиваешь, очень и очень сильно. Я и так вытерпела это никому не нужное глумление, так будь добр пошевелиться и сделать хотя бы что-то!       Джури была заметно взвинчена, и поэтому Коэн без лишних слов поднялся и, подхватив её под руку, потянул за собой, стараясь не обращать внимания на Коху, который тихо хихикал и провожал их взглядом.       Но вскоре мужчину начало волновать совсем другое. Поначалу Джури придала себе гордый вид и даже молчала, пока он водил её по городу, показывая некоторые места, которыми интересовалась любая образованная женщина. Но в один момент всё пошло по-другому.       Первый промах Джури допустила тогда, когда они решили передохнуть, слушая стихотворения местного поэта. Девушка стойко терпела первый их десяток, но в конце концов начала зевать, едва успевая прикрываться прихваченным веером. Коэн заметил это и, чуть склонившись к ней, прошептал:       — Прекрати это.       Джури вздрогнула, но всё же, не заботясь о том, что её могли услышать, резко ответила:       — А что, было бы лучше, если бы меня стошнило от такого количества сладких речей?! Поверь, из этих двух возможностей я выбрала лучшую.       Так считала Джури, а вот хозяин дома и ещё несколько посетителей — нет, так что Коэну пришлось увести её подальше, пока ничего не случилось. Его самого уже начинало раздражать такое поведение девушки, но он держал себя в руках и не проронил ни слова об этом.       Второй раз Джури ошиблась, когда Коэн отвёл её к мастерской художника, надеясь увлечь её живописью. И сперва девушка действительно увлеклась, разглядывая яркие и тусклые картины, изображавшие пейзажи, животных, людей или же некие метафорические сцены. Но и это ей быстро наскучило.       — Джури, ты так быстро теряешь заинтересованность, тяжело будет так жить, — пробормотал Коэн, проходя мимо Джури, которая вновь прикрывалась веером, но уже просто для того, чтобы насладиться сандаловым запахом его рёбер.       — Здесь просто нет ничего особенного. Здесь птички, там виноград, ещё где-то цветы вишни и яблони, вон там деревня в горе. Ничего такого, что могло бы меня заинтересовать. Разве что вон тот зимний пейзаж, но он один такой здесь.       Это действительно уже раздражало Коэна. Обычно женщины показывали свои познания в искусстве, а Джури даже не пыталась скрыть, что не разбиралась в нём. Эта честность и раздражала, ведь девушка ничем не могла перекрыть этот недостаток. Но пока что Коэн решил не думать об этом и отвести Джури ещё куда-нибудь. Например, в театр, там она точно должна была что-то оценить.       Одно Джури точно оценила — в театре играли романтическую комедию, а её было довольно легко рассмешить. Только вот сегодня это сыграло с ней злую шутку, и Джури смеялась, как и обычно, вслух и громко, хорошо хоть, что никто не упрекнул бы её. А артистам это даже понравилось, Коэн заметил это по улыбкам на лицах нескольких мужчин и женщины, игравшей главную героиню.       Подобное происходило на протяжении почти всего действа, и лишь в начале последнего акта Джури утихла и заинтересовалась — его название являло собой непонятное ей слово, явно заимствованное где-то в другой части мира. «Matrimonia». Слово было лёгким и навевало какие-то мысли, но Джури решила спросить об этом у Коэна, он-то точно в этом разбирался.       — Эй, Коэн, — она осторожно тронула мужчину за плечо, — что значит это слово?       — Свадьба, — просто ответил Коэн, и Джури тихо фыркнула, но затем обернулась, чтобы посмотреть на действо.       И вправду, там изображалась свадебная церемония, что было видно по воздушному одеянию актрисы, которое подчёркивало лёгкость и плавность её движений благодаря материи и непривычному светло-фиалковому цвету. Но Джури замерла, когда женщина, взяв за руки своего напарника, с чувством воскликнула:       — Когда я впервые посмотрела в твои глаза, Кунлун, я поклялась небесам, что буду любить тебя до самой смерти!       Коэн испытывающе посмотрел на Джури, заметив, как её губы сперва дрогнули, а потом скривились.       — Неужели мужчинам нравятся такие признания? — тихо спросила она.       — Естественно. По крайней мере, лучшие женщины говорят подобные слова.       Плечи девушки дрогнули, и она недовольно посмотрела на Коэна, услышав в его словах упрёк. Да, она совсем не была похожа на тех самых лучших женщин, но и не хотела, это ведь было невероятно скучно! Впрочем, такие мысли понимал только Коха.       Когда выступление закончилось, Джури сразу же вскочила и, демонстративно показав язык Коэну, побежала к выходу из театра. Подобные выходки мужчина терпеть не стал и устремился за ней; всё же не было ни единого шанса воспитать в Джури серьёзную и ответственную женщину. Так думала и сама Джури, которой надоело ходить в выданной ей одежде, да ещё и слушаться приказов, которые ей не нравились. А ещё больше ей было неприятно то, что говорил Коэн, он ведь знал её с детства, и тем не менее сказал, что она не была привлекательной. Это было очень обидно.       — Джури, прекращай бегать от меня, — неожиданно прошептал ей на ухо Коэн, хватая её за локоть.       — Пусти! Что ты вообще понимаешь, жалкий ограниченный мужлан! — грубо ответила Джури, не заботясь о том, что люди видели, как она относилась к принцу. — Все женщины милые, покорные, заботливые, а кто нет — тот и не женщина, тот просто оружие этой чёртовой Империи!       Коэн замер, с удивлением глядя на Джури, которая воспользовалась моментом и вырвала руку из его захвата.       — Веди себя прилично, мы на людях.       — А-ах, прилично… — Джури рассмеялась, но смех её был с горечью. — Прилично, как те женщины, хорошо. Тебе понравится их язык, не мой. Когда я недавно посмотрела в твои глаза, я поклялась небесам любить тебя и служить тебе до самой смерти. Теперь-то ты доволен?       И сейчас всё прояснилось для Коэна. Это было очевидно с самого начала, но он, как и сказала Джури, сам себя ограничил, так и не получив понимание. А теперь всё было понятно: его раздражало не то, что девушка была невоспитанной и необразованной, а то, что из-за этого не понравилась бы другим мужчинам. Она, девушка, которая единственная сумела заполучить его сердце. А ведь Джури просто не подходила определению идеала.       — Пойдём, Джури, — пробормотал Коэн, уже осторожно беря её за руку. — Тебе не идёт быть накрашенной, лучше стереть всё это с твоего лица.       Теперь была очередь Джури удивляться, хоть она и кивнула, позволив увести себя. Было что-то необычное в таком поведении Коэна, ведь он точно никогда не сказал бы, что ей что-то не шло, ведь ему было попросту всё равно. Или же нет?       Это ей предстояло узнать, когда Коэн, вернувшись с ней во дворец, приказал всем слугам держаться подальше от купальни, а затем повёл её туда, не дав даже спросить ни о чём. Поэтому до жути заинтересованной Джури пришлось ждать, пока он не приведёт её, и уже тогда обо всём расспрашивать.       — Коэн, ты ведёшь себя непривычно, не могу понять, что случилось… — пробормотала Джури, когда они уже стояли у дверей в купальню.       — Я всё объясню. Смой это, я хочу посмотреть на твоё настоящее лицо.       Такое Джури никогда от него не слышала (впрочем, она и красилась столько же раз), и тем более её это заинтересовывало. Чего он хотел от неё, имея в своём взгляде такое напряжение?       Интерес был слишком сильным, и Джури быстро вытерла своё лицо, радуясь, что день её мучений заканчивался. Оставалось только сбросить одежду, что она и сделала, засмотревшись на воду, которая была почти горячей и манила к себе, обещая смыть с тела агаровый запах. И Джури вздрогнула, почувствовав прикосновение губ к своему плечу; задумавшись, она совсем забыла, что Коэн всё ещё был здесь.       — Я отвечу на твои чувства, Джури. Ты не похожа на других, и поэтому ты особенная. Кто будет лучшей следующей императрицей, чем ты?       — Что ты говоришь, Коэн… — выдохнула девушка; Коэн придвинулся ближе, и теперь она чувствовала, что он тоже был обнажённым. — Мы ведь…       — Любовники? Или же станем ими сейчас, мой дорогой Оракул?       Джури не стала сопротивляться дольше, да и не хотелось. Вода манила к себе не меньше, чем горячая кожа мужчины, который прижал её к себе, целуя в шею и плечи. Он был спокойным, но только внешне, внутри же чувствовалась невероятная сила и возбуждение, которое придало Джури уверенности, и она развернулась, чтобы обнять Коэна и позволить ему небольшой поцелуй.       Пожалуй, воспитать Джури не получилось, и императрица поняла это сразу же. Вот только она не знала, что благодаря той единственной попытке во дворце стало одним секретом больше.