- Мы часто пересекаем дружеские границы, но, как и сейчас, ты мне ничего по этому поводу не говоришь.
Майк сдержанно промолчал. Оправдание, которое он этому находил, вело к причине это не говорить. Причина вела к возможным последствиям его молчания, а это возвращало его к первой мысли о том, что он должен что-то сказать. Этот замкнутый круг раз за разом затыкал его на полуслове.
- Ты позволяешь всё. И граница отодвигается еще на шаг. – Честер пытался объяснить свою мысль.
Майк открыл рот в попытке ответить, но закрыл его, опять не найдя адекватного объяснения.
- Почему так, Шинизл?
Майк переводил взгляд с предмета интерьера на предмет. Он всем видом пытался показать, что он просто спокойно размышляет над заданным вопросом. На самом деле он не мог собраться с мыслями, начав нервничать, когда ему в лоб задали подобный вопрос.
Мы каждый день принимаем участием в этом действе. Но как только пытаемся его объяснить, мы испытываем затруднения в этом интимном моменте. Почему он вообще становится интимным? Может потому что мы пытаемся проникнуть в тайное? И эта интимность становится преградой и прячет тайну.
Это как в квантовой физике. Когда проводят опыт с частицей и наблюдают только результат эксперимента, частица ведет себя как волна, а не как нечто твердое, осязаемое, как каменный шарик. Но стоит поставить камеру и попытаться увидеть, почему это вдруг и в какой момент частица становится невидимой волной, так она сразу, как разумное существо, начинает вести себя как частица, как каменный шарик. И знаете что? Это полностью меняет результат того же самого эксперимента! Как?!
Спросите любого физика о «проблеме наблюдения», и он начнет рвать волосы на голове. Сам факт наблюдения не дает увидеть всё многообразие реальностей. Только одну.
А наша с ним «реальность» многогранна. Во всём остальном мы линейны и обычны, но с этим чувством мы вышли за рамки понимания. Мы любим во всех измерениях разом, а лезем с линейкой измерить чувство. Как глупо.
Знаете, в детстве я пытался расшифровать другой язык, я подставлял буквы английского вместо букв русского и искал соответствия. Например, английское «cat» и русское «кот», т.е. шифр таков: «c» = «к», «a» = «о» и «t» = «т». Я набрал несколько слов, чтобы расшифровать каждую букву. Когда я это закончил, я взялся за расшифровывание других, более сложных слов при помощи открытого мною метода. Но, как вы уже догадались, ничего у меня не вышло. Не всё так просто.
Так и здесь. Связи не такие «узколобые».
Майк вздохнул и встал. Он понял, что чувствовать себя уязвимо при мне – сущая глупость. Я критиковать и устраивать сцены не буду.
Он подошел ко мне и положил ладони мне на щеки, аккуратно поглаживая пальцами. Нежность, которую я не ожидал, но я промолчу.
- Если я не представляю нас и всю эту романтическую белиберду, но думаю о тебе каждые 10 минут – что с тобой, как ты, не заболел ли, не повредил ли ты спину, играя с детьми, понравится ли тебя моя новая лирика, то… ты поверишь мне, что я люблю тебя? – Он в ожидании смотрел мне в глаза.
Я неуверенно и почти незаметно кивнул.
- Если я не представляю нас лежащими друг на друге с голыми торсами под шелковыми простынями, но часто ловлю себя на мысли, что мне нравится, когда ты сидишь совсем рядом со мной на интервью или еще где, то ты поверишь мне, что просто обожаю тебя?
Огорошено я кивнул еще раз.
- Если я не представляю нас с тобой, как семейную пару, связанными узами не только любви, но бытовыми и супружескими обязанностями, но могу легко представить, как отдам за тебя жизнь, ты поверишь, что я безумно тебя люблю?
У Честера гулко забилось сердце, у него защипало в носу от всего того, что исключил Майк.
На этот раз я уверенно кивнул. Я начал понимать, что Майк тоже испытывал «проблему измерения». Он тоже не знает, как это всё объяснить.
- Честер, я просто отказываюсь верить в то, что мои чувства это просто химический процесс, гормоны и всё такое. Я хочу верить, что мы прикоснулись к чему-то более высокому и настоящему. – Он неопределенно махнул рукой в сторону.
Эти слова… Это было бесценно. Честер никогда не думал, что когда-нибудь встретит такое в своей жизни, то, что называется «безусловная любовь». Он даже не придавал значение тому факту, что он сам испытывал эту безусловную любовь – чувства Майка занимали его мысли намного больше, чем свои.
- Но одно из физического мира я бы все-таки оставил. – Смущенно ухмыльнулся он, еще раз нежно погладив меня по щеке кончиками своих длинных музыкальных пальцев. – Это ласка. – Прошептал он. – Знай, что каждый раз касаясь тебя, обнимая на сцене или просто хлопая по плечу невпопад, я на самом деле просто пытаюсь найти выход своей нежности к тебе. – Майк смущенно улыбнулся. Это самое красивое зрелище на земле!
***
Майк залетел в номер и попытался разбудить их вокалиста. Никакой реакции. Майк вздохнул и решил потрясти его за голые плечи. Тот открыл глаза и, вспомнив про вчерашний день, тоскливо с полуулыбкой посмотрел на друга.
- Что?
- Ничего. Ты просто безумно красивый, - заулыбался Честер.
- Ну, охренеть теперь! - неуверенно засмеялся Майк, нервно поглаживая плечи Честера большими пальцами рук.
Это не осталось незамеченным. Честер вспомнил, что Майк ему говорил про нежность. Он перевел взгляд на его руки потом на Майка.
Майк покраснел совсем чуть-чуть и тут же выдал спокойным вкрадчивым голосом:
- Вставай, соня. У нас сегодня концерт в O2.
- Как? – недоуменно спросил Честер. Вчера же был последний концерт тура в Лондоне в O2. О чем это Майк?
- Как? Да просто, первого марта 2015 года у нас концерт запланирован, последний в этом туре. Помнишь? – Майк осмотрелся и нашел на тумбочке смятую бумагу с их расписанием. – Вот.
Честер ошарашено уставился в дату 1 марта 2015. А какой же был вчера день? Не может быть. Они же вчера уже отыграли этот чертов последний концерт!
Честер понял, что вчерашнего дня не было, а ведь он его прожил эмоционально. Он там был, и он все чувствовал. Но этого дня не существовало для Майка. Но теперь, на концертах, когда Майк обнимал его за талию, Честер пытался придать своим прикосновениям больше ласки. На этот раз он не вцепился в плечо друга твердой мужской хваткой, он нежно скользнул рукой по талии репера и слегка обхватил его бок пальцами.
Майк еле заметно вздрогнул и повернулся к Честеру, застыв с шокированным взглядом. Толпа и неистовые крики были забыты. Всё равно, если кто-то заметит эту заминку и как-то неправильно ее истолкует. Всё равно. Ведь это значит, что тот Майк из несуществующего 29 февраля 2015 все-таки есть. И те его чувства, которые он так красиво описал вокалисту. И та его нежность, которую перенял Честер, весьма огорошив друга. Значит, всё правда было. Только где-то там, за горизонтом. За горизонтом событий.
***
Приехав домой, Честер неохотно распаковывал вещи. Вдруг он вспомнил про последние события тура. Клетчатая рубашка упала из его рук. Он нащупал маркер для автографов в чемодане, подошел к настенному календарю и медленно вывел на нем перед 1 марта надпись «29 февраля».
