Прощение грехов.

Он грешник. Его рождение, само его существование – страшный грех. Долг любого священнослужителя – отвратить его, чем дальше, тем лучше. Долг любого экзорциста – избавить мир от него. Они будут говорить о добре, свете и спасении, но это ложь. Он сам не играет роли – важно лишь его наследие. Он демон. Чудовище, сотканное из людских кошмаров. Созданное им на погибель. Теория. Это все лишь пустая теория. В ней нет места Окумуре Рину. Неуклюжему старшекласснику, забияке и просто забавному парню. Единственный, из посвященных в его тайну, кто всегда видел в нем, прежде всего, его самого, а не сына Сатаны, был выростивший его человек. Тот, кого, невзирая ни на что, он считал отцом. И ему плевать было на то, кто что говорит. Так что же понял о нем сильнейший из экзорцистов, паладин, католический священник? Что увидел в монстре, созданном Сатаной на погибель миру людей? Прежде всего - человека. И только его. Когда Фуджимото Широ не стало, Рин был полон решимости стать таким же, как он, его приемный отец. Но потом стал тонуть. Тонуть в людском страхе. В ненависти. Те, кто окружал его сейчас, знали о нем. Боялись. Ненавидели. И сами, своими руками, создавали монстра. В то время как все остальные экзорцисты сражались с демонами с помощью оружия, псалмов и святой воды, ему приходилось проделывать все то же самое, но еще и вести бой внутри себя. Постоянно контролировать зверя, готового вырваться на свободу и пожрать все живое. Контролировать пламя. Контролировать себя. Делать то, чему его никто и никогда не учил. Каково это? Не иметь право на ошибку. Потому что кто-то может пострадать. Потому что стоит ему лишь чуть-чуть отступить в сторону, даже не сорваться и все они, все те, кто улыбается ему сейчас, скажут – монстр, чудовище. В тот момент, когда он сорвется, ошейник, на котором его держат, вмиг превратится в удавку. Это невозможно, - всегда быть настороже. Всегда полностью контролировать свою демоническую силу. И как результат – в одной драке с очередным демоном за жизнь, синее пламя выходит из-под контроля. Оно застилает глаза, и он уже ничего не может видеть. Сознание подергивается дымкой. Когда он приходит в себя – слышит крики. Все вокруг горит синим пламенем. Какие-то руины, оставшиеся от дома. Он не чувствует наличия врага. Это хорошо. Но, будто за чертой, стоят несколько экзорцистов. Он готов поклясться, что на их лицах – страх и отвращение. Опять старая история. Монстр. Больше всего Рину хочется свернуться калачиком и заплакать. Но слезы ничего не решат. Да и он слишком горд для того, чтобы показать этим людям свои слезы. Интересно, какое его ждет наказание? Размышления об этом тоже пустая трата времени и сил, которых и так осталось немного. Попытки встать с колен успехом не увенчаются. Значит, пока он побудет в таком положении. Раздается звук осторожных шагов. Они все ближе. Вот от неосторожного шага посыпалась щебенка. Человек, идущий к нему, явно боится. Рин горько усмехается. Поднять глаза – нет никакой охоты. Все равно он уже знает, что увидит. Но тут раздается приглушенное аханье и, забыв обо всех своих рассуждениях, он вскидывает голову. К нему, вся в потоке света, идет Шиеми, слишком непохожая на саму себя в эту минуту. В душе, из самых глубин, поднимается трепет. Он зарождается где-то в районе солнечного сплетения. Девушка, идущая к нему и купающаяся в свете, не может быть настоящей. Хоть он рос при католической церкви, но все равно его мятежная душа верила во многое из того, что отрицалось церковью. И сейчас, он был твердо уверен, что к нему с небес спустилась Богиня. Купаясь в ласковых лучах исходящего от нее света, он на мгновение забыл о том, кто он и где он. При очередном шаге камень, на который она ступила, поехал в сторону, и девушка оступилась с громким вскриком, но, пробалансировав несколько секунд, все же выправилась и пошла дальше. Это полностью уничтожило иллюзию ее неземного происхождения. Перед ним была Шиеми. Добрая, милая, немного неуклюжая, но такая родная. Сердце забилось быстрее. Она остановилась, когда до него была пара шагов. На лице не было ненависти, лишь беспокойство и забота. От нее исходило такое тепло, что на Рина, с внезапной остротой, навалилось осознание происходящего. Вся темнота, что окружала его. Разрушения, которые он, будучи невменяем, нанес окружающему миру. - Рин, - ее голос был полон беспокойства, - ты в порядке? Он лишь опустил голову и заскрежетал зубами. Не дождавшись ответа, она наклонилась, чтобы увидеть его лицо. - Ты не ранен? -Нет, я в порядке. – И сам скривился от этих слов, насквозь пропитанных ложью. Какое там в порядке. - Тебя послали, чтобы удостовериться, что я больше не представляю угрозы? - Я сама пошла, потому что хотела убедиться, что с тобой все в порядке. - Убедилась, теперь можешь идти. – Его голос такой же грубый, как слова. В ответ она хмурится, явно не понимая. - Рин, что с тобой? В его голове только гул. Гул голосов. Если погрузиться в них полностью – можно сойти с ума. Но даже так, звуча на грани сознания, они отравляют его душу. Все вопли людей, обращенные к нему, что он слышал за свою, не такую уж долгую жизнь. Монстр. Монстр. Монстр. Чудовище. Просто умри. Не выдержав этой какофонии, он срывается на крик. - Я такой, какой есть. Она чуть отступает от его окрика, а потом заглядывает ему в лицо, будто только сейчас что-то поняв. Он смотрит на нее с отчаянием и надеждой. Преодолеть расстояние в пару шагов так просто и так сложно. Шиеми тянется к его лицу, обнимая его своими ладонями. Рин не уверен, но по ощущениям, в данный момент его глаза собираются вылезти из орбит. Ее руки такие теплые, также как и ее глаза. Это тепло окутывает его, связывая внутреннего демона, растворяя злость, ярость. Ощущения такие же, как после шторма. Он лежит на берегу и не может придти в себя. На его небосклоне восходит солнце, в тот момент, когда она, забавно сморщив нос, говорит: - Это не страшно. А потом улыбается. Широко, солнечно. Будто они вновь сидят на большой перемене в тени дерева, растущего рядом с их корпусом, и она рассказывает о том, что они с Камики-сан снова были в том самом магазинчике на углу, где продают потрясающие пирожные. И что Рин обязательно должен как-нибудь сходить с ними. И нет вокруг хаоса и разрушений. Ее окружает такое ощущение мира, что он не выдерживает. Руки будто сами тянутся вверх. Он проводит костяшками пальцев по ее скулам, даже не заметив боль, вспыхнувшую в израненных до крови руках. Пальцы зарываются в ее волосы, а он, не обращая внимания на ее полыхнувшие румянцем щеки и смущение в широко распахнутых глазах, тянется вверх, одновременно притягивая ее вниз. Ее губы теплые и он жаждет эту теплоту больше всего в жизни. Он так замерз, не телом, а скорее душой, что его движения инстинктивны. Ему нет дела до того, что со стороны стоящих поодаль экзорцистов раздались невнятные крики. Все, что он сейчас чувствует, это она. Застывшая, будто соляной столб. Рина охватывает отчаяние. Он все испортил. Но отпустить ее у него просто нет сил. Но тут, вечность спустя, ее рука робко гладит его по щеке, а до того плотно сомкнутые губы приоткрываются. Рин, чувствуя головокружение, бросается вперед… И резко открывает глаза. Знакомый потолок, стены, полки с книгами. Его комната. Сон. Неужели просто сон? Уж на что он привык к несправедливости жизни, но сейчас хотелось завыть. Вместо этого он пару раз ударился затылком о подушку, но, естественно, это не принесло облегчения. Ему необходимо было выплеснуть куда-то оставшийся адреналин. Пошевелившись, чтобы встать, он только сейчас заметил, что его руку что-то удерживает. Он повернул голову и застыл. Шиеми, странно изогнувшись, полусидела на полу, полулежала на его кровати, крепко держа его за руку и, практически положив на нее голову, тихо посапывала. Видимо совсем умоталась, раз не почувствовала, как он дергался. Рин почувствовал, что краснеет, глядя на нее. Значит не сон. Он ее по..поце…поцеловал. Даже про себя проговорить это удалось с трудом. И то чуть дым из ушей не полез. Захотелось убежать как можно дальше. Или провалится сквозь пол. Пока он думал, что же ему делать, Шиеми пошевелилась, и он забыл, как дышать. Она поерзала, потерлась, будто котенок, щекой о его руку, но не проснулась. Он со всхлипом втянул воздух в заждавшиеся этого легкие. Желание сбежать, провалиться и прочие глупости отступило. Мозг, хоть многие и сомневались в его наличии, заработал. Он в своей комнате. Не в одной из камер в подвалах ордена, где-нибудь под академией. И Шиеми позволили сидеть с ним. Ее никогда бы не оставили рядом с ним, если бы считали, что она подвергается опасности. И на том спасибо. Но что все это значит? Он думал до тех пор, пока не почувствовал, что сейчас из ушей повалит дым. Тряхнув головой, Рин криво усмехнулся. Сколько не думай, а он все равно ничего не придумает. Он не был умен, как брат. Хитер, как Мефисто. Силен, как Сюра. И если с двумя первыми пунктами он ничего не мог сделать, то с третьим… Его много кем считали. Сыном Сатаны. Демоном. Монстром. И, возможно, все это было правдой. Но самое главное – он был Окумурой Рином, сыном Фуджимото Широ. И он не умел сдаваться. Рин смотрел на спящую Шиеми и думал о том, что станет сильнее. И не просто сильнее, а самым сильным экзорцистом. Он станет паладином, как и его отец. И не только ради того, чтобы доказать, что отец был прав, вырастив его. И уже не для того, чтобы надрать зад Сатане. А чтобы защитить девушку, которая находилась рядом с ним. От всего мира. И от демона, таящегося внутри него. Потому что, только встретив ее – он поверил в Бога. Она – прощение всех его грехов. И если уж Бог простил его. И она тоже. То пускай весь остальной мир будет против него – ему нет до этого дела.