Delirium

— Что? — Смущаясь, спрашивает Тауриэль, чуть повернув голову. — Я снова шумела? — Нет, — коротко отвечает Леголас и спешит отвести взгляд. Он и не заметил, что давно перестал следить за тропой и залюбовался сверкающими снежинками на медных волосах своей подруги. Удивительно, почему снег не тает, ложась на эти огненные локоны и хрупкие плечи. Ведь самому áрьону достаточно лишь её смущённой улыбки, чтобы сердце начинало биться быстрее, тело бросало в жар, а щёки трогал лёгкий румянец. Леголасу всё больше казалось, что непринуждённое поведение в присутствии Тауриэль даётся ему с трудом. Приходится обдумывать каждое действие и тщательно подбирать слова. Это изматывает и раздражает. Но áрьон предпочитает оставаться ей другом, вместо того, чтобы навсегда оттолкнуть неосторожной искренностью. Однажды Тауриэль сама призналась Леголасу, что добровольно отказалась от естественного желания полюбить и обзавестись семьёй в угоду благородному стремлению защищать Лесное Царство и свой народ. Поэтому синда ничего не оставалось, кроме как затаить свои чувства глубоко в сердце и украдкой любоваться прекрасной эллет, надеясь, что она этого не замечает. Но в душе он уповает на чудо, веря, что настанет день, и Тауриэль взглянет на своего наставника иначе, разглядит в нём свою вторую половину. — Нужно признать, — говорит Леголас, тяжело вздыхая, — Охота сегодня не удалась. — Неужели! — Широкая улыбка озаряет лицо эллет, а в глазах сияют лукавые огоньки. — Дичь мы не добыли, зато, если полить меня фруктовым соком, получится самое настоящее мороженое. — Ты замёрзла? — Удивлённо спрашивает арнен, изогнув бровь. — Изнеженная дева, — плохо скрывая улыбку, бросает он. — Мы сидели здесь всего лишь три часа. Мне до сих пор жарко после пробежки, — вздёрнув подбородок, добавляет он и видит, что во взгляде Тауриэль вспыхивает азарт. Это больше всего нравится Леголасу в верной подруге. Для неё он не сын короля, перед которым все держатся прямо и учтиво. Для неё он ровня. И, несмотря на разницу в происхождении и жизненном опыте, они позволяют себе безрассудство, ведя себя как не вошедшие в возраст дети. Они соперничают, пререкаются и подшучивают друг над другом. Арьон уже собирается накинуть ремень от колчана на плечо, как вдруг ему в лицо прилетает увесистый снежный ком. И следом слышится смех Тауриэль, чистый и сладкозвучный, как звон хрустальных колокольчиков. — По-прежнему жарко? — Весело спрашивает она, продолжая смеяться. — Хитрая лиса, — ворчит Леголас, стряхивая снег с лица и волос. Он разрывается между желанием разыграть недовольство, чтобы заставить Тауриэль поволноваться, и желанием посмеяться вместе с ней. И выбирает второе, — Зря ты бросила мне вызов, — с многообещающей улыбкой говорит он и сгребает снег с большого камня. — Я бросила снежку, а не вызов, — оборонительно подняв руки, говорит Тауриэль и медленно пятится назад. — И это за дело, — улыбается она. — Ты позвал меня поохотиться, а время выбрал неудачное. Будешь сам объяснять отряду, почему их командир превратился в ледышку. — Ах, вот как? Мне казалось, это твоя неуклюжесть спугнула тех двух несчастных фазанов, которые нам попались на глаза, — он целится и бросает снежный ком, но Тауриэль успевает увернуться, ловко отскакивая в сторону. — А может быть, кто-то разучился целиться? — Эллет оглядывается через плечо и смеётся. Но в следующий миг благодаря чьим-то усилиям ноги подкашиваются, и она падает на землю, не успев даже вскрикнуть. В её взгляде отражается испуг и замешательство. Леголас нависает над ней с победоносной ухмылкой на устах. Они оба тяжело дышат и не говорят ни слова. — Я концентрируюсь на правильных целях, — наконец, нарушает он тишину. Глаза Тауриэль сужаются, а губы превращаются в напряжённую линию. Она злится, и это добавляет áрьону задора. Он склоняется к её лицу, и, согревая её щёку тёплым паром дыхания, тихо добавляет. — Ты попалась. И тут же Леголас получает подлый удар коленом по внутренней стороне бедра. Ещё никогда он не был настолько близок к катастрофе, но, очевидно, Тауриэль и не собиралась делать ему по-настоящему больно. Пользуясь растерянностью противника, она толкает его в сторону и перекатывается, оказываясь сверху. Она ждёт сопротивления. Смотрит в глаза áрьону, но тот, по всей видимости, не намеревается бороться. Он лежит, раскинув руки, и тепло улыбается. — Ты вся в снегу, — говорит он, скользя взглядом по взъерошенной воительнице, повергшей его во всех смыслах этого слова. — Кто бы говорил, — ухмыляется Тауриэль в ответ, любуясь лицом Леголаса, его морозным румянцем и золотыми волосами, разметавшимися на белом покрывале. Он был прекрасен, как этот холодный солнечный день. Эллет знает его почти шесть сотен лет, и не перестаёт восхищаться красотой, которой наделила его природа. В определённый момент оба понимают, что забава уступила место чему-то другому. Их поза и затянувшееся молчание уже переходят рамки приличий. Тауриэль реагирует первая: она отводит взгляд и пытается подняться, но внезапно мужские руки оказываются на её бедрах, удерживая от любых телодвижений. — Леголас, отпусти меня, пожалуйста, — осторожно просит она. Но áрьон понимает, что не простит себя, если выполнит эту просьбу. — Свобода за поцелуй, — говорит он, стараясь, чтобы голос звучал не слишком серьёзно. Его пальцы сильнее впиваются в соблазнительные формы. Он боится, что не сможет её отпустить. Боится своей странной реакции и непредсказуемого поведения. Тауриэль колеблется. Она понимает всю опасность этой рискованной игры. Её решение может иметь плачевные последствия, и всё же она уступает любопытству. Холодной ладонью она касается лица синда и медленно склоняется ниже. Снежинки с её волос осыпаются на Леголаса и он, улыбаясь, закрывает глаза. Но в последний момент отвага предаёт Тауриэль, и она целует его в щёку. Гладкая кожа обжигающе горяча по сравнению с морозным воздухом. Тогда одна рука áрьона ложится на спину эллет, а другая давит на затылок, не позволяя увернуться. Их губы встречаются, и сладкая волнительная дрожь сотрясает обоих. Для неё это первый настоящий поцелуй, а для него первый столько долгожданный. Тауриэль отвечает робко и неумело, размыкая губы, позволяя его горячему языку проникнуть внутрь. Она забывает дышать, а пальцы непроизвольно сминают ткань на сером плаще Леголаса. В его действиях сквозит жажда обладания, которая усиливается с каждой секундой. Он и сам не ожидал, что невинная забава сделает томящееся долгие годы желание почти неконтролируемым. Тауриэль по-прежнему сидит на нём сверху, удивительно, как она до сих пор не почувствовала силу его возбуждения, от которой одежда становится невыносимо тесной, а тело стонет в предвкушении. Это новое чувство пугает. Вдруг эллет отстраняется с совершенно ошарашенным взглядом, словно она гуляла во сне и проснулась в самом неожиданном месте. Её мелко трясёт, а пальцы прижимаются к припухшим губам. Тауриэль поражена случившимся и не находит слов. Да и что она может сказать, ведь áрьон не принуждал её к этому поступку силой. И здесь либо не виновен никто, либо виноваты оба, в зависимости от того, чем перейденная грань для них обернется. — Давай вернёмся во дворец, — поспешно говорит Тауриэль, поднимаясь на ноги. Леголас не держит её, хоть всё его существо этому противится. Он продолжает лежать на снегу, восстанавливая дыхание, ловя взглядом каждое движение эллет. Её реакция ранит, как удар тупым клинком. Но áрьон списывает это на смущение и страх. — Иди, — коротко бросает он, сгибая ногу в колене, чтобы его состояние осталось незамеченным. — Я побуду здесь, — добавляет он, сжимая кулаки до хруста в суставах. Тауриэль кивает и быстро шагает прочь, желая как можно скорее сбежать от неловкости, повисшей между ней и её другом. Рубикон перейден. Теперь всё изменится. Арьон смотрит ей вслед. И если бы взглядом можно было убить — он бы это сделал. Всё что угодно, лишь бы она осталась. Он пожирает её глазами, пока собственное желание пожирает его изнутри. Скоро это станет его привычным занятием — смотреть на Тауриэль, запрещая себе прикасаться. Не сговариваясь, Леголас и Тауриэль повели себя так, словно не было того поцелуя и горячих объятий на заснеженной подстилке у подножия лихолесских гор. И целых пять лет жизнь текла своим чередом, до тех пор, пока границы королевства нарушили чужаки из подгорного народа. Эльфы захватили гномов и по приказу Трандуила бросили их в темницы. Не было ничего знаменательного в пленении очередных подозрительных странников, ведь времена были темными, и вторжения случалось всё чаще. Теперь трудно было разобраться кто друг, а кто враг. Но для Леголаса тот день значил много. Он принял решение, которое росло и крепло несколько мучительных лет. — Я собираюсь подарить ей серебряное кольцо, — его голос твёрд, как и взгляд. Плечи короля едва заметно вздрагивают, выдавая удивление. Он медленно оборачивается, держа в руках винный кубок на тонкой хрустальной ножке. Серые глаза долго изучают áрьона. Он выглядит нездоровым, слишком взволнованным и немного раздражённым. Трандуил прекрасно осведомлён, что терзает его сына. Или Кто его терзает. — Ты совершаешь ошибку, — говорит он, постукивая изящными пальцами по бокалу. В голосе нет намёка на гнев, только нотки обеспокоенности придают ему цвет. В то же время лицо не выражает никаких эмоций. — Я не буду просить твоего разрешения, — начинает Леголас, готовясь вступить с отцом в спор. Но Владыка лишь качает головой. Он не узнаёт своего наследника. Арьон, чьё терпение и собранность, казалось, не имеют границ, теперь мечется от гнетущих мыслей. — Разве в моих силах что-либо запрещать? — говорит Трандуил и делает маленький глоток терпкого вина. Он выбрал не тот сорт. Напиток ещё сильнее сушит горло. — Я лишь высказал своё мнение, — протягивает он, обходя Леголаса по широкой дуге. — Она не примет такой ценный дар, — заключает он, останавливаясь за спиной у принца. Ему не хочется встречаться с сыном взглядом, сообщая жестокую, но справедливую истину. — Ты не можешь знать, — отвечает Леголас слегка поникшим голосом. Ему не хочется верить отцу, но тот ещё ни разу не ошибался. — Тауриэль нужна мне, — говорит он, почти переходя на шёпот. Трандуил закрывает глаза и тяжело вздыхает. Боль, сквозящая в отчаянном признании сына, ему знакома. Он слишком хорошо знает, каково это нуждаться в ком-то так сильно, что даже в мыслях страшно называть имя возлюбленной. Сердце короля было разбито не по его воле, и не по воле королевы. Но Леголас ещё мог свернуть с пути, ведущего к краю пропасти. — Не обрекай себя на страдания, — произносит Трандуил вслух. — Тауриэль жила под моей опекой, была мне названой дочерью. Я знаю, к чему лежит у неё сердце. Она не для тебя, мой мальчик, — добавляет он, кладя руку на плечо сына. — Но если мои суждения неверны, и она согласится — я дам вам своё благословение. Леголас оборачивается. В его глазах отражается недоверие. Отец верно шутит. — Ты согласишься на этот брак? — Спрашивает он, чуть склонив голову на бок. — Потому что уверен — не согласится Она? — Не ищи в моих словах скрытого подтекста, — бросает Трандуил. Его спокойствие балансирует на грани. — Сегодня Пир Звёздного Света. Хороший день для заключения союзов, — говорит он, против воли подстрекая сына к решительным действиям. Но это нужно решить быстро — выдернуть стрелу из раны, пока она не отравила кровь. — Спасибо, Владыка, — отвечает Леголас с покорным кивком. Не это холодное одобрение он мечтал услышать от отца, но и его более чем достаточно, чтобы обнадёжить себя. Давно прошло то время, когда Трандуил открыто проявлял заботу. Детство закончилось, но Леголас по-прежнему искал понимания у единственного родителя. Только стены, в которых старший эльф запер свою боль, укрыли и другие его чувства. Его скудные проявления отцовской любви ввергали áрьона в недоумение. Ожидаемо, что он ненароком принял согласие за жестокую иронию. Только покинув покои Владыки, Леголас понял, чего стоили Трандуилу эти слова. Был один шанс из ста, что Тауриэль примет серебряное кольцо. Трезво рассуждая, король не сомневался, что сработают девяносто девять несчастливых исходов, но поверил в единственный счастливый шанс, на который надеялся его единственный сын. Это многого стоило. Значение этого вечера трудно переоценить. Раньше Леголаса особо не заботил цвет его праздничных одежд. Но сегодня даже самый мелкий штрих казался чрезвычайно важным. Ведь в случае успеха, он хочет запомнить каждую деталь, и память эта останется с ним навсегда. В этот день áрьон, как никогда прежде, желает походить на своего отца: быть величественным и внушающим благоговейный трепет у подданных. А особенно у неё — эллет, покорившей его сердце. Слишком долго он ждал, пока решимость окрепнет, и страх отказа уйдёт на второй план. Слишком долго он сомневался и томился от сладостных фантазий, чтобы отпустить Тауриэль и дать ей жить, как она захочет. Их отношения претерпели изменения: от наставника и ученицы до надёжных друзей. А из дружбы выросло прекрасное чувство. По крайней мере, у одного из них. Леголас верит, что его сильная всепоглощающая любовь переломит упрямство Тауриэль, и это станет началом того самого «хорошего союза», о котором говорил король. С этим жизнеутверждающим настроем áрьон отправляется на Пир Звёздного Света. Эльфы зажигают праздничные костры, и по лесу разливается песнь, прославляющая Элберет — королеву звёзд. Он пьёт вино, хоть раньше не нуждался в его пьянящем успокоении. Он не находит себе места, хоть сын короля и желанен в любой компании. Он ждёт. А Тауриэль всё не приходит. Её мысли заняты совсем другим. Эллет не любит большие пиры. Ей по нраву прогулки под звёздами и долгие часы любования на луну. Среди большого скопления празднующих эльфов она сильнее ощущает одиночество, от которого хочется сбежать куда подальше. А всё потому, что по воле короля она застряла меж двух миров. Высокая должность вознесла её над сословием, из которого она вышла, но так и не приблизила к благородным правящим верхам. И сегодня Тауриэль предпочла бы уйти в лес, чтобы послушать шёпот деревьев и подставить лицо нежному лунному свету. Но обходя темницы пленников, она задержалась у одной из дверей. Слово за словом, взгляд за взглядом. Общение с гномом увлекает эллет, заставив её забыть другие планы. Кили был таким же мечтателем, как и она, был такой же белой вороной среди своего народа, как и она сама. Молодой лучник предпочитал любоваться звёздами, вместо того, чтобы подобно родичам смотреть под ноги, выискивая драгоценности в скалах. За увлечённой беседой о далёких землях и народах по ту сторону Мглистых Гор, Тауриэль не замечает, что её общение с пленным гномом перестало быть приватным. На большом уступе скалы, высоко над ними, появился Леголас. Он пробыл там довольно долго, слушая, о чём говорит его возлюбленная. — Я хотела бы увидеть море, — говорит эллет, сидя на ступенях рядом с запертой дверью. — Послушать шум волн и ощутить солёный аромат бриза, — она прислоняется виском к холодным прутьям и закрывает глаза. Почему-то она чувствовала себя пленницей, хоть и находилась по другую сторону решётки. — А я видел его однажды, — вторит ей молодой гном. — Однажды я поднялся на самый высокий пик Синих Гор. На закате. Я смотрел, как солнечный диск опускается за ровную линию горизонта, а морская рябь искрится, ловя последние лучики уходящего дня. До меня доносились отдалённые крики чаек. И если приглядеться, можно было увидеть маленькие светлые точки — корабли, уплывающие на запад. — Народ Эльдар, — говорит Тауриэль. Её глаза непроизвольно наполняются слезами, но ей удаётся их сдержать. — Это эльфы покидают Средиземье. — Почему? — спрашивает Кили. Ему хочется взять эллет за руку и утешить. Хочется, но он не решается. — Такова судьба, — отвечает она, слабо улыбаясь. — Мы все уйдём рано или поздно. Иначе тьма, павшая на Средиземье, или собственные фэар истощат нас, оставив бесплотные духи бродить по увядающим лесам, к которым мы так привязаны. — Печально, — склонив голову, тихо вздыхает гном. — Мне казалось, что жизнь длиною в вечность — это благословение. Но теперь я вижу, что это ещё и проклятие. Должно быть, очень больно видеть, как всё что ты любишь, превращается в прах прямо у тебя на глазах, — он поднимает взгляд и долго смотрит на Тауриэль, прежде чем снова заговорить. — Ты тоже уйдёшь в бессмертные земли? Она изучает свои лежащие на колене руки и обдумывает ответ. Да, она уйдёт. Но каким способом? И будет ли у неё выбор? — Если я уплыву на корабле, то сохраню себя такой, какая я есть сейчас. Моё тело и воспоминания останутся со мной, — медленно проговаривает эллет. — Если меня убьют в бою, я отправлюсь в Чертоги Мандоса, — тут она замолкает, ведь и сама не знает, что с ней будет потом. Этого не знает никто, кроме самого Намо. Леголас слушает это, и от каждого слова, сказанного рыжеволосой воительницей, у него тяжелеет на сердце. Она мечтает о таких простых вещах: свободно гулять под ясными звёздами, увидеть море, услышать волны. Только вот áрьона нет в этих незамысловатых грёзах. Ему нет места и в повседневных помыслах Тауриэль. Это подтверждает хотя бы то, что она проигнорировала его приглашение на пир, предпочтя компанию бродяги, заточённого в темницу. Более того, она открылась гному, поведала о том, что было у неё на душе. Гнев, словно плотоядный червь, разъедает Леголаса изнутри. Он прикладывает невероятные усилия, чтобы усидеть на месте. Сегодня Тауриэль должна была принять его дар. По-другому и быть не могло. Ведь это немыслимо — королевский сын, достойнейший из воинов, которым так легко пренебрегают, отмахиваясь от его любви как от надоедливого насекомого. Но здравый смысл возобладал. Леголас убеждает себя, что Тауриэль не нарочно поступила так сегодня. Она не подозревала о его намерениях и не могла сделать обдуманный выбор. Арьон терпелив. Он пока ещё не растерял надежду. Завтра будет новый день, и новый шанс разрубить порочный узел. Он предложит Тауриэль серебряное кольцо без свидетелей и убедит её принять этот дар. Ведь истинная любовь стоит того, чтобы за неё бороться. Она ушла. Без объяснений и прощаний. Просто взяла и вышла за ворота, оставив привычную жизнь позади. Ни у кого из знакомых Тауриэль не было вразумительного оправдания её импульсивному поступку. Даже Трандуила её дезертирство ввергло в состояние настоящего шока. Он признал, что с подопечной творилось неладное, но такого исхода он не предвидел. И только Леголас знал об истинных причинах, толкнувших эллет на такой безумный поступок. Ему хватило обрывка подслушанного разговора, чтобы связать всё воедино. Тауриэль пошла на предательство и позор в глазах лесного народа ради жалкого оборванца из отряда Торина Дубощита. Арьон даже не запомнил имени гнома, но ненависть к нему теперь перехлёстывает через край. Своими глупыми сентиментальными речами он отобрал у принца то единственное, что было ему дороже всего на свете. Такое нельзя простить или забыть. Никогда ещё самолюбие Леголаса не задевали так сильно. Впервые в жизни он страдает от беспомощного гнева. Но теперь ураган негативных эмоций уже не остановить. Они множатся, растут как снежный ком, наслаиваются друг на друга, угрожая раздавить под своей тяжестью немало жертв. Первой жертвой становится сам áрьон. Пища и вино приобрели вкус горького пепла. Сон не идёт к эльфу, сколько бы часов он не смотрел в потолок, пересчитывая трещинки на белой лепнине. Разум отчаянно борется с порывами горячего сердца, которое любой ценой желает вернуть беглянку домой. Отец призывал Леголаса мыслить здраво, отбросить эмоции и выполнять долг. Но áрьон погружается всё глубже в омут своих мрачных мыслей и домыслов. Теперь вместо снов к нему приходят жуткие видения о Тауриэль и том гноме-лучнике. Из искры подозрения разгорелось пламя ревности. Семь дней его мучит не только душевная, но и физическая боль — голова будто пронизана червоточинами. Поэтому, когда было объявлено, что Смауг убит и Трандуил собирается выступить к Одинокой Горе, Леголас был первым, кто взял в руки оружие. Там он обязательно найдёт Тауриэль и потребует от неё ответа. Очень скоро стало понятно, что вместо раздела богатств Эребора эльфам предстояло вступить в битву. Готовясь к войне, Леголас держал при себе серебряное кольцо, так и не ставшее обручальным. Оно было его талисманом и символом обрушившейся надежды. Как много смысла он вкладывал в эту незначительную безделушку, а теперь оно не стоило ничего. И вот арнен обходит лагерь, говорит с лазутчиками, договаривается с союзниками. Войско врагов неумолимо приближается и совсем скоро прогремит рог войны. Он готов драться до последних сил, которых осталось у него не так много. Истощение давало о себе знать. И тут, словно в насмешку над его и без того плачевным состоянием, Леголас видит Тауриэль. Нет, не с гномом. Она совершенно спокойно выходит из шатра короля, облачённая в дополнительные крепкие доспехи, с луком и полным колчаном стрел. Эльф не верит своим глазам. Должно быть, это очередное дурное видение, призванное сломить его окончательно. Но вслед за эллет выходят другие командиры отрядов лучников. Вероятно, по какой-то необъяснимой причине Трандуил простил беглянку и позволил ей встать в ряды своего войска, хотя Леголас даже в самых смелых мыслях не мог предположить, что толкнуло непримиримого Владыку на такой милосердный шаг. Арьон бросается ей вслед, но в тот же миг рог и бой барабанов возвещают о начале битвы. Флаги поднимаются, воины строятся и обнажают клинки, в воздух взмывают тысячи стрел. Принц останавливается и разрывается между долгом и желанием найти Тауриэль. Теперь они снова на одной стороне, но Леголас отчего-то не может её простить и принять, как это сделал отец. Он должен узнать правду, убедиться, что грязные мозолистые руки проклятого гнома не прикасались к его истинной возлюбленной. Принц сражается подле короля. Но в отличие от отца его движения пропитаны ненавистью, безудержной яростью и невероятной жестокостью. Будто ему недостаточно просто убить орка — ему хочется причинить боль, дать своему гневу выход. Изредка он видит, как в гуще сражения мелькает копна медных волос. В такие моменты напряжение зашкаливает. Арьон прорубает себе путь к Тауриэль, но никак не может её поймать. Битва достигает апогея. Увлёкшись, Леголас замахивается мечом и слышит звон эльфийской стали у себя за спиной. Он быстро оборачивается и видит Тауриэль, держащую второй клинок. Вероятно, ей пришлось поставить блок, чтобы не пасть от слепого удара. Её взгляд твёрд, губы сжаты в тонкую линию, а одежда покрыта чёрной кровью. Воительница была прекрасна, как пламя, вырвавшееся из недр вулкана и сметающее всё на своём пути. Так же прекрасна и так же пугающа. — Нам нужно поговорить, — Леголас с трудом находит свой голос. — Мы поговорим, meldir, — цедит Тауриэль сквозь зубы, и, замахнувшись, рубит шею атакующего орка. Её горящий взгляд на миг встречается с взглядом áрьона, — Только время неподходящее, — бросает она и быстро исчезает среди воинов. Он не сразу выходит из оцепенения. Стремительная встреча с Тауриэль выбивает его из колеи. Но битва продолжается и ступор равносилен самоубийству. Вечер переходит в безлунную ночь. Ночь озаряется утренними сумерками. И только сейчас звон мечей, и крики начинают стихать. Орочьи полчища разбиты. Владыка Трандуил отправляется на совет союзников. Победители собирают убитых и раненных. Ноги Леголаса подгибаются от усталости. Он не спал уже много дней и почти не ел. Он питался лишь своим гневом и тревогой. Но теперь и эти ресурсы истощились. Одно единственное до сих пор заставляло áрьона держаться прямо — это Тауриэль. Теперь ему было важно найти её. Убедиться, что отважная воительница жива и невредима. Он идёт по извилистым улицам Дейла, скользя взглядом по живым и мёртвым лицам вокруг. Он начинает беспокоиться. Недовольство поступком эллет уходит на второй план. Главное найти её живой. Обнять её и понять, что всё позади. Всё на своих местах. Остальное решится позже. И вот, уже порядком отчаявшись, он, наконец, встречает Тауриэль на главной площади города. Дыхание перехватывает от этого неприглядного зрелища. Среди бесчисленных трупов и грязного снега эллет сидит, склонившись над тем самым гномом, который виделся Леголасу в самых кошмарных видениях. Из его груди торчат две чёрные стрелы. Достаточно одного беглого взгляда, чтобы понять — раны смертельны. И áрьон не знает, какие чувства в нём преобладают: жалость или тёмное удовлетворение. Не это ли справедливость? Причина его бед совсем скоро испустит дух, и больше никто не встанет у него на пути. Теперь эти мысли его не пугают. Грань между добром и злом размылась. Почувствовав на себе чужой взгляд, Тауриэль поднимает глаза на своего друга. В них сквозит отчаянная мольба о помощи. Прекрасное лицо искажено горем, а по щекам стекают слёзы, смывая кровь и грязь. Леголас не двигается с места. Он ничем не может помочь гному. А главное — не хочет. Но тут он замечает, что обескровленные губы умирающего лучника задвигались. Он что-то говорит Тауриэль, и та склоняется к его лицу, чтобы расслышать. Рука гнома ложится на затылок эллет и притягивает её ближе. Их уста соприкасаются. Последний поцелуй — последнее желание умирающего. Леголас не верит своим глазам. Его сердце замирает, а взор затуманивается красной пеленой. Ему противно смотреть на то, что происходит. Но и взгляд не получается отвести. Он будто заперт в парализованном теле. Тауриэль прерывает горячий поцелуй со вкусом крови и отстраняется от Кили. Его глаза медленно закрываются, губы трогает улыбка и застывает навсегда. Он мёртв. И в это невозможно поверить. Плечи эллет сотрясаются от беззвучных рыданий. Горе накрыло её с головой, и она не замечает, как чьи-то сильные руки поднимают её с земли, сжимают её в объятия и уводят прочь от павшего гнома. Арьон действовал инстинктивно. Он должен был, нет, обязан был забрать Тауриэль оттуда. Подальше от мёртвого гнома. Он всё ещё ненавидит его лютой ненавистью. Даже больше чем при жизни. Жалкий мерзавец своими прикосновениями осквернил его избранницу и ушёл, оставшись в её мыслях трагичным героем, которого она не сможет забыть до последнего дня Арды. Чертоги Трандуила празднуют победу. Давно лесной народ не участвовал в битвах, и теперь пришло время упиваться славой и оплакивать невосполнимые утраты. Белые самоцветы вернулись к королю, а утраченное живое сокровище вернулась к áрьону. Впрочем, нет. Сокровище вернулось на своё место, но не в руки того, кто о нём мечтал. Тауриэль держится отстранённо. Она избегает встречаться с кем-то взглядом. Она печальна и мыслями она далеко от дворца и собратьев. Мало кто знает, что так гнетёт командира стражи. Но Леголас знает… Он неотрывно следит за каждым её движением. Это превращается в одержимость. Он боится, что стоит ему лишь на секунду отвлечься, и Тауриэль снова исчезнет. Арьон не хочет думать о случившемся между ней и гномом, но эти образы постоянно пронзают сознание, разъедают разум, вызывают гнев и презрение. Вино — кратковременное спасение для них обоих. Тауриэль пытается притупить боль утраты, а Леголас старается унять растущее раздражение. Всё кончено. Но от этого не становится легче. Она играла с ним. Притворялась наивной простушкой, которая в упор не видит его чувств. А поцеловав, сбегает, словно губы лихолесского принца были пропитаны горьким ядом и причинили ей страдания. Зато одного сентиментального разговора с бродягой хватило, чтобы она сбежала с ним, бросив всё. Теперь он видит Тауриэль насквозь. Её потеря теперь отзывается теплом в его груди. Леголас вздрагивает, заметив, что эллет пришла в движение. Она подобно невидимому призраку идет к выходу из зала, прихватив со стола наполненный красным вином кубок. Ей надоело участвовать в этом фарсе. Праздник — насмешка над её скорбью. Ведь все эльфы, потерявшие своих друзей и возлюбленных, почти наверняка знают, что когда-нибудь они встретятся вновь. В то время как судьба гномов, оказавшихся в Чертогах Мандоса, известна только Айнур. Арьон идёт за ней. Он не может по-другому. Он больше никогда не выпустит её из поля зрения. Тауриэль нельзя доверять, нельзя оставлять наедине с собой. Лучше видеть её здесь в стенах дворца, несчастную и опечаленную, чем не видеть вовсе. Леголас бездумно следует по извилистым коридорам и лестницам на верхние ярусы дворца. Покои Тауриэль располагаются недалеко от его собственных комнат и комнат короля. Стража всегда находится рядом с монархом, даже во время сна и отдыха. Подол зелёного платья исчезает за порогом массивной дубовой двери. Арьон останавливается там и не знает, что делать дальше. Зачем он пришёл за ней сюда? Чего хотел добиться? Но вот его ладонь касается гладкого дерева и толкает дверь. Он тихо входит внутрь и оглядывается по сторонам. Тауриэль нигде не видно. Леголас проходит дальше, входит в спальню и видит, что эллет стоит на широком балконе спиной к нему. Ночь темна и безлунна. Он замирает, глядя, как снег мягко ложится на медные локоны. Она отставляет винный кубок в сторону и опирается двумя руками о перила. Её плечи мелко сотрясаются, и до áрьона доносятся тихие всхлипы. Прежняя суть Леголаса прорывается наружу. Ему становится жаль Тауриэль. Ей больно и он не может больше на неё злиться. Но уже через мгновение áрьон вспоминает, по кому плачет его неверная возлюбленная, и гнев накатывает с новой силой.  — О ком твои слёзы, Тауриэль? — Вопрос разрезает тишину неожиданно для всех. Эллет замирает, но не оборачивается. — Я запуталась, — честно отвечает она, сиплым голосом. — Я не готова была столкнуться с тем, что случилось. — Что же ты пережила? — Требовательно спрашивает Леголас, пересекая небольшую спальню и выходя на балкон. — О ком льёшь слёзы? — Снова настаивает он. Ему нужно услышать это из её уст. — Я не хочу взваливать на тебя свои проблемы, meldir, — говорит она, понурив голову и глядя вниз на верхушки деревьев. — Оказывается, что потеря одинаково болезненна, вне зависимости от того, сколько времени длилась дружба. — Дружба, — презрительно фыркает Леголас. — Я видел, как ты припала к устам так называемого друга. Не лги мне, Тауриэль. Что толкнуло тебя на этот мерзкий поступок? Любопытство? Или Искажение так сильно повлияло на тебя, что ты готова предать всех нас ради противоестественной связи с гномом? — Ты не ведаешь, о чём говоришь, — поражённо выдыхает она и бросает короткий взгляд через плечо. — Леголас, прошу тебя, уходи. Ты не должен видеть моих слёз. А на другое я сейчас не способна. Сердце арнена сжимается, как и его кулаки. Тауриэль изменилась, но он изменился сильнее. Ревность и беспомощная злость слишком надолго задержались в нём, пробудив тёмные желания, о которых он и не помышлял. Он скользит взглядом по изящным изгибам тоненькой фигурки и нервно сглатывает. Балкон, усыпанный снегом, и морозный воздух напомнили Леголасу о робком поцелуе на зимней охоте пять лет назад. От этих мыслей его кровь всегда закипает, но сейчас всё иначе. Объект сокровенных желаний находится на расстоянии вытянутой руки, такой прекрасный и доступный. Леголас подходит сзади и обнимает Тауриэль за плечи. Вопреки ожиданиям она не возражает. Только её дыхание становится частым, а беззвучные рыдания сильнее. Она поднимает руки и кладёт их поверх рук áрьона. Эллет и не догадывалась, как сильно нуждается в чьём-то тепле и поддержке. Но поддержка — это последнее, что Леголас готов ей дать. В голове что-то щёлкает и он уже не может трезво рассуждать. Плач по гному выводит принца из себя. Кольцо его рук сильнее сдавливает хрупкое тело эльфийки. Теперь он не отступит и не даст ей уйти. Горячие губы касаются прохладной кожи на шее Тауриэль. Она вздрагивает от неожиданности и настороженно замирает. Леголас закрывает глаза, вдыхая свежий аромат её волос. Мысли путаются, и он становится ещё на шаг ближе к своему безумию. Эллет ощущает, как напряглось тело áрьона, прижимающееся к ней так плотно. Сердце молодого эльфа бьётся сильнее, а жар нарастает, обжигая спину через слои его одежды и тонкую ткань её платья. Понимание медленно приходит к ней. Он явился не для утешения. — Леголас, — её пальцы впиваются в мужское предплечье, сминая расшитую золотом ткань рукава. — Отпусти меня, — голос тихий и осторожный, так же как тогда в лесу. Но сейчас ей не удастся убедить его своим тоном, призывающим к благоразумию. Чары больше не действуют на принца. — Не в этот раз, Тауриэль. Не в этот раз… — протягивает он и снова целует её шею, чуть прикусывая нежную кожу. Эллет дышит настолько глубоко, насколько позволяют стальные объятия. Она паникует. Для Леголаса её страх в новинку, и он решает продолжить исследование вожделенных форм. — Леголас, — её голос теперь дрожит. Она понимает, что в этот раз выкрутиться не удастся. С принцем творится неладное. — Не сейчас, — говорит она, морщась от боли. — Как же я ненавижу эти слова, — шепчет он. Горячее дыхание обжигает уже обнажённое плечо. Но Тауриэль дрожит. Когда она была одна на морозном воздухе, её кровь не леденела так, как сейчас от страха насильственной близости. Руки Леголаса размыкаются, позволяя дышать свободней, и начинают скользить по столь желанному телу. — Больше не смей говорить мне «не сейчас» и «не время», — угрожающе шепчет он ей в ухо, тем временем пальцы больно впиваются в округлое бедро. — Оставь меня в покое, — вторит ему эллет, понизив голос. — Я заслужила немного времени, чтобы справиться со скорбью, — она пытается повернуться к принцу лицом. Может быть, молящий взгляд заставит его остановиться? Леголас позволяет Тауриэль совершить этот манёвр. Она зажата между ним и каменными перилами, так что деться ей особенно некуда. Их взгляды встречаются, и эллет понимает, что не видела друга так близко с тех пор, как сбежала из Лихолесья. Он изменился. Под глазами у него пролегли тени, а белки вокруг зрачков покрыла паутинка красных капилляров. На губах играет улыбка, больше напоминающая оскал. И то, как он смотрит на неё… В некогда прекрасных добрых глазах плещется безумие. — Что стало с тобой, meldir, — поражённо шепчет она, храбро поднимая руку и касаясь горячей щеки. Кажется у него жар. Но ведь эльфам неведомы такие болезни. — Что случилось, пока я была далеко? — Ты. Была. Далеко, — растягивая слова, отвечает Леголас. Он перехватывает её руку и покрывает поцелуями озябшую ладонь, спускаясь к тонкому запястью. — Ты сотворила это со мной, проклятая лесная эльфийка, — на последних словах его губы искажает ироничная ухмылка. Совсем не добрая и далеко не любящая. — Прости меня, Леголас. Я и не думала, что всё зашло настолько далеко, — неосторожно говорит она, опуская глаза. Арьон вскидывает голову и впивается в бледное лицо испепеляющим взглядом. Глупая, глупая Тауриэль. Она и не подозревает, что слова её звучат, как издёвка. Ведь ни для кого из приближённых чувства принца к капитану стражи не были секретом. А она ушла, «не подумав»? Остатки здравого смысла растворяются без следа. Леголас грубо обхватывает ладонями лицо испуганной эллет и целует её так, что у обоих спирает дыхание. Он кусает её нижнюю губу, а когда Тауриэль вскрикивает от боли, горячий язык проникает внутрь. Этот поцелуй не похож на первый, он влажный, горячий… чересчур горячий. Она стонет, умоляя принца одуматься. А он лишь улыбается сквозь этот безжалостный поцелуй. Тауриэль призывает все свои силы и бьёт Леголаса кулаками в грудь. Но он нерушим, как скала. Принц больше не отдавал отчёта своим действиям. Инстинкт отныне верховенствует над разумом, а руки двигаются быстрее мыслей. Эллет пытается бороться, но горе и скорбь истощили её. Воительница не может защитить себя, особенно когда вырвавшаяся ярость стократно увеличила силы противника. Если бы только он остановился и дал ей объясниться… Но Леголас уже не может остановиться. Дело даже не в желании. Он просто не может заставить себя это сделать. Его руки скользят по стройному телу. Ему хочется содрать с Тауриэль платье и насытиться ею сполна. Так он и поступает. Покрывая поцелуями её заплаканное лицо, прикусывая кожу, терзая припухшие губы, он обрывает застёжки на спине одну за другой. — На что ты меня обрекаешь, — в ужасе шепчет эллет, упираясь руками в грудь обезумевшего друга. — Я люблю тебя, Леголас, а ты меня уничтожишь, — это признание срывается слишком поздно. — Лжёшь, — шипит áрьон. Сильные пальцы сдавливают горло. — Гнусная, жестокая ложь не освободит тебя, Тауриэль, — его губы касаются заострённого уха. — Я хочу испытать то же, что испытал тот мерзкий гном. Потом будь что будет. — Но он не… — хрипит эллет, но принцу оправдания безразличны. Он не поверит ни единому слову, будь то правда или вымысел. Собственные мысли и подозрения слишком глубоко въелись в его разум, отравили веру. Крючки на платье не поддаются нетерпеливым пальцам. Леголас берётся за ворот и тянет ткань вниз. Слышится треск шёлка, и морозный воздух обжигает обнажённую грудь Тауриэль. На миг он замирает, и, затаив дыхание, любуется открывшимися формами. Ожидания оправдались. Сокровенные сны почти сбылись. Тауриэль дёргается так сильно, что сбивает с перил кубок с недопитым вином. Он падает вниз, звонко ударяясь о выступы скалистых стен. Шум отвлекает Леголаса и эллет инстинктивно бросается в сторону, но его реакция оказывается быстрее. Как всегда. Ловкость, которой она восхищалась, теперь обратилась против неё. — Если ты остановишься, всё будет так, как прежде, — обещает Тауриэль, глядя на принца широко распахнутыми глазами. Но одна его рука обвивается вокруг талии, а горячая ладонь сминает грудь. Он не хочет её слушать. Ему не нужно то, что было прежде — ему нужно то, что у него есть сейчас. Возбуждение становится болезненным. Теперь нет смысла себя сдерживать. Рука, что была на талии, начинает собирать ткань платья, обнажая ноги и бёдра. Тауриэль отчаянно бьётся в ловушке. Паника накрывает её с головой. Она сама мечтала о близости с Леголасом. Но не так, не здесь. Она сводит колени, пытается отстраниться. Только чужие пальцы вторгаются в неё, несмотря на сопротивление. Это больно и унизительно. Ей приходится впиться зубами в плечо áрьона, чтобы не закричать, доставляя ему лишнее удовольствие. — Ты не хочешь меня? — Удивлённо спрашивает он и почти смеётся. Она сухая и очень горячая. Но это не беда. — Другого я и не ждал, — злобно цедит он, неспешно двигая пальцами, причиняя боль. Интересно, с гномом она была более податлива? Эта мысль злит Леголаса, выводит на новый уровень безумства. Он запускает руку в медные локоны и тянет их вниз, вынуждая запрокинуть голову. Тауриэль ощущает, что её лоно больше не терзают неприятные движения, но не успевает вздохнуть с облегчением, как эти безжалостные пальцы вторгаются в ее приоткрытый рот. — Давай же, облегчи свои муки, — с ухмылкой говорит Леголас. Эллет послушно смыкает губы. Перед глазами у неё уже поплыл туман, и на смену отчаянному желанию освободиться пришла беспомощная покорность. — Я всегда любил твои губы, — горячий шёпот обжигает щёку. — Такие пухлые, безупречно очерченные. Ну-ну, хватит плакать, — почти нежно произносит он, пробуя солёные слёзы на вкус. — Впрочем, — осекается áрьон. — Наконец-то я вызвал в тебе хоть какие-нибудь чувства. Он вынимает влажные пальцы изо рта возлюбленной и снова спускается вниз. Теперь проникнуть в неё куда легче. Тауриэль зажмуривает глаза и утыкается лбом в шею принца. Она сломлена и уже не отдаёт отчёта своим действиям. Она обнимает его, вцепляется в его плечи вместо того, чтобы отталкивать. Аромат шелковистых волос немного успокаивает. Словно она обнимает прежнего Леголаса, а боль ей причиняет кто-то другой, какое-то исчадие Искажения, принявшее облик её доброго друга. Пользуясь отсутствием сопротивления, áрьон теперь занимается своей одеждой. Он расстёгивает пуговицы на сюртуке и распутывает завязки на слишком тесных штанах. Больше нет сил терпеть. Возбуждённый член подрагивает от желания оказаться в вожделенном теле. Леголас берёт Тауриэль и опускает её на пушистый снег. Даже мысли не возникает донести её до кровати. Такие мелочи остаются на задворках сознания. И плевать, что холод жалит обнажённую кожу эллет. Главное, она уже никуда от него не денется. Он ещё раз окидывает взглядом её тонкую фигурку, дрожащую на снегу, подаётся вперёд и целует искусанные губы. Тауриэль напрягается, неосознанно выгибается ему навстречу. Леголас сдавленно рычит. Пульсирующая плоть трётся о внутреннюю сторону женского бедра, и желание становится невыносимым. — Это должно было случиться много лет назад, — хрипло шепчет он, заставляя эллет согнуть одну ногу в колене. — Но ты упустила возможность быть сверху. Тауриэль не отвечает, она глотает воздух ртом и отворачивается. Резкий выпад и Леголас вторгается в её тело, причиняя немыслимые страдания. Она кричит, но уста закрывает чужая ладонь. Арьон замирает, привыкая к новым острым ощущениям. Для него это впервые. Для Тауриэль — тоже (вопреки его подозрениям), только разум её любовника слишком затуманен, чтобы это понять. Леголас отнимает руку от губ эллет, коротко их целует, почти любяще, и выпрямляется, стоя на коленях. Пальцы впиваются в женственные бёдра и начинают медленно двигать их навстречу своим. Сначала медленно и размеренно. Выступившая кровь помогает его плоти легче скользить внутри горячего упругого тела. Арьон запрокидывает голову и закрывает глаза. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Движения ускоряются. Голова Тауриэль мечется из стороны в сторону, а руки сжимают снег так, что ногти скребут по каменному полу. Дыхание с паром вырывается из открытого в беззвучном крике рта. Она уже ничего не может сделать. Слишком поздно. И слишком жарко. Леголас стягивает сюртук с напряжённых плеч и остаётся только в тонкой распахнутой рубахе. Ему хочется кожей ощутить тепло своей возлюбленной жертвы. Он снова подаётся вперёд, накрывая тело Тауриэль своим. Она выгибается ему навстречу. Лучше он, чем обжигающий холод под ней. — Ты проклянёшь себя за это, когда одумаешься, — в полубреду говорит эллет, обнимая áрьона за спину. Она всё ещё любит его, несмотря на то, что он сейчас делает. Она тянется к нему, чтобы спастись от холода. Крепкие объятия не ускользают от внимания принца. В делирии ему кажется, что Тауриэль, наконец, принимает его, признаёт своё поражение. Зато слова пропускает мимо ушей. Он целует её шею, оставляя красные отметины, терзает её губы и ласкает грудь. Толчки становятся сильнее, подталкивая эллет к новому болевому порогу. Бессвязные слова и стоны сливаются воедино. Мурашки бегут вниз по позвоночнику, а жар внутри становится почти невыносимым. Леголас понимает, что долго не выдержит. Он запускает руку во влажные рыжие волосы, накрывает губы Тауриэль своими, и его протяжный низкий стон утопает в этом безответном поцелуе. Он изливается в её лоно, часто вздрагивая от долгожданной разрядки. Светлые волосы липнут к влажной от испарины коже, а тёмные ресницы трепещут на бледных щеках. Колючий мороз лихорадке нипочем. Больше не осталось ничего. Любовь, ненависть, ярость, ревность, жалость. Всё поблекло в сравнении с ярким удовольствием и разливающейся по телу слабостью. — Тауриэль, — шепчет он ей в губы. — Тауриэль. Она лежит, по-прежнему обвивая руками крепкую спину áрьона, и захлёбывается тихими всхлипами. Кроме него у неё не осталось ничего реального и осязаемого, за что можно зацепиться. Если она потеряет его — она потеряет всё. Постепенно оправляясь от ослепительных ощущений, Леголас медленно отстраняется, глядя на эллет так, словно не узнаёт её. Его безразличный холодный взгляд изучает блестящее от слёз лицо, пульсирующую жилку на шее, следы поцелуев на ключицах, разорванное платье, вздымающуюся и опадающую грудь. Творение его рук не вызывает никакого отзыва ни в душе, ни в мыслях. Леголас поднимается на ноги и педантично приводит свою одежду в порядок, словно ничего и не случилось. Когда он покидает балкон, Тауриэль остаётся лежать на подтаявшем снегу, обхватив себя руками. Она опустошена. Такое не пережить никому, даже сильной и отважной воительнице. Двигаясь как во сне, áрьон почему-то проходит мимо своих покоев и идёт к отцу. Странно, но, несмотря на раннее утро, Трандуил всё ещё не спит. Он сидит в кресле с высокой спинкой и листает книгу. Услышав тихие шаги, он поднимает голову и цепенеет, увидев в арочном проёме Леголаса. Книга выпадает из его рук и с глухим стуком ложится на пол. — Что ты сделал? — Поражённо спрашивает Владыка, выпрямляясь во весь рост. — Мой мальчик, что ты натворил? Он стремительно пересекает комнату и кладёт руки на плечи наследника. Серые глаза пристально изучают лицо Леголаса. Спустя несколько мгновений он поднимает взгляд и посмотрит в лицо старшего эльфа. По бледным щекам скатываются крупные слёзы. В последний раз Трандуил видел сына плачущим, когда тому едва исполнилось восемь лет. Но в этот раз интуиция подсказывает, что слёзы вызваны чем-то посерьёзней сломанного лука. — Ответь мне, прошу, — напряжённо проговаривает король, встряхивая Леголаса. — Я не знаю, что на меня нашло, — бормочет тот. — Я не помню, что именно я сделал, но, боюсь, это что-то ужасное, — запинаясь, шепчет он, рассеяно глядя по сторонам. Трандуил внимательно слушает бессвязный лепет, и в нём растёт тревога. — Всё словно в тумане. Я выходил из комнат Тауриэль, а до этого лишь пустота. Руки короля опускаются. Его взгляд устремлён в черную пустоту поверх плеча áрьона. Он молится, чтобы его дурное предчувствие не оправдалось. — Останься здесь и жди меня, — повелительным тоном говорит он сыну. — Я навещу Тауриэль и скоро вернусь. — Отец, — окликает его Леголас. Он достаёт из внутреннего кармана сюртука маленькое серебряное колечко. — Если я обидел Тауриэль, скажи, что я этого не хотел. И отдай ей кольцо… Если она снова пожелает уйти. Трандуил нехотя принимает украшение и спешит выйти. Его сердце гулко колотится в груди. Давно он не испытывал такого страха. Даже выступая перед бесчисленным войском врага, он не колебался. Но сейчас дело касается его родного сына и любимой подопечной. Неужели он совершил ошибку, позволив ей вернуться? В покоях Тауриэль тихо. Беззвучно ступая, Трандуил проходит через гостиную и пересекает спальню, окинув взглядом заправленную кровать. На улице почти расцвело и в сером утреннем свете, король видит, что на балконе кто-то есть. Он глубоко вдыхает и направляется туда, понимая — страшная догадка оправдалась. Полы его длинных одежд разметают снежинки в стороны, почти не нарушая звенящую тишину декабрьского утра. Трандуил видит Тауриэль. Эллет, его любимица, лежит на снегу, обхватив себя руками. Как мраморная статуя, застывшая во времени. Её прекрасное платье разорвано, обнажая почти всё тело. Глаза её открыты, взгляд устремлён в небо, а на длинных тёмных ресницах поблёскивает белый иней. Сердце короля сжимается от такого душераздирающего зрелища. Но страшнее всего было осознание, что всё это сотворил его родной сын. — Прости, что не сумел уберечь тебя, дитя, — тихо говорит он ровным голосом, несмотря на горький ком, подкативший к горлу. — Если бы ты просто ушла, — между бровей пролегает еле заметная морщинка, выдавая истинные чувства. Трандуилу хотелось бы всё повернуть вспять, но изменять прошлое не в его силах. — Жаль, что ты не открылась ему раньше. Тауриэль не отвечает. Она закрывает глаза, и по щекам скатываются крупные слёзы. Если бы она призналась раньше. Если бы она была смелее. Если бы уверилась в себе. Если бы не ушла. Так много «если бы». Но теперь поздно сожалеть. Тауриэль хочется разомкнуть губы и ответить королю. Но её дух будто заперт в мёртвом теле. Он мечется, зовёт на помощь, но его никто не слышит. А тем временем силы тают с каждым вымученным вздохом. Трандуил понимает, что произошло, и чем это всё закончится. Он склоняется над эллет, бережно вытирает влажную дорожку слёз с холодной щеки. Его прикосновения несут слабое исцеление. Тауриэль чувствует, что может пошевелиться, но ей не хочется. Зачем король так поступает, зная, что это лишь отсрочит неминуемый конец? Ответ приходит почти сразу. Трандуил достаёт из складок расшитой серебром мантии небольшой фиал с лазурной жидкостью и вкладывает его в руку Тауриэль. — Так будет лучше, — говорит он почти шёпотом, чтобы эллет не заметила дрожь в его голосе. — Я не допущу, чтобы кто-то об этом узнал. Ты должна понять… — добавляет он, глядя прямо в глаза Тауриэль. Его взгляд — мольба о прощении. — Я знаю, — говорит эллет, вновь обретя дар речи. Она впервые смотрит на своего Владыку, как на своего отца, без восхищения, трепета или страха. С любовью и пониманием. — Я хочу уйти, — слова звучат тихо и уверенно. — Это сонное зелье. Если выпить всё — ты просто уснёшь, и дух твой унесётся через море к зелёным берегам, высоким холмам, в чертоги Владыки судеб. Слушая бархатный голос короля, Тауриэль осушает фиал до последней капли. Вязкая жидкость ароматная и сладкая на вкус. Если всё что говорит Трандуил — правда, то её ждёт лучшая участь, чем жизнь в мире, где безумие может легко отравить любящее сердце и заставить творить ужасные поступки. Трандуил снимает с плеч накидку и укрывает ею Тауриэль. Он поднимает её на руки и прижимает к себе. Ощущая чужое тепло, эллет слабо улыбается и, как ласковый котёнок утыкается лицом в мужское плечо. Кошмар этой ночи начинает забываться. Веки тяжелеют, а по телу разливается приятная истома. Боль и обида растворяются в небытии. Засыпая, она вспоминает Леголаса таким, каким он был для неё в последние шесть сотен лет: добрым, отзывчивым, сильным и храбрым. Таким он и останется, когда она уйдёт. Король бережно опускает Тауриэль на кровать и присаживается рядом на самый край. Он знает, что ждать осталось недолго. Многие, даже самые близкие, сомневаются, что у лесного короля вообще есть сердце. Но сердце у него есть. И сейчас оно болит так, как уже давно не болело. Тауриэль затихает. Трандуил вспоминает о просьбе сына и достаёт маленькое серебряное колечко. Он подносит его к лицу, долго рассматривает тусклые блики и закрывает глаза. Исход мог быть другим, и кольцо стало бы началом удивительного союза. Теперь это обещание любви и верности утратило свой смысл. Король тяжело вздыхает, утихомиривая скорбь. Он вкладывает кольцо в маленький кулачок своей любимой воительницы, склоняется и целует её холодный лоб. — Так будет лучше, — повторяет он уже сам для себя. — Так и будет. Он уже видел подобное. Горе выжгло бы её изнутри. Постепенно и мучительно разъединяя дух и тело. Трандуил возвращается в свои покои. Каждый шаг даётся ему с большим усилием. Там его ждёт сын, чья участь ненамного лучше участи Тауриэль. Он не сможет простить себе содеянного. Войдя в свою спальню, король видит Леголаса сидящим на полу, прислонившись спиной к кровати. Он поднимает голову, и болезненные глаза смотрят на отца или сквозь него. И Трандуил понимает: он вспомнил. — Что я наделал.- шепчет áрьон. Он плачет не стесняясь. — Я люблю её. Я уничтожил её. И себя. Поборов оцепенение, Трандуил подходит к кровати и садится на край рядом с Леголасом. Тот кладёт голову на колени отца и мелко трясётся, стараясь сдержать новые слёзы. Он всегда всё держал в себе, но сегодня ледяной панцирь разбился вдребезги. Король гладит сына по волосам, пропуская шелковые пряди сквозь пальцы, стараясь успокоить. Ему трудно говорить, но это необходимо. Кто-то должен быть сильным, должен быть опорой. Теперь эта трагедия будет только его бременем. — Я позаботился о Тауриэль, — говорит Трандуил. — И о тебе позабочусь, мой мальчик, — Леголас ощущает действие чар. Он покорно прикрывает глаза, принимая этот дар. — Тебя ждёт славная судьба, я знаю это. Ты не вспомнишь того, что сотворил. И её ты больше не вспомнишь. Я помогу тебе забыть… — Спасибо, отец, — последнее, что произносит Леголас, прежде чем белая пелена поглощает болезненные переживания. Дыхание выравнивается, и он засыпает.