Пианист и гитарист

- Как думаешь, мог бы я тебе вставить? Тебе бы понравилось? - Я думаю, ты мог бы пойти нахуй, Джексон, - он прерывает все мои попытки договорить на корню, отмахивается как от мухи и громко повторяет, - Нахуй! Нахуй! Ты можешь пойти нахуй, Джексон! Хорошие мальчики падки на плохих мальчиков, я знаю, это нагая истина, а лучше был бы голый Нико. Или лучше Нико за своим фортепиано (даже не на!). Не подумайте, это не какие-то новшества в активной сексуальной жизни, это чисто мое духовное удовлетворение. Гитарист-самоучка он же Персей Джексон впервые отправился в музыкальную школу полтора месяца назад. Нет, я даже не пытаюсь там начать учиться. Все это образование, учить по строго определенным темам, заданиям – жуткое дерьмо. А дерьмо не для меня. В тот день я пришел надавать пиздюлей и вернуть в группу нашего басиста, но до цели своей не дошел (а потом писал детальную объяснительную светловолосому монстру-на-барабанах). В тот раз я услышал нечто, что могло заставить нагреться воды ледяного антарктического. Честно, в этот момент я подумал, что это ангелы спустись ко мне с небес. Что все, Перси, Персей, раздолбай, твое время пришло, ты был лучшим, хоть и непризнанным, гитаристом этого века, боги Олимпа хотят слушать твою игру вечно и забирают тебя на небеса. Но нет. Это был парень с темными чуть отросшими волосами, в черной и помятой (вероятно, заношенной, хотя, мне похуй было, я таких вещей не замечаю) футболке, с усталым видом играл на клавишах фортепиано. Прямо-таки любовный роман, не иначе. Хотелось бы мне поржать над собой в те минуты, но что-то как-то не вышло, потому что я стоял с лицом совершенно ошеломленного музыкального эстета (пиши: втрескавшегося дебила). - Что? Гитаристы в левом крыле, - стоило пацану заметить меня, ангельская мелодия обрывается, как и весь мой эстетический и высокодуховный настрой. - Может, я тебя послушать пришел, - почти раздраженно выдыхаю я. И мне почти хочется разозлиться, что этот пацан даже не пытается быть со мной дружелюбным. Меня это злит (?) Мне немного, наверное, возможно, хотя, конечно, хуй знает, но вроде обидно. Он сидит прямо, убирает темные волосы за ушли, смотрит на меня исподлобья, он точно не верит моим словам, да я б тоже себе не поверил, что уж там (если б, конечно, не знал, что это действительно правда). - Проваливай, - он устало выдыхает и кивает влево, - хватит с меня таких, как ты. Я вспыхиваю от таких слов - не как телки, а по-мужски, в общем, зеленею, увеличиваюсь в размерах - становлюсь Халком, проще говоря. - Охуеть, ну и пидар же ты, - это я пытаюсь так держать себя в руках и наговорить как можно меньше грубостей незнакомым людям, потом поправляю ручку гитарного чехла и ухожу именно в левое крыло, но с очень гордым видом. Рок-звезды не могут быть кем-то отверженными, рок-звезды ебашат рок и гордо уходят. - Да вон же он, - я уже выкрал из школы искусств Джейсона – нашего самого занудного в мире басиста – Грейса и мы вышли за ворота школьного двора, как я встретил того самого парня за фортепиано. Только теперь он был без фортепиано и надменной прямой спины конченного пидараса. - Вон, тот пидарас, который погнал меня с аудитории, он у вас тут самый крутой, что ли? - Пидарас? Ты так и назвал его? – Грейс лыбится так гаденько, знаю эту его ухмылочку, этот засранец что-то знает и не говорит. - Да, а что? - Ничего, ты просто Неисправимый Перси Джексон Правящий Король Засранцев. А этот парень – Нико ди Анджело местный замученный, как ты сказал, пидарас. - Что за херня? - Хотя у нас толерантное антигомофобное общество, этому парню повезло так охуительно, что он попал в группу к маменкиным сынкам, что ссут кипятком от одного слова «гей». И эти пианисты очень интеллигентно развлекаются, - Грейс приподнимает брови, мол, «додумывай сам», а у меня голова будто чугунная, до меня медленным шагом доходит осознание всего моего идиотизма. Вот и стою дебил дебилом, смотрю вслед уходящей бледной фигуре в черной футболке и темных джинсах. Я на самом деле хороший такой, нормальный пацан, лезть без повода с оскорблениями – это не в моем стиле, но когда на следующий день ди Анджело откидывает со стола голубые маффины, что я принес в качестве моего огромного и бесконечного «извини, чувак», я на одном дыхании говорю «твою мать, чувак!» Маффины на полу, Нико за фортепиано, моя самооценка ниже плинтуса. Это становится классикой. - Что с тобой, блять, не так? - Пришел еще раз проехаться по моей ориентации, так вот, мне без разницы что ты скажешь, съебывай отсюда! – ди Анджело тоже скатывается на крик, стоим тут такие вдвоем, как на собачьих боях, и лаем друг на друга, весело пиздец. - Я пытаюсь дружить, - мне кажется, что этого недостаточно и добавляю чувственное, - с тобой, нахуй! - Думаешь, это смешно, да? - Думаю, да. Я дружить хочу, как в детском садике, а ты ведешь себя как настоящий пидар. В плохом смысле пидар. Нико прищуривается, а потом его взгляд становится холодным, почти ледяным, он уже не похож на человека, который может сыграть ангельские мелодии (а был ли когда-то похож?), но итог мне ясен – у меня не вышло ровно счетом ничерта. - Про-ва-ли-вай, - произносит он по слогам. - Боишься, что я сейчас смеюсь над твоей ориентацией? О, теперь то я покажу тебе как я действительно мог бы смеяться над твоей ориентацией. Да, здравствуйте, я Персей Джексон – умею довести ситуацию до масштабов катастрофы, в этом я специалист, обращайтесь за мастер-классами. И именно с того дня началась эпопея очень плохого Перси и очень тихого и, наверное, где-то в глубине души хорошего Нико. - Если бы я повалил тебя на это фортепиано, сорвал с тебя футболку и облизал каждый сантиметр твоего открытого тела, ты бы сразу мне отдался или упрямо мычал, пока я тебе не всажу? - Я собираюсь упрямо посылать тебя нахуй, пока ты не свалишь отсюда, Персей. - Я обожаю твои непосредственные ответы! А что насчет того, чтобы я стянул с тебя твои пидарские обтягивающие джинсы и отсосал тебе, как громко бы ты стонал? Сколько раз бы в воздухе прозвучало «Перси… - Заткнись-заткнись. - Обычно говорят «пожалуйста», но, знаешь, у всех свои фишки в этом плане. А сейчас, по всем традициям, я, наверное, должен сказать «я Перси и я совсем не гей, впервые со мной такое» или «я Перси и я всегда был пидарасом, я всегда следовал голубой луне», но нет. Мне просто нечего сказать, я в этом плане неприхотливый и очень удобный в хозяйстве. Какая разница? Мальчики, девочки – все одно, разница только в штанах (ну и наверху немного, но вцелом вы уловили мой мэсседж). И на самом деле рок-звездам не повадно париться по этому поводу. Рок-звезды предпочитают свободную любовь. Рок-н-ролл с ними. - Нихрена себе, у тебя талант! Офигенный талант! Нико хлопает глазами и на словах восхищенно вскидывает руки, он действительно удивлен. Видать, реально был уверен, что я жуткий бездарь. - Я музыкальное будущее этой страны, - скромно представляюсь ди Анджело, в меня летит пара медиаторов. Нашел чем кидаться, долбаеб. - Придержи свои громкие фразочки, скромник. - О да, это ведь твоя работа – громкие фразочки, сразу после того, как я тебя завалю. И концерт. Не первый в моей жизни, зато первый на такую большую аудиторию. Сегодня в рок-кафе собралось несколько сотен, а у нас попортилось несколько сотен нервных клеток. Аннабет нервно выбивает пальцами ритм по столешнице, Лео сидит почти в оцепенении, Джейсон ходит из угла в угол. Психиатрическое отделение, не группа. - Сколько там? - Фейсеры говорят плюс-минус шестьсот. - Вот, твою ж мать, понадобилось им притащиться нас прослушать. - Может, выгоним их отсюда? - Или не пойдем? Просто не выйдем, когда нас объявят, прикинемся мертвыми. Моя уверенность падает до оценки минус двадцать и приходиться сидеть с совершенно каменным еблом в попытках успокоиться, спустя несколько минут нас вызывают на сцену и каждый из нас подумал «только бы не слажать, только бы не опозориться». Я выхожу на сцену, на мне сейчас камнем висит пока еще страшный и непосильный груз лидера. Но, взяв в руки гитару, я почувствовал, как мой мандраж ретировался, уверенность возросла, а голос зазвучал по-новому, как надо. И, возможно, если представить это в процентах, то примерно на 98%, что причиной прилива сил была не только гитара, но и широкая улыбка Нико и поднятые вверх большие пальцы, что я успел зацепить из толпы. И как понеслась! Музыка играла несбиваемой рекой, все шло бесконечно идеально, самый лучший, самый первый концерт на широкие массы. Громкие выкрики публики, визг, аплодисменты, и такое дикое сердцебиение прям под горлом. Хотелось вести себя как чокнутый – обнимать незнакомых, целовать их, выкрикивать в воздух что-нибудь типа «да, нахуй», «мы порвем всех», «да», собственно, именно этим я и занимался, пока чьи-то губы не впечатались в мои. «Дрю? Это, блять, Дрю?!» - это единственная мысль, что крутилась у меня в голове, когда я в очередной раз видел понурые плечи бледной фигуры в черной футболке и темно-синих джинсах. - Проваливай, - опять этот недовольный тон. В том же месте, в то же время. Но в этот раз я его не слушаю, прохожу в аудиторию, прикрываю за собой дверь, в этот раз я точно поимею этого засранца, и если не физически, то хоть морально. - Это я должен на тебя обижаться. Тебе не стыдно, ты задел мои рок-н-ролльные чувства, когда ушел вчера после концерта даже не попрощавшись. - Не думаю, что тебя это сильно коробило, особенно, когда ты смог засунуть свой язык в рот очередной фанатке. И мне просто нечего, нахуй, сказать на это. Он ревнует? Он психует? Он тупой? - Почему вечно с тобой происходит какое-то дерьмо? И для справки – это жуткая одноклассница моей бывшей, она немного ебанутая, но это все лечится. А вот что с тобой делать – хрен знает! - Ты мог просто не звать меня на чертов концерт. Нахрена ты вообще это сделал, мы что, по-твоему, друзья какие-нибудь? - А может, я весь чертов концерт играл только для тебя? Он встает из-за фортепиано и я думаю, что теперь то он мне точно врежет. Точно снова подумал, что я смеюсь над ним, этот долбаеб, кажется, никогда не поймет что к чему, но он обманывает мои ожидания. Он хватает меня за ворот футболки и дергает на себя, чтобы впиться в мои губы. У меня в голове начинает мигать табличка «наконец-то». Меня долго уговаривать не надо, я мгновенно отзываюсь и кусаю ди Анджело за губы, на выдохе засовываю язык ему в рот, целую глубоко и напористо, без возможностей вернуться на фазу «ненавистники». Руками прохожусь по бокам, ощущаю под широкой ладонью ребра и напряженно оглаживаю их, Нико дергается, шумно выдыхает. Я подхватываю его под бедра, усаживаю на фортепиано, да-да, я же обещал, что сделаю это, пустой треп – не мой конек. Я наваливаюсь на него сверху, почти полностью покрываю такое желанное тело. Скулы Нико краснеют, волосы растрепались. Я чувствую, как его легкие наполняются воздухом, и он громко всхлипывает, когда я кусаю его бледную шею. Через джинсу прохожусь рукой по его паху, Нико хватает меня за плечо, а взгляд такой, будто он умрет, если я уберу руку. И я не убираю, продолжаю двигать, наваливаюсь на него, утыкаюсь носом в слабое местечко под ухом и жарко выдыхаю, он вздрагивает всем телом в моих руках. - Дверь, ты закрыл дверь? – как от бесконечного сна очнулся Нико, руками упирается мне в грудь, а голос такой моляще-дрожащий, я знаю, что сожми я его член сейчас и он забудет обо всем, даже если в дверях будет стоять весь деканат. Я пытаюсь поддержать цивильную беседу, провожу рукой по его члену, Нико весь изводиться, опускает голову, кусает алеющие губы, а я играючи выговариваю ему на ухо: - Зачем? Боишься, что кто-то узнает, что ты трахаешься на святая святых? - Нас услышат, - Нико хватается за мой затылок, прижимает меня ближе, и ластиться как котенок, как девчонка, но от этого я хочу его еще сильнее. - Сегодня выходной, придурок. Я, наконец, стягиваю с него чертовы штаны. О, эти обтягивающие ублюдки попортили мне не мало нерв! Их по-хорошему надо бы разодрать, но я не изверг, не сегодня точно. Нико закидывает ноги мне на спину, вскидывает бедра, чтобы получить чуть больше ласки, но я его придерживаю. Я знаю, он хочет быстро, а я романтик, у меня к нему большие чувства, поэтому я хочу, чтобы как в порнушке мы кончили одновременно. И Нико, кажется, просекает фишку, а может он вспоминает, что он тут не один несчастный с каменным стояком, поэтому он скидывает меня с себя, заставляет встать прямо, а сам садится и тянется ко мне. Он дрочит мне и смотрит прямо в глаза, мистер ди Анджело победитель всех междугородних конкурсов, великолепный музыкант и отличный дрочер. В его глазах играет хитрый огонек, ему все это точно нравится. Другой рукой он проводит по моему торсу, цепляет снизу мою футболку и проходиться рукой вверх. Твою мать. - Твою мать! – так я и говорю. Это восхищение. Нико прикасается губами к моему торсу, а когда я перехватываю его лицо, он обхватывает губами мои пальцы, облизывает. Я задерживаю дыхание, скольжу указательным и средним пальцами в глубь рта ди Анджело и он начинает загонять их за щеку, имитируя минет. Сукин сын. Я, наверное, сейчас сдохну. Или кончу. Поэтому я вынимаю пальцы, обхватываю его член и стремлюсь исполнить свою романтическую мечту – кончить одновременно. - Моя первая угроза – трахнуть тебя на фортепиано выполнена. Но это только первая угроза.