Время - это сложно

Карлос просыпается, вздрагивает, хватается за горло – и только тогда понимает, что жив. Он трет глаза и возвращается к бумагам. Карлос уверен, что его ждут великие открытия. Надпись на одной из папок гласит: «Найт-Вейл. Засекречено». *** Больше всего на свете Карлос хотел бы коснуться Сесила. Он был бы не прочь коснуться хоть кого-то в этом городе – но Сесила в особенности. Что он только ни пытался для этого сделать! Но, увы, наука здесь была бессильна. Его пальцы раз за разом проходили сквозь пальцы Сесила, сквозь его идеально отглаженные манжеты на запястьях и сквозь сами запястья, сквозь жилетку, рубашку и галстук-бабочку. Здесь, пожалуй, самым любопытным было то, что при разделении, например, рубашки и Сесила в пространстве та мгновенно становилась совершенно материальной и ничем – ничем! - не отличалась по свойствам и составу от любой из тысяч заполняющих полки нью-йоркских магазинов. Карлос мог взять ее в руки, почувствовать исчезающее тепло чужого тела на ткани, исследовать – и даже надеть. И с тем же успехом Сесил, надев однажды по просьбе Карлоса его футболку, отлично чувствовал ее на себе (и выглядел крайне мило, как подмечал Карлос кроме всего прочего). Сесил не говорил об их проблеме в эфире. Порой он даже слегка привирал, и их отношения в пространных рассказах казались нормальными даже самому Карлосу. Впрочем, они и были… не так уж плохи. Карлос брал его за руку – накрывал пальцы Сесила рукой, держа под сводом ладони горячий пустынный воздух. Иногда ему казалось, что он и правда чувствует что-то. Да и само присутствие Сесила, даже эфемерное… в общем, оно стоило всего. Тот смеялся и звал его неприкасаемым, добавляя иногда несколько слов на языке, от которого у Карлоса кружилась голова, а ноздри вдруг заполнял насыщенный, густой и сладкий запах – как в детстве, когда он, царапая плечи и спину, вламывался в нагретый солнцем малинник. – Столько гипотез, и ни одной жизнеспособной, – шепотом сказал он самому себе. Сесил сидел рядом с ним на диванчике, невесомо прислонившись плечом к плечу. – Вариант с коллективной галлюцинацией… Исключили сегодня. “Нет, нет”, – подумал он. Галлюцинации? Он с самого начала был уверен в обратном. Город жил, шумел, источал запахи и звуки. Город убивал своих жителей, и Карлос мог ощущать каждый луч солнца, каждый камень, доску, пластиковую панель и смертельную угрозу. Он жадно обжигал пальцы о раскаленный полуденным солнцем металл оград, пил отдающую железом воду из-под крана, и даже воображаемая кукуруза при должном усилии воли становилась вполне реальной. Но не люди. Карлос жил в городе, населенном призраками. И он был отчаянно влюблен в одного из них. – Знаешь, не подумай, что я только об этом и беспокоюсь, – смущаясь, заговорил он. – Но я и правда хотел бы хоть раз до тебя дотронуться. Сесил взовлновался. – Ты хочешь, чтобы я стал осязаемым? – встревожено переспросил он. – Я просто… – Карлос, милый, ты же пошутил, правда? Что-то в глазах Сесила заставило его опустить взгляд и ответить, устало откинувшись на спинку дивана. – Забудь. Мне нравится то, что у нас есть. – Ты хочешь... – сказал Сесил, резко поднимаясь с дивана. – Не надо, ладно? Диван осуждающе скрипнул – раз, другой, третий. В скрипе начала угадываться смутно знакомая Карлосу мелодия. Сесил грозно прокашлялся, и скрип стих, оборвавшись со звуком лопнувшей пружины. Дождавшись, когда в воздухе стихнет последний отзвук, Сесил продолжил. - В смысле, нет, я тоже был бы рад, но обстоятельства… – он предостерегающе взглянул на Карлоса. Этот взгляд означал «не задавай мне вопросов, на которые не хочешь знать ответов» (или «у нас за дверью агенты Тайной Полиции»). Он еще помолчал, а потом сказал неожиданно жестко: – Не смей этого хотеть, идеальный ученый Карлос. Твое желание – такое же опустошающе опасное, как возможность существования гор. Он вышел, оставив Карлоса наблюдать, как что-то невидимое глазу выбрасывает из-под шкафа загнанные туда Кошеком шарики от пин-понга. В некоторых плескался сцеженный яд. Да. Проблема уединения в этом городе тоже стояла остро. Когда он присоединился к Сесилу на кухне, чтобы помочь с ужином, тот уже был спокоен и беспечен. Карлос мимолетно коснулся – сделал вид, что коснулся – его волос. От Сесила всегда исходил легкий запах сандала и можжевельника, и, от случая к случаю, еще сотня самых обычных человеческих запахов – от кофе до пропитавшего волосы и одежду дыма. Он вообще был совершенно настоящим: изредка негромко всхрапывал во сне, морщился, когда прокалывал палец, чтобы написать записку кровью, поправлял раз за разом зажим на галстуке, если нервничал. Его бесчисленные жилетки вторгались в личное пространство Карлоса. То обнаруживалась вчерашняя на спинке стула в его кабинете, то очередная на покрывале с его стороны кровати… Да что там, они с Сесилом были совершенно обычной парой. За уже известным (не науке, а, увы, только ее скромному служителю) исключением. И еще этот странный запрет Сесила… Как Карлос мог прекратить хотеть чего-то? Особенно… такого. Он влюблялся в Сесила все сильнее с каждым днем и, конечно, готов был терпеть даже разделившую их аномалию. Но как не желать избавиться от нее? Все, чего хотел Карлос, все, о чем он мечтал, что видел в снах – это было настоящее прикосновение. Как он мог перестать? С тем же успехом Карлос когда-то пытался остановить внутренний монолог. Все попытки оказывались тщетными в обоих случаях. В его внутренний монолог, кстати, в последнее время все чаще вклинивался детский голосок, от которого замирало сердце, и судорожно сжималось горло. И это тоже не обещало ничего хорошего. *** Карлос так привык к тому, что коснуться его может разве что кто-нибудь из его коллег, что даже не обернулся от прикосновения к плечу. – Кто-то идет к ракетам, а кто-то – к золотоглазым женщинам, – хихикнув, произнесли у него за спиной. Голос был незнакомым. Стояла ночь. Карлос был в пустыне, далеко за окраиной города, и совсем не помнил, как попал туда. Он резко обернулся. За спиной у него, улыбаясь во весь рот, стоял не-Сесил. Карлос никогда не смог бы принять его за Сесила, хотя сходство было почти фотографическим. Зубы не-Сесила жемчужно поблескивали в лунном свете. – Кевин, – представился он. Черные провалы его глаз были устремлены вникуда. Карлосу тут же захотелось потереть плечо там, где его коснулись чужие пальцы – тем более, что рубашка Кевина была заляпана чем-то темным от груди до манжет. Карлос жил в Найт-Вейле достаточно давно, и кровь была самой безобидной из пришедших ему в голову версий. – О чем ты? – спросил наконец Карлос. – Какие ракеты? – А… это? – Кевин вспомнил не сразу – и тут же махнул рукой. – Да так, в голову пришло. Эхо, наверное, – он снова хихикнул. – Не люблю ночи. Я бы спал, но сегодня мне предписана, - он достал откуда-то яркую бумажку и зачитал, - «ночная прогулка по свежему (подчеркнуто) воздуху. Допустим, ранний завтрак». Увы, для завтрака еще не время. Даже раннего, – он облизнулся, со звериной голодной тоской глядя на Карлоса. – Не хочешь погулять со мной еще пару часов? – Боюсь, мне пора возвращаться, – разумно отказался Карлос. Кевин поймал его за рукав. – Уверен, что знаешь что делаешь? – спросил он, обратив засасывающую пустоту глазниц точно ему в лицо. – Уверен в том, чего хочешь? Карлос вздрогнул и вырвался. Ему вдруг стало так недобро, так жутко и промозгло, будто он по колено увяз в зыбучем песке среди ночи, а откуда-то издали послышался вой койотов. – В смысле, что мне пора? – переспросил он, оглядываясь. – Да. Определенно. – Нет, – Кевин мотнул головой так резко, что послышался хруст. – В том, чего ты хочешь так сильно. Ты хочешь так сильно, что Улыбающийся бог улыбается еще шире, и скоро не только мы увидим его улыбку. – Почему ты можешь меня коснуться? – спросил Карлос, пересилив страх. Кевин говорил так, будто давно и прочно сошел с ума. Но если он мог помочь разгадке… – Ты не первый, кто может желать, – на миг Кевин прекратил улыбаться и стал из жуткого печальным и очень измученным. А потом Карлос имел неосторожность отвести взгляд. Когда он снова посмотрел на Кевина, тот уже исчез. Карлос поплелся домой, зябко ежась: ночи в пустыне были ледяными. Позже он честно пытался последовать предостережению (он решил считать это предостережением) Кевина – и просьбе Сесила. Тем более, что тот еще не раз повторял ее, приказывал, почти умолял под конец. Карлос пытался. Но он не мог. Невозможность быть с Сесилом по-настоящему сводила его с ума. Немалую роль в этом играла и физиология взрослого мужчины, но основным было какое-то безотчетное, неостановимое стремление сделать их отношения восхитительно обыкновенными. Карлос снова и снова представлял себе теплую кожу, мягкие волосы, то, как они могли бы целоваться где-нибудь на кухне, или на том диванчике, или в запертом кабинете Карлоса, или в постели… Он смог бы наконец расквитаться за все эти месяцы нереальности. За ощущение, что он влюбился в плод собственного воображения. За все страхи, приступы отчаяния и неизбежное одиночество по ночам. Ох, как многое он мог бы сделать… И как бы хорошо ни научился Карлос принимать неписаные законы Найт-Вейла, он не мог понять, что дурного может случиться от его тщетных мечтаний. Разве что… Может, Сесил переживал, что Карлос не сможет смириться? Ну, с тем, какими обречены быть их отношения. Он бы не удивился, окажись догадка верной. Это было вполне в духе Сесила. Дурачок. Карлос с нежностью улыбнулся. Сесил в этом смысле был таким подростком… *** Ровно через неделю он резко проснулся от смутно знакомого, но неправильного, совершенно невероятного здесь ощущения. Рядом с ним спал Сесил. Не как обычно, а… по-настоящему. Карлос плечом чувствовал тепло его тела. Ощущал, как глубокое, ровное дыхание еле ощутимо отзывается в матрасе. Как усилился запах сандала и можжевельника. Он не открывал глаз, боясь спугнуть видение. Сесил шевельнулся во сне и задел его по плечу костяшками пальцев. Карлос подумал, что тут же умрет, если все это снова окажется сном – и открыл глаза. Сесил уставился на него ровно в тот же миг. Во взгляде у него был ужас. – Сесил… – начал было Карлос, протягивая к нему руку, но тот немедля отстранился, посмотрел на него нечитаемым взглядом, а потом вдруг оказался рядом, вплотную и отчаянно поцеловал. – Стой, стой, – Карлос ценой нечеловеческих усилий смог остановить собственные руки, уже стащившие с Сесила футболку. – Подожди, Сес. Я не хочу, чтобы ты подумал, что… – Карлос, – просто сказал Сесил. Тон у него при этом был таким, что никаких больше слов не понадобилось. В нем было все сразу – понимание, согласие, разрешение, просьба. Карлос провел подушечками пальцев по его ключице и плотно прижал ладонь к шее. Под гладкой, теплой кожей бежала кровь: он чувствовал ее ток, частый трепет пульса, легкую вибрацию дыхания. Сесил сглотнул, и судорожное, неоспоримо настоящее движение под пальцами стало для Карлоса точкой невозврата. Он чувствовал себя лавиной, несущейся с отвесного склона, или рекой, на которой лед пошел стремительными трещинами, разлетелся обломками, или бомбой, в которой начался уже процесс детонации. Все, что в нем было сейчас – это неостановимая, бездумная сила. И все, что он чувствовал к Сесилу. Тот… был. Чувствовать его наконец-то – оказывается, Карлос уже и не думал, что он дождется этого когда-нибудь, но… Сесил тихо охнул под ворохом его сбивчивых поцелуев и прикосновений, под непривычным весом тела и жаром дыхания. Он говорил что-то, но Карлос уже не слышал. Он улавливал только интонации, не в силах поверить в то, что это Сесил, Сесил цепляется за его плечи, целует в ответ и в открытую подставляет под поцелуи татуировки на плечах и груди. Он видел, что Сесил точно так же растерял все свои мысли, и принципы, и доводы – а значит, также хотел, должно быть. Карлоса не смутил даже легкий порыв ветра за спиной – будто кто-то прошел мимо. Да, в этом городе ни на секунду нельзя было остаться даже наедине. И что с того? Он об этом больше не думал. В то утро он не думал вообще ни о чем. *** – Молока? – предложил Сесил, ставя перед ним чашку кофе. Он вел себя так, будто ничего особенного не произошло. Можно было подумать, что они и раньше могли в любой момент вот так просто дотронуться друг до друга. Но это было не так. Не сдержавшись, Карлос поймал его за руку и усадил к себе на колени. – Ну что такое? – он успокаивающе улыбнулся. – Расскажи мне, в чем проблема? Если… Сес, если я так не прав, я придумаю способ все вернуть, как было. Только объясни мне: в чем дело? Они сидели посреди бело-желтой кухни, залитой утренним светом и запахом кофе. Вокруг крепко закрытой банки ежевичного джема крутилась муха. Что-то щелкнуло, хрумкнуло - и она бесследно исчезла. Человеческий глаз явно не мог зафиксировать произошедшее. Карлос тревожно ждал ответа. – Все нормально, – погладил его по щеке Сесил. Взгляд у него был задумчивый, а на футболке осталось пятнышко от брызнувшего со сковородки масла. Карлос коснулся его. Ему хотелось постоянно дотрагиваться, постоянно доказывать себе, что Сесил теперь настоящий. Чего бы им это ни стоило. – Как так получилось? – спросил он. – Что ты стал для меня материальным? – Твои желания… Они вроде как очень сильные для города, – Сесил неопределенно повел рукой. – Определяющие. Из-за ряда факторов. – Каких? – Ты человек, – начал перечислять Сесил. – И ты… – он потупился так, словно был одновременно смущен, раздосадован и сам на себя зол. – В общем, это не поддается научному объяснению. Сесил почти идеально скопировал обычный тон Карлоса, когда тот не мог объяснить что-то понятным Сесилу языком, и быстро вышел. Уходил от разговора он всегда в абсолютно буквальном смысле слова. Карлос озадаченно смотрел на захлопнувшуюся дверь, пока за плечом не послышался настойчивый шорох – Женщина без лица просила его освободить кухню. – Проблема уединения, – пробормотал Карлос, подхватывая со стола ключи от машины. Он вышел на порог и замер. Город неуловимо изменился. Что-то стало другим. Дома будто бы чуть осели, плотнее вгрызлись в землю. Ограды больше не пытались дотянуться до неосторожных прохожих, а плотоядный газон притих, отполз от дороги и даже как-то пожелтел. Казалось, улица погрузилась в летаргию. Карлос невольно зевнул. Из репродукторов тут же завыла сирена – и стихла, захлебнувшись. На горизонте вяло полыхнуло лиловым. Через пару секунд ветер с той стороны донес запах пустоты и клубничного йогурта. Ладно, это по крайней мере было привычным. Можно было и проигнорировать необычную инертность всего того материала для исследований, из которого состояли улицы. Карлос еще раз зевнул и отправился в лабораторию. Вечером он застал Сесила напротив шкафа. Тот смотрел на закрытые дверцы таким растерянным взглядом, что Карлос всерьез забеспокоился о его душевном здоровье. – Сес? – негромко позвал он, подходя ближе. – Ты в порядке? – Она… - отстраненно заговорил Сесил, но тут же осекся. – Нет… Ничего. Я собирался переодеться и задумался о работе. Извини. Карлос все еще был озадачен, но возможность провести раскрытой ладонью по спине Сесила и поцеловать его странным образом уничтожила в нем не только научное любопытство, но и остатки здравого смысла. – Вообще-то, ничего странного, – подметил его внутренний ученый. – Все очень даже объяснимо. Научно. Ах, да. Тебе все равно. – Не хочешь сходить в пиццерию? - предложил Карлос, гладя Сесила по животу под рубашкой. – Хорошая погода. Я бы прогулялся. – Пиццерия закрыта, Карлос, – мягко сказал тот, подаваясь под его прикосновение. Вообще-то пиццерия Большого Рико никогда раньше не закрывалась. Но… Карлосу сейчас было не до размышлений о внезапных перебоях в работе какой-то там забегаловки. У него были много более приятные перспективы. Он улыбнулся и предложил поужинать на улице – и Сесил согласился. Они чудесно провели время. И, да, плотоядный газон и правда совершенно присмирел. Следующие несколько месяцев Карлос мог бы назвать по-настоящему, по-человечески счастливыми. Он был счастлив настолько, что его не особенно беспокоила даже череда странных, в прежние времена непременно возбудивших бы его интерес событий. На третью неделю, например, он мимоходом заметил отсутствие Женщины без лица. Сесил только мурлыкнул что-то уклончивое в ответ на его вопрос и продолжил расчесывать волосы Карлоса. Женщина без лица больше не появлялась. Потом как-то разом стихли новости о библиотекарях. Потом пропали, будто сметенные с улиц разбушевавшимся ветром, агенты Тайной Полиции. А однажды вечером в эфир не вышел сам Сесил. Стоит ли говорить, что Карлос тут же сопоставил с этим все предыдущие происшествия и смертельно перепугался. В первый момент он решил, что Сесила постигла участь всех тех, пропавших… Но тот, к счастью, обнаружился дома. – Я надеялся, что этого не произойдет, – сказал он, подняв глаза на Карлоса. – Что этот… фанатик ошибался. Знаешь, он ведь всегда был фанатиком. Хотя… у него хотя бы осталась его станция, и это… – Стоп, – прервал его Карлос. Он мало что понял. – Что произошло? – Эфир не идет, – Сесил зябко поежился. – Станция закрыта. – Руководство закрыло станцию? – Руководство? А… – Сесил растерянно огляделся. – Нет. Его нет давно. Она сама. Прежде, чем Карлос успел сказать что-то еще, Сесил поднялся и, покачиваясь, скрылся в соседней комнате. Карлос не решился за ним последовать. Что-то было в тоне Сесила, в его ссутулившейся спине и походке – и от этого Карлосу стало жутко, как в подвале заброшенного дома, куда он как-то раз забрался ребенком. – Неловко вышло, да? – спросили у него из-за спины уже знакомым голосом. Карлос снова был в пустыне. Он снова не помнил, как там оказался. Кажется, по пути под ногами что-то хрустело и источало вязкий туман. Впрочем, он не был уверен. Кевин сидел на раскаленном песке. Перед ним был старательно прорисован широкий оскал улыбки, но сам он оставался серьезен. – Может, хоть ты мне объяснишь? – спросил Карлос. – Объясню. Ты все-таки выдернул город к себе. Я плохо объясняю такие вещи, но попробуй понять, – Кевин пересыпал горсть песка из одной ладони в другую. Его белая, в алых пятнах рубашка ослепительно сверкала на солнце. – От такого всегда случается что-то новое. С Найт-Вейлом – вот так. Он просто оказался неприспособлен. Все будет меняться и дальше. – Кевин нервно хихикнул. – Пока не останется одна пустыня. Улыбающийся Бог не взял вас под свою защиту. – Я не… – только сейчас с глаз Карлоса спала пелена, и на него накатило мгновенное осознание. Мозг ученого, привыкший анализировать и сопоставлять факты, заработал с утроенной энергией. Осколки сложились в одну картину. – Я и подумать не мог… Кевин пожал плечами. – Тебя предупреждали. Мно-ого раз. – Я могу что-то сделать? – Ммм… Можно попробовать принести тебя в жертву, – непринужденно предложил Кевин. – Сесил может попробовать. Должно бы сработать. Только он не станет. Или станет. С Сесилом никогда не знаешь точно. Карлос почувствовал неприятный холодок, свернувшийся где-то под грудью несмотря на раскаленный полдень вокруг. Вот как, значит… – Другие варианты? Кевин посмотрел на него с брезгливой жалостью. А потом снова широко улыбнулся. – Ты можешь наслаждаться жизнью и наблюдать, – он рассмеялся. – Ооо, это будет восхитительное шоу. Медленное угасание, гниение, иссушение солнцем… – он откинулся на песок. – Очень познавательно. Карлос молча развернулся и зашагал в сторону города. Если Кевин не блефовал… В первый момент его накрыло трусливым желанием развернуться и бежать, бежать со всех ног прочь, через пустыню, не вспоминая ни о оставшихся в городе коллегах, ни о своих планах, ни о Сесиле – ни о чем. Только бы подальше от Найт-Вейла со всеми его тайнами и причудами. Но мог ли он сбежать? Все города, как казалось Карлосу, можно было разделить на две категории. Первая – не самая многочисленная, но наиболее заметная – была полностью покорна человеческому фактору. В основном в нее входили мегаполисы: Нью-Йорк, Мадрид, Париж – в общем, все густонаселенное, шумное, полное людей. Такие города зависели от своего населения и менялись, порой до неузнаваемости, жителям в угоду. У них был, конечно, свой облик и свой характер, но не было воли, способной подчинить чужой ум. Их во все времена было легко покинуть – но легко и вернуться. Вторая же категория включала в себя все те маленькие, тихие городки, тенистые улочки которых мертвой хваткой вцеплялись в души своих обитателей и мяли их, словно мокрую глину, прежде чем высадить сушиться на залитую вечерним солнцем веранду. Оттуда редко уезжали, и мало кто туда приезжал навсегда. Каждое новое лицо было событием. Да что там, событием порой оказывалось и новое выражение старого лица. Тесно связанные между собой, и еще теснее – с городом, обитатели их представляли собой единство настолько тесное, насколько то можно было вообразить. Найт-Вейл относился к третьей – и являлся пока что ее единственным представителем. Города, Которые Сожрут Ваше Сердце И Любезно Станут Вашей Системой Жизнеобеспечения. Как-то так, кажется. Карлос все никак не мог определиться ни с толковой характеристикой, ни с названием покороче. Суть была в том, что уехать из Найт-Вейла давно уже не представлялось ему возможным. Да он и не хотел. Город уже был для него, как и для любого жителя, единственным местом, где он мог жить. Он стал личной ответственностью Карлоса, но в то же время взял его под свою опеку. Тот давно уже знал, что никогда и никуда не уедет – и даже рад был такому исходу. Найт-Вейл был к нему добр – уж точно добрее, чем к трем предыдущим ассистентам, двоим коллегам и десятку стажеров на станции Сесила. Часто Карлосу казалось, что его даже берегут. И теперь он чувствовал себя как сын, разочаровавший собственных родителей. И если Кевин не блефовал… Что ж, это было прекрасно. Значит он мог все исправить. А это стоило такой мелочи, как его жизнь. Его жизнь за все те чудеса – да, теперь, ненадолго, Карлос мог признать, что вокруг него происходят именно чудеса (ладно, ладно, предположительно научно объяснимые чудеса, жаль, объяснят их уже без него). Его жизнь ради жизней несуществующих, но вполне материальных ангелов, и вездесущей Тайной Полиции, и плотоядного газона, и библиотекарей, и скаутов, и… Сесила. Жизнь – это всего лишь отрезок времени, состоящий из открытий, эмоций и ощущений. Если побыть еще более неточным, жизнь – это цепочка воспоминаний, объединяющих тебя с самыми разными (порой весьма дорогими тебе) людьми. И, безусловно, это процесс совершения ошибок и их последующего исправления. Карлос улыбнулся. Возможность исправить ошибки – это было… приятно. Он зашел домой. Сесил встретил его в коридоре и улыбнулся. Карлос взял его за руку. Он точно знал, что делать, чтобы все снова стало в порядке. Он был ученым, а значит, он всегда мог придумать план. Он подвел Сесила к домашнему жертвеннику и вручил ему нож. И только тогда улыбнулся в ответ. Сесил посмотрел на него с надеждой и отчаянием, а потом с глухим стуком уронил нож на пол. – Нет, Карлос, – сказал он. Не нужно было быть телепатом или ангелом, чтобы услышать еще и «да». – Ты просто появился не в то время, – вздохнул Сесил. – Раньше, чем нужно. Или позже? Я вечно путаю. Пойдем спать. Карлос опешил. Он пришел, и он готов был спасти город, и Сесила, и его драгоценную станцию, а тот звал его спать. Это было очень нелогично и очень неловко. – Пойдем, – настойчиво повторил Сесил. – Ты очень смелый, Карлос. Ты молодец. Но мы еще успеем. Карлос все так же недоуменно последовал за ним. Может быть, Сесил так называл прощальный секс? Тогда он был не уверен, что у него получится, учитывая дальнейшие перспективы. Сесил уложил его в постель и лег рядом, удобно устроив согнутую в локте руку у него на груди. Его пальцы касались шеи Карлоса, и того буквально уволокло в глубокий, залитый туманом сон. *** – Смотри, – сказал ему Сесил. Небо над ними было грозовым. Они смотрели на то, как спит в своем кабинете Карлос. На его столе лежала папка «Найт-Вейл. Засекречено». – Я не читал ничего такого перед тем, как приехал, – сказал тот Карлос, который стоял под грозовым небом и держал Сесила за руку. – Ты рано, – ответил Сесил. – Или поздно. Я же говорил, я все время путаюсь. Время – это вообще очень сложно. Карлос должен бы задать вопрос вроде «как такое возможно?», или «мы можем сделать что-нибудь, чтобы я мог изучить феномен совместных сновидений?», или хотя бы «ты мне снишься?», но он только кивнул. Он и так понимал все и ничего. Он узнал Найт-Вейл, и суть всего его знания в том, что есть непреложные истины, которые не стоит пробовать на прочность. Потому что если они рухнут, ему это совершенно не понравится. – Зачем мы здесь? – спросил он. – Помоги мне, – Сесил шагнул вперед, не отпуская его руки, и взвалил спящего Карлоса-из-сна себе на плечо. Карлос подхватил самого себя с другой стороны. В небе громыхнуло. Сесил пробормотал что-то неодобрительное на незнакомом Карлосу языке, а потом будто вспомнил что-то. – У них нет карты, – сказал отрывисто. – В папке. Нарисуй дорогу в город. Быстрее. У нас нет времени, но ему невыгодно так все портить своим… характером. Карлос уже совершенно потерял ход его мысли и поэтому ограничился тем, что быстро начеркал прямо на папке план, отметив основные ориентиры. Вот бывший ядерный полигон, вот дорога на север, вот отметка о примерной длине пути до того самого поворота, за которым было… а что за ним было, собственно? Сесил забрал у него карандаш и черкнул еще несколько линий: какие-то стрелки, завитки и непонятные символы. – Поймешь, – сказал он и снова подхватил спящего Карлоса. – Идем. Все стало много проще, после того как ты согласился умереть. Можно выбрать. В небе громыхнуло второй раз. Сесил досадливо отмахнулся, выбросил из кармана брюк розовую кошачью погремушку и наподдал по ней ногой. Все заволокло сплошной завесой дождя. Раскат грома – и Карлос открывает глаза. Он лежит в их постели и смотрит, как Сесил привязывает его точную копию из сна к жертвеннику. Сесил двигается почти расслаблено, и у него потрясающе красивые татуировки на голой спине, и он по-настоящему восхитителен. Карлос подмечает все это полусонным сознанием. *** – Настоящее начинается где-то здесь, – говорит Сесил, одним движением перерезая Карлосу из сна горло. – Если уж говорить о времени. Ослепляющий взблеск молнии. Карлос чувствует себя невесомым. Сесил крепко хватает его за плечи и держит. Вокруг стоит оглушительный шум бури. Они в комнате, которая освещена только оранжевым светом ночника и залита кровью Карлоса. Ни капли дождя за окном, ни капли на коже, но Сесилу приходится кричать, чтобы Карлос различил хоть слово. – Мы не можем забирать просто так! – невидимый ливень усиливается, и его шум съедает начало следующей фразы. - … на его место! Ты должен вернуться, – Сесил целует его отчаянно и долго, целует среди несуществующей бури, раскатов грома и воя ветра. Ветер врывается в комнату и мигом раздувает стены так, что Карлос больше не видит их. Только Сесила и темноту за его плечами. Его ноги отрываются от пола.Рыжий сгусток света дрожит где-то внизу. – Карта! Дорога! – кричит Сесил, вцепившись в его запястья. – Возвращайся! Он вдруг начинает говорить совсем тихо, может быть, даже шептать. Выражение его лица меняется, и Карлос уверен, что голос Сесила сейчас дрожит. Карлос читает по губам «пожалуйста, возвращайся скорее» и кивает. Сесил разжимает пальцы. В последний момент горло Карлоса прошивает болью так, будто по нему только что полоснули ритуальным ножом, и он хрипло кричит от неожиданности. Штормовой ветер утягивает его в пустоту. Карлос просыпается, вздрагивает, хватается за горло – и только тогда понимает, что жив. Перед ним лежит папка. Поверх надписи «Найт-Вейл. Засекречено» торопливой рукой нарисована карта. Карлос ничему не удивляется. Он подхватывает ее со стола, берет ключи от машины и отключает тихо гудящий ноутбук. Через пару минут начнется будущее. Карлос улыбнется и выйдет из дома в оглушительный ночной ливень.