Часть 1
26 ноября 2014 г. в 16:09
Данталион совсем не понимает Уильяма. И, как бы ни старался несчастный демон познать человеческую сущность, с Уиллом не прокатывает ни один его трюк. Каждая попытка нефилима сблизиться с избирателем и мало-мальски склонить его на свою сторону оборачивается очередным фиаско. Данталион не знает, что он может сделать ещё.
Середина лета. В то время как большинство учеников академии, облегченно вздохнув после экзаменов, разъехались по своим домам на каникулы, Уильям готовится к новому семестру. В роскошном саду, профинансированном когда-то еще не обанкротившейся семьей Твинингов, как никогда тихо и пусто. Припекает июльское солнце.
Уильям устроился в тени под старой развесистой яблоней в компании высоких башенок из книг. С головой погруженный в изучение тонкостей философии — предмета не столь полезного, сколько нудного — он совсем не слышит звука приближающихся шагов.
Данталион искал Уилла везде, где тот обычно мог проводить время: в комнате отдыха, библиотеке, в кабинетах экономики и физики, где он обычно подолгу засиживался. И даже тут, в саду, нефилим не сразу смог разглядеть златовласую макушку за кипой учебников.
— Все учишься?
Уильям на мгновение замирает и поднимает на демона недовольный и в какой-то степени разочарованный взгляд.
— Ага.
Ну вот, опять. Данталион не знает, что нужно говорить, дабы обратить внимание избирателя на себя и хоть как-то отвлечь его от такого скучного, по мнению герцога Преисподней, занятия.
— Не хочешь прогуляться к озеру?
Твининг сухо отвечает, не отрывая глаз от учебника. Данталион не хуже других знает, что избирателю дороже.
— Нет, спасибо.
Следующим днем Данталион застает Уилла на том же месте занятым тем же делом. Мелькает в голове короткое: «Ох, сколько можно?!»- демон досадно вздыхает.
На языке крутятся тысячи слов, чтобы завязать разговор, но всё не то.
Как же Данталиону сейчас не хватает его Соломона, с которым было так легко и спокойно. Новый избиратель совсем не похож этого человека, да это и не удивительно: сын Давида умер уже пятьсот лет как. А обиженный всем миром нефилим всё никак не может принять это.
Соломона убил он сам.
— Доброе утро.
— Доброе, — избиратель равнодушно кивает.
Мысли в голове путаются и перед глазами всё плавится то ли от жары, то ли ещё от чего. А ровное дыхание на мгновения сбивается, но Данталион быстро берет себя в руки, решительно делая шаг вперед. Секунда, и он нависает над Уильямом, накрывая его губы своими.
Минутный порыв, помешательство, ошибка — Данталион готов оправдываться и вымаливать прощение. Да только в голове сейчас красочными огнями взрываются фейерверки, и думать о последствиях такого глупого поступка ему не хочется.
Не сейчас, только не сейчас.
Данталион отстраняется и предусмотрительно делает пару шагов назад, потому что Уилл обязательно будет кричать. Демону уверен, что он будет кричать или даже ударит со злости и отвращения. А Уильям только морщится и вытирает губы тыльной стороной ладони.
— И что это сейчас было?
Данталион, затаив дыхание, виновато смотрит в пол.
— Ничего, прости.
***
Еще несколько дней нефилим пристально наблюдает за Твинингом, но старается не попадаться ему на глаза. В тот раз избиратель так ничего больше и не сказал, только это еще больше путает мысли демону.
«Я ведь противен ему, верно? Или всё же нет?».
Данталион и не помнит уже, когда в последний раз испытывал подобные чувства, но ощущать, как всё внутри него переворачивается с ног на голову, ему определенно нравится. Это так странно. Однако, именно благодаря этому, казалось бы, непреодолимая тоска по Соломону и чувство вины начинают мало-помалу улетучиваться.
Данталиону легче дышать.
***
Очень скоро демон поджидает Уильяма в пустой библиотеке, сердце колотится и тело бросает то в жар, то в холод, а из головы всё никак не выходит недавняя мысль: «Будь, что будет». Данталиону почему-то кажется, что если этот шанс он упустит, то другого уже может и не представиться.
Юный Твининг роняет от неожиданности книгу, когда демон появляется, словно из ниоткуда, и прижимает его к высокому стеллажу, заводя руки над головой, больно сжимая запястья. Уильям не успевает и возразить, как Данталион его опять целует, на этот раз не столь робко.
— Я люблю тебя, — выдыхая, шепчет нефилим, уткнувшись Уильяму между ключиц. Горячее дыхание опаляет чувствительную кожу, и избирателю хочется как можно скорее оттолкнуть демона, потому что это ощущение странное.
— Да я понял, не дурак.
Данталион отчетливо слышит в этих словах: «Я тебя тоже», оттого целыми днями ходит довольный, строит воздушные замки и липнет к Уиллу каждый раз, когда выдается такая возможность. Всё же ответ Твининга он понял совсем немного по-своему, поэтому и видит всё в совершенно других красках, принимая холодное равнодушие за излишне колючую скромность. А Уильям всё молчит и устало вздыхает, когда Данталион ловит его в узких коридорах, и не сопротивляется, когда тот к нему развязно пристает. Потому что всё равно, сколько бы он не противился, от этого нет никакого толку.
Избиратель и сам не понимает, зачем позволяет всё это делать, почему не врежет демону по улыбающейся физиономии и почему не отошлет его куда подальше. То ли это жалость, то ли что-то еще, но уж точно не любовь, и это, кажется, — единственное, в чем Уильям уверен.
***
В тесной комнате общежития плотно задернуты занавески, но солнечный свет всё равно пробирается сквозь невидимые щели. Дверь предусмотрительно заперта, а ключ от нее лежит на прикроватной тумбочке рядом с какими-то тетрадями, там же стоит флакон со смазкой.
Уилл рвано дышит и прячет лицо в подушках, потому что эта шутка не должна была так далеко зайти. Его тело непозволительно извивается в чужих крепких руках и словно плавится от непрекращающихся, настойчивых ласк.
Этого не должно было произойти.
Данталион теряет рассудок от желания. Его Уильям, его избиратель, его Соломон — в голове каша, всё перемешалось и исказилось, размывая грань между фантазией и реальностью. Он, который сипло стонет в подушку и бессильно вжимается в простыни, — наконец принадлежит ему. И только одна эта мысль заставляет демона сходить с ума от похоти и жгучего желания разорвать это хрупкое тело, чтобы больше никто не мог им обладать.
Кровоточащие ранки на шее Твининга саднят, нефилим зализывает их, обминая багровеющие засосы. Данталион разводит ноги Уилла и медленно проникает внутрь, тело под ним содрогается и съеживается. Избиратель жадно хватает ртом воздух и лихорадочно закрывает лицо руками. Пламя разливается по телу с каждым новым толчком, и Уильям готов кричать, лишь бы только эта пытка поскорее закончилась. А нефилим нежно гладит его по шелковистым волосам и стирает со щек слезы, продолжая двигаться.
Уильям не чувствует ничего, кроме тупой боли.
***
На другой день Уилл с отвращением смотрит в зеркало. Тонкая бледная кожа сплошь покрыта мелкими царапинами и следами от клыков, на шее — запекшаяся кровь, запястья и бедра покрывают гематомы. Ноют мышцы, спина и вообще всё тело, немного тяжело ходить. Уильям с трудом доползает до ванны с навязчивым желанием смыть себя всю эту грязь.
Погрузившись в воду, он думает, что нырнуть с головой минут этак на семь и пролежать здесь, пока его тело не всплывет само, не такая уж плохая идея.
К горлу подкатывает ком, и чертовски хочется плакать.