reverie

      Неприметная дверь магического магазинчика в одном из темных переулков Забытого Города открывается лишь перед тем, кто действительно в этом нуждается. В обратном случае серебряная ручка не поддастся даже самому сильному представителю Темных. И хозяин магазинчика знает, что один из его постоянных посетителей нуждается в этом как никто другой. Лу Хань знает, кто приходит к нему каждые три дня ровно в час «Пробуждения».       Кай переступает порог небольшого магазинчика, неслышно прикрывая за собой дверь. В нос сразу забирается приятный запах ароматических свечей и ноток различных трав, из которых чуть позже появятся зелья. Зелья, ради которых все обитатели мира Живых и Темных готовы продать душу. Кай знает, что его проклятую «плату» уже давно никто не примет.       Лу Хань появляется сразу, неслышно для человеческого слуха шурша подолом молочно-шоколадного кимоно. Он всегда выглядит как статуэтка из самого дорогого фарфора: слишком красивый, чтобы казаться настоящим, и слишком хрупкий на вид, чтобы позволить себе дотронуться. А Кай знает, что может его сломать.       — Ты давно не заходил, — Лу Хань мягко улыбается и ставит поднос с фарфоровыми чашками на небольшой столик.       — Я снова пытался… — продолжение повисает в воздухе, потому что ему не нужно ничего произносить вслух. Лу Хань уже давно все знает.       — Приляг, — приглашает Хань, указывая на уже знакомый диванчик.       Кай послушно ложится, устремляя взгляд в, кажется, бесконечный потолок. Стеклянная крыша пропускает лунный свет и открывает вид на яркие звезды. У Лу Ханя всегда спокойно и так тепло, будто Кай все еще может почувствовать, какого это.       — Ты снова не питался? — лицо Ханя слишком близко, когда он мягко касается ладонью непривычно бледной щеки. — Ты не должен голодать, Чонин. Это убьет тебя.       Светлое лицо искажается гримасой недовольства и укора, а Кай вздрагивает, услышав свое прошлое имя. Человеческое.       — Я уже мертв, — сглатывает блондин, отводя взгляд на полки с множеством маленьких склянок.       — Ты не мертв, Чонин, когда ты уже поймешь это? — Лу Хань берет его лицо в ладони, мягко заставляя посмотреть на себя.       Кай смотрит в распахнутые глаза и чувствует, что в груди совсем знакомо щемит. Но все это лишь оставшиеся воспоминания тела. Воспоминания Чонина, а не Кая.       — Давай перейдем уже к делу, — холодный ответ будто хлещет по щеке.       Хань отдаляется и хмурится, закусывая от обиды губу. Упрямый мальчишка. Уже столько лет прошло, а все еще не может смириться. Лу Хань знает, что лишь потакает ему, из раза в раз позволяя возвращаться к прошлому, но не может отказать. Никогда не сможет.       Он достает один из небольших пузырьков и дает выпить Каю. Блондин откидывается на подушку, чувствуя, как медленно начинает действовать зелье. Как каждая клеточка его нового, будто выграненного из мрамора тела наливается теплом. Теплом совершенно ненастоящим, но таким необходимым.       Тонкие пальцы мягко ложатся на чужие виски, и Кай распахивает глаза. Темные, с нефтью увеличившегося зрачка. Лу Хань полюбил именно голубые, как чистое небо. Именно такие, в которые смотрел при первом знакомстве со своим уже постоянным посетителем.       Кай садится, внимательно рассматривая свои руки. Кожа начинает медленно темнеть, возвращаясь к своему настоящему оттенку. К такому, каким он всегда должен был быть. Он смотрит в большое зеркало, стоящее прямо напротив дивана, и медленно проводит рукой по волосам. Потемневшим и отливающим синевой в свете горящих свечей.       — Правда, я был красивый? — он улыбается широко. Так, как улыбается только в такие моменты, и Лу Хань боится вздохнуть.       Он лишь жадно смотрит, как растягиваются яркие губы на бледном лице и показываются белоснежные клыки, выделяющиеся в ровном ряде зубов. Голубые глаза щурятся от улыбки и будто светятся. Как звезды на темном-темном ночном небе.       — Очень, — честно выдыхает Хань.       Потому что Кай — это всегда Чонин. А Чонин — это всегда Кай. Нет двух разных личностей. Есть лишь прекрасное существо. Наивное, разбитое и уже больше пятидесяти лет как бессмертное.       Лу Хань не знает, сможет ли он когда-нибудь сказать, что никогда ничего не менялось. Что все, что может сделать Чонина таким счастливым, — лишь иллюзия. Небольшой пузырек «Грез», капля магии и игра его собственного воображения.       Чонин улыбается снова, и Лу Хань убеждается, что этой улыбки стоит любой обман.