Сбегая от судьбы

Я нашел это чудо рано утром на краю леса. Солнце только показалось из-за горизонта, когда я решил собрать нужные мне для отвара травы. Соседка чувствовала себя все хуже, а помощи от ее родственников все не было и не было. «Умрет старушка, так и не дождавшись внуков», - думал я, срезая ножом очередной пучок, - «вот чем она такое заслужила? Ведь добрая душа!». Я потянулся за тысячелистником, который рос прямо возле густого куста шиповника, когда услышал это: странный звук, так похожий на тонкий полувсхлип-полустон. - Кто здесь? Поднялся, огляделся, высматривая среди деревьев кого-то. Но ничего. Все тот же привычный шум леса, который воспринимается мной уже как собственное дыхание. Я было вернулся к своему занятию, но странный звук повторился, и я вскинулся, пытаясь определить, откуда он идет. Где-то рядом. Совсем близко находится источник. Шагая как можно тише, стараясь не наступать на сухие ветки, дошел до края кустов шиповника, что длинной чередой тянулись вперед, обошел их и стал заглядывать за эту естественную изгородь, прислушиваясь и настороженно озираясь. Звук шел с маленькой полянки, что окружал шиповник. Тихий плач был столь трогательным, душераздирающим, что я прибавил шаг, не жалея ни тонкие штаны, ни кожу рук, когда отодвигал особо колючие ветки. Звуки издавал маленький сверток. Как это назвать? Завернутый в огромные, незнакомого мне растения листья, маленький ребенок тихо всхлипывал, но почему-то не кричал. Я подошел ближе, опустился перед свертком на колени и осторожно отвернул жесткие крупные листы с острыми краями – и как ребенок не порезался о них? Вон, ручки все здоровые, розовенькие, ни порезов, ни даже крошечных царапин. Малыш – а это оказался мальчик, смешно вздернул ручки и ножки, улыбнулся мне беззубо и счастливо, сощурил свои невероятные большие синие глаза. Вот прямо синие. Настолько яркие, что я даже засомневался, что такие бывают. А еще у малыша были золотистые, как солнечные лучи, волосы. Пока еще короткие, но уже яркие и переливающиеся. - Кто же тебя тут оставил, красавец? – спросил я кроху, оглядываясь и пытаясь найти возможных родителей, но тут взгляд за что-то зацепился. Ребенок был все тот же. Что же меня так задело? Я вглядывался в малыша до тех пор, пока до меня не дошло – уши. Острые длинные кончики ушей были совершенно точно не человеческими! Что же делать? Вот теперь я совершенно растерялся, не зная как мне быть. Если принять человеческое дитя и потом отдать его на воспитание доброй семье – такое можно было представить, но этого малыша… На него начнется охота, если кто прознает про эльфенка. Зачем он тут? Специально ли его тут оставили? Может, что-то случилось с его семьей? Я снял кофту, подложил лопухов, сполоснув их водой из бутыли, уложил ребенка в импровизированную кроватку и подвязал так, чтобы можно было его держать на груди и при этом руки были свободными. Малыш все стерпел и теперь смотрел на меня своими невероятными синими глазами и словно что-то спрашивал. - И где только твоих родителей носит? – спросил я, словно ожидая услышать ответ. В деревню я чуть ли не крался. Протащив свою ношу в дом, что стоял на отшибе, снял с шеи перевязь с ребенком и положил его на кровать. Малыш засопел, когда я отошел от него, пришлось вернуться, чтобы он не стал кричать – нельзя, чтобы кто-то услышал. Сидеть с ребенком та еще морока, но я уже не раз выхаживал детей и более капризных. За весь день малыш почти не плакал, только сверкал обиженно на меня своими огромными глазами, да говорил на детском языке что-то явно о своей нелегкой доле – уж больно серьезным было его личико. К вечеру, когда я сумел покормить кроху свежим молоком, что приносила мне иногда соседка, снова запеленал в кофту моего найденыша и пошел к старейшине. Древняя старуха знала толк в таких делах – как-никак, мудрейшая. - Альвом его зови, - буркнула седая, только взглянув на малыша. - Альвом… Пусть будет Альв. - Беда тебе с ним, Рагне. Не стоило подбирать, - говорит она, кидая в костер тонкий хворост. Словно понимая, что речь о нем, Альв начинает плакать. Я успокаиваю малыша, прижимаю его к себе, он тут же откликнулся, вцепился крошечными пальчиками в мою рубаху и перестал всхлипывать. - Видишь, как прилип? Выбрал уже. Не избавиться теперь от него будет, - ворчит старуха, тыча кривым пальцем в сверток на моих руках. Я прижал ребенка сильнее. - Воспитаю, Герд, - пожал я плечами. - Прибежишь к моей внучке потом, просить богов будешь, чтобы узы-то разорвали, - сказала мне она, я только головой покачал – не так я глуп, чтобы терять дарованное свыше. - Альв останется. Сам приму удар, сам со всем справлюсь. Старуха спорить не стала, ее дело – предупредить. Я вернулся с малышом в свой дом и уложил его на кровать рядом с собой, обнял его, да так и уснул. *** Верхолесье – наше село - расположено прямо между глубокой широкой рекой, что протекала с севера, и лесом, который служил для нас отличной защитой от врагов. Вода в реке была пресной, хорошей, даже летом почти все время холодной из-за сильного течения и подводных ключей. Лес окружал нас защитным кольцом, и он же служил нам главным источником всего нужного для доброй жизни – древесина, кожа, кости, хворост, мясо, ягоды, травы, грибы. Овощи мы выращивали ближе к реке, где можно было легко достать воду в особо жаркие дни. Колодцы были почти в каждом дворе, да только не везде вода была хорошей и пригодной. Дома у нас крупные, высокие, рубленые. Я свой делал сам. Много лет назад, когда я едва живой дошел до местной реки, а потом набрел на это поселение, я даже и не надеялся найти здесь свое место. Мир, там, за полосой леса, казался мне потерянным – в нем не было жизни, не было радости, и я потерял смысл своего существования. Вот и брел на смерть, да только в лесу на меня так и не напали волки, а в реке не дали утопнуть местные, что выловили меня почти сразу. Когда меня привели к старухе, то она, ни слова не говоря, ударила своим кривым посохом, осмотрела, да и сказала, чтобы я оставался, не чудил, дом себе отстроил, да делом занялся. - Знахарем будешь, - сказала она. Я тогда едва не рассмеялся. Я-то – знахарь?! Но смотрит на меня эта старая, да твердит свое. Не стал с ней спорить. Выделили мне участок, дали в помощь трех крупных парней и распорядились – через седьмицу дом должен уже стоять. Поспели, да еще и ворота поставили к сроку. Старуха мне кошку принесла, велела пустить зверя в дом и лишь потом самому заходить. Я так и сделал. Вот и жили мы вдвоем с черной кошкой Ринд все это время. Теперь с нами Альв. Малыш был загляденье. Рос быстро, как и положено, ел все, кроме мяса животных, да пил лишь молоко и воду, от остального отказывался. Уже через год я смотрел на эльфенка и не мог нарадоваться – что пятилетний человеческий! Но какой красивый! Альва в селе приняли, но все равно косились на малыша, когда мы с ним гуляли. Но эльфенок ни на кого не обижался, всегда был весел и добр. Он по мере сил помогал мне в лесу – мы вместе собирали травы. Там-то я и понял, что не такой уж и обычный у меня малыш, когда он мне третий день подряд приносил редчайшие растения, безошибочно находя их. Помощник растет! Боги были милостивы ко мне, но и их расположение не вечно. Пришла беда, когда не ждал ее совсем. В тот день все было как обычно, ничто плохого не предвещало, хотя и было на сердце неспокойно. - Альви! Альви! – кричал я. Из лесу выскочил паренек и подбежал ко мне, в руках букетик цветов, мальчишка улыбается и тянет мне эти цветочки. Я вздохнул. - Вот похож уже на взрослого, а ведешь себя как маленький, - упрекнул я его. Альву уже пять лет. Годы пролетели как одно мгновение, а он сильно подрос и возмужал. Эльфы они же быстро растут, да только это внешне, а вот потом, как природой отлажено, останавливается рост тела, начинается формирования ядра души. Вот стоит и мнется передо мной. - Что ты так смотришь? Есть хочешь? - Прими, - просит он, протягивая букет. - Нельзя. Ты где их вообще нашел? Не трогай жимолость. - Для тебя все утро искал, смотри, с росой и крепкие! – он тянет мне букет, уверенно смотрит и хмурится. Не привык он получать отказ, я балую его – один он у меня. Щурюсь, смотрю пристально, знаю, к чему цветы жимолости дарят, а потому и не беру. Глупый он. Не понимает еще, что такое настоящая любовь. - Идем, - отворачиваюсь, поднимаюсь на крыльцо, - я пирог приготовил, вчера Эгиль мне лещей принес. Помнишь, я ему в прошлом месяце дочку вылечил? Вот он теперь и старается. Альв идет следом, молчит, сжимает в кулаке цветки и старается на меня не смотреть. И больно мне, а принять не могу. Глупый же он, не хотел я его обидеть, да только не для того такие букеты дарят и уж точно не таким, как я. - Не грусти. Принеси мне колокольчики, - приму с радостью, - попытался утешить я своего воспитанника. Альв голову поднял, губы поджал, смотрит зло и обиженно – не хочет, значит. - Я уже почти взрослый, - говорит он, - думал, примешь, когда я стану старше, специально искал. Я поставил на стол противень, сбросил полотенце, под которым пирог томился, расставил тарелки – это я отвлекал себя, чтобы ненароком грубо не ответить. - Не стоило, Альви, я стар уже, и пусть ты не родной мне, но я совсем иначе тебя люблю, понимаешь? – говорю тихо, не оборачиваюсь. - Я выбрал тебя. Он вышел, хлопнул дверью, а я смотрел в окно и видел, как он бегом скрывается в лесу. Выбрал он меня. Знаю, что выбрал. Да выбор ли это был? Глупый эльфенок, вроде и выглядит уже почти как взрослый, а наивный, что дитя. Я отвернулся от окна и слабо улыбнулся – на полу букетик его брошенный. Подошел, собрал, положил на печь – когда высохнут, спрячу в книгу, можно будет любоваться и вспоминать спустя много лет. Альв не вернулся вечером. Ждать уже сил не было, боялся я за него. Оделся теплее, взял нож, лампу, да так и пошел в лес, но сколько ни звал, так и не вышел он ко мне. Обиделся мой Альви, оставил меня. Я шел все дальше, продолжая звать, уже понимая, что он не выйдет, да только вернуться домой не мог – пусто там без него. Кошку у меня соседи выпросили еще год назад, да так и прижилась она у них, и я теперь без нее, да без Альви - один совсем. Когда устал, сел на поваленное дерево, достал табак из кармана, да закрутки, хотел было прикурить от лампы, как вижу, что ко мне идет кто-то. Обрадовался, поднялся, да тут же и отступил – не Альви это. - Что привело тебя сюда? Голос странный, гипнотический, сладкий, как нектар. Я знаю эти речи, улыбаюсь, не даю себя очаровать. Странный народ эльфы. Силы много, мудрость великая, кровь древняя, а все по лесам прячутся. - Сына ищу, не могу без него вернуться. - Не сын он тебе. Знает. У них мой Альви. Ушел к родным, значит. Стою, смотрю на стража, понимаю, что не пустят, да и мальчика не вернут. Грустно стало. Я снова сел на поваленное дерево, прикурил, уже и не смотрю на эльфа, голову поднял, да звезды среди верхушек деревьев разглядываю. Богатое тут небо, будто манную крупу кто просыпал. Вернуться бы нужно… - Скажите ему, что прощаюсь с ним. Может, зайдет однажды? - Отвергнутый не вернется, - ответил страж, отступая в ночную тень, а я улыбнулся ему. - Не отвергал. Но не вижу его счастья со мной. Ошибся он, молодой еще. Страж остановился, сделал шаг мне навстречу и покачал головой. - Не мы выбираем, кто будет с нами в вечности. Не человек ты, тебе ли не знать свою судьбу? Почему отпустил, если мог принять? Зачем ищешь, если не можешь с ним быть? Я смотрю на эльфа и понимаю, что прав он. Да только знаю я, что коли приму Альва, то утяну за собой во тьму. Не могу я так с ним поступить, светлый он, хороший. Отпустить его надо. Раз судьба нас связала, то судьбу и просить. Развернулся, да пошел обратно. К полудню вернулся в село. Возле дома моего уже трое ждут – помощь нужна. Я выслушал их, сходил в дом за лекарствами, отдал. Благодарят, кланяются, а я с грустью думаю, что для этих самых лекарств Альви своими руками травы собирал. Да и для других тоже. Вот кончатся они, что мне тогда делать? Хотя… Что это я? Не для того я вернулся. Вошел в дом, скинул куртку, прошел к дальней комнате, снял тяжелый замок с засова, открыл скрипучую дверь, да и вошел в свое прошлое. Забыл уже почти. Как дом отстроил, так и запер свои знания здесь, знахарем стал, отказался от своей черной натуры, решил, что с последним вздохом и дом сгорит – чтобы ничего не осталось. Да только сам теперь понял, что уже тогда чувствовал – придется снова обратиться к своим силам. - Судьбу тоже можно просить, - сказал я, медленно протягивая руку и касаясь своего посоха. Теплое дерево, гладкое и привычное. Начертить ножом на полу нужный знак было не сложно. Встал на него, да зачитал слова. Вроде и не сложно все, и ритуал простой, а будто душу себе выкорчевал, в груди пустота болезненная, но так и должно быть. Любовь просто так не выжечь, тем более связанную судьбой. Вышел из комнаты, бросил посох через порог, запер дверь, да тут же и упал. Стар я стал, сил уж и не хватает. Хотя жить мне еще, да жить, только души-то и нет почти, как бы совсем себя не потерять. Так и остался я один. Без Альви. Годы все летели, я жил все в том же доме, лечил людей, видел, как сменилось два поколения, а все забыть не мог. Вроде и душу вырвал, а помнит сердце, что есть тот, кому оно отдано. Вот и приходится сидеть вечерами, смотреть на хрупкие сушеные цветы жимолости и вспоминать. Альви ведь такой красивый! За пять лет, что жили вместе, я каждую его черточку изучил, до мельчайшей подробности все запомнил. Теперь вот мстит мне моя память. И синие его глаза мне снятся, и волосы светлые, что как шелк струятся, и тело его нежное, что так и манило прикоснуться, но даже во сне я не смел дотронуться, смотрел да и только. Не мой он теперь. Я ведь и забыл, что нашел его в шиповнике, а вот вдруг вспомнил, когда пошел однажды за новыми травами и набрел на то самое место. Вот прямо за тем кустом. Маленький был, крошечный, хорошенький такой. Жаль, что он так рано меня покинул, думал еще смогу пожить для него немного. Какой он теперь? Наверное, все так же красив. Эльфы они же не стареют, в них магия жизни так и бурлит. Отравил бы я его своей силой черной. Загубил бы. Очнулся только ночью, забылся совсем, так и стоял все время в лесу, да прошлое вспоминал. Небо уже в звездах, такое же красивое как в ту ночь, когда я Альви искал. Звезды всегда прекрасны, что им наши суеты? Идти к себе было тяжело – дом пустой, одинокий. Я заводил как-то кошку, а потом плакал над ней, когда она умерла от старости, похоронил ее и больше решил ни к кому не привязываться – тяжело терять. Сколько лет уже прошло? Шестьдесят? Больше. Сбился я. Мне уже третья сотня, а я решил от любви страдать. Люди чуть не каждый год любить могут снова, а я вот по своему эльфенку страдаю. - Рагне! Бежит ко мне Хельга, кричит, руками машет. Случилось что-то. Я прибавляю шаг, она чуть ли не налетает на меня, обнимает. - Рагне! Эльфы в селении! Тебя ищут! Мчусь к своему дому, забыв обо всем, в груди сердце колотится, остатки души кровоточат, а я поверить боюсь. Альви ли? Вернулся ли? Посмотреть бы на него, обнять бы! И тогда уже отпущу. Пусть потом еще больнее будет, пусть. Судьба нас уже не связывает, он должен был уже пойти по своему пути. Возле дома стоят эльфы, благородные и высокие. И опять ночью. Странные они какие-то. Обычно они днем показываются, тепло любят, солнцу радуются. Но вдруг их что-то вынудило прийти в такое время? Всякое может случиться. - Искали меня? Выходит ко мне один, самый статный, одет богато, волосы длинные, серебристые, а под лунным светом и вовсе сталью отливают. Смотрит на меня долго, вдруг кланяется, да свиток протягивает. - Что это? - Просьба. Мы просим вас посетить столицу. Я разворачиваю свиток, но он написан на незнакомом языке, прошу мне его зачитать. Эльф кивает и переводит мне написанное, а от каждого слова все внутри меня переворачивается. Не за мной они пришли, а за силой моей, не от Альви, а от короля эльфийского. Но не для того я себе душу выжег, чтобы снова к своей тьме обращаться. - Не могу я. Есть и другие, за лесом. Забыл я уже как посох держать. А эльфы вдруг головы передо мной склоняют, двое даже на колени падают. - Темный Ранге, просим тебя вспомнить ведовство свое, дадим все, что только попросишь, король при смерти, и жрецы сказали нам, что только тебе суждено спасти его от гибели. У меня все внутри замерло, больно было. Как пойду я к ним? Ведь все время буду искать Альва! И ведь смотрят на меня так, словно и нет у них надежды больше, будто я один на свете ведун остался. Вот и пришлось идти в дом, да открывать ту самую дверь. На полу до сих пор различим рисунок того ритуала, я отвел глаза, взял свои книги, бросил в сумку ведовские мешочки, поднял свой посох, да вышел к просившим. Эльфы поклонились мне, но уже с благодарностью и повели в лес. Оглянулся на прощание, смотрю, стоит Хельга и улыбается, машет мне. - Прощай, Рагне! Вот же. Вся в прабабку свою вещую. Старая хотя бы загадками говорила, а Хельга все от души, ничего не скрывая. Молодая она еще, научится. Не вернусь я уже, вестимо. Неужели примут меня там? Или, как только короля с того света вытащу, так и награду дадут непомерную, да закинут в иные миры, чтобы душу свою исцелил. Они же чувствуют это, для них я – открытая книга. Вон, как один, самый молодой, на меня поглядывает, да хмурится. Остальные себя сдерживают, но я-то чувствую. К границе мы прошли тайными тропами куда быстрее, чем я набрел на нее в прошлый раз. Провели меня в мир эльфийский под руку, даже амулет на грудь какой-то надели. Я только морщился – мне от их магии трудно, светлая она, чистая, на меня, как святая вода на упырей южных действует. Благо, что сняли с меня медальон, как только на другой стороне оказались. Отдышался я, покряхтел, растер себе грудь, в которой и без того живого места не было, да и выпрямился – нечего слабость показывать, не разваливаюсь еще, силы есть. Стукнул посохом, наложил на себя чары, чтобы не влияла на меня их волшба, и только тогда двинулся вперед. За границей лес был совершенно другим. Здесь даже воздух был приятнее и чище. Дома у них были прямо в деревьях и разглядеть все было сложно – так искусно они были спрятаны. Эльфов на границе было мало, нам по пути только трое встретились. Это был крошечный поселок, самый дальний, до столицы от этого места очень далеко. Я еще подумал – сколько же туда добираться, когда наш провожатый, тот самый статный эльф в богатых одеждах, сказал, что дальше мы по Пути пройдем. Путями эльфы называли свои переносные тропы. Словно порталы из одного места в другой. Я об этой их магии слышал, но даже и не надеялся, что мне позволят это увидеть. А мне не только показали, но и попытались научить, пока мы по этому Пути шли. Жаль, что волшба для этого должна быть кристально чистой, не дано мне. Вышли мы прямо у дворца. Точнее у огромного древа, в котором жил король. Видел я такие в книге Знаний, говорилось там, что все древо только магией эльфов и поддерживается. Смотрю я на этот дворец, и грустно становится – болен король. Древо разрушается, сохнет, листья с него почти все осыпались, а кора вся потрескалась, как коросты на теле. Я и сам не заметил, как по старой памяти стал читать свои заклинания, залез в сумку, бросил под корни один из ведовских мешочков, велел своим провожатым воду лить, пока он под корни не смоется. Они тут же взялись исполнять, а со мной остался только тот старший эльф, он-то и отвел меня к королю. Изнутри все было красиво, чудесно, волшебно, да только я старался на все это не смотреть, чтобы не привыкнуть и не полюбить это место. И глаза отводил, когда эльфы по пути попадались – страх во мне засел, что могу Альва встретить. Не могу я сейчас. Сердце не выдержит. К королю мне пройти не позволили. Мой провожатый, которого, как оказалось, звали Кельнир, долго спорил с другими эльфами, что стояли на пути к покоям правителя, но нас так и не пустили, какие бы доводы ни приводил эльф. Видимо, не все верили, что я смогу помочь королю, а потому и не давали мне пройти – видели, что душа у меня черная, как и сила моя. Да мне и самому тяжело от этого. Не сам я свой путь избрал, родился уже со своей тьмой. - Король сам просил! Это его воля! – вдруг вскричал Кельнир, а я вздрогнул. Знает меня король. Не знал бы, не пришли бы за мной. Но что сам просил – это странно. Кто же так расположил его ко мне? Не уж Альви обо мне рассказывал? Но такого и быть не должно – я ведь выдрал его любовь, в тот самый день вместе со своей душой. И судьбу изменил, чтобы помнил меня только смутно, словно сон. Не хотел я, чтобы Альви мучился. Очнулся я от своих дум, когда меня мой провожатый за плечо тронул, да попросил меня остаться временно, пока не сможет добиться, чтобы меня пропустили. Согласился. А куда мне деваться? Все равно возвращаться мне некуда. Хельга меня отпустила, значит все – дома у меня больше нет. Комнату мне выделили небольшую, дали еды и воды, да и оставили одного. Я был благодарен – устал очень. Путь оказался неблизкий, а еще волшба их на меня давила. Так что я тут же лег спать, едва только меня оставили в покое. А проснулся от того, что кто-то настойчиво просил меня о чем-то. С трудом поднялся, рассмотрел своего гостя – Кельнир пришел за мной. - Король очень плох. Больше жрецы не могут ничего сделать… Он говорил, говорил, а я медленно поднялся, тяжело оперся на свой посох, попросил проводить меня. Теперь уже мне не препятствовали, пропустили. Двери сами распахнулись передо мной, а я только шел вперед, чувствуя, как ноги подкашиваются. На сердце было тревожно – что-то не так, не мог бессмертный король вот так просто от жизни отказываться, в воздухе так и витала смертельная тоска. Вот и постель, прикрытая тончайшей тюлью, за которой лежит правитель под узорчатым белоснежным одеялом. Подошел я к нему, да так и замер, все не мог решиться взглянуть на него. Что-то мешало протянуть руку и открыть тюль. Решил, что раз противится мне, то и не стоит. Не обязательно видеть его – смогу и так. И начался длительный ритуал. Я долго готовился, повторял слова, движения посохом, раскладывал свои мешочки, зажигал свечи, раз другого огня в покоях короля нельзя было разводить. Костер бы, но и так сойдет. Я двое суток сидел в покоях короля, делая все, чтобы вернуть его, успокоить и излечить. Пусть сила у меня темная, да ведь не злая. Приходилось мне проводить кровавые ритуалы, но только в дни ученичества, с тех пор и не гадал я на жертвах, пользовался только чистым колдовством, чтобы не загубить окончательно душу и не превратиться в злого духа. И король очнулся на третьи сутки, когда я уже едва на ногах стоял. Меня сразу увели в ту комнату, что выделили мне по прибытии, уложили, чем-то напоили, и я уснул. Проснулся я, огляделся, понял, где нахожусь, и тут же решил сбежать – ничего мне от них не надо. Если благодарить начнут, да выспрашивать чего бы мне хотелось, то не удержусь, буду об Альве просить. А я ведь отпустил его. Собрал вещи, наложил на себя чары, чтобы прокрасться незаметно, да и вышел из дворца. Сбежать из эльфийского леса у меня не выйдет, но вот спрятаться в нем самом, да поселиться в заброшенном дереве какого-либо селения можно было. Так что я решительно покинул столицу уже под вечер, хотя я так и не смог понять, где же граница этой самой столицы и когда я успел ее пересечь, но чувствовал, что уже на территории поселений. Шел я три дня, прежде чем смог найти заброшенный дом. Маленькое дерево, внутри всего три комнаты, но мне большего и не нужно. Эльфы, что жили в поселении, отнеслись ко мне добродушно, почему-то приняли, не шептались за спиной, а когда вдруг заболел эльфенок, то тут же пришли ко мне, будто знали, что помогу. И я помог. Так и остался в том домике. Раз не прогнали, значит приживусь. Но года не прошло, как меня нашли. Случилось это в день, когда я помогал с родами одной эльфийке. Хороший эльфенок родился, светленький, с яркими зелеными глазами. Я очень был рад, когда мне доверилась эта прекрасная леди, принять ее малыша, так что домой возвращался радостный, с подарками – муж эльфийки дал мне в благодарность целую корзину редких трав, которые сам собрал, пока я роды принимал. Возле дома кто-то стоял и ждал меня, но я даже шаг не сбавил, полагая, что это очередной проситель, а потому без страха приблизился, а когда рассмотрел гостя, понял, что бежать уже поздно. Кельнир. - Рагне, - подошел ко мне эльф, - король был опечален тем, что вы покинули его, даже не позволив отблагодарить вас. - Пусть этот дом и покой будут мне вашей благодарностью, - поклонился я ему, но эльф не дал мне уйти. - За жизнь дают что-то равноценное, вам ли не знать, Темный Рагне. - Спокойная долгая жизнь на вашей земле для меня равноценна спасению жизни короля, - вновь поклонился я, но снова Кельнир остановил меня. - Король просил найти вас. Он ищет встречи. Не откажите. Я не успел ответить. Он вдруг открыл Пути и вместе со мной шагнул на них, крепко сжал мою руку, чтобы я не сбежал, и вышел перед дворцом, где нас уже встречали. Эльфы смотрели на меня, как на какое-то чудо, будто не видели ни моей растерзанной души, ни моей темной силы, что отталкивала светлых. Перед нами расступались, ко мне пытались прикоснуться, что очень тревожило – я всеми силами избегал прикосновений, но накладывать чары не мог – не знал, как отразится моя сила на Кельнире, который продолжал держать меня за руку, ведь он понимал, что если отпустит, то я постараюсь снова спрятаться. В этот раз к королю не пришлось пробиваться. Передо мной открывали все двери, и я все больше чувствовал страх – так не должно быть! Я ведун! Я изгнанный из мира, в котором жил, я принят был миром, в котором потерял себя, а теперь мне открывают двери эльфы, и это против закона, против всех правил. Меня ввели в тронный зал, и я смотрел, как мне навстречу идет прекрасный эльф. Король. Высокий, стройный, юный, в изысканных одеждах; его голову украшает тончайшей работы корона; на груди чистейший кристалл – символ власти. Я уже опускался перед ним на колени, когда вдруг он остановил меня, взял под руки и заставил посмотреть на него. Судьба моя. Мой Альви! Лишь по глазам узнал, они все те же, но в остальном он слишком изменился. Стою, любуюсь, не смею прикоснуться, он вырос, возмужал. Теперь он меня выше. А ведь, когда сбежал, был мне по плечи. Каким красивым стал! Король! И горько стало мне. Я вспомнил, как лечил его и сам испытывал его страдания. Мой бедный Альви, что ты перенес? Как много горя выпало тебе? Какую боль ты испытал? - Прости меня, - шепчу, склоняю голову, чтобы спрятать слезы. - За что? Ты излечил меня, какую плату хочешь? Желание? Я вновь смотрю в его глаза и больше в них не вижу Альви. Нет, он забыл. Все правильно. - Мне ничего не нужно. Позвольте жить на ваших землях. Я уже нашел себе место, мне там рады. И буду счастлив, если с вами впредь все будет хорошо, - сказал я, отступая. Король нахмурился. Он был не рад моим словам. Я не хотел здесь больше оставаться. Мой Альви жив, а большего мне и не нужно. - Я помню тебя, Рагне. Ты вырастил меня. Жрецы сказали, что это ты изменил мою судьбу, позволил мне вернуться, стать королем. Мне говорили, что я не должен был прожить такую жизнь. Я благодарен тебе, Рагне, не только за лечение. И отпустить тебя я не могу. - Нет! Я оставил тебя не для того, чтобы ты искал меня! Ты должен позволить мне уйти. И эльфы, что были в зале, зароптали. Король рассержен, он едва сдерживается, сжимает кулаки, и я вновь вижу своего Альви, который был так же вспыльчив. - Ты отказываешься от моей благодарности? Не хочешь принять мой дар? Почему? Я провинился в чем-то пред тобой? Не потому ли ты отпустил меня когда-то? Я позабыл. Напомни мне, я попрошу прощения, - он говорит громко, уверенно и вдруг склоняет голову. Мой посох выскользнул из ослабевших пальцев, я вскрикнул, схватился за грудь, уже падая на колени. Ко мне бросился Кельнир, который первый понял, что мне плохо. А сердце билось сильно, гулко, больно. Так вот она, моя расплата за то, что видел Альви – смерть. Нельзя играть с судьбой. Я отказался от него, отверг, лишил его себя. Не могут две прямые дважды пересечься. Мне был дарован шанс. И вот цена. - Нет! Рагне! – король бросается ко мне, ему кто-то мешает, пытается остановить. Я медленно, но верно умираю. Смотрю перед собой, протягиваю руку, касаюсь посоха, стараюсь прошептать слова заклинания, которое почти не помнил. Так будет лучше. Он должен позабыть, а я исчезну. Вот только бы хватило сил! Чтобы ни следа не осталось от моей черной души, чтобы больше никогда не воскреснуть – потому что он вспомнит. И вот последние слова, но кто-то вдруг вырвал посох из под пальцев, лишив меня надежды. - Нельзя! Кто позволил? Почему посох не отобрали раньше? – кричит кто-то. Меня грубо хватают, поднимают и уносят. Я почти ничего не вижу – перед глазами кровавая пелена, сил почти не осталось даже дышать. И вдруг становится легче, почти хорошо. Боль в груди стала слабее, и я смог открыть глаза, чтобы осмотреться. Я на поляне. Возле меня стоит Кельнир и какой-то странный эльф, который держит мой посох. Странный именно поэтому. Ведь в посохе много моей темной силы и она опасна светлому народу. - Наш король молод, он не знает многого, а потому прошу его простить, Темный Рагне, - говорит мне эльф, протягивая посох, - я не скажу ему о вашей связи, но предупрежу, чтобы он больше не пытался с вами встретиться. Я должен был понять все раньше. Я принял посох, медленно поднялся (мне помог в этом Кельнир), поблагодарил обоих: - Вы меня спасли. Спасибо. Но почему? И кто вы? - Я жрец Америэль. И очень рад нашей с вами встрече. Вы выглядите молодо для человека. - Я не человек. - И все же смертный. Вы дали сыну возможность выбрать свою судьбу второй раз, и это стало спасением для нашего народа. Но ваша жертва оказалась слишком велика, и потому королю пришлось понести наказание. - О чем вы?! – воскликнул я, - Это не должно было его коснуться! Я сделал все, чтобы он был защищен. - Все верно. Вы пожертвовали всем: свей судьбой, своей душой и своей жизнью. Но это темный ритуал, и на эльфов он действует немного иначе. - Он пострадал из-за меня? Жрец улыбнулся и покачал головой. Я смог вздохнуть спокойно. - Ваш сын лишился прошлых чувств к вам, как вы того и хотели, но он теперь все время ощущает свою потерю – и это его наказание. Он заболел лишь от того, что не мог справиться с этим. Тогда мы и решили позвать вас. - Мой Альви должен быть счастлив. Я все отдам за это. Америэль, скажите ему, что я проклят и не могу выносить его присутствие. Надеюсь, он простит меня и позабудет. - Вы ошибаетесь! – воскликнул Кельнир, - Король привязан к вам! Он помнит вас! Он будет убит горем, если не сможет больше никогда увидеть вас! Америэль, нужно придумать другую причину! Но я уже не слушал, я вспомнил это место – оно было неподалеку от того эльфийского селения, в котором я жил. Да, тут я собирал травы совсем недавно. А вот и сломанное деревце. Все верно, я на правильном пути. Я отошел от спорщиков и побрел к своему дому, мне требовался отдых. - Рагне! – жрец догнал меня и схватил за руку, - Ну что же вы?! Вам одному нельзя. Эльфы еще долго докучали мне, проводили до домика, напоили чем-то, уложили и долго сидели у меня, о чем-то тихо перешептываясь. Я слишком устал и быстро уснул, а когда проснулся, то был уже один. Все правильно. Так и должно быть. И, слава Тьме, я еще жив. И вроде все вернулось на круги своя, и сердце перестало ныть, но какая-то тревога снедала меня. Тогда-то я и ушел с головой в знахарство, вновь спрятал посох и книги, стал собирать травы, даже нашел себе в учителя старого эльфа, который делился со мной своей мудростью. Но покой мой был нарушен уже очень скоро. Король решил почтить селение своим присутствием, и мне пришлось прятаться в лесу, чтобы не встретиться с ним хотя бы случайно. Я постарался уйти как можно дальше от моего Альви, мне было тяжело, но я все шел, пока вдруг не столкнулся с молодой эльфийкой – она как раз возвращалась домой, улыбнулась мне, поклонилась. Красивая, юная и милая. Хорошая девочка. Вот бы мой Альви нашел себе такую и забыл меня, чтобы не терзался больше. Тогда я и сказал красавице, что приехал король и попросил ее поспешить, чтобы застать его. Обрадовалась, засмеялась и убежала. Вот и хорошо. Вдруг встретятся, полюбят и будут счастливы. Мне, старику, и этого будет достаточно. Жаль, что не смогу прийти и посмотреть. Мой Альви… Альви… - Рагне! Я спрятался за дерево и замер, огляделся – бежать уже поздно, здесь негде спрятаться, и король найдет меня. И посоха нет под рукой, чтобы наложить чары. Но почему он тут? Зачем? Неужели жрец обманул меня и ничего не сказал королю? - Рагне! Прошу тебя! Прости! Прости! Как я мог забыть тебя?! Рагне! Он все звал и звал меня, а я старался даже не дышать. Мне было очень больно, в груди вновь разгорелся пожар, и бешено стучало сердце. Но кто посмел? Кто рассказал ему?! - Король! – это кричал Кельнир, - Вы обещали, что не будете его искать! Вы можете убить его! Вернитесь во дворец! - Уйди! Пошли все прочь! Вы виноваты в этом! Вы не дали вернуться мне к нему! Он бы не губил себя! Он только мой! И я умру с ним вместе! Я задыхался. Бежать, бежать, бежать. Нельзя дать умереть мальчишке! Он глуп! С ума сошел! Как смеет он такое говорить?! Я столько отдал, чтобы он забыл, чтобы он жил и чтобы изменился, а получается, все зря?! И я открыл Пути. Возможно, кто-то мне помог, но это и стало спасеньем. Когда я вышел, то понял, что стою перед границей. Все правильно. Уйти. Мой Альви должен жить. Без посоха пройти границу проще, даже амулет не нужен, а потому я не раздумываю и иду вперед. Я верю, что справлюсь. И море. Я вышел в неизвестном мне месте. Здесь одинокий берег, темный дикий лес и море. Теперь я понял, что это и есть то место, где я спрячусь и проживу остаток дней. Построю домик, буду ловить рыбу и любоваться закатами. Здесь никто не сможет меня найти, и никто не сможет рассказать моему Альви об этом месте. Покой. То, что я так долго искал. И я улыбнулся себе, сел на песок и смотрел на заходящее солнце. Было холодно в тонких эльфийских одеждах, здесь не было защитных чар леса, но я наслаждался этим. Впервые за многие годы я чувствовал себя свободным. Бежать больше просто некуда. - Будь счастлив, мой Альви… И горькие слезы катятся по щекам, мне больно от того, что мой мальчик остался там один, без поддержки, почти на грани безумия. Но чем бы я ему помог? Что нужно было сделать? Я спас его! А он?! За что судьба так прокляла его моим существованием? Не нужно было подбирать его, не нужно было так любить! Я знал! Ведь старая мне говорила, но как я мог оставить его, бросить? Мой милый Альви. Я полюбил его за то, что он просто есть. Моя судьба, мой рок, мое проклятье. - Люблю тебя… Он стал прекрасным королем, любимый своим народом. И я должен вернуть его, снова заставить забыть. Слишком долго мой мальчик страдал из-за меня. Я поднялся, нашел прутик, нарисовал на песке нужный знак и стал повторять те самые слова, что уже однажды спасли моего сына. Моего возлюбленного. Мы больше никогда уже не встретимся ни в одном из измерений, но я не жалею. Это ради Альви. Теперь уже я сотру свое существование, и он не сможет вспомнить никогда. Моя черная истерзанная душа пела – то была ее последняя песнь. Я смотрел на прекрасный закат и думал о том, как было бы чудесно, если бы однажды мой Альви увидел его. Я улыбнулся, вдохнул полной грудью соленый воздух и произнес последние слова, даруя мальчику свободу. Прощай, мой Альви.