Скрипичным ключом я запру тебя в своём сердце

Когда они встретились впервые, ей было девятнадцать. Она гуляла по лесу, возле которого стоял коттеджный посёлок, а он собирал травы. Она только окончила школу и подалась сюда, чтобы оторваться от родителей и учиться в университете. А он колдун, хранитель леса, стоящего на холме, жил здесь уже многие сотни лет. Её звали Анной, а у него не было имени. Тогда он спросил, может ли называть её Аннушкой. И смущённо пояснил в ответ на удивлённый взгляд – он считал, что так люди выражают своё влечение. У него были водянисто-серые глаза, большие и совсем по-детски наивные, которыми он забавно хлопал, столкнувшись с очередным непонятным термином, слетевшим с губ Аннушки. И древний колдун, отдавший себя роще на холме, совсем не знал внешнего мира. Они встречались. Раз за разом Аннушка поднималась на холм, убегая от подружек, и шла к колдуну с глубокими серыми глазами, в которых, словно льдинки на воде, отражались солнечные блики. Аннушке двадцать, а они всё встречались. Колдун теперь знал названия всех оттенков цветов – ведь Аннушка занималась в художественном кружке. Показывая на траву, она называла её ярко-зелёной, его глаза – водянисто-серыми, собственные волосы – медно-рыжими, а опавшие кленовые листья, на ярком ковре которых они сидели, - багровыми. Аннушке двадцать один, а они всё встречались. Он не менялся, не старел, но словно оживал, просыпался подобно весеннему лесу. Она прибегала к нему каждый вечер, запыхавшаяся и усталая, ложилась на траву и говорила, не прерываясь ни на секунду. Рассказывала, как прошла учёба (Аннушка была уже на втором курсе ветеринарного университета), говорила о животных, которых ей доводилось лечить, подрабатывая в клинике. А колдун лишь слушал её, облокотившись на старый дуб, и неловко улыбался – этому простому действию его тоже пришлось учить. Аннушке двадцать три, а они всё встречались. Она переехала в новый дом – прошлый показался ей немного тесноват - но нежное девичье сердце втайне надеялось, что однажды она приведёт в свой дом колдуна. Их отношения каждый день менялись: сегодня она могла сердиться на его неразумность, а завтра уже нежно обнимать, прозрачно целуя закрытые веки. Но лишь одно чувство оставалось фундаментальным, нерушимым – любовь, нежная и страстная, незримая для других, словно порыв ветра, но такая осязаемая для них самих. Когда наступала осень, и ветер кружил нарядные листья в танце, они танцевали тоже. Колдун нежно обнимал Аннушку за талию, и они неумело вальсировали, кружась среди убаюканных ветром, увядших цветов. Когда лес на холме сковала зима, а Аннушка перевезла последние вещи в новый дом, стоящий почти у подножия, колдун вышел из леса, покинул пределы родного и безопасного дома. Он хотел посмотреть на людей, на её новый дом, и, окрылённый желанием спуститься, не увидел машину, мчащуюся на него. Аннушка тогда рыдала и смеялась, не переставая, едва касалась его руками, боясь сделать больно. «Глупая Аннушка, я не погибну», - шептал сероглазый колдун, и его голос словно дыхание ветра волновал хрустальные ветви берёз. Она отвечала, что не хочет жить без него, а он лишь невесомо целовал дорожки слёз на бледных щеках. Аннушке двадцать пять, а они всё встречались. Она окончила университет, встала на ноги и даже купила машину. Её день словно стал во много раз короче, часы пролетали перед глазами, и порой времени не хватало даже на сон. Но лишь одно оставалось неизменным, фундаментальным: сероглазый колдун и её к нему чувства. Шли дни, месяца, а незыблемая любовь всё крепла, разрасталась, паразитируя на сердце Аннушки. Когда отзвенели весенние капели, она пришла к нему на закате, плача от горя. Автомобиль, на который она копила много лет, угнали воры («плохие люди» - как потом объясняла она). И лишь один вопрос, заданный покрасневшим от смущения колдуном: «Автомобиль – это телега без лошадей, которая убивает людей?» - развеял всю печаль. Она смеялась как девчонка, катаясь по траве, а он счастливо улыбался, приговаривая, что, мол, от этих телег вред один. Аннушке было двадцать семь, когда весть о срубе леса на холме облетела всю деревню. Роща беспокоилась, травинки шептались между собой и всё боялись, что настигнет их смерть. А колдун лишь мрачнел, и сердилось сентябрьское небо в его серых глазах. Лишь первые листочки покинули могучие ветви, лес огородили. Сердце Аннушки сжималось от горя, а слёзы катились по бледным щёкам. Она ходила к колдуну каждый день, пробираясь тайными дорожками, что известны были лишь им двоим, и молила его уйти, покинуть свой лес. Не мог хранитель покинуть его, как же она не понимала! Его ждала смерть вдали от родных земель, но без Аннушки не было горю его утешенья. Они слёзно прощались в лесу на холме, расходились каждый день, боясь оторваться друг от друга, зная, что завтрашний день может унести жизнь любого их них. Когда заблестели в рыжих волосах снежинки, а поваленные деревья сплавляли по реке на лесопилку, жизнь оставила его. Унеся с собой в могилу и мечту окрылённой любовью Аннушки. Их счастье померкло, а в огрубевшее сердце одинокой женщины впилась тоска, а осколки любви их, невинной, счастливой и бесконечно волшебной, ранили словно занозы. Впивались всё глубже, стоило обернуться и вспомнить. Анне тридцать пять. Она живёт в мегаполисе, готовит и убирает большую квартиру и смиренно ждёт мужа с работы. Она родила двоих детей, старший из которых уже пошёл в школу, и улыбается каждое утро, собирая своих мальчиков. Муж прощается с ней, сухо чмокнув в щёку, но вспоминает она мягкие губы колдуна, который столь нежно её целовал. Счастья нет в её жизни, она знает. Ей завидуют на встречах одноклассников, замечая обручальное кольцо с бриллиантом, за её спиной шепчутся, называя первой леди на балах и благотворительных встречах. А она смотрит снисходительно – они не понимают, что ей не нужны деньги, не нужен её муж, воспылавший страстью к её красивому телу, не нужны дети без родных детских черт колдуна. Что ей жизнь, когда муж не называет её Аннушкой и не смотрит на неё большими серыми глазами, прося объяснить очередное непонятное ему слово? Что ей жизнь, когда детки не смеются звоном колокольчиков и не колдуют изящно, взмахнув нежными ладошками? Что ей жизнь, когда нет рядом сероглазого колдуна? Светится парк аттракционов, блистая мириадами гирлянд. Искусственное сияние режет глаза, заглушая загадочный блеск звёзд. На холме нет ни деревца, а огромные карусели стоят вплотную. Тропинка, по которой ступала ножка окрылённой любовью Аннушки, уже давно стала широкой дорогой, где гуляют дети, а ковры бордовых листьев убирает старый дворник. Её мальчишки машут ей с колеса обозрения, а сорокалетняя Анна плачет навзрыд, смотря на огромный, стоящий на холме парк аттракционов. Парк, что стоит на могиле её сероглазого колдуна.