Призраки дома Розенберг

- Ты мне не папа! Нет, нет! - Темноволосый мальчонка пяти лет отроду кричал это так громко, словно хотел, чтобы все-все на свете это услышали. У Франца в горле встал комок. Откуда Антонио мог узнать, что граф Розенберг не его настоящий отец? Сам он никогда не рассказывал мальчику о том, что тот был усыновлен, да и слугам было строго-настрого запрещено говорить об этом. Но откуда же тогда в голове Тонио взялись эти мысли? - Что за глупости ты говоришь? Кто же я тогда, скажи мне? - Франц изо всех сил старался не повышать голос, но говорить с сыном становилось практически невозможно, мальчик не хотел ничего слышать. - Обманщик, вот ты кто! - Из глаз ребенка потекли слезы. - Антонио, ты говоришь чепуху. - А вот и нет, я говорю не чепуху, я говорю правду! - Ну кто, кто тебе это сказал? - Мне папа сказал! Мой папа! Настоящий! Розенберг уже совсем ничего не мог понять. Какой еще "настоящий папа"? Отец Антонио умер давным-давно, и об этом было достоверно известно. Неужели на территорию особняка мог попасть чужой мужчина, убеждающий Антонио в том, что он его отец? Нет, это невозможно. За ребенком ведь все время следят. Или, может быть, это все фантазии мальчика? Орсини слышал, что дети могут придумывать несуществующих людей, воображаемых друзей. Но чем же Франц мог так обидеть Антонио, чтобы тот придумал воображаемого отца? - Прекрати, я твой настоящий папа, и ты это знаешь, - Мужчина присел на корточки рядом с мальчиком и, мягко глядя в глаза, приобнял его за плечи. Антонио, нахмурившись, вырвался из рук Франца. - Нет. Моего папу зовут не так как тебя. И его фамилия - Сальери! Франц просто не смог ничего сказать в ответ. Он смотрел на мальчика, не в силах произнести ни слова. Откуда Антонио мог узнать про фамилию своего отца? Откуда..? Наконец придя в себя, Орсини произнес строго: - Иди в свою комнату. Мальчик не хотел слушать Розенберга и стоял на месте, как вкопанный. - Живо, Антонио! - Прикрикнул Франц, больше не в силах сдержаться. Тонио вздрогнул от громкого голоса. - Ну и ладно! Вот увидишь, папа заберет меня, и ты больше не будешь мной командовать! Папа обещал забрать меня от тебя, навсегда! - Антонио развернулся и с гордым видом направился к себе в комнату. *** Это была гостиная. Окна зашторены настолько плотно, что нельзя распознать, что за ними - день или ночь. А действительно... сейчас ночь ли день? Франц сидел в кресле и совершенно не мог вспомнить, какое сейчас время суток. Более того, он даже не мог вспомнить, как он здесь оказался. Кажется, он собирался идти спать. Но почему тогда он здесь, да еще одет так, словно ждет гостей? - Так мы можем с вами поговорить, господин граф? - Голос раздавался из соседнего кресла, и Франц неожиданно обнаружил, что напротив него сидит собеседник. Это был мужчина - хорошо сложенный, но плохо одетый, со смуглой кожей и темными короткими волосами. Единственное, чего Франц не мог разглядеть, так это лица мужчины. Странно, он ведь сидел прямо напротив, ничто не скрывало его лица, огонь камина хорошо освещал его. И все же увидеть его не представлялось возможным. - Кто вы? - Спросил Розенберг. Присутствие незнакомца почему-то не казалось ему чем-то странным. - О, простите, я забыл представиться. Моя фамилия Сальери. - Зачем вы здесь? - Зачем вы обманываете моего сына? - Спросил мужчина, как будто вовсе не услышав вопроса Орсини. - О чем вы? - Этот разговор нравился Розенбергу все меньше и меньше. - Почему вы уверяете моего сына, что вы - его отец? Это ложь. - Антонио не ваш сын. Вы сошли с ума, если думаете иначе. - Антонио - мой сын, и я заберу его. Заберу его совсем скоро, как только он будет готов уйти. - Антонио останется здесь, со мной. Я его отец по закону. - Законная ложь все равно остается ложью. Вы не его отец. Впрочем, я пришел говорить с вами не для того, чтобы просить разрешения забрать Антонио. Я хотел предложить вам возможность проститься с ним. - Что? Да как вы смеете! Я не собираюсь прощаться с моим сыном, вы не заберете его! Я не позволю вам, никто не позволит! - Что ж, я давал вам шанс, - пожал плечами мужчина, вставая с кресла. - Я уйду сей же момент. Только зайду за своим сыном. Он в своей комнате, полагаю? - К Антонио не приближайтесь. Уходите сами, или я заставлю вас уйти. Но мужчина словно не слышал слов Розенберга. Он спокойно направился к лестнице, чтобы подняться к комнате Антонио. Франц был готов вышвырнуть этого "псевдо-отца" прочь, но с ужасом обнаружил, что не может даже встать с кресла. Ноги не слушались его, он сидел как парализованный и ничего не мог поделать. Он хотел было позвать слуг, но его голос внезапно пропал, вместо слов с губ слетали еле слышные хрипы. "Нет, нет, нет... сволочь... оставь моего сына..." - шептали губы мужчины, но даже тихий треск камина с легкостью заглушал эти слова. - Нееееееет! - Прокричал Розенберг во весь вновь прорезавшийся голос. И тут же осознал, что лежит в своей кровати, а за окнами вяло просыпается рассвет. Слава богу, это был всего лишь сон. Чертовски реалистичный сон... И все же что-то не давало ему вновь заснуть. Почему-то щемило сердце и страшное предчувствие росло в груди. Франц рывком встал с кровати и направился в комнату Антонио. То, что он увидел, открыв дверь, заставило сердце сжаться до боли. Посреди своей комнаты лежал Антонио. Неподвижно и совершенно неестественно. Франц подбежал и рухнул на колени перед сыном. Как же... как же такое могло произойти? Орсини не понимал ничего. Он не стал даже звать слуг, лишь приложил голову к груди ребенка, пытаясь услышать сердцебиение. И так и не услышав ни стука. - Тонио... - тихо прошептал Франц, не в силах сделать что-либо еще. - Тонио... - словно вторил ему кто-то тихим шепотом. Но Розенберг не обратил внимания. - Антонио... - теперь это звучало вполне слышимым голосом. Знакомым голосом. Тем самым, из недавнего сна. Розенберг поднял голову и увидел мужчину. Это был Сальери. Это был отец Антонио. И рядом с ним стоял сам Антонио. Орсини испытал настоящий страх, такой, какого он не испытывал никогда. Его сын лежал у него на руках без признаков жизни и в тот же момент он стоял напротив рядом со своим мертвым отцом... этого просто не может быть. - Антонио, мальчик мой, идем же. Чего ты ждешь? - Спросил Сальери. - Папа, скажи, почему... почему папа Франц так грустит? - Мальчик смотрел на своего настоящего отца и на глазах его почему-то блестели еле видные слезы. - Потому что он считает, что ты и вправду его сын, Антонио. И ты больше не должен называть его папой, хорошо? Ты же помнишь, что я твой отец? - Да, папа. - Ну вот и хорошо. Иди. Ты знаешь, как уйти. - Ладно, папа. А разве ты не идешь со мной? - Я догоню тебя позже. - Хорошо. Франц смотрел, как Антонио буквально растворился в воздухе, глядя на него прощальным взглядом, полным грусти. - Нет! Антонио, вернись... - Орсини не мог кричать, он только тихо произносил слов в надежде, что они будут услышаны. - Он не вернется, герр Розенберг, - сказал Сальери, подойдя на пару шагов к Францу. - Верни мне его, ты, сволочь... - прохрипел Франц, глядя на мужчину глазами, полными ненависти. Теперь он мог хорошо разглядеть его лицо. - Не волнуйтесь, он останется здесь. - Как это - останется со мной? Он же ушел с Вами! - Не совсем. Он будет мертв, но его душа останется. Видите ли, в ином мире действуют свои законы. Один из них состоит в том, что чтобы кто-то ушел, кто-то должен остаться. Я слишком долго проторчал здесь. Я хочу уйти. Но кто-то должен остаться вместо меня. И я оставлю Антонио вместо себя. - Сволочь! Ты убил его и теперь бросаешь здесь! Мразь! - Я слишком долго был здесь. Я хочу покоя. - И обрекаешь Антонио на свою участь! Отпусти его. Умоляю тебя, отпусти его. Он же еще мальчик, он должен жить. Опомнись, он же твой сын! Ничего не ответив, Сальери начал таять в воздухе, как это минуту назад сделал Антонио. - Стой! Забери меня! Меня вместо него! Прошу тебя. Верни жизнь моему сыну... - по лицу Франца текли слезы, он молил Бога о том, чтобы Сальери откликнулся на его слова, не исчезал, не забирал его сына. - Ты согласен пойти вместо него? Хорошо. Хорошо... - Ответил Сальери, но тем не менее все равно исчез. Франц посмотрел на ребенка, которого он держал на руках. И не смог сдержать улыбки счастья, когда Антонио сделал вздох и открыл глаза. *** Спустя несколько месяцев вся эта история забылась сама собой. Антонио уже почти и не помнил ничего. Только разве что лицо своего настоящего отца, которое теперь он вряд ли когда-нибудь забудет. Тонио, весело улыбаясь и покачивая ногами, сидел на коленях Франца, а тот в свою очередь сидел на качелях в саду дома Розенбергов. - Я люблю тебя, папа! - Сказал мальчик, спрыгнув на землю, повернувшись лицом к Орсини и потянувшись к нему руками. - Я тоже очень люблю тебя, сынок. - Не слезая с качелей, Франц приобнял сына. - Так приятно слышать от тебя слово "папа". - Он тепло улыбнулся. - А мне приятно, что именно ты мой папа. Ты мой самый-самый настоящий папа, - Антонио с улыбкой смотрел в глаза Розенберга, - не то что тот другой, который говорил, что он мой папа... он оставил меня. Там было темно и холодно, а он оставил меня... - глаза мальчика на мгновение стали грустными. - Но я-то тебя никогда не оставлю. - Никогда-никогда? - Никогда. Я всегда буду с тобой, - Франц ласково потрепал волосы сынишки. - Пойдем, поиграем в моей песочнице? - Радостно спросил Тонио, заранее зная, что папа конечно же ответит "да". - С кем это ты там разговариваешь? - Обеспокоенно спросила Белладонна, няня Антонио, глядя на пустые качели напротив мальчика. - Пойдем-ка я отведу тебя домой... Тонио посмотрел на нее, и глаза его сияли радостью, будто мальчик и не помнил о том, что его отец, Франц Розенберг, скончался несколько месяцев назад на его же глазах. - Нет. Мы с папой хотим еще поиграть здесь. Правда, папа?