Перья.

Все начиналось довольно невинно. Тсуна, с горем пополам окончивший школу, смог поступить в Токийский университет разве что благодаря заботе Гокудеры и связям семьи по всему миру. А потом Десятый начал периодически пропадать. Он просто перестал ночевать в общежитии, бывая неизвестно где. Гокудера сначала начал паниковать, но потом решил, что он не может так просто взять и спросить Десятого, в чьей именно кровати он был ночью? Что у босса появилась пассия, - подрывник не сомневался: Десятый то и дело случайно демонстрировал засосы на шее и отводил глаза на вопросы о подружках. Личная жизнь Десятого была вне компетенции Правой руки и тот успокоился. Тем тяжелее был следующий удар. Десятый вернулся в три ночи и направился прямиком в комнату Гокудеры. Девочка с параллельного курса была срочно выпроважена из кровати, а Хаято, заикаясь от смущения и удовольствия видеть босса ночью, заваривал кофе. Но босс не ограничился жидким наркотиком. Встав, он снял пиджак со спинки стула и деловито вытряхнул оттуда пачку сигарет. Не говоря ни слова, он открыл окно и прикурил, явно наслаждаясь первой затяжкой. Молчание было уютным, а Гокудера любил своего босса и снова ни о чем не спросил. Правая рука нужна не только для решения политических вопросов. Он прежде всего друг и если боссу нужно просто молча покурить вместе с ним в три ночи, - так тому и быть. Потом снова были тихие будни. С той лишь разницей, что Десятый перестал ночевать вне комнаты общежития. Он вообще будто потерял часть своего задора и стал несколько мрачноватым. Хаято, не раз и не два расставшийся с девушкой, сложил два и два и не лез с вопросами. Десятому определенно не везло в любви: Киоко четко ответила нет, и теперь даже таинственная незнакомка порвала с ним. Вопросы копились в мозгу подрывника, но он сдерживался, поджидая удобного момента. Но он так и не настал. Однажды, прямо посреди пары, у босса зазвонил телефон. Нырнув под парту и быстро сняв трубку, Десятый прошептал "алё". Минуты полторы его лицо исходило пятнами различной цветовой гаммы, потом он несколько раз прошипел что-то неразборчивое и положил трубку. Гокудера мог бы поклясться, что губы босса произнесли Ti amo, но ведь Десятый так и не выучил пока итальянский. А потом на телефон пришло длинное сообщение, прочитав которое Савада сначала чуть ухмыльнулся, а потом длинно и витиевато выругался на итальянском, используя довольно редкие словосочетания. Схватив Хаято за руку, он пулей вылетел из кабинета, на ходу объясняя, что его любовь когда-нибудь доведет его до гроба и попросил отмазать в деканате на пару дней. На вопрос "куда" был дан четкий ответ - "Италия". Помахав боссу, Гокудера пошел обратно на пару, пытаясь понять, когда это босс подцепил итальяночку, причем привязан он был к ней настолько, что даже язык выучил. Когда-нибудь Десятый их познакомит и он, Хаято, покажет, каким он может быть шафером и хранителем будущих деток! А потом Десятый вернулся. Зацелованный, немного прихрамывающий, местами подпаленный. Но глаза лучились от счастья, впервые после разрыва с строптивой сеньоритой. И они снова курили на подоконнике. А потом Гокудера смог рассмотреть босса внимательнее и буквально прирос к полу. В чуть отросших волосах проглядывала до боли знакомая перьевая заколка. И хвост тоже был, только поменьше размером. Все встало на свои места: и исчезновения без объяснений, и слишком яркие засосы, и взвинченное состояние вкупе со знанием итальянского мата. Десятый действительно был влюблен, только вот назвать Занзаса сеньоритой было невозможно от слова совсем. Он перевел шальной взгляд на босса и тот просто кивнул, улыбнувшись немного нехарактерной для него улыбкой. Говорить теперь было поздно и смысла не имело. Единственное, в чем Десятый и Занзас были похожи, - так это в том, что они ни за что не отпустят то, что считают своим. А он, Хаято, просто будет рядом.