3.1
– Итак, Настя, сколько тебе лет? – спросил Каллаган, наблюдая за носящимися по площадке детьми. Они с лёгкостью управляли микроботами, играя ими. – Вам какая разница? – огрызнулась я, всё ещё пытаясь понять, как оказалась на этом острове, отдалённом от города. Строения на нём огорожены, обтянуты колючей проволокой сверху и кругом висели запрещающие таблички в духе «Карантин», «Нахождение запрещено», «Зона опасная для жизни». Здания казались пошарпанными и давно заброшенными. Если бы тут и была какая-то радиация или ещё чего после опытов военных и учёных, то шансов помереть казалось больше именно при обвале крыши или стены. Но это было лишь иллюзией, на деле же внутри всё крепко. Помещения большие и просторные. Завалы, которые видела в мультфильме, исчезли, похоже, их убрали. – Лет тринадцать–пятнадцать, так? – оценил профессор, отвлекая меня от разглядываний. – Девушки в твоё время мечтают о принцах, которые на своём белом коне увезут их в сказку, ты же слишком взрослая для этого. – Принц влюбился в Золушку, потому что увидел её в разодетую на балу. Если бы он столкнулся с этой замарашкой на улице, то, скорее всего, она вызвала бы у него отвращение, как у обычных людей грязный и вонючий бомж, просящий милостыню в подворотне на бутылку водки. Сказка кончилась на свадьбе, потому что у Золушки началась война за свой статус, который каждый пытается вырвать – борьба за благосклонность принца, благосклонность придворных и благосклонность народа. Стоит ошибиться – и в лучшем случае она вылетит из дворца с несмываемым позором. Сказка заканчивается там, где начинается жизнь. Моя тирада озадачила мужчину. Он удивлённо посмотрел на меня, а потом похлопав по плечу рассмеялся и позвал вглубь своих владений. В некоторых местах появились странные скульптуры из металлолома и другого мусора – как объяснил “экскурсовод”, это творения Энни, которой так же повезло с микроботами, как мне, тем детям и другим жителям этого места. Не сказать, что статуи уродливы или красивы, они просто странные. И при этом вполне вписывались здесь, рассеивали мрачное уныние своими непонятными ярко выкрашенными формами. Не знаю почему, но они напоминали мне болтушку Хани с её чрезмерным оптимизмом. Её идеалистические наивные взгляды дико раздражали. Да, она гений в химии, но она старше, а ведёт себя как дитё малое. Хуже! Все герои вели себя как дети. Не помню с чего начался спор, переросший в мою ссору с ребятами, но в итоге я оказалась здесь. Сейчас, оглядываясь назад, мне казалось, что я наговорила им лишнего. Мне все и всегда твердили, что я веду себя слишком по-взрослому, и Каллаган сказал это. “Даже мои предки не настолько дотошные, как ты. Действительно Мама Венди”… Над головой затрещало и загорелся свет, где-то вдалеке что-то загудело и потянуло свежим воздухом. – Роберт, энергоблок восстановлен на все сто, – прогудел мужской голос. Только сейчас я заметила, что у Каллагана и здесь при себе был коммуникатор. – Только это… Пусть Энни и малые тут ничего не трогают, вообще сюда не заходят – я тут хоть и сделал на совесть, но после нашей троицы вряд ли вообще что-то может работать. – Это прекрасные новости, Иоан, – похвалил профессор. – Хорошо, я лично запрещу им появляться у тебя, – он оглянулся на шумную компанию, следовавшую за нашими спинами. Высокий плотный темнокожий мужчина нёс несколько общипанных тушек, а дети с воплями носились вокруг него, размахивая ветками, на которых наколоты какие-то листья и весьма крупные рыбины. Заметив нас, охотник гордо продемонстрировал свою добычу. Подойдя впритык, он осмотрел меня с головы до ног, будто прикидывая сколько во мне мяса и сала, а потом опять заулыбался во весь ровный двойной белый ряд зубов. Это выглядело пугающе, и я невольно шагнула за спину Каллагану. – Новенькая? – пробасил он. – Готовить умеешь? – вновь пробасил после моего кивка на первый вопрос. Я вновь кивнула, не в силах выдавить из себя и слова, и мне тут же в руки сунули общипанных птиц, а потом в вдогонку отобранные у детей лозы с рыбой. Следующим актёром этого балагана передо мной предстала девушка. Глядя на неё, оставалось впечатление, что бардак из её головы вышел наружу – причёска из разряда «взрыв на макаронной фабрике» или «я упала с сеновала, тормозила чем попало». Присмотревшись к ней внимательнее, я скоро поняла причину этого безумия в волосах – у этой странной молодой творческой натуры во время размышлений имелась привычка расчёсывать голову карандашом, а то и накручивать на него многострадальные каштановые прядки. Её манипуляции с канцелярским предметом вызвали у меня смешки: напомнило Ариэль при её знакомстве со столовым серебром. Девушка озадаченно повернулась в нашу сторону, окинула меня беглым взглядом, потом Каллагана и вновь уставилась на свою скульптуру, продолжая задумчиво наматывать на карандаш очередную прядь. Скульптура зашевелилась чёрными полосами, микроботы сперва что-то достраивали, а затем начали просто затягивать фигуру местами, скрывая или ослабляя яркую поверхность. – Слишком насыщенные цвета? – спросила она, наклоняя голову. – Или же нет… я просто переборщила с оранжевым, – заключила художница, проводя пальцами по затылку, однако те запутались в волосах. Она небрежно встряхнула кистями пару раз, высвобождая заложников, и снова оглянулась на меня, вернее мои заваленные руки. – Хару обещался освободить кухню ещё пару часов назад, но всё ещё держит её в осаде. Я Энни, а ты? – Настя, – буркнула я, кивнув головой, что не могу протянуть ей руку в ответ. – Хару – это кто? – перебрав в голове все имена героев, спросила я. Правда, глядя на эту компанию я уже стала сомневаться, что знание мультфильма дают мне хотя бы какое-то преимущество. – Мой зять, – ответил Каллаган. – Чуть не забыла! – резко встрепенулась Энни. Все её микроботы изобразили рядом с ней большой восклицательный знак и перетекли в какие-то иероглифы, а потом снова в восклицательный знак, имитируя рекламный щит. Разве, что не светились при этом. – Профессор, Кэрри сообщил, что прибудет к семи вечера. Хоть Каллаган не изменился в лице, но почему-то мне показалось, что сообщение девушки заставило его напрячься. Может, потому что ответ последовал с большей паузой, чем до этого. Он направил нас на кухню, попросив передать зятю, что им необходимо поговорить. Лишь когда мы остались наедине с Энни (не считая навязанной малышни, общипавшей уже сырую рыбу), я поинтересовалась, где же сама дочь профессора. Девушка помрачнела и тут же попыталась перейти на тему готовки. Единственное, что я поняла – тема дочери Ёкая являлась запретной. Или меня пока в неё решили не посвящать. Хоть и не столь интересно, но хотелось бы знать, куда меня угораздило попасть. Судя по всему, многое изменилось с тех пор, как для нас прошли титры. Ёкай опять на свободе, а его дочь вышла замуж. Я хоть и не вдавалась шибко в подробности жизни других персонажей (признаюсь, тогда только по внешности Хиро и сходила с ума), но в памяти кое-как всплывало, что фамилия у неё была отцовская, девичья. Или тут не меняют фамилии по замужеству? Или того хлеще – муж берёт фамилию жены?.. Да нет, у США не помню такой традиции, да и Юлька о таком не трезвонила, хотя любила выносить мозг аниме и Японией в целом. – Ого! Как ты их ловко! – восхитилась Энни посмотрев на разделанных птах на моей доске. Её же рыба превратилась в пюре, которое то и дело таскали дети. Никогда не видела, чтобы так ели сырую рыбу. Обычно таскают картошку… – Я не знаю что это, но от курицы мало отличается, – пожала я плечами, всё ещё недовольная результатами. Бабушка делала это быстрее и аккуратнее, я же испачкалась сама, да ещё и кости надробила. Бабушка всегда всё делала идеально, мне же нужно учиться и учиться. Обидно признавать, но работа по дому – единственное, что у меня получалось. Если бы не заумная теория на уроках домоводства, то хотя бы по одному предмету я могла стать круглой отличницей. – А почему ты согласилась кухарить? – спросила Энни. – Меня поставили на кухню, сославшись, что я девушка. Тем более временами мужчины уходят в город, так что я ещё и нянька, – вздохнула она. – Будто у меня был выбор, – возмутилась я. – Даже не знаю, кто страшнее, он или насекомые… – Он? – озадачилась собеседница. – Ты имеешь в виду Дэка? Хотя кого же ещё, я его первое время сама пугалась – такой громила, – посмеялась она. Энни болтала без умолку, причём часто скакала с одной темы на другую, что я просто перестала слушать её, а уже машинально поддакивала с честными глазами, что вникаю в суть разговора. Будто опять в школе, только там я не готовила, изображая из себя прилежную ученицу. А ещё это напоминало выходные, когда родители лезли под руку со своими нотациями об успешном образовании, выборе будущей профессии и всякой чехерне в духе полового воспитания. Как и им, мне хотелось уже наорать на Энни, чтобы та наконец-то заткнулась и не отвлекала: я не знала, что за рыба и птица достались мне на готовку и вообще чужая кухня, на которой я ничего не знаю, меня угнетали. На вопросы что и где находится дети реагировали быстрее. Малышка успешно доставала мне всякие баночки и посуду с верхних полок создавая огромную руку из микроботов. Чем чаще я видела этих мелких роботов, тем меньше они казались похожими на насекомых. И будто уловив моё настроение, мальчик занял Энни, давая нам свободу от болтушки. Хоть это и изматывало, но почему-то дарило странное спокойствие.3.2
Сложно сказать, сколько времени прошло, как я очутилась на острове, но иногда посещало ощущение, что всегда жила здесь. В этой комнате, которую делила с Энни и детьми, наполненную различными игрушками и всякими мелочами для детей и девушек. В этой кухне, где постоянно готовила в шумной компании, порой и вместе с Дэком, который стыдливо сам всегда разделывал мясо, отмахиваясь, что детям нужно играть, а не потрошить туши для супа. В зале для совместного отдыха, где Иоан любил читать и рассказывать истории, усаживая всех за какую-нибудь настольную игру. Наш старик знал очень много всего, а ещё придумывал и мастерил сам. Хоть он и всегда был занят вместе с Каллаганом оборудованием в лаборатории, но никогда не отказывал в мелком бытовом ремонте той же Энни, вечно убивающей свой фен сушкой очередной гениальной скульптуры. Эти странные фигуры размещались то тут, то там, но никто кроме некоего Кэрри и его сопровождения не высказывался против. Сам профессор тогда сказал, что эти увлечения никому не мешают и тем более способствуют развитию связи Энни и её микроботов. Я не сразу поняла, что эти творческие порывы нашего гения прятали камеры и датчики слежения, да и не узнала бы, если как-то не разнесла случайно одну из ярких фигур, когда выяснила, что за тип этот Кэрри. Хорошо, что это произошло уже после их визита. – Если ты его убьёшь, то только подставишь профессора, – вздохнула Энни, осекаясь, не вернулся ли Каллаган. За время, проведённое здесь, я поняла одно: эта девушка могла без умолку болтать о себе и искусстве, но не любила обсуждать кого-либо, особенно профессора. – Кэрри – всего лишь пешка, – поддержал Дэк, понимающе похлопывая меня по плечу и глядя с расстройством на разворошённую статую. – Даже если мы узнаем, где они прячут Эбигейл, нам это ничего не даст, – согласился с ним Хару. – Да и не стоит забывать, что профессор – робототехник, а не врач. Мы даже не имеем понятия, что они там с ней делают, – он со злости пнул валяющуюся яркую голову, та со звоном разлетелась о стену. – Если бы не Крей, то она не попала бы в междумирье и не находилась там в гиперсне, а теперь её сделали подопытным кроликом. Я заставила себя проглотить всё, что хотела сказать до этого. Гиперсон… Радик тогда что-то возмущался на этот счёт, объясняя мне и девочкам, что Бэймакс не должен был засечь живую форму в портале. Мол, гиперсон – отключение всех функций организма, но без его убийства, это временно, что-то типа заморозки. Не понимала тогда и сейчас с трудом соображаю что к чему. Я в науке не сильна, да и Бэймакс – медицинский робот по последнему слову техники с гигантской базой данных. Раз Бэймакс определил её состояние и медики привели её в чувства, значит, тут такое состояние пациента – вполне привычное дело. Да и к чёрту этот гиперсон, всё опять сводилось к тому, что виноват в итоге Крей. Утешало, что никто не стремился идти надрать задницу горе-новатору. – И ты не потребуешь никаких доказательств этой истории? – уставились все на меня. – Эм… зачем? – так же уставилась на них я, переводя взгляд с одного на другого. Видимо, сказалась моя привычка «С чего это вдруг?». – Я знаю, что Элистер Крей тут весьма большая шишка, покупающий новые технологии у их изобретателей. Из-за его игнорирования сообщений о неполадках в системе управления телепортером, дочь Каллагана так и не вернулась с испытаний, угодив в междумирье. В тот день, когда профессор пытался отомстить, отправив очередное «творение» Крея и его самого в тот же портал, ему помешали Хиро и ребята, а потом Бэймакс обнаружил, что по ту сторону портала есть живой человек и они вытащили Эбигейл. Самого же Каллагана отправили в тюрьму… – До того момента рассказа про междумирье, я хотел спросить, не можешь ли так же общаться с техникой, как я, – с сомнением проговорил Иоан. – Однако теперь я сомневаюсь можно ли тебе доверять. Извини, но ты… – Она сразу знала, кто я, – вмешался Каллаган, как-то неожиданно появившись из-за спины Дэка. Мы вздрогнули о оглянулись на него. Казалось, что все забыли, что профессор тоже живёт здесь, а Кэрри с его людьми не требовали долгих проводов. Даже мне самой стало неловко от своей речи – того и глядишь выкинут. Причём не Каллаган, а остальные. Наверное, это было впервые в жизни, когда мне стало реально стыдно смотреть в глаза человеку. Знали бы это фанаты Хиро и остальных членов геройской шестёрки, меня бы точно убили. Без суда и следствия. Одно только моё проживание на этом острове уже бы послужило поводом жестокой расправы, а тут и ещё чувство вины, что наговариваю на профессора Роберта Каллагана, главу кафедры робототехники в престижном Технологическом институте города Сан-Франсокио… Ладно, бывшего главу кафедры, но сути это не меняло. Чем дольше я оставалась в этом мире, тем больше убеждалась правоте учительницы из младших классов: «Не судите человека только по поступкам – всегда учитывайте в каких условиях он так поступил, узнайте причину. Только в таком случае вы узнаете добрый ли перед вами человек в злых обстоятельствах, или злой человек, прикрывающийся добром». Если бы не провал эксперимента с телепортером и не потеря в нём дочери, Каллаган бы не стал Ёкаем. – Настя такая же, как Ли Ёнра, – продолжал профессор, пройдя мимо нас. – Зная его историю, вы восприняли так негативно ребёнка, которому пришлось выбирать между «добром» и «злом». Для неё мы такие же злодеи, как для тебя, Энни, шестёрка героев, отнявшая у тебя Ли. Насколько бы месть не казалась привлекательной, не поддавайся этому искушению. Это мне повезло, что Эбигейл всё это время жива, а Ли мы похоронили сами. Я не хотел тебе этого напоминать, но порой ты ведёшь себя слишком опрометчиво. Сегодня ты останешься с детьми, вместо тебя пойдёт Настя, – он развернулся и бросил в меня чёрный плотный мячик из микроботов. – Я не хочу хоронить ещё и тебя, Энни, – смирил он взглядом девушку и улыбнулся: – Если что случится, ты знаешь, что и как делать. Стоило мне переключиться на подарок, он сразу же расползся по рукам, обвивая тело. Как и в прошлые разы, эти штуки заставляли передёргиваться от ощущения, что по мне ползают насекомые. Не знаю, эти ли мои ассоциации приводили к такому поведению маленьких гадов, но я по крайней мере перестала пугаться, если на моей руке или где-то рядом опять появлялось большое чёрное членистоногое. Даже детям теперь не доставляло удовольствия доводить меня подобными шутками. Но признаю, что находить мёртвых большущих пауков или тараканов, чуть ли не с мою ладонь (и где эти сорванцы только достают таких?) на своей подушке при пробуждении оставляет мало приятного. Однако, возвращаясь к подарку: профессор добился, чтобы мы не могли мешать друг другу в управлении микроботов – каждый из нас владел своей группой. Это не означало, что мы могли командовать лишь своими, но свои были послушными в отличии от чужих, которых хозяину не так уж и сложно вернуть под своё подчинение. Моя группа самая маленькая. Причина сколько не в том, что я появилась позже всех, а в том, что микроботы предпочитали воплощать в реальность мои страхи, чем желания. Правда, самое сильное моё желание – вернуться домой – им не под силу, да и то оно утекало с каждым днём в неизведанном направлении. В какой-то момент запуталась хочу ли я домой. Там, в родном городе мои мама и папа, мои друзья, моя школа и мои невыполненные уже невесть сколько уроки. Там я родилась и там выросла, там поняла, что чудес нет. Там посмотрела мультфильм с подругами, а потом слушала возмущения и недовольства Радика. Там обнаружила Хиро на своём окне и чуть не закоченела на морозе. Там почти вся моя жизнь. В отличии от остальных мне есть куда возвращаться и к кому возвращаться. Малышня… оба из детских домов. В их стране запрещено усыновлять иностранцам, а свои вряд ли возьмут – когда живёшь на грани гражданской войны не до лишних ртов. Энни из отринутых художников, который отдал себя всего искусству, а в ответ лишился всего. Хоть она добрая и заботливая, но всегда какая-то настороженная, а временами даже более дёрганная, чем я со своими заморочками из-за насекомых. Иоан похоронил всю свою семью: жену, детей, даже питомцы и те покинули – его никто не ждёт дома. Дэк лишь грустно улыбался, говоря, что ему тоже некуда идти. Я могла уйти в любой момент, стоило лишь спросить Каллагана или Хару, но почему-то продолжала оставаться с ними. С людьми, которые вызывали искренние улыбки и смех, которые заставляли беспокоиться своими задержками и радоваться возвращению. С людьми, чьи победы и поражения воспринимались как свои собственные. С людьми, которых хотелось назвать семьёй. Но как бы всё не было хорошо, я не забывала о микроботах. Микроботы тянулись друг к другу, а мы поддавались им в этом. Возможно, все наши дружеские и родственные отношения – всего лишь иллюзия и обман, навеянные программой, заложенной Хиро при создании этих маленьких механических существ, с которыми мы почему-то оказались связаны.