There is no place like home

Горячим осенним вечером красно-золотой закат тянется дольше, чем в обычные дни. Интересно, так только во Флориде? В этом месте создается впечатление, что здесь все такое мерно-тягучее, с ленцой. Наш трансфер, казалось, был экскурсионным - ехал он так медленно, что я уже тысячу раз пожалел о том, что мы не могли взять тачку. Но ладно я - у меня консоль. Мелло же так ругался на водителя непонятно-южной национальности, что тот, даже не понимая ни слова по-немецки, к середине поездки сделал потише радио и как-то нехотя сильнее придавил газ. Бесспорно, Хомстед был достоин того,чтобы посмотреть на него; хотя бы потому, что собственного дома у нас никогда не было*, а он действительно казался таким по-домашнему уютным, что я даже отвлекся от игры, сжимая крепкую ладошку на сидении, привлекая друга к тому, чтобы он тоже насладился видом. Мелло оборвался на середине длинной тирады о том, что некомпетентные водители и медленные машины противоречат понятию перевозок или что-то в этом роде, слегка вздрагивая. Я пытался заглянуть ему в глаза, но он упорно отворачивался; зная его, я ни капли не удивился - он много вредничал и долго оттаивал. Зато, не желая смотреть на меня и нарочно глядя в окно, он наконец-то расслабился и, кажется, и в правду проникся видом за окном. Нам нечасто удается вот так посмотреть на город, будто мы едем не на очередное задание, а куда-то к друзьям. Или, возможно, к себе домой. Если бы у нас был дом. Но нет. Нашим домом были высокие отели, придорожные мотели, обветшалые флигели, а иногда даже и вовсе улица. Мы привыкли все время перемещаться за эти восемь с половиной лет, с тех пор как за нами закрылись двери дома Вамми - пожалуй, это действительно был наш дом, дом, но...приют. Такого порой жуткого проживания требовали сначала неважные финансы (читай: отрицательные), затем - задания, на которые мы вынуждены были идти, чтобы добиться авторитета в определенных структурах и подзаработать хоть немного денег. Надо отдать должное Мелло; вернее, его интуиции. Он всегда знал, я бы даже сказал угадывал, чувствовал, какие люди стоят того, чтобы их слушать, а какие - того, чтобы в них стрелять. Так мы и вышли на тех, кто считается с нами сейчас. К слову, сейчас мы уже берем задания самостоятельно, стоит только прийти "ориентировке". Я не знаю, как называют это люди; может, охотники за головами, ну, или, я не знаю, убийцы - я не хочу называть это никак. Может, мы делаем мир лучше. А может нет, не знаю, но задумываться об этом не хочется, уж тем более в такие редкие вечера, как этот - полные умиротворения. Спрашивать Мелло - еще хуже; все так закрутилось, и мы погрязли, кажется, в этом дерьме настолько, что выпутаться невозможно. Поэтому у нас есть одно негласное правило - не обсуждать. Есть цель - действуй. Нет цели - отдыхай. Жди следующей и, кто знает, может, она никогда не наступит. Живи моментом. Это правило мне по душе. Отдых... сейчас нам было, где развернуться. Нас привезли в настоящий особняк, казавшийся странно-сказочным в свете первых закатных лучей, с его центральной башенкой, многочисленными поменьше с крышами-конусами и загадочно-черными дырами окон. Я не романтик, но здешняя атмосфера сама навевала мысли о чувствах, о былом (ностальгия, черт бы ее побрал) и о такой неведомой и в то же время родной свободе... Только оказавшись внутри и сделав все необходимые процедуры по проверке обстановки и возможных путях отступления - привычка - мы смогли наконец-то расслабиться. Есть еще время, еще целая ночь и целое утро перед тем, как... в общем, перед тем самым, зачем мы сюда приехали. Устав с дороги, первым делом побежал в душ - принцесса просидела бы там куда больше, чем мои пять минут, смывая грим и вновь открывая миру (в принципе - только и только мне) свои страшные шрамы. Ну, это Мелло считал их страшными - как по мне, если не считать той боли, что он пережил, то они вполне органично смотрелись на его лице. У меня в памяти крепко врезалось первое впечатление - момент, когда он улыбнулся мне в первый раз в кухне дома Вамми. До этого он ходил хмурым, хотя пытался выглядеть надменно. Но не может у мальчишки младше десяти лет быть надменного выражения, а яркая улыбка - может. С ней его лицо преобразилось тогда; я сказал какую-то глупую шутку, а он так заулыбался, что мне стало неловко, ведь мы еще не общались толком. Такое странное для меня зрелище... тогда, наверно, сложилось представление о прекрасном. Мальчик с ангельской мордашкой превращается в красивого мужчину... как незакономерно. Я вообще не привык зацикливаться на внешности, но, если вдуматься, Мелло был самым красивым человеком, что я вообще видел (не признавать это - глупо), и вдруг половина лица перечеркнута шрамом... Наверное, для него это было ужасно - я не спрашивал, я чувствовал его терзания после происшествия. Но, глядя на его лицо, я продолжаю видеть красоту, а ожог только добавляет шарма. Его светлая, тонкая кожа и светлые волосы выглядели как-то даже беззащитно - не говорите ему, он бы убил меня за такие слова, - но рубцы добавляли иррационального мужества. Не знаю, как там говорят, шрамы украшают мужчину? Бред. Они уродуют, но кому-то они идут, а кто-то... ладно, других таких я не знаю, поэтому плевать.

***

Горячий душ добавил покоя, мягкий халат пришел на смену узким джинсам, приятно окутывая и создавая иллюзию спокойной жизни. Интересно, куда бы спрятать в нем пистолет?.. Выйдя из душа, я стоял на балконе, подкуривая сигарету. Куда-то запропастился Мелло; наверняка обходит дом или, может, нашел другую ванную, по размерам не уступающую основной. Затягиваясь, я смотрел в красную точку, некогда бывшую солнцем. Последними горячими лучами оно освещало город, уже погрузившийся в холодные сумерки... А что, тут уютно, я был бы не прочь остаться здесь хотя бы на недельку. Хотя бы на пару дней... Я выронил сигарету. "Прохаживаясь" взглядом по своим "владениям" в виде двора с целым садом деревьев, фонтанчиков, раскинувшейся беседкой и высоким витиеватым забором, я "споткнулся" о бассейн. Вернее, его содержимое... Чертов немец действительно нашел ванну побольше. В сгущающихся сумерках на моих глазах срабатывали один за другим только владельцам известные датчики, постепенно зажигающие в толще синей воды, кажущейся до этого черной, сияющие белые точки. Светлая кожа Мелло в темной воде казалась совсем белой; а с иллюминацией стала и вовсе светящейся. Плавал с голой задницей, засранец! Но это было и не важно - я был поражен его образом в этой темной, чужой воде, и его нагота была здесь совершенно не причем. Вру, конечно, причем, но не в ней была суть. Никогда не мог оторвать взгляд от его движений - по-мужски изящных, правильных, выверенных, безумных, пугающих, приятных... Нет, не то; хотя не сомневаюсь, что все это представление он устроил не просто так. Осень же, а тут давно никто не был. Надеюсь, бассейн подогревается? Хотя на моей памяти этот живучий гад серьезно простужался лишь дважды - за почти всю жизнь это слишком мало, не правда ли? - первый, когда мы осенью ночевали под крышей разваливающегося сарая где-то к югу от Нортгемптона. Тогда, неумело разжигая костер, этот сарайчик и спалили... Ну а что, в пятнадцать лет можно. Мелл тогда ходил с бронхитом неделю, пока я не затащил его в больницу, отдав едва ли не все наши сбережения, чтобы не дошло до воспаления или чего похуже. Надо ли говорить, что он сопротивлялся? Второй раз - в пригороде Осло, когда на спор пил местный ледяной самогон, который они звали почему-то живой водой**. Иронично, однако после нее валялись далеко не живые... Тогда он кашлял, хрипел, посылал меня на хер осипшим голосом едва ли не неделю. А я смеялся и отпаивал его горячим молоком. С медом, а как же. Конечно, те условия не сравнятся с просто холодным бассейном, но я от чего-то переживал. Глупо, наверно, но чувство фальшивого дома делало меня таким же фальшиво-домашним. Фу, аж противно, переживать из-за такой ерунды! Раскис. Главное не показаться в таком виде Мелло. Мелло, безмятежно плавающему в синей воде, останавливающемся на каждом круге света. Мелло, заметившему, что я смотрю. Мелло, выгибающемуся на бортике, вытаскивающему одну ногу за другой из бассейна... - Не скинешь полотенце, Рапунцель? - Да я не найду. Придется тебе подняться, принц. - Фиговая же из тебя принцесса! - Да и не моя это роль, ну. - Я что, должен мерзнуть, мокрый поднимаясь к тебе туда? - Говорю же, принцесска тут не я! К тому же рыжих не бывает, сплошь и рядом - белоку-уурые. - Ах ты! Получишь же! - Беги не поскользнись! Слов моих он не расслышал - устремился к дому как был, в чем мать родила. Усмехаясь, я возвращаюсь в комнату и быстро стягиваю толстое и жесткое покрывало с кровати, слышу, как через ступеньку скачет Мелло, встречаю его, улыбаясь, как дурак. Он действительно дрожит от холода и тяжело дышит, но кидает в меня подушкой, а потом и вовсе сам кидается с кулаками. Распахиваю халат, натягивая его полы на нас двоих, хотя греет его больше мое теплое тело, судя по тому, как он ко мне прижимается. Мои руки помогают ему, обнимая и поглаживая усеянную мурашками спину, мокрые волосы. Через пару секунд, чуть согревшись, он вспоминает, зачем бежал - крепко щипает меня за бока и толкает на кровать, вдогонку летит еще подушка и сам Мелло. Я хватаю его за шею и бедро, переворачивая на бок, подминая под себя, не давая вырваться, хватаю запястье. Он кусается, бьет меня под халатом по ребрам, но он меня не обманет; я-то знаю, что свою щиколотку он уже скрестил с моей. А когда чуть сдавливаю шею и наваливаюсь всем телом, рвано выдыхает, и жесткие удары превращаются в грубые, сильные прикосновения пальцев, сжимающих мои многострадальческие бока; они то ли отталкивают, то ли прижимают. Начинается самое интересное, потому что инициативу перехватить он пытается до последнего, все время стараясь оказаться сверху, разводя мои ноги и кусая живот. Но кому, как не мне, знать, что и это часть игры, которая ему нравится даже больше, чем мне. Я-то знаю, что это - то самое наше, наше домашнее, что мы с ним делим на двоих. Каждый свободный вечер, каждое дерганое утро, каждый взгляд, который может стать последним - он полон того, что мы называем домом - памяти о таких вот моментах.