Тщета жизни

      Давайте представим, будто Нина, жена Владимира, была из семейства Чернышёвых. Знатный род, известный в истории России. Они были графы, так что Нина и до свадьбы с Воронцовым была графиней.       Граф Андрей Захарович Чернышёв был военным, служил в Петербурге при Николае I. Однажды на приёме у императора его представили дипломату, тоже графу, Сергею Кирилловичу Воронцову.       — Ваше сиятельство! Кажется, у графа Воронцова поместье в Ярославской губернии, как и у Вас.       — Очень приятно — очень приятно… Да, под Угличем.       — О, так мы соседи...       Слово за слово — выяснилось, что и поместья у них рядом. Договорились как-то съехаться в деревне, по-свойски.       Оказалось, что у Сергея Кирилловича есть сын, а у Андрея Захаровича — дочь, оба единственные дети в семьях.       Рыженькая девочка, Нина Чернышёва была на три года моложе Володи Воронцова. Как в «Дубровском», Андрей Захарович говорил: «Пожалуй, отдам за твоего Володьку мою Ниночку!» Дети тогда были ещё совсем малы. Соседи и приятели договорились встречаться хоть иногда летом в деревне.       Отец Нины, полковник артиллерии, погиб в Крымскую войну, в 1854 году, от осколка снаряда при обороне Севастополя. Это было примерно там же, где служил прапорщиком будущий великий писатель Лев Толстой. Так всё переплетается в жизни, как в романе. И нарочно не придумать!       Ниночке тогда было всего пять лет. Вдова оформила пенсию за мужа и уехала в деревню, поселилась на свежем воздухе. Но у графов Чернышёвых и без того состояние было огромное.       Когда Нине исполнилось девять лет, мать заказала прямо в деревню учителей — музыки, французского и итальянского языков. Ниночка выучилась играть на арфе, на гитаре, много читала романов по-французски. «Новая Элоиза», «Кларисса Гарлоу», «Конрад» и проч.       Граф Сергей Кириллович Воронцов был занят по службе, много ездил за границу, улаживал дела России на международной арене. После кончины государя Николая Павловича в стране многое поменялось. Князь Горчаков, Александр Михайлович, был призван на высшую дипломатическую должность и начал обеспечивать мир в Европе, что и проделывал успешно в течение тридцати лет. А граф Воронцов был назначен в департамент иностранных дел. Поэтому он и сына своего записал в Петербургский Николаевский кадетский корпус.       Нине сравнялось пятнадцать, и вдруг в деревню приехали Воронцовы. У Володи в ту пору вовсю уже пробивались усы, и звать его стали уже не детским именем, а полным — Владимир. Ему было восемнадцать лет, он окончил корпус и был назначен в элитные войска — в кавалерию, в лейб-гвардии уланский полк, корнетом. И сразу успел поучаствовать в усмирении польского мятежа. Но об этом отдельный разговор.       Вернувшись из западных земель, Владимир поговорил с отцом, и тот настоятельно посоветовал сыну получить специальность военного инженера. Воронцов поступил в Николаевскую инженерную академию.       Мама Нины, Зинаида Александровна, отслеживала все карьерные передвижения мужчин соседского семейства. Она понимала, что Воронцовы — семья хорошая, правильная, Софья Дмитриевна хорошо ведёт хозяйство, всё у неё справно, муж верный, благородный, при деле. Поэтому у Воронцовых и сынок должен быть хорош.       Соседи встречались. Матери разговаривали о хозяйстве, об урожае, о варенье, обсуждали наряды. Софья Дмитриевна не очень охотно, правда, поддерживала эти разговоры. Она много читала современной литературы, ей было интересно поговорить с умными людьми. Она ходила в Малый театр, смотрела пьесы Островского. А варенье — оно варенье и есть, нечего его обсуждать.       Варить варенье, так же как поддерживать мужа, Софью Дмитриевну научила маменька, Елизавета Ивановна Воейкова. Отец Софьи Дмитриевны, генерал Кашкин, был храбрый офицер, для которого понятие чести стояло выше всего. Защиту Отечества и его интересов семейство Воронцовых почитало высшей доблестью.       А Зинаида Александровна учила Ниночку, как завоёвывать сердце мужчины.       Но она не могла взять и так просто прийти к Софье Дмитриевне и Сергею Кирилловичу, сказать: «Возьмите мою Нину в жёны Владимиру!»       Пятнадцатилетняя барышня приезжала к соседям с маменькой, принимала гостей у себя дома. Ходила в кисейном платье, в яркой шляпке среди лугов, по склонам холмов, в саду под сенью лип. Она любила одеваться ярко. Белые, бледные одежды ей не шли. Она была как красная ягодка на зелени травы и листвы.       Смуглая бархатистая кожа, глубокие тёмно-серые глаза, полные сочные губы, не нуждающиеся ни в какой помаде, крепкие ноги и руки — всё было хорошо в Ниночке. Она была умная барышня. Всегда находила что сказать.       А Владимир терялся, хотя он был старше её на целых три года! В своём корпусе он не видел женского пола. У него не было сестёр. Поэтому женский мир для него был закрытым и таинственным. Но в восемнадцать лет каждый юноша чувствует смутное томление при виде красивой девушки. Поэтому и Владимиру показалось, что он влюбился. Он старался почаще и побольше оказывать ей знаки внимания. Ему хотелось поцеловать прекрасную соседку, но она всегда была со своей матушкой.       Осенью младший Воронцов вернулся в северную столицу. Три года прошло — он кончил курс Академии.       Зинаида Александровна Чернышёва была в затруднении. Уже год как она жила в Москве со своей дочерью Ниной. Надо было красавицу выдавать замуж. Приданое было. Но Нина не хотела выходить за первого, кто позарится на её деньги и добро. Как Пушкин говорит, «улан умел её пленить». Тёмные густые волосы, зелёные глаза, редкая, и поэтому особо трепетная улыбка — юный Воронцов запал ей в сердце. Она была барышня романтическая. А в уланском мундире Владимир был красив неимоверно!       Нина обожала посещать светские салоны. Графиня слыла в свете искусной музыкантшей. Она играла на арфе, пела по-итальянски. Вокруг юной графини Чернышёвой вились многочисленные князья, графы, бароны. Ей это льстило и нравилось. Она с удовольствием принимала ухаживания кавалеров, а сама между тем думала: «Вот уж зубки-то они об меня обломают!» На предложения руки и сердца барышня ничего не отвечала, только усмехалась.       — Я не спешу под венец.       Маменьке, однако, Нина поставила условие: «Выйду только за графа Воронцова». Она чувствовала его надёжность. Все говорили, что сын Сергея Кирилловича унаследовал не только обширное состояние предков, но и внутреннее благородство души.       И вот наконец Владимир Воронцов приехал в Москву.       Здесь огромное влияние в высшем свете имела княгиня Алтуфьева. Марья Алексеевна была какой-то дальней родственницей матери Нины. Зинаида Александровна пригласила её в своё время в крёстные матери своей крошечке. И теперь графиня Чернышёва решилась прибегнуть к помощи кумы.       — Княгиня, дорогая!       — Графинюшка, милая моя! — мяукающим тоном заговорила Алтуфьева. — Давно из деревни?       — Давно, год уже прошёл.       — А я только из Италии. Ах, Италия! Какой там прекрасный климат! Какой воздух, море, солнце!       — А какие там мужчины! — подхватила и Зинаида Александровна, которая скучала во вдовстве без мужского внимания.       — Ха-ха-ха! — церемонно засмеялась Марья Алексеевна. — Милочка! — вдруг спохватилась она. — А как твоя дочь?       — Моя дочь со мной, княгиня.       — Ка-ак? — изумилась та. — Моя крестница всё ещё не замужем? Ей же… дай Бог памяти… Семнадцать лет! Надо срочно найти ей хорошую партию! Предоставьте это мне!       Алтуфьева выражалась безапелляционно. Она привыкла командовать. Графиня Чернышёва ей ответила:       — Мою Нину не переспорить! Ей что втемяшится в голову, никак её не переубедить.       Княгиня обратила к собеседнице не очень свежее лицо, стараясь придать ему приятное выражение.       — Ах, в чём дело? Что же ей втемяшилось?       — Она говорит, что влюблена и выйдет замуж только за этого молодого человека.       — А он — отказывается?       — Он и знать не знает.       — И кто же этот счастливец, позвольте узнать, графиня?       — Ах, Вы только вообразите себе, княгиня! Ниночка заявляет, что выйдет замуж только за сына Воронцовых.       Алтуфьева тут же вздохнула с облегчением.       — Успокойтесь, графиня! Считайте, что молодой граф Воронцов в кармане у Вашей Нины.       Чернышёва попыталась улыбнуться. Алтуфьева продолжала говорить.       — Я понимаю Ниночку. Это достойная партия. Из богатой, знатной семьи, хорош собой, офицер. Я в юности тоже была влюблена в офицера!       Лицо Марьи Алексеевны сделалось мечтательным: она вспомнила молодость.       — Но я же не могу идти и сватать свою дочь! — Зинаида Александровна снова пришла в отчаянье.- У нас товар, а купец, милая Марья Алексеевна, — у них! А не наоборот.       — Ничего страшного, — вновь замяукала Алтуфьева. — Сладим это дело, — и, видя разочарованную физиономию визави, добавила. — У меня прекрасная репутация свахи. Меня даже Святейший Синод слушается: кого женить, кого развести!       Графиня Чернышёва широко раскрыла глаза.       — Душечка! — чуть не плача сказала она. — Покойный муж ещё в давние годы, когда моей Нинуське было два годика, мечтал выдать дочь за сына Воронцовых. И вот желание моей девочки совпало с волей отца!       — Хорошо, я посмотрю, что можно для вас сделать. Ждите сватов!       Воронцовы были давние приятели Алтуфьевой.       Она пришла к ним в гости, слово за слово, и она сделала так, что Софья Дмитриевна и Сергей Кириллович сами захотели поскорее женить сына.       — Вам уже немало лет. Сын у вас единственный. Он отправляется вскоре в поход.       — Откуда Вы знаете, Марья Алексеевна?       — Слухом земля полнится! В Туркестане будут военные действия.       Софья Дмитриевна чуть не упала в обморок. Владимир ей ничего не говорил.       Алтуфьева стала убеждать, что сына лучше женить.       — Невестка ваша останется с вами, будет вам дочкой, может быть, подарит вам внука — вот вам и не скучно будет без сына. Сын, сами понимаете, — отрезанный ломоть! Он всё равно уедет.       Вечером Воронцовы поговорили с сыном, Владимир подтвердил, что уезжает в полк. Тогда Сергей Кириллович сказал:       — Мы уже старые, а ты нас покидаешь. — Владимир хотел возразить, что это его воинский долг, но отец не дал сказать. — Я сам настоял, чтобы ты стал военным. Ты отправишься в свой поход, не волнуйся. Но нам бы хотелось, чтобы ты женился.       Молодой человек засмеялся: он думал — это шутка! Какое там жениться? Он ещё очень молод! Но отец настаивал.       — В этом заинтересованы такие люди.       И Сергей Кириллович поднял палец вверх, намекая, где сидят заинтересованные люди.       Владимира в военном училище приучили подчиняться. Раз родители просят — ну почему бы и не жениться? Он ещё не понимал в двадцать лет, что такое семья, как он будет вести семейную жизнь, воюя в далёком Туркестане… Его никто ещё не научил заботиться о будущем. Наоборот: в академии, готовясь к карьере военного, Владимир Воронцов старался не загадывать вперёд. Что прикажут — то и буду делать.       Маменька и папенька приказали жениться. Значит, надо жениться.       Вначале Алтуфьева посоветовала встретиться на балу, чтобы сватовство не выглядело внезапным, необоснованным и поспешным. Как раз был традиционный бал в Благородном собрании. Колонный зал сиял белыми колоннами, трёхъярусными светильниками. Свечей было столько, что они ослепляли. Но ещё более ослепительными были, как водится, бальные туалеты барышень. Владимир увидел дочь Чернышёвых — и пропал!       Он помнил её ещё по деревне. Девочкой он её не замечал: в раннем детстве разница три года — пропасть! После корпуса он видел её уже подростком. Но сейчас за два года она очень изменилась!       Высокая, статная, с густой шевелюрой рыжих волос, завитых в кольца (или у неё были свои кудри?), Нина в открытом платье цвета электрон* держала себя так грациозно и непринуждённо, что никак нельзя было не заметить её. Мать учила её естественности, но в то же время аристократичности манер. Что-что, а манеры были у Нины Чернышёвой безупречные.       Владимир с трепетом подошёл к ней, пригласил на танец. Нина с обворожительной улыбкой приняла приглашение. Она так мило и тепло себя вела, что Воронцов сразу же перестал нервничать. Они танцевали, кружились в вальсе, скакали в мазурке, мчались в галопе…       — Ах, как весело! — восклицала Нина.       Она обожала танцы. А танцевать с таким блестящим кавалером — вдвойне приятно. Втройне — что все барышни смотрят и завидуют.       Владимир приносил Нине мороженое и зельтерскую из буфета, следил, чтобы они не были слишком холодны, чтобы дама не простудилась. Они участвовали в игре в фанты, они выбирали друг друга в игре в почту.       Чернышёва написала Марье Алексеевне, что её дочь осталась довольна проведённым вечером.       На следующий же день — чего рассусоливать? — в московский особняк графов Чернышёвых явилась сваха. То есть княгиня Алтуфьева. Она выглядела молодо для своих лет, а уж для свахи — тем более молодо! Однако она сразу сказала:       — У вас товар — у нас купец! Свататься придём!       Нина, конечно, влезла в разговор взрослых:       — А кто он? Кто? Богатый? Красивый?       Марья Алексеевна потрепала крестницу по щеке.       — Я тебе десятерых приведу — будешь выбирать! Чего только не сделаешь ради тебя!       Нина вспомнила, что ей понравился молодой граф Воронцов. Она сказала с достоинством:       — Крёстная! Я вам уже говорила, кто мне надобен! Кого я хочу видеть в качестве жениха! С другими и не ходите, умоляю вас!       — И кто же это, милочка? — опять замяукала Алтуфьева.       Она прекрасно всё знала, помнила и понимала. Просто так помучить Нину она считала за шутку.       — Владимир Воронцов! С ним я танцевала давеча на балу!       — Понравился? — спросила Алтуфьева.       — Да, он очарователен! А главное, крёстная, он молод! Ну представьте, что бы я стала делать со стариком? А этот молодой, красивый, смелый!       Алтуфьева метнула взгляд на маменьку: говорить, что жених вскоре отбывает на войну, или нет? По непроницаемому лицу Зинаиды Александровны она поняла: нет!       — Хорошо, милочки! Заболталась я тут с вами! А у меня сегодня приём! Милости прошу ко мне! И Воронцовы обещались быть сегодня!       Розовый особняк Алтуфьевой находился далеко от дома Чернышёвых. Нина и графиня Зинаида ехали целый час! Наконец, приехали. Особняк был весь засыпан снегом. Нина скинула заячью шубку в гардеробе и отправилась в приёмную. Марья Алексеевна усадила её мать на диван — почесать языками с другими кумушками, а Нину проводила в кружок молодёжи.       Владимир, который уже прибыл на вечер, застыл в изумлении у колонны из искусственного мрамора. Нина была хороша! А как она двигалась, а как разговаривала! Он был совершенно очарован!       Нина подошла к роялю, она пела романсы, итальянские песни. Она блистала талантом, лицом, фигурой и туалетами! Всеобщее внимание радовало её, она учтиво и достойно отвечала на комплименты.       Владимир несколько оробел, но Нина, в эйфории успеха в обществе, непринуждённо подошла к нему и заговорила. Он отвечал ей, обрадованный благосклонностью такой успешной в свете барышни.       Потом они уже участвовали в общем разговоре, затем случайно Нина оказалась с Владимиром за портьерой. Нет, он ничего такого себе не позволил, в смысле поцеловать барышню, но подумал, что теперь обязан жениться. Все видели Нину с ним, и не один раз. А это означает, что он намерен жениться, и не свататься теперь — значит опозорить её!       Но всё случилось и без его участия. Приехали, как и задумывали, родители Владимира к Зинаиде Александровне вместе с Алтуфьевой, поговорили, затем решили, что надо с молодыми потолковать насчёт свадьбы.       Владимир совершенно не мог спокойно смотреть на Нину. Она была недосягаемой и желанной! Она казалась ему Клеопатрой — египетской царицей!       Несмотря на зиму, Владимир носил Нине охапки цветов, угощал клубникой из оранжереи.       Нина тщательнее стала ухаживать за собой. Хотя в восемнадцать лет какой особенный нужен уход! Она и так была красива и породиста до невозможности!       На свои именины Нина устроила концерт для гостей в доме родителей. Она в чёрном с искрой платье по последней парижской моде, с красной розой в волосах, подошла к Владимиру на мгновение, шепнула, заглядывая проникновенно в глаза: «Два первых романса я буду петь для Вас!» Владимир опять смутился.       Тогда были в моде вечера в русском стиле, и первыми Нина Чернышёва спела романс А.Гурилёва «Не брани меня, родная» и русскую песню «Не корите меня, не браните», будто Владимир собирался её бранить!       Пела Нина профессионально: у неё были хорошие учителя. Владимиру нравилось искусство, хотя нечасто приходилось встречать его настоящие образцы. Голос Нины проникал прямо в сердце слушателей, она исполняла романс и песню очень трогательно. На глазах у княгинь и графинь блеснули слёзы.       Закончив пение, Нина взглянула хитро на Владимира и сказала:       — Ах, я всех расстроила! Сейчас я вас развеселю! Русская народная песня «Девка платье мыла».       Она запела звонко и задорно песню о миленьком дружке, который едет во пОле на ворОном кОне. Непонятные слова припева:             Спавильон, спавильон, спавиль, навиль, направиль,             Первиль, подлифиль, подфиль, надфиль,             Я б на землю прилегла! — звучали как заклинание на тарабарском языке. У Воронцова голова пошла кругом от очарования певуньи.       И другие слушатели, особенно мужчины, восхитились вокальными способностями Нины, окружили её, хвалили, а Василий Иванович, генерал, боевой друг Андрея Чернышёва, даже попросил «списать слова». Глаза Нины сияли, она была счастлива окунаться в лучи славы.       * * *       Перед свадьбой по приглашению Сергея Кирилловича все поехали в Петербург: Воронцов с родителями и Нина с матерью. Кстати, здесь и познакомилась Нина с племянницей Алтуфьевой — Жюли Тишинской, моложе её года на три. Потом Нина и Жюли поддерживали переписку.       В столице Чернышёвы и Воронцовы были удостоены чести присутствовать на приёме в императорском дворце, в Царском Селе. Графа Воронцова чествовали в Парадном зале Екатерининского дворца, и матери Нины тоже оказали почести в память её мужа, героя Севастополя.       Нина в платье цвета бедра испуганной нимфы** была, как всегда, обворожительна. Она удостоилась чести быть также представленной императору и императрице. На глазах барышни показались слёзы умиления.       К радости младшего Воронцова, его будущей супруге было недостаточно внимание августейшей четы. Она постоянно кокетничала с Владимиром. Молодой человек, в новёхоньком уланском мундире, с усами, казался ей идеалом. И этот идеал будет принадлежать ей! Нина была в восторге.       Они танцевали, затем ходили, держась за руки, по залам Екатерининского дворца, любовались интерьерами. Нина глаз не могла отвести от китайской голубой гостиной.       — Я бы тоже такую хотела!       Владимир отвечал, почтительно склонившись перед ней:       — Всё, что ни пожелаете, ваше сиятельство!       «Вот только станем императорами», — думал он про себя иронически.       — А Янтарную комнату Вы не хотите, сударыня?       Янтарная комната императрицы Екатерины Великой была шедевром русских мастеров и предметом зависти всех монархов Европы.       Приём продолжался, а Нина и Владимир вышли из дворца.       — Давайте погуляем по парку!       — С удовольствием.       Лето цвело, регулярная французская часть поражала вкусом отделки, симметрией и порядком. Сами не заметили, как вышли к пруду с Чесменской колонной. Обходя пруд по берегу, в камышах увидели лодку.       — Нина! Хотите, я Вас покатаю!       — Хочу!       Владимир, осторожно держа её за руку, провёл в лодку, усадил. Взял вёсла, вырулил на середину пруда. Всё было тихо, только вдалеке квакали лягушки.       Широко разливалась спокойная гладь пруда.       — Ах, Владимир! Смотрите, смотрите! Голландский домик — точь-в-точь, как у моей крёстной, княгини Алтуфьевой!       Княгиня, а вернее её родители, очевидно, скопировали его у графа Шереметева или прямо отсюда, из Царского Села.       Над водной поверхностью в тишине, впрочем, хорошо разносились звуки. Поэтому навстречу лодке показалась другая — патруля императорской охраны. Патруль было приказал нарушителям пристать к берегу.       Владимир сделал вдруг свирепое лицо. Это было смешно видеть у двадцатилетнего юнца. Но, очевидно, в молодом офицере Воронцове пропадал незаурядный артистический талант.       — Да как вы смеете! — вскричал он. — Да вы знаете, с кем разговариваете?! Я — адмирал Ушаков!       Не только Нина, но и патрульные офицеры, старше Владимира со спутницей вместе взятых, вдруг увидели вместо уланского корнета — адмирала, полного собственного достоинства. Ну и что, что форма не та. Никто не обращал уже на это никакого внимания.       Патрульные взяли под козырёк и извинились. Владимир и Нина поплыли в лодочке дальше. Но он всё же предпочёл поскорее оставить лодку там же, где и взял. Нина аплодировала находчивости кавалера. Они ещё долго не могли отсмеяться.       Ободрённый её благосклонностью, Владимир стал чувствовать себя с невестой более естественно. Вернувшись в Москву, они встречались, болтали обо всём подряд: о деревне, о Москве, Нина строила планы их будущей жизни, он слушал заворожённо.       Нина, как все девочки и барышни, мечтала о свадьбе, о подвенечном платье. Конечно, маменька всё устроила по высшему разряду.       — Моя Ниночка привыкла ко всему лучшему! — говорила она. — Я надеюсь, что муж будет обеспечивать ей должный уровень!       Свадьба была красивая, богатая. Само венчание Воронцов воспринял скорее как формальность.       Владимир с нетерпением ждал первой брачной ночи. Ему казалось, что и невеста разделяет его желание!       В те времена папеньки нанимали для шестнадцатилетних мальчиков специальную женщину, которая научила бы сыновей, как надо себя вести в постели с женой. Володя тоже прошёл через это в последние корпусные каникулы.       Благодаря мягкой, белой и округлой, как булка, женщине юный Владимир почувствовал себя мужчиной. «Булка» попыталась показать ему его власть над женщинами. Но она даже не сказала, как её звать. Владимиру в этом опыте не хватило эмоций. «Булка» делала всё правильно и технично, но абсолютно бесчувственно. Володе это не понравилось, но он никому не сказал, не признался.       Тогда и зародилась у него мысль, что женщин понять невозможно. Он и не стал пытаться, — мол, всё равно бесполезно!       Из академии некоторые слушатели бегали в публичный дом. Владимиру не хотелось покупать любовь, хотя, конечно, юношеская природа брала своё.       Но Воронцов уже тогда привыкал не делать себе хорошо за счёт других. Папенька же ему сказал ещё в младших классах корпуса: хочешь быть благородным — расплачивайся за это сам!       А Нина воспитывалась как все дочери тысячи лет до и после этого: узнавала что-то случайно и завуалированно. Поэтому она плохо себе представляла, что её ждёт.       Знаете, она не была разочарована! Владимир был чуток, внимателен, нежен и, к удивлению Нины, решителен, где это было уместно. Три месяца прошло под знаком любви!       Счастливый Владимир начал ожидать прибавления семейства.       Однако пришёл приказ от командования: уланский полк отправляется в Туркестан! Большой радостью для Воронцова было узнать, что вместе с ним на фронт едет его друг — Евгений Бутов! В сухой степи они получили боевое крещение.       Владимир воображал страстные любовные сцены, лёжа в жаркой палатке в Туркестане. Ему хотелось поскорее вернуться к жене.       В то время на границе с Афганистаном было неспокойно, и лет шесть Воронцовы существовали в странном режиме от похода до похода штабс-ротмистра, затем ротмистра, затем майора Воронцова. Он приезжал в Москву, встречался с женой, окружал её заботой, желал её ласк. Но ребёночка Нина так и не родила.       Она любила блистать в свете, покупала себе новые драгоценности, шила великолепные платья, которые пристало иметь даже самой царице: из бархата, с жемчугами и проч.       Со скуки Нина решила серьёзно заняться танцами. Танцевальными учителями были, как правило, мужчины-иностранцы.       Когда Владимир вздумал ревновать, не желая ни с кем делить свою женщину даже мысленно, она сказала:       — Да что ты! Учитель — это не мужчина, это не человек!       И гордо повернула голову.       Учителя танцев в доме Воронцовых всё же появились. Тщетно граф объяснял:       — Ты и так танцуешь прекрасно!       Нина сердилась и настаивала на продолжении занятий.       И он ничего не мог сделать.       С другой стороны, и Владимир не поддавался на предложения супруги. Графиня звала мужа на приёмы и в салоны, а от него это всё было так далеко! Он любил коней, любил своих солдат в полку, любил боевого друга Бутова, любил своё дело. Окончив инженерную академию, улан Воронцов получал задания инженерного характера и выполнял их с энтузиазмом. Ему было важно сделать так, чтобы в боевых действиях потери бойцов были наименьшими. А в мирной Москве он чувствовал себя бездельником и ненужным человеком. Отдыхая от боёв, Владимир стремился побольше почитать в библиотеке, а Нина теребила его, заставляя участвовать в светской жизни.       Они оба не желали учиться понимать друг друга, прощать, терпеть.       А как это всё выносила молодая женщина? Странным образом, она так и не забеременела. Вначале просто не могла, не успела. Потом уже сама не хотела носить и рожать ребёнка мужу, которого постоянно нет дома. И вообще, жизнь с правильным чурбаном от побывки до побывки была для нее невыносима. Она жаждала побольше эмоций в жизни, иногда намеренно провоцируя мужа на скандал.       А он, казалось, ни о чём и не беспокоился. Уезжал себе на войну, писал письма. Рано или поздно между ними должно было возникнуть отчуждение. Так и случилось. Нине показалось, что любовь ушла. Ну действительно, сколько можно ждать! Графине надоело куковать соломенной вдовой.       Она ждала всеобщего внимания и восхищения. Но у всех в городе были свои дела, и до графини Нины Воронцовой, в сущности, никому дела не было. Как говорится, о порядочной женщине в газете пишут три раза в жизни: при рождении, в день свадьбы и в день похорон. А Нине хотелось ажитации*** вокруг себя.       Однако заводить любовника в Москве, на виду у маменьки, у Алтуфьевой, у свекрови, — это не комильфо! Она же графиня Воронцова! Она должна быть безупречна! Тем временем умирает мать Владимира. Он как раз в то время был в Хивинском походе. Отец умер ещё раньше года на три, и старушка сильно сдала, хотя ей было всего 55 лет. И вот Владимир остался сиротой. Потом скончалась и матушка Нины.       Воронцовы остались вдвоём владельцами всего объединённого состояния. У них и близких родственников больше не было.       В перерыве между войнами Нина попыталась затащить супруга на средиземноморский курорт, но он не поехал. Тогда она отправилась одна в Италию. Ей там очень нравилось. Она знала итальянский и трещала со всеми встречными, у неё было прекрасное настроение. Море, солнце, воздух! Один раз живём — чего грустить и пропускать удовольствия! Нина срывала апельсины прямо с веток, от её пальцев, щёк и тела чудесно пахло…       Она писала Владимиру письма, звала его к себе. Но он ответил, что от командира полка пришло предписание срочно явиться к месту службы. Нина осталась ещё на лечение.       Владимир мечтал о большой семье. Он сам ещё не знал, любит он детей или нет: он с ними никогда дела не имел. Но ему не была неприятна мысль о детских криках, шалостях и заботах, связанных с малышами. Нина написала, что ей необходимо продлить лечение, если Влаидимир хочет, чтобы у них были дети.       …Супруга уже два года была на итальянском курорте, а Воронцов, не столь давно получивший чин полковника, находился в Кишинёве, когда объявили, что Россия начала войну с Турцией за освобождение Балканского полуострова.       Нина все два года времени даром не теряла: она дружила с учителем танцев Джованни Манчини, совмещая приятное с полезным. Поскольку детей у неё с Владимиром так и не было, Нина Воронцова осмелилась дружить с итальянцем довольно плотно. Не сказать, чтобы она была уверена, что плодов у этой дружбы не будет, но в риске Нина Андреевна находила своё наслаждение.       Однажды графиня Воронцова получила от Жюли — племянницы Алтуфьевой — письмо, что её муженёк подал на развод. Нина тут же пишет Владимиру на фронт. Пусть, осёл, не беспокоится: она его любит!       Но Жюли неугомонная прислала ещё одну — более тревожную новость. Она сообщила, что муж уже в Москве и там у него объявилась новая пассия. Что? Владимир, этот телок, это ходячее благородство, эта воплощённая правильность, — изменяет ей, Нине, своей любимой, своей желанной? Да не может такого быть! Нина сдёрнулась из Италии, даже не предупредив своего ретивого любовника.       В Москве Нина натолкнулась на стену вежливой холодности графа. Через три дня он отправился в Ставку, то есть на фронт. И в эти три дня даже не подпустил жену к себе, хотя она и пыталась изо всех сил его соблазнить.       Зато Нина в один из этих дней встретилась с соперницей.       Ой, как в деревне поют: «Я свою соперницу отвезу на мельницу! Истолку её в муку и лепёшек напеку!» Ни кожи, ни рожи. Малолетка, институтка! Ну что он в ней нашёл?!       Нина явилась поговорить с Горчаковой — так её звали, институтку-то. Нине щекотало нервы открытое объяснение на уроке словесности. Нина с Горчаковой соревновались в знании пословиц. Они говорили друг другу иносказательно, что каждая из них считает себя правой. Но Нина-то знала, что права она и победила она: именно Нина — венчанная жена графа! Полной неожиданностью для Нины была дерзость и несдержанность Горчаковой. От этого графиня разинула рот, в который влетел большой камень в виде итальянской пословицы.       Как? Кто сказал институтке, что Нина имеет любовника-итальянца? Как она смеет намекать на него? Ведь Нина — законная жена!       Когда Владимир пришёл за ней, Нина гордо прошествовала прочь мимо Горчаковой, которой не светит ходить с Нининым мужем под ручку!       Но глупая графиня Воронцова была у жиголо на крючке: он и в Москву припёрся! Хорошо хоть в этот момент супруг уехал вновь на войну!       Однако потом всё чаще вспоминалась та пословица, которую сказала Горчакова: «Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним».