Расскажи

Началось все, пожалуй, с одного неосторожного взгляда в глаза. Когда в мыслях "у нас же фансервис", а на деле объятия крепче и дольше, чем надо бы. Потому что он очень добрый и слишком солнечный, чтобы так сексуально танцевать, и от этого сносит крышу сильнее всего. Этот контраст бьёт по чувствам, заставляя даже желать скорее, чем восхищаться. И эта жажда обладания со временем перетекает в то, что сейчас могу назвать идотизмом. Когда в общаге "чего тебе?" и "отвали", после которых Джинён как-то грустно смотрит в спину, а на публике обнимашки и поцелуйчики. Фансервис же. Часть работы, от которой никуда не денешься. Когда при каждом разговоре больше молчу, невольно скрещивая руки на груди, отгораживаясь от него, такого прекрасного и солнечного, а мысленно улыбаюсь счастливо на каждое его "хорошо поработал", которыми и ограничивается наше общение в последнее время. Ведь он единственный говорит это искренне, а не отдавая дань вежливости и приличиям. Когда вижу его обнимающим лидера и думаю при этом, что касаться он должен только меня, а на деле у меня и прав-то на него никаких нет. Только это собственническое желание, которое со мной долгие полтора года трейни и почти год после дебюта. И бесит это настолько сильно, что не получается сдерживать эту ярость, смешавшуюся, наверное, с ещё все же любовью. Вокруг постепенно образовывается мертвая зона отчуждения, ближе границ которой на два метра от меня никто не приближается. Запутываюсь в этих чувствах, почти готовый пойти на дно вместе со всем своим внутренним миром. Но спасает одно. Та фотосессия, на которой он кладет голову на плечо с просьбой одними губами: "Расскажи". И я готов выложить все хоть здесь, прямо перед этой толпой, но лишь морщусь, фыркая. Тогда Джинён ничего не отвечает на этот мой отказ, лишь просит маленький перерыв, выскальзывая из студии. А я все-таки решаюсь. - Эй, Джинён! - вылетаю в коридор следом, хватая его за руку и направляясь в гримерную, которая здесь, почему-то, совершенно отдельная. Джуниор даже не сопротивляется, подчиняясь моему единственному желанию. А я в очередной раз думаю, что это закончится лишь тяжёлым ударом куда-то в нос или скулу. Даже сопротивляться не буду. Захлопываю за нами дверь, а он стоит рядом, чуть дыша. И смотрит пронзительно, почти в душу. И от этого взгляда, в котором все, хочется сбежать, но вместо этого начинаю говорить, уткнувшись взглядом в пол: - Я веду себя как идиот, знаю... часто срываюсь по мелочам, часто говорю обидные вещи, замыкаюсь в себе. И больше всего подобной несправедливости переносишь ты, и это... неправильно. Прости. Я просто не знаю, что с этим делать. Хочется обнять тебя, сказать что-нибудь обязательно милое и не подходящее мне совершенно, но я просто не могу заставить себя сделать это... потому что... влюбился, как сопливая пятиклассница! И потому веду себя как дурак... как Хельга Патаки, которой 9 лет... Затихаю незаметно для себя, так и не подняв взгляда, а он все также стоит передо мной, кажется, не шелохнувшись. И за эти 9 с лишним секунд я успеваю мысленно отказаться от собственных слов, от всей этой своей любви, когда Джинён делает вещь совершенно неожиданную: смеётся тихо и за плечи притягивает ближе, утыкаясь носом мне куда-то в висок. И это так нежно, что я невольно жмурюсь, рассыпаясь в его руках, нерешительно приобнимая его в ответ. И та буря, что все это время бесновалась внутри постепенно утихает. - Хееельга ты моя~ а ты в курсе, что в невыпущенном фильме они должны были все-таки признаться друг другу во взаимных чувствах? - фыркаю что-то неопределенное на это, но соглашаюсь. Было очень обидно, когда этот фильм все-таки не выпустили, - Считай, что мы его досняли сами. - Репоголовый придурок... - улыбаюсь широко, а он смеётся приятно. И, кажется, жизнь налаживается.