Ёлочка

Краски зари сгущались на горизонте. Солнце обагряло темные кроны сосен, рваными лужами проливая свет на землю. Лагерь спал, похожий на огромное бурое гнездо. Я ступил на эту землю, еще по-живому теплую, по-родному мягкую, как материнский бок... Тень моя скорбно согнулась, как согнулся я, первый и последний раз. Чего я ждал? Прощания? ...прощения? Кто мог бы простить это? Я сам считал себя предателем. "Я нужен им..." "Тебе нужен покой. Ты отдал им всю свою волю" "Нужна ли она мне без них?" На этот вопрос он тогда промолчал. Я и сам не знал, ради чего еще жить, и не понимал одиночества. Но я желал его, желал мятежным, эгоистичным краем своей души. Я недолго стоял еще, высматривая в лике солнца долю сочувствия, а затем развернулся и просто ушел. Куда?.. *** Я помнил его, настолько ясно, насколько позволяло мне воображение. Помнил удивительно долго. Мы росли вместе, я, такой запуганный и слабый, и он, уверенный и гордый, как две капли воды похожий на маму. Сейчас я понимаю, что он стал лучшим моим наставником и другом, каких я больше никогда не находил. "Клочок, идем! Посвящение пропустим!" Я тогда совсем оробел, глядя на фигуру мамы, возвышающуюся на скале, которая упиралась в самое небо. "Мы же котята... Нам нельзя..." Он был краток и просто выкатил меня из детской. К моей великой радости, мама не злилась. Она всегда нас баловала и любила. Уверен, она и сейчас любит... Елочка проводил много времени со старшими. Сколько бы лун ему ни было, он выпрашивал тренировки. Снова и снова. А потом учил меня. Он был смелым, упрямым и всегда заступался за меня, когда я что-нибудь натворю... Что-то я пытался перенять, и это не прошло даром. Я бегал по лагерю, заглядывая то туда, то сюда, искал его. До ночи искал, все ждал. Он любил Пещеру Котобота, там его уже знали все. Сын Крылатой Звезды, болтливый смышленый малыш, на редкость храбрый для котенка. Он всегда говорил: "Я не боюсь смерти, мой дух останется жив", а погодя немного, прибавлял: "Да и как же мне умирать, когда у меня еще братишка есть" — и бодал меня в бок. Я покачивался, чуть не падая и всегда пугался его словам. Я не знал, что такое смерть, и не хотел узнавать. Но потом узнал, и так, как бы не пожелал последней твари вселенной. В тот день я спал совсем беспокойно. Меня заставили лечь. Но лагерь был всполошен. Я проснулся от неразборчивого крика глашатой и понял: что-то случилось. В лагерь вошли патрульные. То, что они несли, я не разглядел, но щемящий запах крови и беды заставил меня выбежать из детской. Я как вкопанный встал, когда мое сердце разрезал вопль мамы. Оно забилось, никогда так не стучало, я не понимал, что происходит. Протиснувшись между взрослыми, я встал и онемел от ужаса. Передо мной в натекшей луже крови, искривленный и разорванный, лежал мой Елочка. Совсем другой: глаза его были открыты и застыли в диком страхе. Я глядел на него, пропуская через себя скорбные вопли Крылатой Звезды, но сам даже не дыша. В тот момент я все еще не понимал, как это могло произойти. Я так хотел верить, что это был не он... Что это окровавленное уже не тело, а сжатый ужасом ком шерсти и мяса - кто угодно другой. Но я смотрел, чувствуя как к горлу подступают слезы, не в силах сделать вдох и понимая все... Я хотел не видеть этого, хотел, чтобы меня снова бодали в бок и таскали на тренировки со старшими... Я чувствовал, что умираю сам, как умирает весь мой мир. Я смог закричать, когда меня оттащили от него. Я кричал от страха и раздирающей тело боли. Вокруг меня не было ничего. Мы были одни, а вокруг - пустота... Кто мог лишить меня прежней жизни? Я догадывался об этом, но его так и не нашли, никто ничего не видел. Или не хотел видеть. Жаль, что все научились врать. Жизнь слишком часто заставляет учиться, и розги у неё слишком жёсткие. Я не могу винить тех, кто молчал. Те, кем движет страх, вызывают лишь жалость. Я долго жил жаждой мести, которую не пресекало даже бессилие. Сейчас во мне поселилось сострадание. Этим я стал отличаться от прежнего себя, из-за этого я ухожу. Ухожу от войны. Я могу понять всех и всё им простить. Лишь одного я понять не смогу, наверное, никогда: как можно настолько заботиться о своей шкуре, чтобы ради ее блеска идти на убийство? Как смог выжить, не ссохшись от горя, я не знаю. Тогда и отныне я понял, что больше всего боюсь смерти. Но не конца своей жизни, а исчезновения тех, на ком она держится. Сколько я был в забытьи? Даже посвящение не смогло нарисовать на мне улыбку. Хмурый, замкнутый, я отдавал себя тренировкам. Я жил местью. Но тогда не понимал, что она - не панацея. На положенном посту я рано заменил своего брата, с молодости привыкая держать поводья власти. Может это меня испортило... Был ли я жесток? Я просто так любил свой народ, что оберегал его покой ценой крови. Своей и врагов. Он приносил мне запах молока. "Братишка..." - говорил он, утыкаясь своим маленьким бесплотным носом в мою щеку. Я тогда хотел плакать, и я плакал, утром просыпаясь с мокрыми глазами. Он был немного другим, мудрее и терпеливее. Глаза его светились скорбью. "Я не хотел тебя оставить, я хотел бы вечно быть рядом..." Был ли это он? Или сны - всего лишь мое воображение? Я не верю в волшебство. То, что переломало хребет моей жизни, - это доказательство. Но все же голос его меня направлял. Не мой ли собственный голос?.. "Я горжусь тобой" - слетело с его уст, когда мы отдыхали в звездных садах, под тенью распростертых вишен. Я тогда почти спал, а он сидел возле меня и смотрел взглядом, какой должен быть у ангела-хранителя. Я приоткрыл глаз и нахмурился. Он улыбнулся.