Слишком холодно

— Кыш, — сообщил Альбус русалке на картине. Та презрительно фыркнула и, махнув хвостом, нырнула с камня в воду, подняв вверх фонтан брызг. Скорпиус вошел следом, закрыл дверь изнутри на щеколду и произнес заглушающие чары. Альбус про себя отметил, что русалка будет неплохой кандидатурой, если ему вдруг удастся изобрести или найти нужное заклинание для портретов. Картина неприметная, видят её гораздо реже других... Если что случится — неладное заметят далеко не сразу. Ученики по большей части только радовались, когда приходили мыться и русалки не было на месте. Зачем в ванной комнате портрет? Привет от учителей — дескать, если что, мы можем узнать, что ты мастурбируешь в одиночестве? Вот если бы повесили картину не с русалкой, а, скажем, с тритоном, девочки-старосты вой бы подняли — слыханное ли дело, за ними подсматривает посторонний мужчина, пусть и тритон. А русалка — нормально, как будто у мальчиков нет природной стыдливости. Кстати, о стыдливости. Альбус с присущей ему быстротой вдруг сообразил, что притащил Скорпиуса в ванную. Мало того, что он с этими дежурствами у кабинета директора на полном серьезе забывал принять душ, так еще и... — Лаванда? — Скорпиус перебирал пузырьки с маслами на столике. — Роза? Жасмин? — Фу, — лаконично отозвался Альбус. — Чего-нибудь свежего нет? — Только если цитрусовые. Запах хвойных я не люблю. Есть лимон, грейпфрут, мандарин... — Да что угодно, лишь бы не цветочки, — буркнул Альбус. Получилось опять сердито, хотя он вовсе не хотел ворчать. Очевидно, что Скорпиус, как только увидел пирожные на стене, решил не отходить от него ни на шаг и хитро воспользовался ситуацией. Да, разговаривать о прошедших матчах Малфою было по-настоящему неприятно, но Скорпиус, похоже, действительно не собирался оставлять Альбуса одного. Нужно вернуть шаль Эмме. К чему он сейчас это подумал? Неужели чувствовать себя чьим-то должником так мерзко? И почему так тяжело принимать помощь именно сейчас, даже от Скорпиуса... Альбус присел на корточки перед пустым бассейном и открыл два крана — один с водой удивительного голубого, почти бирюзового цвета, а второй с мелкой пушистой белой пеной. Бассейн наполнялся быстро. Альбус снял грязную футболку, бросил ее у бортика и обернулся на Скорпиуса — тот вертелся перед зеркалом, со всех сторон изучая новую прическу, как будто первый раз ее видел, хотя во время стрижки наверняка извел своего парикмахера, пока не убедился, что каждый волосок лежит идеально, на своем месте. Альбус подошел к противоположному краю бассейна и открыл еще один кран. Оттуда, медленно покачиваясь в воздухе, заструились стайки легких, дымчато-сиреневых облаков. Они поднимались до самого потолка, расползались по комнате, закрывая обзор и наполняя воздух едва уловимым, терпким запахом грейпфрута. Видимо, его и предпочел Малфой другим цитрусовым. Теперь можно было не стесняться собственной наготы. Альбус быстро разделся и по лестнице спустился в бассейн. Вода сейчас доходила ему до ребер и продолжала быстро прибывать. Мелкими шажками, аккуратно отодвигая шапки пены в сторону, Альбус перешел к тому краю, где было совсем мелко и можно было сесть, почти как в ванной. Теплая вода успокаивала и убаюкивала. Ему стоило вспомнить о ванной старост гораздо раньше и выпросить пароль у Лили. Альбус снова глянул на Скорпиуса — тот уже расстегивал нижние пуговицы на рубашке. Сквозь медленно плывущие облака он смотрел, как Малфой аккуратно складывает ее, а свежую майку и свитер, заботливо расправив, вешает на плечики. Когда Скорпиус потянулся к ремню на брюках, Альбус отвернулся. Он так и сидел, уставившись на то, как о пустой камень на картине с русалкой разбиваются волны, пока волна не окатила его самого — Скорпиус, разумеется, прыгнул в бассейн с трамплина. Он вынырнул, довольно фыркая и отплевываясь, с шапкой пены на голове. Альбус бы улыбнулся, но внутри что-то так тоскливо сжалось, что стало не по себе. Запах грейпфрута вдруг показался слишком приторным, хотя на самом деле Альбус его едва чувствовал. Скорпиус нырнул снова — на этот раз его макушка появилась в самой глубокой части бассейна, где было не достать до дна. Потом, лениво загребая пену руками, он поплыл к Альбусу. — Так что, кто первый на исповедь? — Скорпиус лукаво прищурился. — Не я, — пробормотал Альбус, не понимая, как в очередном приступе самобичевания упустил главное — так близко друг к другу и без одежды они не были, пожалуй, с детства. — Ладно. Скорпиус тяжко вздохнул и надолго замолчал, очень. Альбус уже решил, что тот так ничего и не скажет, и успел залюбоваться его лицом — до того Малфой задумался, что стал похож на собственный портрет. — Помнишь Людо Бэгмена? — наконец спросил Скорпиус. Альбусу пришлось напрячь память. — Был главой Департамента магических игр и спорта? Его потом еще судили за то, что он передавал информацию Пожирателям, что ли. Но оправдали потом. — Да, он самый. Но в квиддиче он больше известен тем, что постоянно делал ставки. И был готов на все, чтобы выиграть. С его разрешения прошли несколько договорных матчей Кубка Англии. Мошенничество раскрыли, и он лишился поста. Собственно... я думал, что такого больше не делают. — Малфой снова вздохнул. — Нас вынудили проиграть обе игры, и первую с «Торнадос», и со «Стрелами», понимаешь? Считай официально — за два дня до игр заставили каждого игрока расписаться на зачарованной бумажке. Потому что уже весной мы будем играть с этими командами в новом чемпионате. — И букмекерам ваша победа сейчас совсем не нужна, — догадался Альбус. — Потому что они хотят сохранить за «Стрелами» статус лидера, хотя у тех по-прежнему проблемы с ловцом и следующий Кубок они вряд ли возьмут. А «Торнадос»... типичный аутсайдер, которого желательно превратить в темную лошадку турнира, чтобы на них делали крупные ставки в надежде сорвать большой куш. — Прям их терминами говоришь, — слегка улыбнулся Скорпиус, но в голосе слышалась горечь. — Только я такой наивный дурачок, да? Я с этим столкнулся, еще когда только попал к «Соколам»... Но взятки давали в основном за переход игрока, а на ставках спекулировали не влияя на результаты. Я и подумать не мог, что вот так, целые матчи... — Но ведь это товарищеская игра, верно? Она ничего не решает, а за счет ставок турнир принесет больше прибыли организаторам, да и самим командам. — За счет одураченных болельщиков! Которые платят из своего кармана! — неожиданно рявкнул Скорпиус. — Ну... — Альбус немного опешил. — Да, это не совсем честно. Но их ведь никто не заставляет. Хочешь — делай ставки, хочешь — нет... — Асаби ответила мне то же самое. Видимо, и правда наивный дурачок, раз все кругом это понимают, кроме меня. — У тебя просто обостренное чувство справедливости, — подытожил Альбус. — Довольно странное качество для Малфоя, судя по вашему фамильному древу. Скорпиус картинно закатил глаза, простонал и с головой ушел под воду. — Не говори мне о фамильном древе, — отмахнулся он, когда вынырнул. — Это — вторая часть истории. До моих родителей вдруг дошло, что мои отношения с Асаби — не выдумка Панси Паркинсон. Видимо, их окончательно добили фото, где мы в Норе вместе. Альбус не был уверен, что хочет сейчас говорить об Асаби, но в нем взыграло любопытство. Если честно, он с самого начала недоумевал, как мог Драко Малфой смириться с тем, что его благородный, чистокровный сын, единственный наследник, встречается с магглорожденной чернокожей девушкой, которая к тому же гораздо старше. Он и Альбуса-то принял скрепя сердце, как будто назло семье Поттеров. Будто отыгрывался за что-то. Только повзрослев, Альбус понял, что за радушными приглашениями в мэнор, где он с удовольствием проводил почти все каникулы, крылось желание отомстить отцу. Дескать, смотри, герой магической Британии, твоему сыну в моем доме лучше. В детстве Альбус, конечно, этого не понимал. Просто чувствовал прохладное к себе отношение, но ради Скорпиуса не обращал на это никакого внимания. — И они устроили тебе разнос? — предположил Альбус. — Ах, если бы. Пока у меня были матчи, они без моего ведома пригласили Асаби на мирный семейный ужин, где доходчиво объяснили ей перспективы наших отношений. Со слов Асаби, фраза «Только через мой труп!» прозвучала далеко не единожды. У Альбуса в груди застучало — так мелко, быстро, почти поверхностно. Неужели Скорпиус из-за этого подстригся? Может, они поссорились? Решили расстаться? Он радовался и переживал одновременно. — Асаби, конечно, в шоке, — угрюмо продолжил Скорпиус. — Сначала потребовала от меня, чтобы родители перед ней извинились, потом остыла. Но её, кажется, очень беспокоит, что моя семья никогда не будет хорошо к ней относиться. Она до этого не слишком много знала про... принципы рода Малфоев, а я особо не распространялся, — кисло закончил он. — Я попытался поговорить с родителями на выходных, но это дохлый номер. Отца вообще понесло, чуть ли не лишить меня наследства решил, но пошел на попятный, когда понял, что на меня этот аргумент не подействовал. Кажется, в моей семье брак по любви — моветон. Что дедушка бабушку не любил, что отцу подобрали достойную партию. Альбус даже замер от этих слов. Нет, он, разумеется, знал о Малфоях, но никогда не думал, как это выглядело для маленького Скорпиуса — ребенка, который, может, многого и не понимал, но безошибочно чувствовал отношение и видел, что его мама безразлична папе. Да, самого Скорпиуса обожали и баловали все, но был ли у него пример той любви, из-за которой два человека и создают семью? Асаби, «магглорожденная чернокожая девушка, которая к тому же гораздо старше» вдруг показалась Альбусу таким логичным бунтом против тоскливой, безэмоциональной и чопорной вежливости родового гнезда. «Я могу тебя касаться и целовать только когда свято верю, что это дружба. Знаю, звучит смешно. Но большего я себе никогда не позволю. И не уверен, что хочу». — Мне кажется, они поутихнут, когда поймут, что ты сделал окончательный выбор. — Ну так-то куда они денутся. Но с Асаби мы тоже рассорились. Да, отец, конечно, перегнул палку, но... — Скорпиус тягостно вздохнул. — Это мои родители. Других у меня нет. И... хватит на этом. — Он попытался улыбнуться, а когда понял, что не вышло, потянулся к волшебной палочке, оставленной у бортика, и приманил чарами шампунь, мыло и мочалки. — Не сиди сухим, ты в ванной, — внезапно рассмеялся он. На этот раз смех был искренним. Альбус и правда так и торчал в углу, даже голову не намочил. Глубоко вздохнув и зажмурившись, он зажал нос и сполз по стене вниз. Он не особо любил плавать. В бассейне еще ладно, а вот в озере неподалеку от Норы, куда все ходили купаться летом, он максимум мог ополоснуть ноги. Да, сейчас Альбус понимал, что все байки Джеймса про голодных пиявок, кусающихся червей и злобных гриндилоу — неправда, но сделать с собой ничего не мог. Пресная вода казалась ему опасной и грязной. Когда воздуха перестало хватать, Альбус нащупал ногами дно и встал. Загладил мокрые волосы назад, чтобы с них на лицо не лилась вода, проморгался и потянулся за шампунем. Кажется, пришла его очередь рассказывать, но Скорпиус не спрашивал ни о чем, а Альбус не мог начать сам — слишком велико было желание отмолчаться. — Скорпиус, — позвал он, когда понял, что Скорпиус молчит специально. Тот обернулся. — А что если бы твои родители запретили тебе общаться со мной? Ты бы послушался? Ни один мускул не дрогнул на лице Малфоя. Он посмотрел на Альбуса спокойным, ничего не выражающим взглядом, и сказал: — Я не отвечу, пока не узнаю, зачем ты спрашиваешь. — И поплыл к лестнице, рядом с которой было расположено несколько вентилей. Он открыл все, и из бассейна начала стремительно убывать вода, а сиреневые облака, наоборот, собрались в одну тучу в центре, откуда хлынул настоящий теплый душ. — Просто? — попытался предположить Альбус. — Еще бы, — едва слышно проговорил Скорпиус и больше не говорил ничего. — А все так хорошо начиналось, — кисло улыбнулся Альбус, когда они вышли из ванной старост. Он снова растер кончики волос полотенцем. — Я тебя за язык не тянул, — парировал Скорпиус. — Пойдем, тебе еще, вроде бы, эссе нужно дописать. Альбус не стал спорить. Он чувствовал, что они не поссорились, и этого на сегодня было достаточно. После отбоя он долго ворочался в постели — думал о том, что ему рассказал сегодня Малфой. Еще — о том, что их теперь разделяет одно, принятое самим Альбусом решение. Он больше не хотел впутывать Скорпиуса в историю о Дарах, и ради него, и ради себя. Последнее — даже больше. Он не вынесет попыток отговорить и переубедить — то лаской, то обидами, не сможет отвечать за двоих и просто не переживет, если Скорпиуса вдруг поймают вместе с ним как сообщника. Как бы ему ни хотелось — до слез — снова открыться, но... Это касается теперь только его одного. Значит, он и сделает все сам, Скорпиус тут ни при чем. Если после того, как все закончится, у Альбуса останется хотя бы крохотная надежда, он не станет ждать. И обязательно расскажет все, Скорпиус заслужил такое право уже сейчас.... уже давно — задолго до Трелони, еще когда на рождественских каникулах они первокурсниками до поздней ночи рылись в книжках и газетных вырезках, посвященных войне с Волдемортом. А пока остается только держать дистанцию, не выдавать себя, прятаться, хитрить... В общем, оправдать наконец решение Распределительной шляпы отправить его в Слизерин, факультет со змеей на гербе. Альбус замер, стараясь не спугнуть идею, буквально прозвеневшую в голове стаей маленьких колокольцев. Еще раз, беззвучно шевеля губами, почти по слогам произнес последнюю мысль... и в спальне седьмого курса Слизерина будто стало светлее, словно темнота поддалась напору его разума и отступила. Да, это будет непросто. Да, это будет опасно. Против всех мыслимых и немыслимых правил Хогвартса и магического сообщества в целом. Но Альбус знал, что делать с портретом.