Нарисуй его портрет

Сейчас зима. Три часа ночи. А я все сижу за письменным столом. Знаешь, я ненавижу тебя, Гарри Стайлс. Уже год, как тебя увезли из нашего дома на машине с баттенбергской разметкой и сиренами на крыше. Я знал, что наше решение далось тебе очень непросто. Я знал, что тебе было сложно, я знал, что мы жили в постоянной опасности быть раскрытыми. Ты все время был напряжен, а я ровным счетом ничего не мог сделать, кроме как просто быть рядом и наблюдать, как ты увядаешь все больше день за днем. Мой солнечный мальчик, мой маленький цветочек, с которого обрывались лепестки и с чьими листиками уже давно не играли теплые лучи. Я знал, черт возьми, я видел, как тебе плохо, как ты страдаешь, но я бы никогда не смог даже подумать, что ты дойдешь до края. Я в то утро только вернулся домой после бессонной ночи в студии. Обычно, открывая дверь, я уже с порога чувствовал запах свежесваренного кофе, а ты, еще сонный, топал по холодной плитке босыми ногами мне навстречу. Капельки воды после утреннего душа стекали с твоих кудряшек и изрядно мочили мне футболку. От тебя пахло шампунем, сном и кофе. Боже, Гарри, ты всегда был таким домашним. Ты не обижался на меня за ночные отсутствия, не устраивал мне сцен, как ревнивая жена. Ты все понимал, просто тихо желал мне доброго утра, целовал в щеку и уходил на кухню. Прости меня, малыш, но я даже с натяжкой не смог бы назвать нашу жизнь тихим семейным счастьем. Хоть ты и делал меня радостнее. О да, ты определенно был единственным источником моей радости. Мы с тобой оба знали, что Модест делает все возможное, чтобы мы не оставались вместе наедине, и благодаря их стараниям у тебя выработалась дурная привычка: ты научился засыпать один. Тебе потребовалось намного меньше времени, чем мне, Гарри. Я вот до сих пор почти не сплю. Не научился, понимаешь? За этот год я спал больше четырех часов лишь тогда, когда меня насильно сторожил упрямый дядюшка Саймон или парни. Вот только в такие моменты, накачавшись снотворным под их чутким руководством, у меня получалось прогнать мысли и временно отключиться. Но знаешь, мне до сих пор не удается выбросить из головы то самое утро, когда ты не вышел меня встречать. Сначала я подумал, что ты просто проспал. Раздевшись, я направился в нашу спальню, но там меня встретила лишь пустота да вихрь снежинок, раздувших занавески и заплясавших на ворохе одеял. В комнате было жутко холодно, будто окно было распахнуто настежь с самого вечера. Я сначала удивился: неужели ты не замерз, но когда обернулся, я просто не смог пошевелиться. Ты лежал на полу в одних джинсах. Тело окоченело, и мне даже не нужно было приближаться, чтобы понять, что ты не дышишь. Сказать честно, Гарри, это не было самым приятным зрелищем. И можно смело набить рожу тем, кто вздумал романтизировать суицид. Гарри, я очень любил тебя. Да я и сейчас люблю, что уж говорить! Но, прости меня, тогда ты выглядел ужасно. Посиневшее тело, закатившиеся глаза и синяки на руках: видимо, ты бился в предсмертных конвульсиях и нехило успел приложиться об углы кровати. А твои вечно спутанные кудряшки слиплись от лужи рвоты и совершенно не трагично закрывали лицо. Нет, милый, это не было похоже на сцену из дурацкой мелодрамы. Я не упал на колени, обнимая твое бездыханное тело и проклиная небеса за то, что они всегда забирают лучших. Я не любовался твоим безжизненным, но неизменно красивым лицом. Это не было красиво, Гарри. Это совсем не было похоже на то, что пишут маленькие глупые девочки в своих фанфиках. Не было того спокойного и умиротворенного лица, гламурной тонкой струйки крови, стекавшей из уголка рта, не было шикарного тела, нетронутого старостью. Ты выглядел небывало маленьким и беспомощным. Прости меня, мой мальчик, но в ту минуту я даже не смог приблизиться к тебе. Я был в шоке. В ушах звенело, и, признаться по правде, я просто не мог осознать, что все происходило на самом деле. Я не помню, как смог добраться до телефона и вызвать скорую. Санитары приехали очень быстро, но к тому моменту я уже сидел, забившись в противоположный от тебя угол, и зажимал уши руками. Хотя на самом деле они в этом не нуждались. Мне было так паршиво, что они все равно ничего не слышали, а перед глазами плыло настолько, что я даже не различал лиц врачей. Лишь смутно помню силуэты их белых халатов. Они склонились над тобой, почему-то вдруг резко засуетились и, погрузив тебя на носилки, быстро покинули комнату. Я тогда еще очень долго просидел вот так, вжавшись в стену и пытаясь сфокусировать взгляд в одной точке. Наверное, я бы не пришел в себя, если бы через несколько часов в квартиру не вломились Найл, Лиам и Зейн в сопровождении Саймона. Я почти не осознавал, как они пытались растормошить и привести меня в порядок, как они забегали с тряпками, пытаясь устранить последствия твоих мучений. Я снова вернулся в реальность только тогда, когда сильные руки Лиама запихнули меня под холодный душ, заставляя прийти в себя и взять ситуацию под контроль. Хотя , если честно, это не сильно помогло. Меня очень долго еще отпаивали успокоительными, прежде чем я смог выдавить из себя хоть что-то более или менее вразумительное. А дальше все завертелось, как в режиме перемотки. Громкие разбирательства, СМИ, которые выдвигали каждый свою версию, причем одна немыслимее другой. На твоих похоронах было больше репортеров, чем на свадьбе принца. А толпа фанаток, которую так и не пустили на территорию кладбища, устроила шумную прощальную церемонию прямо у ворот. Саймон тогда сказал, что никогда еще не видел, чтобы люди ТАК МНОГО плакали. Забавно, правда? Наверное, он просто не видел меня в то время. Кстати, Саймон не пустил меня на твои похороны. Он сказал, что это будет слишком тяжелым испытанием для меня. Я только знаю, что тебя хоронили в закрытом гробу в том костюме, который мы с тобой выбрали для празднования твоего восемнадцатилетия. Вот видишь, сейчас я хотя бы могу говорить об этом. Потому что в первые три месяца после твоей смерти я вообще почти перестал разговаривать и, к общему разочарованию, совсем не поддавался терапии тройки лучших психологов Лондона, которых так заботливо подослал ко мне менеджмент. Ведь им было необходимо, чтобы я как можно быстрее вернулся к работе. Хотя о чем там вообще могла идти речь, Гарри. Я не мог даже находиться в той квартире без тебя. Именно поэтому мне пришлось переехать. Я разорвал все контракты с Эль и ушел в затворничество. Все мои вещи уместились в один рюкзак. Так удивительно, как мало было у меня лично моего. Ни одной «нашей» вещи я не взял. Денег хватило, чтобы полностью купить себе новую жизнь. Но только вот не новое сердце, Гарри. А старое так болело, так кровоточило, ты просто представить себе не можешь. Я не пускал к себе даже парней, хотя они, конечно, все понимали и сами не спешили навязывать мне свое общество. Я абсолютно выпал из жизни на три месяца, Хазз. Но в одну ночь все резко изменилось. На моем пороге появился Он. Тогда лил жуткий дождь, а на улице было темно, хоть глаз выколи. Я пытался приготовить себе на ужин что-то получше подгоревших блинчиков (но ведь кулинаром у нас всегда был ты), когда в прихожей раздался размеренный стук. Кудряш, до этого мирно посапывавший рядом со мной на полу, поднял голову и зарычал. Да, я завел щенка и назвал его Кудряшом! Ты бы, наверное, долго хохотал, узнав об этом. Но, как бы глупо это ни было, я все же безумно скучаю, черт бы тебя побрал! Я завел его сразу после переезда. Я хотел хоть о ком-то заботиться, попытаться заполнить пустоту, которую ты оставил своим уходом. Если честно, мне этого так и не удалось. Ты занимал слишком много места в моем сердце, моих мыслях и моей гребаной жизни. Когда я собирал вещи, я ничего не мог найти. Ты всегда все раскладывал «на свои места», известные, видимо, тебе одному. И я чуть ли не каждую минуту пытался позвать тебя, чтобы узнать, куда ты запихнул очередную вещь, но я каждый раз осекался на полуслове, вспоминая, что мне все равно никто не сможет ответить. Пока я в темноте копался с замком, Кудряш насторожено глядел на дверь, но стоило ему только увидеть на пороге пришедшего незнакомца, он тут же поджал хвост и, испуганно пискнув, поспешил ретироваться, оставив меня один на один с незваным гостем. Это был крупный мужчина выше меня, широкие плечи и напряженные мышцы говорили о том, что незнакомец обладал недюжей силой. Он был одет в длинный черный непромокаемый плащ, а лицо полностью закрывал широкий плотный капюшон, по которому стекали крупные капли дождя, падая на мои тапочки и деревянный пол коридора. Сказать, что я удивился, было бы явно недостаточно. Какой адекватный человек решит так поздно заявиться в гости да еще и в такую погоду, когда хороший хозяин собаку во двор не выгонит. - Что вам нужно? – я не очень был расположен вести беседу с этим странным мужчиной. - Я пришел помочь, - он говорил очень тихо, почти шепотом, так что я с трудом мог разобрать слова. - Что? – кажется, он не в себе. - Ты можешь вернуть свою потерю, - он даже ни разу не шевельнулся. – Просто нарисуй его портрет, - голос был все таким же тихим, но мне показалось, что я уловил какие-то знакомые нотки. - О чем вы? Я не понимаю. Чего вы хотите? – этот человек порядком раздражал меня, и я уже был готов захлопнуть дверь, как вдруг он резко выставил вперед руку, словно предугадав мои действия. - Гарольд! – эти слова пронзили меня, словно разряд электричества. Рука безвольно опустилась, и я застыл с открытым ртом. -Что?! -Гарри Стайлс, - повторил странный незнакомец. Признаться честно, он начинал меня пугать. – Я могу вернуть его тебе. Только нарисуй его портрет. - Откуда вы знаете Гарри Стайлса? – слова сами вырвались. - Глупый вопрос, когда ты говоришь о мировой звезде. Но я могу вернуть его тебе! – голос оставался все таким же тихим, но теперь в нем чувствовались нотки нетерпения. - Вы маг? – горькая усмешка непроизвольно соскользнула с моих губ. - Нет, я всего лишь частный детектив, который расследует темные ситуации. - Ну в любом случае вы совершенно точно должны знать, что он мертв, - если честно, я совершенно не понимал, зачем говорю все это. Мне стало сложно сдерживать себя, и я просто молился, чтобы незваный гость скорее покинул порог моего дома. - Не всегда нужно верить тому, что видишь, Луис. Просто нарисуй его портрет, чтобы я знал его, - он был похож на учителя, который собирал последние капельки сдержанности, чтобы объяснить задание глупому ученику. - Гугл вам в помощь, - вот сейчас серьезно, мне надоело. - Нет, мне нужно знать, каким его видел ты. - Рисование не входит в список моих недостатков. Но если вы так хотите, я принесу фото, - я совершенно не понимал, зачем и что я делаю. Но я так отчаялся без тебя, Хазза, я даже пытался уйти вслед за тобой, а тут вдруг этот странный тип на пороге. Я ведь ничего не потеряю, если попробую, верно? Но только я собирался закрыть дверь и подняться в спальню за фотографиями, как понял, что их там уже нет. У меня не осталось ни одного напоминания о тебе. Лиам забрал все снимки, когда я пытался отравиться. Он сказал, что я должен забыть. Глупый папочка, как он вообще мог подумать, что мне удастся забыть всю свою жизнь. Для этого как минимум нужно нарушить работу мозга. Я развернулся на пятках и снова уставился на незнакомца: -Фото отменяются, может, я вам так расскажу? – ради всего святого, идиот, заткнись, закрой дверь и забудь про этого непонятного благодетеля. - Ты можешь описать мне его, Луис, но мне нужен портрет, чтобы удостовериться. -Почему именно портрет?! Почему не что-то другое. Почему я непременно должен нарисовать его самостоятельно? – мое терпение уже давно полетело к чертям, потому что, знаешь, я никогда не любил кропотливую работу.И что, черт возьми, вообще происходит? Почему я стою на пороге с незнакомым мужиком и препираюсь о твоем портрете?! Куда делся мой здравый рассудок и нормальность в этом мире? -Потому что мертвых воскрешать сложно, парень. Они должны знать, что их действительно ждут, понимаешь? Нарисуй его таким, каким ты его запомнил, когда он был жив. Любые детали. Мне поможет каждая мелочь, - и с этими словами незнакомец резко развернулся, одарив меня при этом градом капель, соскользнувших с его плаща, и поспешил удалиться. А я, не долго думая, захлопнул дверь и, прислонившись к ней спиной, сполз на пол. Нарисовать? Тебя? Ты же знаешь, я никогда не был поклонником изобразительного искусства. Да и как я смогу нарисовать тебя, если у меня нет ни одной фотографии, я же не волшебник! И почему я вообще об этом думаю? Тот факт, что ко мне посреди ночи заявился какой-то непонятный мужик и потребовал твой портрет, еще не повод становиться художником. К тому же у меня много дел! Не помню, сколько я так еще просидел, размышляя, но утреннее солнце застало меня свернувшимся в клубочек у двери. Черт, черт, черт! Я проспал все на свете, я не прочел и половины бумаг, и теперь менеджмен из меня котлетку сделает! И ты знаешь, я оказался прав! Как только я появился в дверях офиса, они тут же поспешили отпустить пару колких замечаний в мой адрес, а потом загрузили работой так, что на протяжении следующего месяца я приезжал в студию на рассвете и выбирался из нее не раньше десяти вечера, ехал домой и сразу засыпал. И, признаться честно, Хазза, я даже забыл о том странном ночном визите. Моя голова буквально гудела и раскалывалась от всех забот, что свалились на меня. Но один случай заставил меня вспомнить все. Я тогда жутко устал от записей, а спина гудела так, будто я трудился на шахтах без передышки, а не сидел перед микрофоном дни напролет. Ну я и решил, что ничего не случится, если я отлучусь ненадолго в магазин. И готов поклясться, когда я стоял на кассе, выгружая очередной пакет чипсов, я увидел тебя на улице! Ты так быстро прошел мимо, но если бы я не видел своими глазами твое мертвое тело, я бы ни секунды не сомневался, что это ты. Гарри, кажется, я схожу с ума! На следующий день я даже решил наведаться на твою могилу. Широкие дорожки были как всегда чисты и аккуратны, у некоторых могил стояли скрючившиеся бабульки, а где-то в стороне слышалась заунывная речь священника и женский плач. Наверное, эти люди в черном думали, что у них был самый несчастный день в жизни. Но милый, знали бы они, как это: просыпаться по ночам от холода и знать, что рядом больше нет тех теплых сильных рук, что всегда согревали тебя. Знали бы они, как тяжело привыкать готовить завтрак самому, и каким пустым кажется дом, когда никто не отвечает на твое приветствие. Знали бы они, как это, когда ты делаешь задания быстро, потому что никто не отвлекает, не ворчит и не возмущается прямо тебе на ухо, какой ты растяпа и неряха, потому что снова разбросал вещи по всему дому. Знали бы они, как это, когда на интервью тебе не нужно больше сдерживаться, ведь никто не ведет с тобой негласный счет в игре «выведи бойфренда на чистую воду перед репортерами». Знали бы они, как это, когда руки хотят обнять, но натыкаются на пустоту, и пальцы бегают не по мягким солнечным кудряшкам, а по гладкой столешнице, когда никто не зарывается тебе носом в шею и не ворочается по всей кровати, спихивая тебя на край. Знали бы они, как это, когда никто не сгребает тебя в охапку властной, но нежной рукой, ясно давая понять, что ты его собственность, и ты чувствуешь себя под защитой. Знали бы они, как это, когда ты перестаешь чувствовать себя любимым, потому что единственный человек, который умел любить тебя по-настоящему, навсегда спрятан под несколькими метрами земли и больше никогда не вздохнет, не улыбнется и не покажется тебе на глаза. И пока вдалеке продолжалась эта церемония, я сидел у твоего надгробия, но холодный мрамор не мог ответить мне, и такая привычная теперь пустота снова давила на виски и бухала в затылке. Знаешь, именно тогда я почувствовал, что должен нарисовать тебя. Нет, это было не решением. Решение – это когда человек обдумывает что-то, а я даже не думал об этом, просто вдруг почувствовал, что так должно быть. И это уже не казалось таким диким и лишенным смысла. В тот вечер я облазил весь интернет в поисках художественных курсов и даже нашел, казалось бы, подходящий вариант. Но знал бы ты, каких титанических трудов мне стоили первые две недели занятий. Я же никогда даже не пытался раньше взяться за карандаш. Учительница постоянно сыпала всякими умными терминами, и люди в группе понимающе кивали, а я просто чувствовал себя идиотом, когда в очередной раз сидел над неудавшимся наброском и ждал, пока миссис Пэйт подойдет исправлять мои художества. И, в конце концов, она, видимо, устала каждый раз видеть мои издевательства над бумагой и предложила брать индивидуальные уроки. Но видел бы ты ее глаза, когда я сказал, что хочу научиться рисовать людей! Мне начало казаться, что она загружает меня больше, чем все учителя планеты вместе взятые. Мой дом превратился в какую-то арт-студию, повсюду валялись карандаши и листы бумаги. Я стал самым частым посетителем отделения искусств в городской библиотеке, что несказанно удивило тетушку-заведующую, ведь, знаешь ли, я вообще-то не слыл студентом искусств. Но это было все, что интересовало меня в те месяцы. Я рисовал, рисовал, рисовал до тех пор, пока пальцы не начинали болеть. И знаешь, через полгода таких мучений я смело мог сказать, что достиг определенных успехов. По крайней мере, твой нос был похож на нос, а не на сардельку в хот-доге. И вот два месяца назад перед моим домом снова появился Он. Нет, Он не стучался, мы не разговаривали. Я увидел Его случайно, когда проходил мимо окна. Он стоял на другой стороне дороги все в том же неизменном черном плаще с капюшоном, надвинутым на лицо. Тогда при дневном свете он выглядел по-другому. В его образе не было ничего зловещего и загадочного. Обычный человек. Но вот только что ему понадобилось у моего дома? Ведь в этот раз Он смотрел на меня. Хотя я не придал этому особого значения. Если захочет – подойдет ближе. Меня не волнует, мне еще нужно кучу набросков сделать. Однако спустя два часа, я все-таки отвлекся от занятий, подошел к окну и отдернул занавеску, но на дороге никого не было. Я все же решил обезопаситься, поэтому закрыл дверь на все замки и снова вернулся к карандашам. У меня почти получалось, Гарри, оставалось подработать некоторые детали, и можно было приступать к чистовому варианту портрета. Со своей учительницей я благополучно распрощался, да она и не расстроилась, потому что считала меня психом и совершенно не скрывала этого. Да знаешь, я бы и сам начал косо поглядывать на парня, который вот уже год носится с одним и тем же рисунком. Но я просто хотел нарисовать тебя как можно подробнее, не упустив ни одной мелочи. И вот, наконец, сегодня днем я приступил к финальному портрету. Боже, да я на Х-факторе так не нервничал! Мне даже пришлось немного выпить, чтобы руки перестали так сильно дрожать. Но это нифига не помогло! И вот сейчас, в долбанных три часа ночи я уже минут сорок пытаюсь правильно наложить тень под глазом и на скулах, но, черт возьми, у меня вообще не выходит, хотя раньше это получалось отлично! Я был на взводе и так рассердился на самого себя, что даже не с первого раза услышал, как кто-то настойчиво стучится внизу. Даже не посмотрев в глазок, я распахнул дверь – на пороге снова стоял мужчина в плаще. - Здравствуй, Луис, - голос снова тихий и как будто знакомый. - Мне осталось совсем чуть-чуть, подождите! – да какой там чуть-чуть, еще возиться и возиться, но я и так уже тянул целый год. - Тебе был дан год, и ты все равно не успел? Луи, ты неисправим, - через меня словно разряд тока пропустили. Эту насмешливую интонацию я ни с кем не спутаю! *** Незнакомец снял капюшон, а я чуть не грохнулся тут же в обморок. Передо мной стоял Гарри. Гарольд. Гарри Стайлс. Передо мной. Стоял. Чертов. Живой. Гарри. Эдвард. Стайлс. Сердце стучало в бешеном темпе, а глаза буквально вылезли из орбит. Я сделал несколько шагов назад, но оступился и полетел на пол. Это зрелище рассмешило Гарри, и он протянул мне руку: - Прости, я не мог прийти раньше. - Хазза… - это все, что я смог из себя выдавить. –Хазза, ты жив? -Как видишь, - улыбка все не сходила с его лица, и он, недолго думая, просто взял и поставил меня на ноги. - Но как?! – я все еще не мог прийти в себя. – Как, черт возьми, ты стоишь передо мной живехонький? Я же видел твое мертвое тело! Тебя же похоронили! – меня охватила паника, я начал сомневаться во всем. А вдруг это не он? Что вообще происходит?! -Луи …Бу, успокойся, - ему пришлось потрясти меня за плечи, чтобы вернуть внимание и заставить сконцентрироваться. – Я не был мертв. Меня успели откачать. Если честно, мне почти удалось, но таблеток оказалось недостаточно, поэтому я лишь впал в непродолжительную кому. -То есть ты… Но почему мне не сказали об этом?! – злость, недоверие и паника смешались и ударили в голову, лишая возможности думать. - Они хотели, Лу. Я не позволил им. Все должны были поверить, что Гарри Стайлс ушел из жизни. Модест не дал бы нам свободы. А я устал от той жизни. Оставался единственный способ. - И поэтому ты решил превратить мою жизнь в ад?! – мое самообладание давно покинуло меня, и я уже сорвался на крик. - Прости, тебя нужно было чем-то занять, - он пытался быть спокойным. -Да какое к черту «прости»?! Я ненавижу тебя! Ты ведь знал, что я загибаюсь без тебя! Ты ведь знал, что я пытался покончить с собой! Ты, черт возьми, видел, как мне херово! И у тебя хватило наглости прийти ко мне тогда, через три месяца, а потом снова. Ты просто стоял у моего дома и смотрел, как я вожусь с этими долбанными художествами! Ты все это знал, и ни разу не попытался облегчить мои страдания! Ты чертов эгоист, Гарольд Стайлс! Да с чего ты взял вообще, что мог все вот так вот решить за меня! – я не выдержал, слезы сами полились из глаз, и мне ничего не оставалось, как рухнуть на Гарри, спрятав лицо ему в шею, но при этом, не забывая бить его кулаками в грудь от обиды. А он просто пытался обнять меня и ждал, пока я хоть немного успокоюсь. -Бу, я не должен был возвращаться раньше. И два месяца назад я почти сорвался, но это бы провалило все, - его широкие ладони гладили меня по спине, успокаивая. Он был таким большим, надежным и теплым, что мой приступ стал потихоньку отступать, и я всхлипывал уже реже. Мы стояли молча. Мне не требовалось больше слов. Я просто хотел навсегда раствориться в этом моменте. Я хотел, чтобы время навсегда остановилось. Но Гарри, как всегда, решил по-другому. Он отстранил меня из своих объятий и руками поднял мое лицо, заставляя посмотреть ему в глаза. - Бу, все закончилось. Я не уйду больше, слышишь? Успокойся. Выражение моего лица резко изменилось, в глазах появилась некая резкость, и я со всей силы толкнул его в стену: -То есть ты думаешь, что мог вот так вот просто заявиться ко мне спустя год, и все вдруг станет хорошо?! Да знаешь ли ты, сколько ночей я провел без сна, оглушительно скучая по тебе, чертов Стайлс? Ну держись, сладкие щечки! Я тебя сейчас почище Модеста отделаю! – с этими словами я резко навалился на него, впиваясь в губы неаккуратным и дерзким поцелуем. Гарри лишь криво усмехнулся, не менее страстно отвечая на поцелуй, и поднял меня на руки. Кое-как добравшись до спальни (и как только мы не рухнули на лестнице и не сосчитали все углы и повороты), он буквально швыряет меня на кровать и нависает сверху. А я… А я просто плыву и растворяюсь под этим горячим телом. И когда нахальные губы касаются шеи, я не могу сдержать стон. Помнит ведь, засранец, что это мое слабое место! Он отрывается и смотрит на меня. Изумрудный отблеск мелькает в глазах – и я понимаю, что он еле удерживает последние капельки рассудка. Быстро избавившись от одежды, он снова вжимает меня в матрас. В комнате жарко, тела уже влажные от страсти, и контроль совершенно потерян. Он входит и сразу же начинает двигаться. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Больно. Тело сводит судорогами и словно пришибает током. Этот кретин, кажется, забыл, что у меня уже год никого не было, и я чуточку отвык. Но разум затуманивается от такой пьянящей близости горячего любимого тела. Толчки все резче, комната наполняется громкими стонами и скрипом кровати. Оргазм приходит почти одновременно, яркими вспышками танцуя перед глазами и отдавая в голову. Гарри откидывается на подушку, прижимая меня к своему боку. - А ты все такой же, - выдыхает он куда-то мне в макушку. - Какой? – истома разливается по всему телу, и говорить совсем не хочется. -Мой, - он обнимает меня еще крепче и затихает. *** Через несколько часов лучи нового дня заглянут в окно и застанут нас мирно спящими. И ты будешь рядом. Завра я не проснусь в холодной постели, гадая, сколько таблеток мне придется выпить, чтобы сохранить относительное душевное равновесие еще хотя бы на один день. Завтра будет новый день новых нас. И каждый следующий день мы будем просыпаться вместе. И после каждого завтра будет еще одно завтра. И еще, и еще, и еще. И каждое новое завтра будет встречать счастливых и непутевых НАС. А твой портрет я обязательно закончу. Вставлю в рамочку и повешу у входной двери, чтобы тебе не было повадно в один день вдруг вернуться к старым поискам приключений на твою восхитительную задницу. Тот незнакомец не обманул. Он вернул тебя. Я вернул тебя. Я нарисовал твой портрет, Гарри Стайлс.