***
Авангард и идущие за ним, как правило, уничтожают всех противников, встреченных на пути, ломая любое сопротивление. А арьегарду остается лишь подчищать и подсчитывать добытые головы. Сегодняшний поход заключался в том, чтобы отмыть честь. Какие-то глупцы имели наглость называться их именем, чтобы вымогать деньги и вести свои жалкие дела на принадлежащем им рынке. Но долго им плутовать никто бы не дал — слухи в этой темной среде распространяются быстро. Близнецы и Шинио крались по коридору, держа оружие наготове и заглядывая в каждый угол и укромное место. Добычи по пути не попадалось, только трупы и умирающие, коих добивали — да вот один из них оказался не таким уж умирающим... — Всем назад! — рыкнул глухо, зыркая налитыми кровью глазами, главарь уничтоженной только что группировки, будто не замечая, как из раны на животе хлещет кровь. — Назад, иначе я ей перережу глотку! К напряженно сверлящим его глазами Рейдзи и кидасу присоединился небезызвестный кот с тремя хвостами — и спросил шепотом: — Он что, с ума сошел? Джигоку его на кусочки порвет, — улыбнулся при этом. Молодой лис, повернув голову, сквозь сжатые зубы процедил коротко: — Не успеет. — А? — не понял откровенно Ноуши — но, когда заметил движение руки Рю — а именно ее взял в заложницы этот хмырь, — достающей из кобуры на поясе свой пистолет, офигел от того, насколько безумен ее поступок. Но она знала, что нужна тому именно как живой щит — а потому, проигнорировав его вопрос, что она там делает, взвела в один миг курок и, приставив к нижней челюсти, отправила его мозг на потолок. Часть брызнувшей крови и серого с белым вещества попала ей на лицо, волосы и одежду. — Рей, рубашки не найдется? — спросила спокойно у брата, когда посредством пинка убедилась, что труп воскресать не собирается. — Ага, всегда с собой запасную ношу! — фыркнул с насмешкой тот, с досадой замечая разинутую пасть кота — и с клацаньем зубов закрывая. — Да ты, черт возьми, сумасшедшая... — произнес с нервной дрожью и сипло. — Ты сумасшедшая... — И что с того? — бросила лиса резким тоном, прищурив единственный правый глаз. — Напомни мне сказать боссу, что твою спину я впредь прикрывать отказываюсь! — заявил Ноуши и, засунув свои саи* — еще одно излюбленное оружие, в держатели, поспешил уйти. Близнецы проводили его недоуменными взглядами, а Шинио, по обыкновению, опять в общении и взаимодействии не рвался участвовать, настороженно оглядываясь. — И что это было? — изогнул бровь темно-рыжий лис. — Истерика, — вытерла брызги на щеке тыльной стороной ладони его сестра, глядя вперед по направлению следования: «Господин Катсураги в чем-то сомневался, отпуская нас на это... Гадюшник чист, но было мало...». А ровно через минуту Ноуши вернулся с не такой уж неожиданной новостью: по рации передали, что на логовище в горах напали, пока основные его боевые силы были направлены сюда... На возвращение понадобилось вдвое меньше времени, чем на прямой путь. И к той минуте, когда они выбежали на широкое открытое пространство перед крепостью, уже стало ясно, что им тут ловить нечего. Тела напавших уже развешены на крепостной стене среди скелетов их предшественников, и дозорный, отцеплявший от стены последний штурмовой крюк, отдал сигнал открыть ворота. Заходя и оглядываясь по сторонам, лиса ощущала тревогу, потому как глава Ледяных Клыков выслал их вперед, намереваясь сам нагнать после того, как кое-какие вопросы здесь решит до конца: ему, как тысячелетнему Тенко* с большой скоростью передвигаться не составляет труда. Но, судя по эманациям черной магии, присущей только ему, нападение на логовище заставило его остаться. И, учитывая способности к сражению оставшихся, основной боевой силой стал он. И, чего следовало ожидать, раны наспех перевязаны, а сам Джигоку выслушивает доклады об ущербе, количестве пострадавших и погибших. Рю, ожидая, пока это завершится, встала в сторонке, скрестив руки на груди и будто не замечая, как брат сверкает ревниво глазами и сжимает кулаки. Что ж еще ему делать в такой ситуации? Черный Тенко, заметив их, указал в сторону от себя: — Помогите раненых доставить в лазарет. И, Рю, пусть Ирма и тебя осмотрит. Короткого обмена взглядами между близнецами хватило, чтобы брат, ругнувшись, отправился на оказание помощи, а лиса быстрым шагом пошла следом за главарем, преследуя его по пятам и быстро доконав. — Я сказал тебе у Ирмы посмотреться, проклятая девчонка, — произнес он низким голосом, буравя ее взглядом через плечо. Она своего не отвела, хмуря брови: — Кровь на мне не моя. А у Вас раны глубокие. Если потеряете сознание, сразу же позову Ирму — и она осмотрит нас обоих. — Тц, — скрипнул зубами, разворачиваясь и идя в другую сторону, — как же бесят дети... Лиса слышит от него это постоянно и даже научилась не реагировать, хотя раньше это и уязвляло. Джигокугицуне век назад долго сомневался в своем решении принять их в банду, несмотря на не такой уж мизерный срок их прожитой жизни в двести с лишним лет. И за прошедшее время ничего не изменилось. А существующая сейчас связь — лишь последствие случайной искры на почве алкоголя и неожиданного прикосновения. Ирма, оборотень-ирбис, латая быстро и мастерски кому-то рану на затылке, на их приближение обернулась, поправив круглые очки на переносице: — Ух, и вы еще... — поколебавшись немного, глянула на еще троих, ждавших ее помощи, и поднялась. — Глубокие раны есть? Лису пришлось наложить не один шов в разных местах, а Рю благополучно открестилась, потому как у нее действительно ничего не было, окромя синяков — и вскоре сама и занялась наложением повязок на прочие раны главаря, каким-то чудом затащив в его комнаты на верхнем этаже здания, росшего, казалось бы, прямиком из горной породы. И, даже не успев сказать, что закончила, оказалась уложена на лопатки и надежно придавлена сверху не таким уж субтильным телом обладателя девяти черных хвостов, которыми он активно помахивал, не отводя взгляда, казалось бы, проникавшего в самую душу и суть ее существа. Шрамы красовались не только на его лице, но и на теле, полосуя его и даже накладываясь друг на друга, позволяя строить догадки о том, какие были нанесены раньше, а какие — позже, хотя множество повязок их и скрыли. Но она и так знала расположение практически каждого следа былых сражений, через которые прошел ее командир, и когда теперешние ранения заживут, то пополнят их число. Хотя существовало немало мазей и зелий, чтобы избегать шрамов, его правилом было их игнорировать. Слухи замолкнут, похвалы стихнут — а эти метки останутся, напоминая о победах. — Господин Катсураги, не уверена, что это хорошая идея, — произнесла лиса ровно и спокойно, не отводя своего взгляда в сторону и наблюдая почти материальный огонь, горящий на багровой радужке. — Да ладно тебе, — усмехнулся лис, нависая и невесомо теребя пальцами левой руки ее обстриженные и непослушные немного вьющиеся волосы, — сама же меня преследовала, как привязанная. — Вы серьезно ранены, — нахмурилась, тем не менее, лежа и не сопротивляясь — но и не показывая ничем реакции на его сквозящий вожделением тон и эти касания, хотя пульс, что уж говорить, участился. — Не стоит сейчас рисковать... — и, уловив рывок явно с целью того, чтобы заткнуть ее поцелуем и еще больше придавить, выбросила вперед правую руку, сжав его шею — и едва на рефлексе не сдавив большим, указательным и средним пальцем кадык, что необратимо повредило бы голосовой аппарат. Взор главаря полыхнул уже недовольством и угрозой. Понимая, что играет с огнем, Рю тут же отдернула руку, затолкав возникший страх куда подальше и повторив упрямо твердым голосом: — Вы ранены. С одной стороны, лиса верила, что это его убедит — и не надо будет трубить тревогу и звать Ирму только из-за того, что у одного самца кицуне член в штанах покоя не знает. С другой же, понимала, что если ему чего-то хочется — он это получает. И захоти он сейчас в наказание свернуть ей шею — сделать это будет проще, чем кажется. Причина пустяковая, но всякий, кто знает главаря Ледяных Клыков больше, чем год, в курсе, насколько им владеет ярость, даже когда бой уже закончился — и сейчас это может послужить причиной того, что ее персона будет исключена из состава банды традиционным способом — хвостом вперед. Несмотря на долгую их связь, как любовников, нежных отношений между ними нет и вряд ли будут. В первую очередь она, как и брат — боевая и стратегическая единица Клыков, а он — руководитель и тот, в чьих руках судьбы десятков таких же единиц. Иллюзии при такой жизни никто не строит — на это есть мирное стадо, живущее у подножия горы и трясущееся над собственным мирным существованием. Здесь же глупо строить планы даже на десяток лет вперед. Джигокугицуне, цокнув языком, осторожно перекатился набок, расположившись на другой половине кровати: — Как хочешь. Но в крови ты выглядишь соблазнительно, — хмыкнул, оглядывая ее и закинув руки за голову. Лиса, только сейчас вспомнив, что ей нужно переодеться, обернулась через правое плечо, также усмехаясь и немного прищуриваясь: — До вечера, господин Катсураги. Тот, прекрасно поняв намек и многообещающую искру в ее взгляде, с хитрым выражением лица дернул парой хвостов в некотором предвкушении: — До вечера. И в районе полуночи Рейдзи опять словил себя на желании перерезать главарю Клыков глотку, наблюдая из-под одеяла обилие на теле сестры засосов и синяков от бурного времяпрепровождения. И охладили его самоубийственный пыл лишь воспоминания о том, что он дал ей обещание не вытворять подобного, ведь потенциальных партнеров много, а он у нее один. Но слишком долго это тянется, чтобы называть это «партнерством в сексе»...***
В низинах снег уже почти весь растаял, но в горах продолжал лежать сплошным ковром, слепяще искрясь на солнце. Такой же белый, как и снег, заяц, каким-то образом сюда забредший, осмелился на свой страх и риск пересечь открытое пространство перед вырастающей из скал крепостью, окруженной высокой стеной, мелькая лишь черными точками глаз и темными кончиками ушей. И запорошенный голый кустарник, нависающий над тропой, был готов принять его под свой спасительный полог, не оборви его бег и жизнь стрела с пятнистым оперением. — Вот. Говорил же, что научишься, — произнес человеческим голосом очень крупный ворон с серебринкой в оперении на груди, спрыгивая c края стрельчатого окна и летя в сторону будущего жаркого, пока Шинио со своим обычным отстраненно-спокойным выражением на лице клал лук рядом с колчаном — и бегло облизывался, предвкушая наполнение своего желудка, когда сдаст смену на стене. А тем временем в лазарете завершался плановый осмотр боевого состава Ледяных Клыков. И так как Рю была единственным представителем женского пола среди них, ее очередь была последней. Ирма, взяв нужные анализы и делая замеры, лукаво прищурилась: — Прибавила в талии, — и, не дождавшись никакой другой реакции, кроме «Ну и ладно» и не найдя, как ни странно, никаких увеличений в других параметрах, села обратно за свой рабочий стол, как наконец заострила внимание на самопальном шве у нее под пупком и немного сбоку, с которого уже сняли нитки. — Это еще что такое? Лиса, уже собравшись одеваться, дернула плечом: — Задело при прошлом задании. Так, пустяк, лишь кожу порезало. — Джигоку тебя только плохому учит, — проворчала ирбис, поправляя круглые очки свои. — Ложись на кушетку — посмотрим, что там у тебя за пустяк. Ее чуткие пальцы действительно что-то нащупали — но это были не последствия травмы и не предпосылки абсцесса — слишком уж они были... глубоко. И не вызывали никакого дискомфорта и, тем более, боли у Рю. — Я проведу некоторые дополнительные анализы, зайди вечером за результатами, а сейчас можешь идти. — Ага, — вскочила тут же лиса, застегиваясь и торопясь ретироваться из лазарета. Ирма выкрикнула строго ей вслед: — Я сказала: зайди, безо всяких «ага»! Оставалось лишь догадываться, что бы было, ослушайся та — и узнай неожиданную новость глава Ледяных Клыков первым. Возможно, тогда бы и удалось избежать ненужных последствий — или, во всяком случае, смягчить их. На краю стола остывали две кружки горячего чая — и если врач его ароматом наслаждалась, то единственная представительница женского пола в боевом составе банды его игнорировала. И испытывала жгучее желание кого-нибудь пытать прямо здесь и сейчас. — Ты посмеяться надо мной решила, кошка-переросток? — Рю крайне редко себе позволяла такое в отношении старших, и то в случае, если она или в ярости, или крайне раздражена, или на нервах, или напугана — или вовсе в ужасе. Определить, что это, невозможно за застывшей неподвижной маской лица, а прижатые уши и вставшая дыбом шерсть на хвостах мало что объясняли. Ирбис наглость проигнорировала, поправив съехавшие очки: — Над таким смеяться — грех. — Три, — напряженно выпрямила лиса три пальца из кулака, буравя ее взглядом, — три — не пять. Мне почти двести лет еще ждать до своей... как ты ее назвала? До полной половой зрелости... — Значит, все-таки что было — то и внутрь? По слабому покашливанию вместо подтверждения или, наоборот, опровержения данного предположения врач сделала вывод, что если тема об этом и возникала — то исчерпала себя быстро под безудержным напором, достойным самого Дьявола. — Но факт фактом, я проверила несколько раз результаты и могу с уверенностью заявить, что уже недели две. Может, три... — Но я ничего не чувствую, — Рю непроизвольно обхватила себя руками, вцепившись себе в плечи, — никаких изменений... — Это пока. Да и, вполне возможно, что вообще особых изменений... — Каким образом это вообще возможно?! — таки не выдержала лиса, вскакивая и едва не опрокидывая чашки с чаем. — От него не всякая понести способна, а я так вообще не должна — так какого?! Ирма не слишком впечатлилась и терпеливо пояснила: — Ну, так ты не «всякая». Ты Куко*, притом, живущая жизнью, которой живет не всякий закоренелый Корио*. Вы с братом те еще странные экземпляры, да и мало кто имел смелость сойтись с Джигоку надолго... — То, что у нас с братом крыша со свистом улетела, и так понятно. Но как, каким, мать вашу, макаром это оказалось возможно?! Ирбис ненадолго задумалась и пожала плечами: — На все воля вашей Инари? Рю скрипнула зубами: — Ага, если бы я еще в нее верила. — Но Джигоку же... — начала врач удивленно, но ее перебили. — Господин Катсураги волен решать, во что верить и кому посвящать алтарь у тропы. До тех пор, пока он не пытается загнать туда же и очистить свою душу нас с братом — меня это не интересует. — Но Инари — богиня плодородия, и как бы ты ни воротила нос, ты кицуне — и находишься в ее власти. А вот этому противопоставить оказалось нечего — поэтому Рю молча ушла.***
— От него, да? — Рейдзи не сомневался ни секунды, что это так — но не задать этот вопрос попросту не мог. Его сестра раздраженно покосилась в сторону, продолжая лежать на их общей кровати с раскинутыми в стороны руками. Ее трясло и передергивало, хотя со стороны это не было видно. — И что будешь делать? — Дезертировать. — Когда? — После полуночи. Лис, бросив взгляд на часы, без слов стал собирать в сумку самое необходимое — и чуток еды. — Может...? — Куда ты, Рю — туда и я, — сказал, как отрезал он, обернувшись и хватая с вешалки свой короткий плащ. Даже попробуй она ему что возразить — результата бы никакого не добилась. Притом, для них обоих было чем-то самим собой разумеющимся, что если куда-то лежит путь — то лежит он у них обоих. Это было и в то короткое время жизни с родителями, и тогда, когда они пóтом и кровью добывали себе место под солнцем. Год за годом, десятилетие за десятилетием они полагаться могли только друг на друга, доверять могли лишь друг другу, слабости свои демонстрировать — лишь друг перед другом. Поэтому Рейдзи не требовалось задавать вопросы сестре, чтобы понять, с чего ей понадобилось именно сбегать, ничего никому не объясняя — и даже оставив внушительную шишку на затылке Ноуши, чья очередь была стоять часовым на воротах. Представляя себя на ее месте, он понимал, что также наверняка бы предпочел затаиться на время. Потому что кто знает, как их главарь отреагирует на неожиданную новость о прибавлении в своем откровенно отсутствующем семействе. В не таком уж обширном сообществе кицуне никто не слышал о роде Катсураги — да и настоящая ли это фамилия, опять же, — но сильный концентрат из буйных кровей в нем ощущался за версту. И что Рю в нем нашла, почему не оборвала связь с ним на следующее же утро после той попойки — непонятно. Да, это единственная вещь, которую темно-рыжий лис никак не понимал в своей сестре. С горы они бежали со всех своих лап, проигнорировав даже городок у подножия — там Джигокугицуне стал бы искать в первую очередь. Незадолго до рассвета они добрались до мелкой гостиницы у горячих источников, переживающей не совсем лучшие времена, поэтому комната им досталась очень дешево, пусть и малость сыроватая по углам. У лисы совсем отсутствовал аппетит, более — она так и не отошла от окна, у которого обосновалась сразу же, как они сюда зашли. — Рю, сядь и поешь, пока совсем не остыло. — Я не голодна, — в третий раз прозвучал монотонный ответ. Восток едва-едва стал светлеть, вот-вот в промежутке между горами должен пробиться первый луч, предвещающий утро. — Тебе нужны силы. Если хочешь действительно от него сбежать — для этого понадобится расстояние в несколько сотен раз больше этого. Ее губы сжались до побеления, от сжатия ладони выступили острые костяшки, дрожащие уши поникли — похоже, копящиеся и наслаивающиеся друг на друга переживания готовы вскоре довести ее до отчаяния. — Так ли я хочу от него сбежать?.. — пожала плечами. — Ну, не захочет он лисенка, поворчит про то, какая я глупая девчонка — и вся проблема. Я же его не хотела... Лис, вздохнув глубоко, пробормотал себе под нос: — Рю, лиса не должна такого говорить... Поникнув сильнее, она обхватила руками ноги и уткнулась между колен носом: — Да, но... я не способна на то, чтобы давать жизнь. Лишь отнимать... Я не была к этому готова, не должна была, потому что для полной зрелости слишком рано. Наверно, все-таки Ирма ошиблась. — Она не ошибается, ты и я это прекрасно знаем. Сколько раз она и нас с того света вытаскивала, и других. И того же Джигоку. Шансы ведь были мизерны, но она же его вытащила, отвоевала... Несколько минут еще поблуждав в своих размышлениях и опустив ноги на пол, Рю потерла шею и потеребила недлинные волосы, на нее свисающие: — Ладно, раз проблема нарисовалась — мы ее решим... — и от чересчур лихорадочно блестящего взгляда ее брату стало, мягко говоря, не по себе. — Ты же не собираешься...? — начал Рейдзи опасливо, заранее придумывая, как можно уговорить сестру оставить лисенка, собирался обещать, что будет ей во всем и всегда помогать — да и что должен предпринимать на его месте парень, которого вменяемые девушки за три километра обходят, и на продолжение своего рода рассчитывать как-то не приходится? — Да, собираюсь, — поразила его в самое сердце лиса, но от дальнейших ее слов отлегло. — Последнее место, куда бы мы пошли в поисках убежища — это храмы Инари. В один из таких мы и направимся. Слышала я про тот, где страждущим помогают и приют могут дать... — Надеюсь, мне туда можно будет? — лис припомнил что-то такое, но смутно. Рю сдвинула брови, пытаясь вспомнить — но в итоге растерянно пожала плечами: — Понятия не имею, впустят ли туда даже меня, с таким-то послужным списком...***
Прожив не такую уж короткую, пусть и не насыщенную яркими событиями и опасными приключениями жизнь, Осагицуне Ханабуса, кицуне с семью хвостами и шерстью непримечательного пшеничного цвета, а также главный священник храма, посвященного Инари — богине плодородия и покровительнице оборотней-лисиц; впервые сталкивался с такой решительностью, с которой пришли некие Рейдзи и Рю, прося приюта и защиты. Осагицуне, в общении предпочитающий, чтобы его звали Недзи — прозвищем, то есть, а не истинным именем, — поставил бы половину своего годового дохода на то, что эти двое не больше и не меньше, как профессиональные убийцы. Но и убийцы подвержены вполне земным и мирским проблемам, как случайная беременность. Только вот странно, что такое произошло при наличии всего лишь трех хвостов у лисы. Не обошлось без промысла Инари — не иначе. Только вот какую цель она преследовала, насылая подобное... благословение на того, кому оно нужно не больше, чем третье ухо? Брат лисы, который от нее отличен лишь иной половой принадлежностью, чуть более высоким ростом и желтыми глазами, горячо уверил уже не в первый раз за разговор: — Чем хотите, можем поклясться, что ни одна душа не пострадает по нашей вине, пока мы будем здесь находиться! Моя сестра лишь хочет в безопасности и покое родить этого лисенка. — А потом? — священник бросил короткий взгляд на свой почти остывший чай. — Что Ваша сестра намерена делать потом? — Эм... — тот, поведя ушами раздосадовано, повернулся к ней — и ее растерянный вид и пожатие плечами были красноречивей всяких слов. — Как неосторожно, непродуманно и опрометчиво... — вздохнул Недзи, таки немного нарушая правила вежливости и отпивая чай. — Эти земли не так обильны и богаты, чтобы кто-нибудь мог взять опеку над лишним ртом. Поэтому, коли хотите блага лисенку — берите за него ответственность сами. И, самое главное — почему вы просите помощи у моего храма? Простите за такой прямой вопрос, но я должен знать. С минуту эти двое молчали, обмениваясь взглядами и непонятными жестами — и в итоге Рейдзи дал ответ, который был вполне предполагаем: — Отец этого лисенка не знает об его существовании... во всяком случае, не знал, когда мы уходили. Но он в любом случае будет нас искать. — И вы не хотите, чтобы вас нашли? — догадался священник, мысленно жалуясь на то, что ему подбросила неудачливая судьба, и какими проблемами это может обернуться. Участь храма его волновала, бесспорно, но и не нашлось такого кицуне, который решился бы разрушить храм, пусть даже и мелкий — но посвященный богине, что так непостоянна, эксцентрична и упряма по своей натуре. Но попортить жизнь можно и вне границ храма — тем более, что у Недзи в наличии любимая жена и двое почти взрослых отпрысков. И их благополучие для него важнее правил, придуманных для этого храма еще его прадедом. С другой же стороны, он не мог отказать в помощи по вине собственных моральных принципов — даже зная о риске. Толчком для вынесения окончательного решения для колеблющегося лиса стал порыв ветра, от которого даже чуть скрипнула крыша, и спину обдало промозглым сквозняком — не иначе, как с гор спустился холодный воздух, неся с собой туман. Священник повел ушами, словно услышав в этом чей-то шепот: — Хорошо, коли просите — я сделаю все, что в моих силах. Но за кров и пищу вы будете помогать мне и прихожанам в работе по храму. Посильную, конечно же, — добавил, посмотрев на нахмурившуюся Рю. Ее брат кивнул, удовлетворенный — и, повернувшись к ней, широко заулыбался с неким триумфом в глазах. Это несложно было заметить даже с того места, где сидел Недзи. Отослав их наружу и сказав, что должен поразмышлять еще кое над чем, он дождался, пока тихие их шаги перестанут быть слышны — и поднял взгляд наверх, шепотом спрашивая: — Дядя Шого, с чего ты вдруг? Тут же наружная дверь открылась, впуская в небольшую комнату еще одного кицуне, откровенно серебряная шерсть на девяти хвостах которого и такие же серебристые недлинные густые волосы не оставляли сомнений в расположении к нему Инари. — Мне стало интересно, что из этого может выйти. Да и слышал я что-то про этих детей, — пробормотал тот так, чтобы слышал его лишь один Недзи. — Ты про этих двоих? Серебристый лис кивнул, прищуривая косо посаженные серебристо-янтарные глаза, вертикальный зрачок в которых подергивался то ли от бурных размышлений, то ли от азарта, который вовсе не был чужд этому с виду добропорядочному индивиду: — Правда, было это давно. Раз Инари подкинула такой сюрприз и указала им дорогу к этому храму — это неспроста. — А с каких это пор ты следуешь указаниям богини? — недоуменно вздернул бровь священник, подперев подбородок ладонью. — Раз так, то почему бы тебе не занять мое место и не взять контроль над храмом? Шого посмеялся и отмахнулся от него: — Предпочту держаться от этого подальше. Она достаточно поигралась со мной, чтобы у меня осталось хоть какое-то желание идти у нее на поводу. И видом, на который любая самка кицуне распускает хвосты веером и чистит шкурку, ей меня не подкупить. — Вот жалко тебе поменяться местами... — тяжкий страдальческий вздох. — Да, жалко, — снова добродушный смешок с оттенком сочувствия — и серебристый лис вновь скрылся снаружи. Вряд ли эти двое или кто-нибудь из возможных прихожан его заметил. Шого, действительно приходящийся Недзи дядей по отцовской линии, не знал проблем с тем, чтобы появляться и исчезать совершенно незаметно. Тысячелетний Тенко со своими мыслями, постичь которые вряд ли кому дано...***
Зарядил проливной дождь, и животные горного леса попрятались по своим убежищам и норам, боясь промокнуть. Один лишь приблудный камышовый кот, собравшись в комочек в гуще кустарниковых зарослей, терпеливо сносил удар стихии. Ноуши же был и останется из тех котов, которые воду ненавидят, когда площадь ее поверхности больше ладони, или когда она льется и мочит до последней шерстинки. И он бы с радостью бросился под укрытие бандитского логовища, если бы преследующий его ветер в прямом смысле не желал располовинить или минимум лишить его головы. Вот очередной порыв ослепил водяными брызгами и оставил глубокий косой шрам стволу дерева, в которое попал. Раздраженно заурчав, бакенэко откатился в кустарник, где столкнулся с тем самым камышовым котом, который сначала взирал шокированно, став похожим на ежа с хвостом — не менее «ежистым», — а потом попытался выцарапать почти сородичу глаза. Пришлось делать ноги и искать другое место для укрытия. Но на повороте узкой тропы ему не дали этого сделать, вынудив уворачиваться от ветряного лезвия, отщепившего от скалы мелкие камешки, присыпавшие макушку. Мокрая одежда противно липла к телу, а налипшая грязь не вызывала ничего, окромя отвращения. — Чтоб его... — выругался кот с тремя хвостами, вскакивая на ноги и торопясь уйти под прикрытие этого самого поворота — только бы пропасть из поля зрения противника... ...Но новая необходимость избежать смертельной опасности лишиться головы отбросила назад, и лишь природная ловкость позволила остаться на ногах, но раскисшая почва поддалась, и Ноуши из последних сил зацепился за куст, чтобы не упасть в разверзнувшуюся за спиной пустоту на протяжении пары сотен метров. Но растение было сухо и мертво, а потому корни легко оборвались, лишая последней зацепки. И тут же за запястье схватили, удерживая над пропастью. — Попался! — теплые янтарные глаза лукаво блеснули, и гибкий, будто лоза, парень, продолжая цепляться за ствол деревца изогнутым лезвием-серпом, дернул его на себя, возвращая на надежную опору камня. Бакенэко, переведя дыхание, вскинул был саи, но противник небрежно отмахнулся, приладив свое оружие за спину: — Ты продул. Пойдем обратно, — и мотнул головой в ту сторону, где находилось логовище банды. Делать нечего — повесив хвосты и понурив голову, коря себя в тысячный раз за тупость и нерасторопность, кот поплелся за ним: — Бальдо, у меня вообще есть хоть один шанс у тебя выиграть? Хоть разок? Тот, показательно скривив задумчивую гримасу, растянул рот в зубастой улыбке, оглянувшись через плечо: — Есть. Сегодня ты был близко — но опять же, помедлил. На пару секунд был бы шустрее — наверняка. Но... — развел руками. — Понятно, — вздохнул Ноуши расстроенно, потирая шею. Бальдо — камаитачи*, числившийся в рядах Ледяных Клыков еще с их основания, входил в состав так называемого «костяка», основы. Пусть его невысокий рост и худощавое телосложение могли ввести в заблуждение, на самом деле этот оборотень, относящийся к горностаям, по свирепости в бою не уступал даже Джигокугицуне. Куньи — хищники пусть и отнюдь не крупные, но отважные, подчас безрассудные — и достаточно кровожадные. Поэтому, даже лишь соревнуясь с ним невсерьез, нельзя расслабляться — иначе получишь самое настоящее увечье или даже расстанешься с жизнью. Логовище, как всегда, выглядело пустынно и негостеприимно, с потолка большими пыльными лохмотьями свешивалась паутина, в которой наверняка копошилась уйма летучих мышей в спячке. Шинио с ними расправлялся, но предпочитал делать в теплое время, когда это доставляло ему хоть какое-то охотничье удовольствие. — Ох-хох, Ноуши, да ты весь извозился до самого белья! — воскликнул камаитачи, когда они в горячих источниках, наличествовавших в обширных пещерах под за́мком, приводили в порядок и себя, и одежду. — А из-за кого мне пришлось это сделать? — проворчал кот, сидя на корточках сгорбившись у воды и надраивая свою одежду. Тот коротко хохотнул, явно сконфуженный. Да уж, он в бою и он в общении — едва ли не разные личности. Его в глубине души восхищал первый и вызывал у него путаные чувства второй. И эти путаные чувства взбунтовались, когда шлепающие шаги завершились за спиной, за шею обхватили чужие руки, а в затылок уткнулся острый нос. — Извини. Знаю, как ты не любишь мокнуть, но раз мы договорились на сегодня — мы договорились на сегодня, без вариантов. — Забей, — буркнул бакенэко, отворачивая лицо в опасении показать, что покраснел. Вызвав дрожь, горячее дыхание опалило шею, а секунду спустя на ней запечатлелся короткий поцелуй. По телу разошлась легкая истома. Может, стирку отложить ненадолго? Заглянувшее через плечо лицо с острыми чертами и узкими янтарными глазами очаровывало легкой порочной улыбкой — и Ноуши ожидаемо сорвался, выскользнув из крепких объятий и буквально набросившись на горностая, прижимая собой и зарываясь пальцами во всклокоченные черно-белые волосы... И потом, разглядывая пляшущие на потолке пещеры блики от воды и мурлыкая от почесывания за ухом, кот откинулся за левое плечо сидящего за ним Бальдо: — Про близнецов что-нибудь слышно? — Не слишком достоверная информация, но схожие по описанию с ними кицуне ночевали в старой гостинице у источников два месяца назад... — ответил тот, подергивая под водой своим совсем недлинным белоснежным с черным кончиком хвостом. — Владельцы не слышали ничего об их планах, по их словам, ушли они в сторону севера — но ты же их знаешь, для них так обвести вокруг пальца мирно живущих дуралеев таким образом не проблема. С той же вероятностью они могли повернуть потом и в другую сторону. — Это да, — вздохнул бакенэко и потер затылок, на котором уже, понятное дело, никакой шишки не наблюдалось. Горностай криво улыбнулся, чмокнув его бегло в макушку: — Не бойся, босс уже остыл и не держит на тебя зла. — Но, когда узнал, что я их упустил... — Это да, но ты должен был догадаться, что он отходчив. И у него есть дела куда важней того, чтобы тебя наказать... — добавил в сторону шепотом: — Я не дам ничего с тобой сделать. Ноуши, запрокинув голову с удивленно распахнутыми горчичного цвета глазами, не сдержал глупой детской улыбки: — Спасибо, сенсэй. Тот, кашлянув, что-то пробормотал — и кот вдруг подскочил, отряхиваясь и мигом выскакивая из воды: — Как тебе удается меня всякий раз так увлечь, что я забываю про то, что в воде?! — и, дернувшись, согнулся, держась за поясницу. — Варвар... Бальдо, посмеявшись и устроив локти на краю впадины, горящими глазами за ним пронаблюдал: — Когда ты таким сладким голоском просишь еще, это выше моих сил... — и резко стал серьезней. — Слышал, Рю от него понесла. Только об этом никому. Бакенэко замер, шокированный: — Но... разве они не пятихвостыми начинают размножаться?! — Обычно — да. Но, если верить моему деду, который с одним старым-старым кицуне в приятельских отношениях был, Инари может сделать такой дар, если сформировавшаяся пара ее более чем устраивает. Наверно, Джигоку своей верой ее подкупил или что-то в таком духе, не знаю... — Кицуне странные... богиня у них странная... хорошо, что хоть у тебя и меня такого геморроя нет. — Что верно — то верно, — посмеялся камаитачи и протянул к нему руку. — Хочешь, еще за ухом почешу? Ноуши смутился, на этот раз не успев спрятать свои попунцовевшие щеки — и будто бы нехотя, но на деле нерешительно вернулся, присев на корточки и зажмурившись от удовольствия, когда ловкие пальцы стали чесать в чувствительном месте, опять вытягивая рокочущее мурлыканье...***
Рвано дыша и еле переставляя ноги, Рю с облегчением посмотрела на отлично различимый по другую сторону широкого поля, поросшего сочной зеленой травой, храм, в котором она с братом прячутся от внешнего мира вот уже скоро четыре месяца. Погода устоялась уже по-летнему теплая, и уставшая сидеть в четырех стенах и заниматься сугубо женской работой лиса сбегала в этот лес, чтобы прогуляться и потренировать тело, насколько это возможно. В надетом на ней расшитом кимоно, которое ей настоятельно вручила жена главного священника — мол, в храме следует одеваться в более традиционные одежды, да и недавно брюки и рубашка оказались ужасно неудобны, — под широким поясом ее живот не слишком заметен, но неудобства сегодня доставил страшные. Даже более — сейчас она до смерти боялась, что своей выходкой отправила все старания инугами под хвост. Потому что лекарь был обеспокоен столь ранней плодовитостью, напирая на то, что не до конца готовый к этому организм может испытывать различного рода голодания — и отнюдь не пищевого толка. А игнорировать это у нее причин никаких не было. И, как назло, именно сегодня Рю открестилась от брата, который разрывался между помощью в починке крыши и ее сопровождением до леса и присмотром, который ее отнюдь не раздражал. «Оно ведь не должно так тянуть...» — сглотнула лиса тяжело, приваливаясь плечом к дереву на окраине леса и придерживая живот: — Так... тихо... все будет хор... — и тут же осеклась, вытянув хвосты вдоль земли и поставив уши вертикально. — Интересное место ты нашла, чтобы спрятаться, — прокатился мелкой дрожью по телу голос, обладатель которого отлично понял, что его почувствовали — и бесшумно вышел из зарослей, в которых неведомым образом скрывался. «К...как он смог нас найти?!» — даже забыла она как дышать, сначала прижавшись спиной к стволу дерева, а потом мелкими шажками попыталась уйти в сторону, не сводя взгляда с кромешно-черной фигуры с девятью хвостами, плотно прижатыми ушами и алыми огоньками чуть прищуренных глаз. Джигокугицуне Катсураги. — Ну, здравствуй... Рю. Пытаясь сдержать шумное дыхание, она чуть наклонила голову в некоем поклоне: — Здравствуйте, господин Катсураги. — Трудно тебя было найти, — в приоткрытой пасти сверкнули чуть желтоватые клыки. — Никогда бы не подумал, что такие неверующие, как вы, будут искать убежища в храме. Пусть и понимая, что это целиком и полностью бесполезно, но не в силах пойти против первобытного страха, присущего любой будущей матери, стремящейся обезопасить себя, Рю собрала все последние силы — и, не тратя их на превращение, сорвалась с места, исчезая темно-рыжей молнией в высокой, во весь ее рост, траве. Единственной ее мыслью сейчас было — сбежать и спрятаться. Она припомнила, что где-то был засохший колодец, в котором есть шанс укрыться, но его еще нужно было найти... ...Что, естественно, ей сделать не дали. На пути выросла все та же черная, как ночная мгла, фигура Тенко — и от налитых кровью злых глаз хорошим отнюдь не веяло. — Рю... почему же ты бежишь от меня? — саркастически поинтересовался он, делая шаг к ней уверенно, пригнув голову к земле и будто бы крадясь к добыче. Та отступила, не решаясь даже оглянуться — нельзя было выпускать лиса из поля зрения, никак нельзя. Иначе произойти могло все, что угодно. Но постепенно напряжение в воздухе уменьшилось, зубы были спрятаны в сомкнувшейся пасти, а потом Джигокугицуне принял свой человеческий облик: — Вернись домой — и я закрою глаза на то, что вы сбежали... — и протянул в ее сторону открытую ладонь. Но, если раньше этот жест был бы воспринят более, чем благосклонно, теперь Рю этого больше испугалась, мотнув отрицательно головой и отведя дрожащие уши назад. Лис крайне недовольно вздохнул, сжав кулаки — его старания держать себя в руках были велики: — Тогда объясни причину. Я имею право знать. Она, пытаясь стоять твердо на ногах, не задыхаться и держать свой страх в пределах разумного, обхватила себя рукой поперек тела, спав пальцы на левом локте — психологический барьер для успокоения нервов: — А что Вы знаете о том, что происходит на данный момент? Его ответ был резок: — Что ты сбежала с моим ребенком под сердцем! Ирма поведала, когда я дозорного собирался прибить за безглазость. Ожидаемо и закономерно — но Рю все равно вздрогнула и сжалась, подавая голос на удивление неуверенно и тихо: — Я... не хочу для него... той жизни. — Какой еще «той жизни»?! — пронзил ее взглядом. — Жизни с родителями? Ты не хочешь, чтобы он знал обо мне?! Лиса опять замотала головой. У нее было время поразмышлять и разобраться в собственных мотивах и понять, чего же она хочет для того, кого она пусть и не желала, но и калечить и подвергать риску не собиралась. — Крови, убийств и насилия, в которых мы увязли. Вы тут ни при чем. Но Джигокугицуне услышал то, что желал услышать — и это вывело его из себя: — Ни при чем?! — голос-рык прошелся волной по окружающим зарослям. — Значит, ты все решила, глупая девчонка?! — вокруг него заколебался воздух. — Я, значит, не имею прав на этого лисенка, хочешь сказать?! Так?!! — потухшие было глаза разгорелись буйным пламенем. У Рю выдержка также разлетелась на куски, заставив отскочить и схватиться за острый нож, спрятанный под поясом за спиной — да, ей страшно до зубовного скрежета и онемения мышц. И да, ее состояние сейчас оставляет желать лучшего, голова кружится и мутит со страшной силой — но это не значит, что она будет трусливо сбегать. Даже от него. — Не моя вина, что это произошло тогда, когда произойти не могло! Одной богине ведомо, ради чего и зачем... Но решать единолично, жить ему или нет, я Вам не позволю! Можете рычать на меня, сколько хотите — это не изменится! В виски стучала мысль: «Не отдам. Защищу», — пальцы сжались на рукоятке и вынули с лязгом оружие. Которое для лиса было не опасней зубочистки. Тенко на эту вспышку никак не среагировал — лишь посмотрел ей в душу задумчиво и серьезно: — Это и мой ребенок тоже. И тебе этого тоже не изменить. И отсутствие какой-либо реакции, непреклонность и уверенность ударили сильнее любого рыка и проявления гнева. Потому что они создавали впечатление, что прятаться бесполезно — остается лишь сдаться. — Зачем он Вам? — заставила свой голос не задрожать. — Да, Вы не любите детей, от них проблемы — и этот не должен был существовать, но... — закусила губу, — он не будет помехой, я клянусь... — еще немного — и она была готова опуститься до самоунижения и мольбы, гордость сейчас показалась неудобством. Джигокугицуне нахмурился и покачал головой: — Клянется она... — посмотрел недовольно в сторону. — Да, я не выношу детей — потому что они дурные и бесят, когда пытаются выделываться и показать себя. Лезут всюду и дохнут, как идиоты... Но я же не это имел в виду, — вздохнул досадливо. — Как собственный лисенок может быть помехой? Что ты вообще себе, дуреха, там понапридумала? Из ослабевших пальцев выпал клинок. Не поверив своим ушам, Рю пробормотала: — Кто знает, как бы Вы отреагировали... может, захотели бы пресечь в зародыше... Даже спрашивать было... страшно... — Это не значит, что я не хочу продолжить свой род, — заявил твердым уверенным тоном. — Теперь же, зная, что у меня будет ребенок, — сделал шаг к ней, глядя непреклонно, но ровно, — я не отступлюсь. Отсутствие намерений причинять вред ей и ее положению сбросили знатный груз с плеч, но расшатавшиеся нервы отказывались успокаиваться так легко. — Говорите так, будто сами беременны... и вольны решать, что с ним будет, — мир перед взором немного покачнулся, но устоял. Алые глаза все продолжали пронизывать все ее напуганное существо: — Потому что он — часть меня. И где бы вы ни были — я вас найду. — Это угроза? — по щекам разлилась бледность, руки напряглись. — Нет, скорее, констатация факта. — Понятно, — успела лиса выдохнуть перед тем, как сползти на землю от слабости и дурноты, враз выпуская наружу все скопившееся напряжение, страшась уже несшей боль пульсации в животе и обхватив его руками. Свет поглотила тьма — не в переносном смысле, а в буквальном. Джигокугицуне, подняв ее и прижав к себе, неожиданно бережно и ласково поцеловал в висок, накрывая ее ладони своими и делясь не просто теплом, а своими силами: — Мы еще не закончили, Рю, — да, голос его прозвучал недовольно, но как-то без зла и недобрых намерений. Она же, шмыгая носом и закрыв лицо от стыда собственных слез рукавами, уткнулась макушкой ему под подбородок, впервые за долгое время испытывая облегчение. Да, брат также делился с ней силами, но это приносило лишь временное облегчение — а сейчас хватило лишь маленькой толики, чтобы все наладить. — Рю! — донесся издалека до предела обеспокоенный голос брата, со всех лап несущегося к ним. Объятья исчезли, но лиса уже достаточно пришла в себя, чтобы самой встать на ноги. И Рейдзи оттер ее в сторону, встав между ней и Тенко, и закрыл собой: — Ты в порядке? — оглянулся через плечо, держа предполагаемого врага на прицеле. — Да, — кивнула, глубоко вдыхая и сжимая его локоть. — Рей, опусти оружие... — Но...! — Опусти, — повторила более настойчиво, уговаривающе посмотрев в упор, и он пусть и нехотя, но послушался. Джигокугицуне же ничем не показал своей злости, возмущения или вовсе какого негатива, что было неожиданно и, по крайней мере, странно. Они его таким спокойным еще никогда не видели. И взгляд его прикован лишь к Рю. — Что решила? — задал он вопрос с тенью задумчивости. — Касательно чего? — Вернешься домой? Лиса с трудом сглотнула вставший в горле ком: — Неужели Вам так сложно понять, господин Катсураги? — опустила уши. — Хорошо, — тот вздохнул устало, — будь по-твоему. Но, — опять приняв звериный облик, махнул всеми хвостами, отчего прогулялся ветерок по всему полю, — я все равно буду рядом с ним. Наблюдать и защищать, если потребуется... И никто не видел, как за всем этим со стороны храма наблюдал девятихвостый лис с шерстью цвета серебра и чуть более темным пятном на лбу в виде растущего полумесяца. Он был готов в любой момент появиться и исправить положение, пока не произошло непоправимое — но, благо, все обошлось. Шого никогда не был на стороне убийц и головорезов — но перед законами жизни все равны, каково бы происхождение ни было. И, если у Инари какие-то планы на этих двоих и еще не рожденную жизнь, то это нужно. Богиня своенравна, переменчива и лукава — но ее указанию лучше следовать, чтобы потом не пожалеть о своем упрямстве...***
Тихо скрежетал умасленный металл по точильному камню — но еще тише были крадущиеся шаги за спиной. Но темно-рыжая лиса все равно их услышала. — Наоки, ты по ушам давно не получал? Я же говорила, что подкрадываться, когда я или Рейдзи заняты оружием, опасно. С невинной миной на лице через порог перешагнул тонконогий мальчишка, сложив за спиной руки и помахивая темно-платинового цвета хвостом: — И вовсе я не подкрадывался. Мешать не хотел, — и, сев напротив и подперев подбородок рукой, скептично оглядел серо-голубыми глазами арсенал холодного оружия перед матерью. — Сколько с этим сложностей... что ты, что отец — постоянно занимаетесь оружием. Рю пожала плечами, не отвлекаясь от кропотливого занятия: — Оно требует постоянного ухода. Это мой путь и его путь... — Путь, который я не понимаю, — вздохнув, откинулся назад, оперевшись на руки. Лиса мимолетом посмотрела на него, вспоминая удивление по поводу его окраса, ничем не похожего ни на нее, ни на черного Тенко, а потом облегчение от того, что, несмотря на тесное общение с ней и ее братом, а также своим отцом и некоторыми его приближенными, их сын не проявлял тяги к убийству и разбойничеству. Он сам еще не задумывался, какой тропой пойдет, но ясно одно — к отнятию жизни, ценимой им, это не будет иметь отношения. — Мам... отец о тебе спрашивал. — С чего бы? — постаралась спросить как можно небрежнее, но дернувшееся ухо ее выдало с потрохами. — Ну... наверно, жениться хочет. Рю замерла, посмотрев перед собой и прочистив горло — и опять ее выдало тело: на этот раз это был румянец на щеках. — С чего вдруг тысячелетний лис захочет жениться на какой-то Куко? Наоки, наклонив голову набок, предположил: — Может, потому что любит? — Невозможно, — бросила категорично. — Почему, ведь ты же его лю...? — не закончил, встретившись с взглядом ее правого единственного глаза. — Может, потому что есть я? Получается, вы совместимы... Лиса, кашлянув, повела плечами: — Не лезь туда, куда не просят. — Мам, да даже дядя Рей признал, что что-то есть... — Иди на улицу, не мешай! Досадливо вздохнув, юный лис вышел наружу, сев на крыльце и подняв взгляд к небу, пока ветер трепал его лохматые волосы с платиновым отливом: «Странные они — эти головорезы. Нет бы подойти и сказать прямо — они все ходят вокруг да около, выведывают, шпионят... В любви, как на войне».