Перепутье.

Я умер. Мне было 28. Я просто был в ненужном месте в ненужное время. Я не раз думал о смерти — каково это и когда это случится... Просто на улице открыли пальбу. Просто я попал туда. Это не было больно или холодно, как пишут в книгах вдохновленные бумагомаратели. Я умер мгновенно. Я видел себя, лежащего на мокром, холодном асфальте, видел лужу алой крови под собой. Нет, наверное уже и не под собой. Это был не я. Я не ощущал той боли, не ощущал шершавости асфальта, влажности крови и луж. Теперь я лишь наблюдал за всем этим. Там рядом была какая-то девчонка, ей тоже досталось. Она прижимала к груди ранненую руку и кричала. Кричала громко, пронзительно, обливаясь слезами, то ли от боли, то ли от бессилия. Без слов, просто пустой звук, которым она словно изводила себя на нет. Набежало людей, приехала скорая, поднялась суета... Я лишь стоял в стороне и смотрел на всё это. Постепенно краски меркли, и всё вокруг стало такого же цвета, что асфальт подо мной. Я думал: "Что же теперь?...". Неизвестно, сколько я там провел времени. Всё перед глазами выглядело теперь как старая, пожелтевшая от времени фотография. Всё опустело, лишь мутно поблескивала кровь на дороге и снова также деловито проносились мимо машины. Я сморгнул и снова огляделся. Всё, что я видел, происходило на своеобразном экране, на простыне, сшитой из нескольких частей, пожелтевшей и с дырами, и проектор сзади меня тихо потрескивал, вращая бобину. По бокам от экрана висели пыльные портьеры, собранные толстыми и такими же пыльными шнурами. Я оглянулся и заметил, что я совсем один, что кресел здесь нет, что кроме шума проектора можно услышать лишь моё дыхание. Позади раздался щёлк, экран померк, вверху лишь осталась надпись "Возврат". Проектор с шумом заматывал пленку обратно. На простыне стали мелькать отрывки из моей короткой и никчемной жизни — вот я на пятый день рождения, весь нос в торте, вот я со своей первой девушкой, а это школьный выпускной... Я опустился прямо на пол и смотрел на эти кадры, поминутно улыбаясь. Из тени незаметно отделилась фигура и приблизилась ко мне. Я не поднимал глаз — я не хотел упустить ничего на экране. Тот человек... А человек ли он? Он подошел к проектору и нажал на "стоп". Зал погрузился в темноту. Я слышал, как он подошел ко мне и встал рядом. — Ты ведь, знаешь, что это? Я тщетно пытался разглядеть хотя бы свои руки. — Что именно? — Спросил я. Хотя я знал, что. — Твоё кино отснято. Режиссер может спокойно сесть в своё кресло и закурить. — И что теперь? Я рассыплюсь? Я сгорю? Я так и останусь тут, дожидаясь других? Повисла пауза, всепоглощающая и тяжелая. Потом он снова заговорил, всё тем же бархатистым и убеждающим голосом. — Поезд должен отправляться. Ты можешь оказаться где угодно... В моей голове начали проноситься многочисленные пейзажи — и широкие долины рыжих и огненных оттенков, и ледяные скалы, и причудливые инопланетные заросли, непроглядные и непроходимые, и голая, холодная каменная поверхность погибшей планеты... Казалось, моя голова сейчас разорвется, её заполняла мучительная боль, а из глаз неудержимо хлынули слёзы. — Хватит!!! — я больше не мог этого выдерживать. — Пожалуйста, хватит. — повторил я шёпотом. Снова повисла та невыносимая тишина. Я глубоко вздохнул и тихо промолвил: — Я... Я многое узнал и испробовал за жизнь... И что-то из этого было отнюдь не приятно и весело. Мне было восемь, когда ушел отец, я испытал сильнейшее чувство обиды и ненависти за всю свою жизнь. Но это помогло мне стать более осторожным и осмотрительным. Мне было шестнадцать, когда умерла мама. Я кричал по ночам и рыдал в подушку, а днем я также продолжал избивать нарвавшихся одноклассников. Но это сделало меня сильнее. Мне было двадцать четыре, когда я потерял девушку. Она была тяжело и неизлечимо больна, и её последними словами было "Прошу тебя, верь." Я снова впадал в отчаяние, снова мне было больнее чем кому-либо, но я верил. — В это время на экране снова начали мелькать кадры моей жизни, а мой голос начал понемногу усиливаться. — Я узнал, как огромно бывает небо, как больно бывает падать с велосипеда в семь лет, какой вкусной может быть земляника и горьким поражение, я осознал, насколько приятно гордиться чем-то, насколько ценно владеть чем-то, насколько важно бывает одно слово, насколько длинной бывает одна секунда и быстрым час, мне всегда нравилось гулять вдоль моря и готовить спагетти, понимать в чем дело и помогать тому, кто в этом нуждался, я наконец понял, как ценно было каждое мгновение, как я любил эту жизнь!! — Я уже не говорил, я кричал, кричал всей душой. Слезы катились по щекам, падая вниз на рубашку, на колени, на пол. — Умоляю тебя, позволь мне после вернуться снова туда!!! — И прошептал. — И позволь мне, прошу, помнить, как прекрасна эта жизнь... Под потолком загорелась тусклая лампа и я поднял глаза. Рядом со мной стоял всё тот же человек. Заплаканными глазами я оглядел его и увидел, что это я. Он улыбнулся мне, также как я, слегка приподнимая левый уголок рта, и протянул мне руку: — Я верил в тебя. Идём.