Кукла. Серость

За окном очередной проклятый серый день. Он лежит на широкой постели с посеревшими простынями, запрокинув голову, и, не мигая, смотрит в большое окно с полурассохшейся ободранной рамой. Он смотрит, вероятно, на небо, но неба нет. Есть серое ничто. Поэтому он никуда не смотрит - только глаза открыты. Разве могут смотреть куда-либо два стеклянных шарика? А шарики красивые, цвета морской волны - не вполне зеленые, не вполне голубые. Он не смотрит в себя - в этом нет смысла. Там, внутри, нет ничего - даже воды. Только пустота. Так какой смысл смотреть на нее? Никакого. Он красив. Он очень красив, и с этим нельзя поспорить. У него маленькое худое тело и смазливое личико - таким его вырастили нарочно. Вырастили, как растят цветок в горшке. Но не на окне, а в какой-нибудь научной лаборатории. Это была порода, сорт - таких, как он, выводили, тщательно отбирая, отбрасывая всякий брак. Что было с бракованными, никто не знал. И не интересовался. В былые времена он существовал под вечным солнцем, среди роз, шелков и бархата. Носил красивую одежду, жил в большом особняке вместе с десятком других таких же. Таких же, как он - хрупких фарфоровых куколок, статуэток - все были как на подбор. Почти клоны. Каждое утро начиналось на мягкой белоснежной перине. Казалось, в ней можно было утопнуть. Шёлковая рубашка скользила по коже мелкими змейками. Один укус - и тебя уже нет. Но миру всё равно - его просто заменят, а он станет подобен бракованным экземплярам. Чаепитие на веранде - там, где за парапетом сад со множеством красивых цветов с их удушающей какофонией ароматов. Лёгкий смех, тихие голоса. Женщины. Их было две - условно говоря, королева и герцогиня. Королева походила на розу - изящная, невинная. Её аромат лёгок, её душа кажется кристально-чистой. Юность. Герцогиня - лилия. Она удивительно красивая, но иначе, чем королева. Герцогиня - ядовитый, опасный цветок. Она всегда улыбается и всегда ласково. Зрелость. Они вечно безупречные. Их отношения похожи на возвышенную любовь - госпожа и слуга, слугой не являющаяся. Опасные, но основанные на преданности отношения. Герцогиня всегда с королевой. Голова розы покоится на коленях лилии. Юность смотрит в небо сквозь густую крону раскидистого дерева. Зрелость смотрит на юность. Герцогиня у ног королевы. У ног герцогини они - хрустальные, ледяные бутоны. Благороднее, чем подснежники или ромашки. Они трутся о дорогую кожу сапог, он с ними. Лилия игриво гладит их шелковистые волосы, и его также. Герцогиня опутывает их своей удушающей, ядовитой лаской, и он травится, как и остальные. Он не помнит, как всё вывернулось на изнанку. Как реальность стала диаметрально противоположной. Теперь он не чистый, а грязный. На тонких запястьях, худых бёдрах, лебединой шее синяки - следы чьей-то страсти. Теперь вместо неба с вечным солнцем - серость, вместо благородных женщин - мужчины из черни. Изящную ядовитую ласку заменила простая пресная похоть. Два мира, две крайности, две параллельные плоскости бытия. Между ними - пустая серость, похожая, возможно, на туман. Но тумана в ней нет. В ней ничего нет. Он обменял роскошь на нищету? Бытие на смерть? Рай на Ад? Правду на ложь? Чушь. Абсурд. Истина в том, что обе плоскости отвратительны. Разные, противоположные, но равно отвратительные. Он никогда не жил. Но был. Существовал. Без души, но с телом. Без чувств, но с ощущениями. С глазами, но без взгляда. Жизнь, наверное, есть - она, быть может, вокруг. Вне. Но он не знает счастья и грусти, не знает наслаждения и боли. Он ничего не знает. И не может. Существо. Мир есть, но в отражениях стеклянных шариков цвета морской волны его не существует. Мира нет. Времени нет. Материи нет. Ничего нет. И никогда не было. Только серость. Серость небытия.