Братская любовь

Сознание возвращалось рывками, словно не желая встречаться с ужасом реальности. Сквозь звон в ушах отчетливо пробивался лязг металлических цепей. Тело ныло от неудобной позы, руки, задранные наверх, онемели, и пошевелить ими было почти невозможно. Наконец Рин решился открыть глаза и осмотреться по сторонам. Он находился в пустой комнате, прикованный к стене даже не наручниками, а полноценными кандалами: тяжелые цепи тянулись вниз от самого потолка. Стекла в единственном окне, через которое в помещение врывался холодный ветер с каплями дождя, не было, хотя чего еще ожидать от Тошимы? Явно не пятизвездочного курорта. Город давно мертв. Теперь здесь можно встретить разве что сброд, который надеется одолеть в поединке некоронованного короля Игуры, известного как Иль Ре. Пока что это не удалось никому, да и вряд ли получится. Тошиму заливали кровь и лайн, здесь переплетались поломанные жизни и судьбы. Может, кто-то и приходил сюда с благородной целью, в надежде победить и начать достойную жизнь, но все заканчивали одинаково — смертью. И неважно, от кого она приходила: от Шики, от простых игроков, карателей или же от последствий использования лайна, исход всегда был одинаков. Тела проигравших безжизненными куклами лежали на асфальте, испещренном трещинами и пробоинами. Закономерное окончание бренного существования. На губах Рина появилась злая усмешка: он один из многих здесь. Пришел ради мести, в попытке добраться до того, кто затушил в его душе желание жить, радоваться, любить, посадил росток презрения ко всему окружающему. Как же он ненавидел этого человека. Всеми фибрами души. Но именно этот человек сделал его сильнее. С огромным трудом получилось подняться, перенеся нагрузку на ноги. Мышцы затекли настолько, что сейчас тряслись колени. Рин непроизвольно поморщился, когда следом за ногами отозвались болью и руки. Зато он сменил позу; теперь они больше не будут затекать, да и посмотреть, что за кандалы на нем, можно. Жаль, до оружия не добраться: оно стояло у противоположной стены, будто в насмешку. Не дотянуться. Наверняка это было сделано нарочно. Но зачем?.. Как он вообще сюда попал? Память подкинула воспоминание о последних минутах перед тем, как его вырубили. Встреча с Шики в одном из переулков, пара оскорблений вместо приветствия, быстрая схватка, искры, когда лезвия столкнулись друг об друга, а затем — темнота. Шики, конечно же, не стал убивать Рина. Вместо этого он задумал кое-что похуже… цепи, надо же. Где он только взял? В голову невольно пришли мысли об Арбитро. Наверное, на них и отреагировал Шики, не замедливший появиться в дверном проеме. Прислонившись к косяку, Шики внимательно глядел на брата. Похоже, он ожидал криков и обвинений, но Рин в этот раз молчал. Зачем показывать то, что известно обоим еще со времен «Pesca Corsika»? Чтобы Шики в очередной раз убедился: младший брат, для которого он когда-то был примером для подражания, теперь ненавидит его? — Может, скажешь наконец, зачем притащил меня сюда, да еще и приковал к стене? — собственный голос показался Рину очень громким; может, дело было в тишине, которую нарушали разве что завывания ветра за окном. — Ты же не просто так оставил меня в живых? Шики промолчал. Ему всегда нравилось смотреть на Рина… и никогда не нравилось говорить. Он вообще не воспринимал брата как разумное существо, но не был к нему безразличен. Рин это знал. И это его бесило. Стена отчуждения никогда не помогала Шики. Если бы ему и вправду было плевать на Рина, тот бы уже валялся на асфальте в луже собственной крови и с выпущенными кишками, а, может быть, и вообще без головы. — Слушай, я, конечно, все понимаю, братская любовь и все такое, но разве не проще было бы закончить все здесь и сейчас? — Теперь молчать Рин не мог. Он уже не думал толком, о чем говорит, поток бессмысленной болтовни срывался с губ будто сам по себе: — И тебе спокойнее бы жилось, не надо было бы оглядываться назад, где тебя поджидает младший брат, и мне… — Заткнись. — Рин и вправду заткнулся, наблюдая, как Шики оттолкнулся от стены и направился к нему; но ненадолго. — А разве я не прав? — продолжил Рин, глядя в лицо тому, кого раньше обожал до потери сознания. Внезапная мысль промелькнула в голове и сорвалась с языка быстрее, чем Рин успел подумать, чем ему это грозит: — Или ты завидовал тому, что я был счастлив? Что у меня были друзья, которые и меня считали своим другом? У тебя друзей никогда не было. Бедный мой брат, ты ведь и не знал, каково это... От удара Шики голова Рина мотнулась в сторону, а во рту появился привкус крови. Рин провел языком по разбитой губе, слизывая красную жидкость, а затем с вызовом глянул на старшего брата. Тот стоял с непроницаемым лицом, однако Рин знал, что задел Шики за живое. «Ты можешь мучить меня физически, а в ответ я буду давить тебя морально, раз я слабее! Не только мне страдать!» Впрочем, Рин уже понимал, что это в определенной степени самообман. — Или тебя бесило, что я влюбился раньше тебя и меня полюбили в ответ? Очередной удар пришелся в солнечное сплетение, выбивая весь воздух из легких. Рин согнулся пополам, пытаясь вдохнуть хоть каплю спасительного кислорода. Цепи громко звякнули, натягиваясь, кандалы впились в запястья. Пальцы, затянутые в черную кожу перчатки, вплелись в волосы Рина — обманчивое, почти нежное движение — и с силой потянули вверх, заставляя поднять голову. Шики с презрением смотрел на младшего брата, тот отвечал отчаянной усмешкой. — Любовь делает человека слабым, — наконец произнес Шики, сильнее оттягивая голову Рина назад. Это было больно, но слезы в уголках глаз скопились не от боли. Рин засмеялся. — Ты серьезно? — спросил Рин наконец. Вот, значит, как. Вот почему. Ну и бред. Интересно, с чего Шики взял… может, это вдолбили в ему в голову, когда он был на войне? — Ты ошибаешься, брати-ик... Резкое движение вперед, взгляды алых и голубых глаз, переплетенные, как тела в страсти; окровавленные губы прижимаются к губам напротив всего лишь на мгновение, чтобы сбить с толку. Но этого мгновения хватает, чтобы освободить правую руку (повезло, что запястья у меня по-прежнему тонкие, думает Рин). Незаметное движение, и на груди Шики начало шириться влажное пятно. Шики пошатнулся, отступил на шаг, недоверчиво глядя на Рина; тот все еще сжимал в руке тонкий стилет, ранее спрятанный в рукаве куртки. Шики медленно опустился на пол, прижимая ладонь к груди. Освободить вторую руку было делом пары минут. Браслет ударился об стену с тихим лязгом; Рин склонился над поверженным врагом. Впервые в жизни он видел в глазах старшего брата удивление и... Ему показалось? Или это была действительно гордость? — Любовь делает сильнее, — возразил Рин, улыбаясь. Он не хотел думать, какая это была улыбка. — Потому я и люблю тебя, братик. Когда сердце Шики остановилось, а грудь перестала подниматься и опускаться, Рин сорвал с груди брата меньший крест. Крепко сжал его в ладони — и покинул помещение, не оглядываясь. Ему больше нечего было делать в Тошиме.