in.нет

Есть люди уютные, как дом. Обнимаешь их и понимаешь: я дома. ©Эльчин Сафарли.

      Минсок не любил осень, но любил желтые листья. Если бы осенью всегда было теплое солнышко и прекрасная погода, возможно она была бы ему по душе; но, как обычно, осенью дожди и небо затянуто серой пеленой, а желтые листья втаптываются в грязь. Все это заставляло гаснуть где-то изнутри, кто-то говорил авитаминоз, Минсок знал – недостаток тепла и солнца. Это было обычно, пока однажды к нему не вернулось его солнце, но это совсем другая история.       Сегодня Мин все так же ненавидел осень. Погода слишком непостоянна, то выглянет солнышко, то дождь пойдет, а может и вовсе снег. И, вроде, Мин любил снег, но этот был какой-то неправильный – больше дождь, чем снег. Противная погода, еще и ветер непостоянный, а у Минсока год не тот – он собирает все вирусы и взрывы активности гриппа. За эту осень раза три уже переболел, и кутаться в плед – это конечно классно, но слишком много запретов, слишком многого нельзя. Например, нельзя есть мороженое, но это так, мелочи, но Мину хотелось хоть этого – программа минимум. Нельзя целоваться, потому что «мне нельзя болеть, я могу и голос потерять»; это уже запрет посерьезней и воспринимался почти как нельзя любить. А Минсок хотел очень, потому что осень всегда располагала к теплым посиделкам, романтическим фильмам и прочему, прочему, прочему. Ладно, у Минсока почти в каждом сезоне были дни-недели-месяцы располагающие, не ясно чем обусловленные.       Минсок в одного пересмотрел весь запас комедий, мелодрам и прочих романтических историй, съел все пастилки таблеток при кашле, отлежал себе все бока и теперь не знал, чем занять себя. Вся эта ситуация бесила его очень. На часах уже давно за полночь, а он стоит напротив окна и слепым взглядом смотрит на снег, что за сегодняшнюю ночь видимо решил выпасть за всю норму зимы. В свете фонарей это завораживало, но ничто не могло загипнотизировать его больше, чем экран телефона. Свежий воздух оставлял на коже мурашки, но не проветрить комнату Мин не мог, программа минимум на пути выздоровления. Еще не плохо иногда прогуливаться по улице, но выползать в слякоть-гололед днем желания не было, зато он бы не отказался прогуляться сейчас, а еще покурить, но непрекращающийся кашель явно был против последнего пункта. Вместо этого он босыми ногами бредет по комнате, свет выключен и Мин не уверен в месторасположении вещей, но свет включать тоже желания нет. Телефон неплохо справляется с функциями фонарика, но лишний раз экран цепляет взгляд.       - Хей, ну ты хоть что-нибудь напиши, - обиженно бурчит он, словно телефон может ответить.       Кухня освещена фонарями и ориентироваться в ней гораздо проще. Парень ставит себе чайник и садится на стул, прижав ноги к груди, экран телефона так и не отпускает. Это глупо пялиться в заставку с утками, бесящими и тупыми утками. А в голове слишком много мыслей. Слишком. Самое страшное – это оставить человека один на один со своими мыслями, особенно когда он больной. На всю голову, не иначе как. Электрический чайник пищит пару раз и замолкает, Мин совсем забыл зачем пришел на кухню, просто на кухне ему кажется теплее, здесь пол с подогревом и теплый свет уличного фонаря прямо в окно, а еще аромат мандаринов и имбирных пряников, которые скорее предполагаются, чем чувствуются в самом деле. Перед ним желтая кружка с утенком, подаренная Ченом, огромная кружка, напоминающая больше супницу, чем просто кружку. Мин ведет по краю пальцем, неосознанно, но это гипнотизирует его. Маленькое, холодное солнце без чая. Время куда-то бежит, а в голове все те же мысли по кругу, ворохом огромных снежинок заполняют его полностью. Кажется, внутри огромный, мягкий, пушистый сугроб недосказанности, ревности и боли, но эти снежинки кожу царапают. Минсок сам большая снежинка, которая ищет себе место куда приземлиться и перезимовать, но видимо нигде ему места нет и его несет все дальше…       Вот она, привычные клетка квартиры, клетка рук, которые и не держат, что удерживают. И Минсок правда ненавидит себя за это: за доверчивость, за ожидание, - за все. За то, что кажется себя не любит и самому себе не нужен даже, все для кого-то все для него. Самобичевание и излишнюю жертвенность испытывает он на фоне температурной нестабильности и осадков. Природных, естественных, по обе стороны окна: вне - снег, внутри - глаза жжет.       Дверь тихонько хлопает и выводит из транса. И все что он может – это сдержать себя и не побежать на встречу, не повиснуть на шее, с глупыми рассказами как он провел свой день, как скучал… Слышать очередное «я устал», нет ни сил, ни желания. Он просто расплачется. Мин касается ступнями холодного пола и слышит, как из комнаты доносится чье-то бурчание. Когда он добирается до комнаты, он запинается о свой вязанный свитер, который пнуть просто хочется и этим же свитером побить эту блядь, а потом укутаться в него и дышать. Дышать, как ингалятором, как успокоительным, как тем самым, необходимым по программе минимум, чистым воздухом.       - Мин, ты чего опять окно забыл закрыть? В горле застревает комок и, кажется, говорить – это что-то противоестественное и не правильное; чужой голос звучит устало и безразлично.        - Наверное.        Неуверенно и сдержано, он и правда забыл. Просто или холод показался ему слишком привычным?       - Ты же итак болеешь, идем спать.       Чондэ хлопает ладонью рядом с собой и отодвигается чуть дальше, к стене. Мин закидывает голову и вдыхает так глубоко, что по горлу опять что-то проходится и парень не может сдержать кашель. Обидно почему-то. Хотя нет, не почему-то, все слишком просто и ясно. Кима бесило все, но больше всего он сам. Его ожидание, его надежды, его какая-то собачья натура. А больше всего то, что он не может себя сдержать и ложится на кровать, обнимая свою тупую утку со спины. Запах алкоголя и дыма пропитал чужие волосы, чужую кожу и Мин чувствовал ее скорее на подсознательном уровне, чем в действительности через забитый нос.       - Ненавижу тебя, - шмыгает Мин и не сдержавшись утыкается сырой щекой в лопатки, сжимая младшего настолько сильно как может.       - Я тебя тоже, - отвечают словно по умолчанию.       - Это хорошо. Знаешь что, я подарю тебе пингвина.       - Зачем? Я ненавижу пингвинов.       - Поэтому и подарю, чтобы ты смотрел на него, ненавидел и вспоминал про меня. Ты же вечно привязываешься к тому, что ненавидишь.       Чондэ пытается повернуться к нему лицом, но Мин вцепился руками, он не хочет, чтобы Чен видел его слезы.        - Хей, что случилось? – голос наконец-то обретает какой-то цвет, но Минсок уже не слышит.       - Мне холодно, ты слишком горячий, но совершенно меня не греешь… - пытается начать серьезный, разговор, но понимает, что звучит как-то неправильно, слишком по-детски, - уйду я от тебя.       - Но ты же обещал…       - Я помню, но.. кажется я ничего не могу с тобой поделать. Я не могу так.        Мин только сильнее цепляется за спину. Для него это все слишком много, потому что ему слишком мало. Потому что он тоже ревнивый до чертиков, а запах алкоголя бесит его, прямо сейчас. И именно прямо сейчас он готов просто встать, надеть этот свитер, о который недавно запнулся и уехать к брату. Чонин конечно даст подзатыльник, но не погонит же больного старшего брата обратно в ночь, а Сехун будет только рад. Они устроят ночное чаепитие, а Чонин будет постоянно пытаться отцепить Се от Мина. Старший вообще завидовал их отношениям, они были слишком милыми и правильными, не то что у него. А ревновал Чонин разве что в шутку и к брату, потому что его парень честно сознавался, что без ума от этих щек и теплой рыжей шерстки. Мин отпускает чужую футболку из хватки и садится, спустив ноги с кровати. Холодный пол не может остудить внезапный пожар внутри.       - Подари мне лучше кота, - нарушает тишину младший, его голос вновь кажется пустым, бесцветным.       - Чондэ! Я тут с тобой серьезно поговорить пытаюсь, а ты! – хлопает по кровати ладонями. Хотя хотелось бы зарядить по этой бесчувственной резине, которая наконец-то соизволила повернутся к нему, тот факт, что минутой ранее он сам не позволил ему это сделать как-то стирается из памяти.       - Бесишь ты меня, - Чен притягивает парня к себе, - если я заболею и меня уволят..       - Я буду рад.       - Дурак ты!       - Тупая утка.       За окном снег. Сегодня последний день осени. Завтра зима. Что будет зимой – Минсок не знает. Но на Новый Год он, наверное, домой не поедет. Завтра Чондэ проснется без голоса, зато в теплых объятиях. Завтра будет новый день, завтра – это время после того как они уснут, а до этого Чен попытается поцеловать своего парня, который не может сдержать приступы кашля. У него знаете ли тоже бывают приступы нежности, которые требуют чуть больше, чем Минсок может себе позволить в таком состоянии.        Он слишком любит свою ревнивую лисицу, но признаться себе боится. Слишком привычные клетка квартиры и рук. Однажды Мин пообещал, что не бросит и Чондэ надеется, что это правда. Потому что этот дом, он единственный, куда Чен спешил вернуться.