По ту сторону реальности

«В состоянии, когда человек получает тяжелейшую моральную травму или травму головного мозга, его разум пытается справиться с ситуацией и вернуть контроль над организмом. Нередко случается, что разум человека в состоянии сна или бессознательном проецирует происходящее на какую-либо ситуацию, решение которой приведет к обретению потерянной гармонии. При этом само подсознание выступает в роли некоего помощника, который пытается натолкнуть на верное решение». Из лекции по психологии.

За окном автомобиля мелькали огни вечернего Лондона: перед глазами проносились многочисленные витрины магазинов, бутиков, окна жилых домов. Все было как и всегда, присутствовало даже настойчивое желание уставшего от безумных съемок организма выспаться, наконец, на грядущих выходных. Но иногда даже таким незамысловатым планам не суждено сбыться. Обычная улица. Будто из ниоткуда выскочившая на перекресток, превышая допустимую скорость, машина. Резкое шипение тормозящих об асфальт шин, невозможность предотвратить столкновение. Разбитые стекла, покореженный металл, кровь на темных волосах и бледном лице. Аварии в Лондоне порой случаются. Шерлок Холмс погиб вследствие падения с крыши. И воскрес через два года. Тяжелую металлическую дверь бункера открыть сложнее, если находишься не при смерти. Ржавая ручка — слишком реальная для иллюзии — отдает холодом, когда он берется за нее и тянет на себя, заставляя дверь отвориться. Здесь ничего не изменилось с его прошлого визита: того момента агонии затухающего разума, которую прекратили всего четыре слова: «Джон Уотсон в опасности». И вот Шерлок снова здесь, в окружении мягких, болезненно-желтых стен и давящего полумрака. Все так же звенит цепь при малейшем движении прикованного ею человека. Руки Мориарти больше не закреплены метровыми рукавами, но он не делает попыток приблизиться к Шерлоку – только смотрит на него своими черными глазами, едва заметно улыбаясь, и от этой безумной улыбки вкупе со зловещей атмосферой помещения становится жутко. — Я ждал тебя, Шерлок, — Мориарти выглядит так, будто получил на Рождество самый желанный подарок, вот только улыбка на его губах не совсем радостная. Детектив глубоко вдыхает и приваливается спиной к мягкой стене. Рядом с тихим щелчком закрывается дверь. Ему плохо, ему дурно, он чувствует, что может заразиться от этого человека безумием, если хоть на секунду перестанет контролировать его воздействия на свой разум. Холмс обводит взглядом уже знакомое помещение и останавливается на темно-карих глазах Мориарти. Не разрывая зрительного контакта, тот начинает медленно приближаться и останавливается только когда цепь натягивается до предела. Воздух вокруг них плотный, тяжелый. В гробовой тишине отчетливо слышен каждый вдох. Здесь все пропитано ментальной смертью, внутренней болью, безумием. Его персональный криминальный гений неотрывно следит за ним из чертогов его собственного разума. И улыбается, улыбается, улыбается. — Больше не боишься меня? — Джим наклоняет голову влево и приподнимает брови. — Чувствуешь это? Тебя не существует, — усмешка на его губах будто подчеркивает удачный оксюморон. Мориарти больше не пытается внушить ужас или вырваться на свободу, томимый в подсознании, точно посаженный в клетку дикий зверь, не натягивает цепь так, чтобы забряцали толстые звенья. Он – воплощение коварства, он играет по своим правилам. Зачем тратить силы, если предполагаемая жертва и без того окутана черной материей страха? Того близкого к панике страха, что возникает глубоко внутри при столкновении с неизвестностью. — Ты всего лишь иллюзия моего разума, — медленно говорит Шерлок, не оставляя отчаянных попыток глубже вдохнуть спертый воздух камеры. Слишком жарко и душно, это отвлекает, заставляет Шерлока концентрироваться на физическом состоянии. Детектив развязывает шарф, стягивает его с шеи – и сразу же выпускает синюю материю из рук, не заботясь о том, упал ли шарф на грязно-серый пол или попросту исчез в полете. Он, не отрываясь, смотрит в лицо Мориарти: тот больше не улыбается, словно эта уверенная маска самодовольства вдруг треснула и рассыпалась. От него веет холодом и смертью – или это тоже маска? В тусклом освещении отчетливо выделяются растрепанные волосы, покрытые грязью лицо и смирительная рубашка. Консультирующий преступник поднимается на ноги, от чего цепь коротко, но угрожающе звенит, подходит к Шерлоку почти вплотную. — Иллюзия — ты сам, — четко выговаривает Мориарти, слегка щурясь. — Давай, сотри меня с жесткого диска. Удали эти воспоминания и останься здесь навсегда. Шерлок молчит, внешне никак не реагируя на нарушение границ личного пространства. Он отравлен воздухом этой грязной камеры, конечности не желают двигаться, словно парализованные ядом. Пошевелиться практически невозможно. Он думает лишь о том, что хочет выйти отсюда, но тело не слушается. Джим смотрит прямо в глаза – будто проводит ментальное вскрытие. По-прежнему не отводя взгляда, прямо сквозь плотные рукава смирительной рубашки он касается лацканов пальто – и вдруг мертвой хваткой вцепляется в черную ткань и тянет пальто с безвольных плеч, сбрасывая его на пол бесформенным ворохом. Детектив чувствует, что воздействие неведомого яда ослабевает. Как только понимает, что снова может двигаться, он отшатывается от криминального консультанта. Мориарти делает шаг в его сторону, но цепь натягивается, не давая приблизиться, и он отступает, опускается на колени. — Убей меня, — тон его голоса повышается, в нем отчетливо слышится раздражение. — Ну же, Шерлок. Ты же помнишь, как я умирал. Да, несколько раз. Лишь в этот момент Холмс понимает, что карман его брюк оттягивается под тяжестью пистолета. Он пятится к двери, не желая поворачиваться к врагу спиной. Помнить... он помнит... помнит что? Только наткнувшись лопатками на мягкую стену, он останавливается и начинает вслепую шарить руками за спиной в поисках дверной ручки. — Я не помню, что было после, — нехотя признается Шерлок. — Почему я не помню? Виски вдруг сдавливает невидимыми тисками, легкие горят, будто утратив способность принимать кислород. Наконец ладонь ощущает под собой холодный металл. Мягкая дверь легко поддается, открываясь. — Потому что тебя не существует, Шерлок! — интонации становятся резкими, тягучими. — Здесь ты мертв! К концу фразы голос переходит на крик, заглушая стук захлопнувшейся двери и лязг замка. «Сильный ушиб грудной клетки, перелом ребра, дыхание затруднено, — перечисляли прибывшие медики. — Кислородную маску, срочно. Потеря сознания, брадикардия, рефлексы присутствуют, реакция зрачков на свет вялая — сотрясение. Пострадавшего необходимо немедленно доставить в больницу». И в тот же момент Шерлок Холмс с шумным вдохом просыпается в своей кровати и пару секунд жадно глотает свежий воздух ртом. Он встает и подходит к раскрытому окну, желая побыстрее отделаться от ощущений из прошедшего сна. Разум очнулся от влияния воображения и теперь раскладывал по полочкам увиденное и прочувствованное. Жарко, душно. Ну конечно. На следующее утро он обнаруживает в квартире убитой небольшое вентиляционное отверстие; оно всеми забыто и загорожено спинкой кровати. Жертву каждую ночь травили неизвестным газом, пока однажды, прямо посреди прогулки, ее организм не прекратил борьбу с накопившимися ядовитыми веществами. Джон по старой памяти пишет ему смс, хотя Шерлок теперь отвечает и на звонки. Джон спрашивает, ждать ли его на этой неделе. Детектив иногда навещает их по выходным — Мэри пригрозила, что если он опять пропадет на месяц, семейство Уотсонов само заявится в гости. И сомневаться в исполнении ее угрозы не стоило. У Джона родилась дочь, и они не назвали ее в честь Шерлока. Малышке скоро будет три месяца. Шерлок пишет: «Да, приеду в субботу. ШХ». И не помнит, как проводит дни до выходных. *** К его приезду Мэри готовит какое-то необычное блюдо. Мнение собравшихся за столом едино: выглядит оно весьма аппетитно. За ужином Шерлок повествует о том, как гениально он раскрыл последнее дело, и совсем не чувствует вкуса еды. Уотсоны восхищаются его талантом — каждый в своей манере — и поочередно рассказывают о событиях своей жизни за последние две недели. Когда приходит время чая, они внезапно вспоминают, как Холмс «воскрес из мертвых», в ресторане, после двух лет отсутствия. А детектив настойчиво игнорирует тот факт, что сам не помнит, как выжил. И какой план из имеющихся тринадцати воплотил. Время уходить стремительно приближается. Мэри дает ему с собой кусок пирога с вишней: «Джон как-то обмолвился, что обычно у тебя в холодильнике, кроме отрубленных голов, мало что есть». Джон хлопает его по плечу и говорит, что в следующий раз сам его навестит. А Шерлок улыбается и утверждает, что у него все хорошо и что он постарается навещать их чаще. Поймав такси, он думает о том, что лучше бы вообще не появлялся у них дома. Джон счастлив с Мэри, у него теперь есть ребенок, работа и крепкая семья. Возможно, если он будет видеть их реже, безумие, что он носит в себе, не заразит их дом. Ведь счастливые люди слепы, и детектив радуется тому, что «у меня все хорошо» теперь звучит для них искренне. Он больше не вздрагивает, когда — время от времени — видит наяву другого человека с внешностью Джона. — Да, Марк, я приехал так быстро, как только смог. Черт бы побрал этих врачей, они ничего нормально объяснить не могут! Но, кажется, все обошлось, ничего серьезного. Нет, меня не пускают. Хорошо, я перезвоню позже, — Мартин нахмурился, убрал телефон в карман и сел на стул в нетерпеливом ожидании: сегодня он твердо намеревался увидеть своего друга. Мимо проносились спешащие врачи и медсестры, проезжали каталки, окруженные медиками, медленно проходили пациенты в смешных больничных рубашках и с передвижными капельницами. Прошло еще немало времени до того момента, как из-за угла показалась темноволосая женщина в белом халате. Она направилась к прямоугольной плоской лампе напротив палаты Бенедикта, чтобы изучить рентгеновский снимок, что несла в руках. Едва упругий лист соприкоснулся с матовой поверхностью стекла, Мартин вскочил на ноги. — Вы ведь лечащий врач моего друга? — произнес он, подходя ближе. — Он попал сюда после ДТП. Что с ним? Я хочу его видеть. — Состояние пациента удовлетворительное, он в сознании. Полагаю, скоро вы сможете его навестить... *** Однако прогнозу врача не суждено было сбыться: через некоторое время у пациента случилось непредвиденное осложнение. Пару дней спустя он снова входит туда, в колодец с его самым большим проклятьем. Дверь отворяется сама, и ему не остается ничего, кроме как войти. Внутри все также сумрачно, но больше не душно. Просто никак, будто ни один из них не дышит, будто самого воздуха там нет. Идеальный вакуум. Криминальный консультант сидит на том же месте. На этот раз он выглядит более реальным, почти как до своей смерти: волосы чистые и аккуратно уложены, на лице нет и следа грязи. Смирительная рубашка заметно посвежела. Небольшое блюдце с золотистой каймой смотрится дико у его ног, в руках он аккуратно держит кусок вишневого пирога. Мориарти смотрит на него и откусывает небольшой кусочек, вишневое варенье на его губах отдаленно напоминает запекшуюся кровь. Шерлок в несколько шагов оказывается рядом. — Ты не существуешь, — произносит Джим ту фразу, которой закончилась их предыдущая встреча. Тон его совершенно спокоен, нейтрален, даже безразличен. — Твоя личность — выдумка. Шерлоку очень хочется ударить его, сильно, всерьез. Сломать заезженную пластинку фраз, подобных этой, чтобы не бередили разум. Разбить в кровь губы, чтобы они стали одного цвета с вишневой начинкой. Он подходит еще на шаг, едва не наступив ботинком на блюдце, всё-таки слегка задев его носком. — Почему я не помню, что было после крыши? Мориарти игнорирует вопрос, с наслаждением отправляя в рот последний кусочек пирога. Детектив садится напротив и впивается в этого человека взглядом. — Ты думаешь, что я знаю ответы на твои вопросы. Но даже не осознаешь, насколько все вокруг нереально, — он закатывает рукава рубашки. — Слушай свое сердце, дорогой, что оно тебе говорит? «У меня нет сердца», — хочется сказать Шерлоку. Однако это не отменяет тянущей боли, что иногда появляется в его груди. — Брадикардия, правый зрачок расширен, реакция на свет отсутствует, МРТ показала сдавливание головного мозга, — четко произнесла врач, не отрываясь от многочисленных мониторов. — Срочно в операционную, пока мы его не потеряли. Джим поднимает тарелку с пола до уровня глаз и, убедившись, что на ней больше ничего нет, отбрасывает в сторону. — Упс, — восклицает Мориарти. Блюдце раскалывается на множество частей, осколки мелкой крошкой рассыпаются по бетонному полу. Шерлок даже не вздрагивает. И не отшатывается, когда личное проклятие его разума поднимается на ноги и начинает приближаться. Он лишь отстраненно отмечает нетерпение и легкую злость оттого, что этот человек, даже находясь внутри его собственного сознания, отказывает ему в помощи. Джим кривит губы в усмешке — такой знакомой, полной превосходства. — Дорогой Шерлок, — выдыхает он, прикрыв глаза и слегка наклонив голову. — Пойми одну простую вещь: твой разум нереален, как и твое тело. Положи этому конец. Мориарти наконец отрывает от него взгляд, снова начинает закатывать длинные рукава рубашки, чтобы оголить кисти рук. Детектив решает в следующий раз — откуда уверенность, что он будет? — придумать ему одежду попроще. Джим поднимает голову от освобожденных из плена сероватой ткани ладоней и ловит его отстраненный взгляд. — Убей… — шепчет он, улыбаясь странной гипнотической улыбкой, подступая ближе и обдавая терпким ароматом вишни. Он подходит совсем близко, заговорщицки шепчет в самое ухо Шерлока, будто кто-то может подслушать. — Убей себя. В тоне Джима появляются жесткие нотки, как на том чаепитии, когда он был еще жив. «А жив ли ты сам?» — нашептывает сознание тягучим голосом его личного злого гения. Мориарти, не отстраняясь, проводит рукой по ткани пиджака, скользнув под полу к карману брюк, точно зная, что там найдет. Пистолет в правой руке смотрится не так гармонично, не соответствует воспоминаниям, так что Шерлок закрывает глаза, полагаясь лишь на слух и осязание. — Вспомни, как это делается, — искушение возвращается в эти интонации, тягучие-тягучие и сладкие как топленый шоколад. Или вишневое варенье? Чертова вишня. Холодное металлическое дуло упирается в висок. — Как ты прыгнул с крыши, Шерлок? Вспомни, — насмехается голос. — А как застрелился я? Пистолет, выстрел, кровь на крыше. Край, падение. И ничего. Ничего после. — Убей себя и очнись, — повторяет голос, дуло вдавливается в кожу виска сильнее. — Бам! И снова темнота. — Какого черта?! Вы же сказали, что он очнулся! — возмущению Мартина не было предела, он решительно не понимал, что происходит. — Успокойтесь, — четко и твердо произнесла врач, не желая тратить драгоценное время на объяснение ситуации хмурому и недовольному человеку, что преграждал ей путь. — Мы делаем все возможное. А теперь разрешите мне пройти. И она обошла застывшего посреди коридора Фримана, направившись через двустворчатые двери к лестнице, что вела в наблюдательную комнату. Находясь почти на этаж выше операционной, женщина-врач могла видеть, как хирурги борются за жизнь ее пациента. Мониторы по бокам комнаты крупным планом показывали ход операции, и женщина подошла к висящим на стене экранам. Сдавливание мозга. Очень коварный патологический процесс, который умеет скрываться через стадию "просветления", что и наблюдали медики: пострадавший находился в сознании, показатели были в норме, тревожные симптомы не проявлялись. Теперь же предстояло разбираться с упущенным ранее осложнением. Женщина тяжело вздохнула и продолжила наблюдение за операцией. Шерлок понимает, что находится на собственной кухне, отстраненно отмечает осколки тарелки на полу. Такие же, как в его Чертогах. Миссис Хадсон будет недовольна. Он прижимает кончики пальцев к вискам, пытаясь унять отравляющую сознание головную боль. Необходимо новое дело, чтобы занять гениальные мозги — иначе он снова отправится в тот колодец. Благо, Лестрейд не подводит и уже через пару дней в очередной раз доказывает, что обвести Скотланд-Ярд вокруг пальца может самый банальный преступник. Сейчас, правда, это к лучшему. Работа разума — не в полную силу, какая жалость — захватывает все мысли, заставляя сосредоточиться на одном. Но уже через день мотив становится настолько очевиден, что Шерлок отвлекается и, бросив мимолетный взгляд на зеркало в квартире убитого, успевает увидеть Джима. Одетого в нормальную одежду и улыбающегося немного грустной, будто укоризненной, улыбкой. Той улыбкой, которая никогда не появлялась и больше никогда не появится на его лице. Детектив объясняет, где отыскать убийцу и, оставив задержание преступника «бравым умам» полиции, излишне спешно — на его взгляд — отправляется домой. Прохладная вода слегка отрезвляет, когда он с головой погружается в наполненную ванну. Начинает казаться, что его воображение действительно слишком уж разыгралось — он вполне мог всё это придумать. Разум плывет в несуществующем тумане и перестает отслеживать время: прошло пять минут? десять? Не более получаса — вода еще не остыла до нестерпимо холодной. Глубокий вдох заставляет расшириться грудную клетку, легкие принимают желанный кислород. Дыхание прекращается, и он погружается, закрыв глаза, не желая всматриваться в расплывающуюся над поверхностью воды реальность. В его сознании тоже полно воды: она неспешно течет на бетонный пол откуда-то сверху, частично впитываясь в мягкие стены. Джим, скрестив ноги, сидит на полу ровно по центру комнаты и безразлично смотрит в пространство. Брюки его немного намокли, но на белой классической рубашке нет даже следов капель. Едва Шерлок входит, Мориарти фокусирует на нем свой холодный и какой-то плывущий взгляд, соединяет пальцы в замок, упираясь локтями в колени. — Ты идиот, — мрачно заявляет он без намека на шутку или наигранность. — Ты советовал мне умереть. Может, я решил попробовать, — безразлично отвечает детектив, не обращая внимания на воду, мелкими струйками стекающую по стенам. Он прислоняется спиной к влажной стене. Судя по ощущениям, пистолет по-прежнему в его кармане. — Поздно! Поздно, Шерлок, я советовал сделать это гораздо раньше, — угрожающий голос Мориарти, кажется, эхом отражается от белесых стен. Невозможно. — Поздно для чего? Мориарти будто не слышит вопроса. — По местной системе отсчета ты умрешь от нехватки кислорода через… — он смотрит на свое запястье, где нет часов, — пять минут. Шерлок усмехается. Он не понимает, почему Голос его разума сначала советует умереть, а потом утверждает, что время для этого упущено. Какое может быть время для смерти? Дышать становится труднее, будто на грудь плавно опускается тяжелый груз, и он сползает по стене, садясь прямо на пол. — Ты меня никогда не слушаешь, — продолжает Мориарти, поднимаясь на ноги и не обращая никакого внимания на капающую воду и мигающий свет. В тишине его приближающиеся по мокрому полу шаги слышатся громче. — Почему ты не мог умереть, когда я просил? — сокрушенно произносит он где-то рядом. Краем глаза он улавливает, что Джим садится напротив, совсем близко — их колени почти соприкасаются. Детектив судорожно пытается вдохнуть, отклоняется от стены, оказываясь еще ближе к лицу своего врага, своей персональной иллюзии. Произнести что-либо слишком трудно, остается только смотреть в темно-карие глаза. Джим усмехается, растягивая губы в зловещей улыбке, с видимым удовольствием наблюдая за его попытками удержать контроль. Он склоняется насколько возможно близко. — Дыши, — тихо, но отчетливо произносит он, подаваясь вперед, и целует Шерлока в губы — точнее, просто прижимается к его губам своими в неком подобии целомудренного поцелуя. Невидимый груз исчезает, позволяя сделать вдох и очнуться от дурмана, окутавшего разум. Шерлок прикрывает глаза и кладет руку на плечо Мориарти, не давая тому отстраниться, прижимается вплотную, неловко пододвигаясь, пытается перехватить инициативу. Он задыхается от способности снова дышать, он пьет желанный кислород с губ врага. Мориарти отстраняется, напоследок прикусив нижнюю губу детектива. — Дыши, — повторяет он шепотом, улыбаясь своей безумной улыбкой, и добавляет с придыханием: — Дыши, Бенедикт. Тьма, неизменно сопровождающая возвращение из Чертогов в реальность, избавляет Шерлока от возможности спросить, что же все это значит. — Как он? — спросил Скотт и тут же нахмурил тонкие брови, понимая, как глупо и банально прозвучал этот вопрос. — Хреново, — коротко и емко ответил Мартин, сосредоточенно моргая и отпивая кофе из бумажного стаканчика. — Медицинские подробности можешь сам попробовать уточнить, я понял только, что он сейчас отходит от наркоза после операции. Но жив. Эндрю поджал губы, кивнул и прислонился спиной к стене. — Шансы? — произнес он, просто чтобы не молчать. — Говорят, неплохие, несмотря на осложнение. Упоминали, правда, что-то про повторное образование гематомы и все прочее-прочее, что может случиться. Я его лично прибью, это как минимум. Пусть только очухается... Эндрю попытался улыбнуться, но вышло немного нервно. Фриман одним глотком допил кофе и ушел взять себе еще, оставляя коллегу около двери в палату в полном одиночестве. Поддерживать разговор его совершенно не тянуло, тем более что где-то внутри упорно зудело беспокойство. Или предчувствие. Ну, мало ли, вдруг появится очередное осложнение. Однако, по словам врачей, состояние мистера Камбербэтча после хирургического вмешательства было удовлетворительным, он должен очнуться максимум через полчаса. Шерлок снова отправляется в Чертоги разума. Но в этот раз, как и все последующие, колодец с мягкими стенами оказывается пуст. Голос разума в лице Мориарти больше не бередит сознание, не дает подсказок, не направляет на путь истинный. Детектив остается один на один со своей “реальностью”, но не может даже понять, реальна ли она. Не может найти верный ответ на бесконечно однообразные вопросы, не может отыскать дорогу назад. Потому что не знает, куда это — назад. Иногда так случается: сбываются худшие опасения, несмотря на прогнозируемый благоприятным исход. Так, в одной определенной больнице разум вполне конкретного человека корчился в агонии, не способный сгенерировать спасительный выход из собственного лабиринта. Теперь не способный, потому что было уже поздно. К сожалению, ни одно сознание, ни один мозг не мог остановить такой физиологический процесс, как ток больше не сдерживаемой тромбом крови. Организм не справился с мобилизацией собственных сил на выздоровление, и разуму ничего не оставалось, кроме как отпустить абсолютный контроль над телом и отступить. Уйти. Просто заснуть. И когда прошло необходимое для возвращения в реальность время, Бенедикт в сознание все еще не пришел. А в его медицинской карте появилась сделанная от руки лаконичная надпись: «кома».