Кукурузное королевство Джо Корна

Утренние часы текут медленно, как просроченный итальянский соус. Мукуро таскает его каждый раз в Японию, говорит, что на зиму. Галлоны перелитого в пустые пластиковые упаковки из-под «Хайнца» кисло-сладкого соуса, напоминающего майонез с петрушкой, собранной в сентябре. Если бы они летали общими линиями, таможня бы подумала, что он контрабандист. - Да пошел ты нахуй. Может тебе еще расчет выдать, сука? Гокудера не кричит, сипит и говорит в нос – перекурил и переплакал. На столе между ними стакан воды, стоящий, наверное, с самых похорон. Хибари ловит на поверхности свое размытое отражение. Хибари не спал три дня. - Можешь. Не может. В кошельке Вонголы ни цента. У них похороны, венки, потоковый отказ от контрактов, мать Савады в слезах, жена Савады в слезах, правая рука Савады в слезах. Поминки уже второй день и по всем комнатам распиханы онигири с заветренным рисом и данго, утонувшем в соусе. Почему соус Мукуро на вкус всегда, как майонез с петрушкой, вонючий и жидкий, словно помнит еще Джордано Бруно? - Я переведу вам деньги на счет. Все на твой. Валите. Не переведет. Легкий тюль на окне колышется, принося голоса десятков людей с улицы, ходящих от одного белого треногого столика к другому, запихивающих в рот заветренные онигири. Как же так. А кто Одиннадцатый? В двадцать пять можно было бы и наследника. А Вария. А Мельфиоре. Мысленно считают деньги в кошельке Вонголы. У них венки, цветы, гроб, кладбище, поминки. У них траур. У них драма. За окном черное море из похоронных костюмов и удушливый запах цветов на всю Италию – каждая крыса в галстуке сочла правильным притащить букетик. Могилы не видно из-за наваленных на нее маков, пионов, черных лент. Гокудера опять плачет, заливая слезами счет, выставленный за копание могилы. Спасибо, что они в Италии с ее теплой зимой, потому что за промерзшую землю – дороже. Чернила путаются в его горе, в его драме и подпись получается размытой. Кея не может прочитать, но ему и не нужно. Одиннадцатый Вонгола. - На. Хибари подталкивает стакан с водой, стоявший между ними, пыль, скопившаяся на поверхности, тревожится, медленно опускается на дно, кружа по одной ей известной траектории. Гокудера подносит стакан к губам и подписывает акт приема-передачи за гроб. - Я могу оставить его здесь. Тогда твой Савада будет ходить по коридорам, оставляя землю с могилы на коврике в прихожке. Гокудера пачкает чернилами лицо, трет глаза, откладывает ручку Савады в сторону. Хибари не спал. Три. Дня. - Кея. Кто теперь будет хранить небо? Хибари не делает замечание по поводу такой дерзкой фамильярности. Савада ходит по его комнате, а утром он находит могильную землю в изножье кровати. Они похоронили небо. Оно разлагается в его постели. - Я не спал. Три дня. Кея подымается, мир качается перед глазами, как корабль, давший течь. Дверь приоткрывается и комнату затапливает запах роз – венок, размером с Китай, привез Барберини – банкир, обслуживавший Вонголу еще с Восьмого. С каждым новым доном его глаза округлялись все больше при виде мешков, набитых деньгами. В комнату заглядывает Ямамото Такеши – правая рука Одиннадцатого Вонголы. Когда на гроб кидалась мать Савады, он стоял рядом, а с неба лило, словно Ямамото расходовал весь дождь, который когда-либо хранил. Он устало смотрит на Кею, в руках – круглый венок со вшпиленными маками – цветы скорби на севере Италии. Ему почти плевать, что они похоронили небо, но он тревожно смотрит на Гокудеру Хаято, размазывающего в соленой воде чернила. Индивидуальный договор со священником. Священника Хибари не видел. Саваду Цунаеши хоронили в смешении итало-японских обычаев, но священника он не видел. Все три дня с похорон. Гокудера пьет воду с пылью. - Там Цуна. Ямамото трогательно прижимает к себе венок с маками, круглый, как в Рождество. Не хватает пластиковой: «Счастливого Рождества» и шишек. Мнет большими пальцами красные лепестки с черной гнилой сердцевиной. - Там Цуна в гостиной. Крови столько на ковер через эту рану в боку… Он смоет? Рокудо? Кея кивает за Рокудо и оставляет их вдвоем в кабинете Первого-Одиннадцатого Вонголы. Ямамото говорит, что кто-то звонил. Кто-то приносил соболезнования и посылал цветы. Блядь. *** - Я напишу вам инструкцию по применению. И я откопировала историю болезни на всякий случай, ну, знаете. Надеюсь, вам не будет трудно найти врача, знающего итальянский, хотя, все и так ясно. На женщине юбка и пиджак цвета слоновой кости. Подкрученные локоны волос забраны в хвост, ногти, покрытые бесцветным лаком, коротко острижены. Она заполняет ежедневник на прошедший год с поздравительной надписью на форзаце: «Счастливой семейной жизни!», подписант – Ф. Бризентини. Невостребованный подарок на день свадьбы Савады и Киоко. - Хорошо, что вы решили уехать на первое время. Тут так… суетливо. Их новый психиатр. Их новый охуенный психиатр. Она не носит халата, но таскает баннер с неоновыми буквами: «ВРАЧ. У тебя проблемы? Позвони мне!». Белый шелковый топ натягивается на пышной груди, она дописывает: «Лоразепам». У Хибари в доме три чемодана и Мукуро, заваривающий чай в его юкате. Ванесса – так ее зовут. Бабу в костюме цвета слоновой кости с табличкой, информирующей о телефоне горячей линии. В штате Вонголы нет психиатра, поэтому, когда ее наняли, похитили мужа и двоих детей, чтобы Ванесса молчала. Она согласилась, через полгода развелась, стала закрывать счета самостоятельно, купила землю под дом и сто семнадцать юбок Валентино. «Кветиапин». - И синьор, пожалуйста, помните про острые предметы дома. Она итальянка и по-японски говорит с сильным акцентом, но фразы строит почти всегда верно. Дописывает в ежедневнике про острые предметы и откладывает ручку с пластиковым лебедем на верхнем колпачке в сторону. - Ну, синьор Хибари… *** Они арендуют машину сразу по прилету.(1) Хибари хочет взять двухместный «феррари», но Мукуро настаивает, чтобы Ламбо ехал с ними, поэтому им достается неприметная «ривьера» с одним зеркалом заднего вида. Так Ламбо едет с ними. Бовино они похоронили два месяца назад. Он трещит, не замолкая, на заднем сиденье «ривьеры». Менеджер в офисе аренды таращится на международные права, а потом на Кею. На права, на Кею. Страховку и прокат оформляют втридорога. На его красной бейсболке логотип местной никчемной футбольной команды, на коврике перед дверью: «Добро пожаловать!». - Так вы впервые в США? Он заполняет документы, косясь на Мукуро, закутанного в коричневый шарф по подбородок. - Да. - Число пассажиров в машине? - Трое. Рокудо отвечает на вопросы, тычет обкусанным ногтем в «три» в стандартном бланке заявления. Болельщик «Балфастских лобстеров» ставит тройку в окошке. - Хорошо, мистер Смит, пойдемте, я покажу вам машину. Прыщавый болельщик отдает Кее ключи с пластиковыми игральными костями на брелоке. На ладони выпадают «глаза змеи». Они идут по автосалону с поддержанными тачками, Рокудо нервно оглядывается, приходя в себя. Останавливается, как вкопанный, у «бьюика», косясь на длинную полосу соскобленной краски, словно лихой водитель неудачно припарковался вплотную к мусорному баку. Если сделать со второй такую же, у них получится гоночная машина с красивыми серебристыми полосами от мусорных баков по бокам. Мальчишке в бейсболке что-то кричат, салютуя дрелью с выкрученным сверлом. Кажется, его зовут Билли. - Зачем нам четырехместная? Хочешь взять девочек на ночь? И он – совсем нормальный. Рокудо тянется за ключами зажигания, но Хибари отводит руку, медленно качая головой. - Садись. Пожалуйста. Мукуро ведет пальцами по глянцевому синему боку и на перчатках остаются хлопья краски с места, где поверхность была повреждена. Он ныряет в салон, пока Билли трещит Хибари о страховке, передает бумаги и на прощание говорит: «Оясуми насай!», скользнув пальцами по козырьку бейсболки. - Он пожелал тебе спокойной ночи? Рокудо теребит плюшевые игральные кости, раскачивающиеся на внутрисалонном зеркале, такие, как на брелоке. Кея пристегивается и подгоняет водительское кресло под себя, настраивает обзор по зеркалам. - Туристы вроде тебя знают только это и как пройти в библиотеку. - Нет, к своему первому приезду я выучил название океанариума в Шинагаве и спрашивал, как пройти в него. Хибари удивленно вскидывает бровь, мягко выруливая на дорогу. Затрахало правостороннее. - Смотреть на рыб? Мукуро пожимает плечами и улыбается так пошло и безумно, что Кея невольно смотрит в зеркало, ожидая там увидеть курчавую башку Бовино с пластиковыми рогами из магазина «Все по евро». На заднем сидении пусто, а Рокудо выкручивает ручки надсадно хрипящего приемника. - Я люблю рыб. Сквозь помехи радио к ним прорывается песенка какого-то американского рок-бэнда, тщетно прикидывающегося группкой наркоманов из гедонических семидесятых. «Давай убивать сегодня!» - выплевывает радиоприемник. Рокудо улыбается, запихивая бумаги на «ривьеру» в бардачок, пихает Кею локтем. - Давай убивать сегодня? Он смотрит так просяще, что Хибари прикидывает, сколько места в их багажнике, не учитывая трех чемоданов. На заднее сидение труп класть нельзя – с вельвета сложно выводится; к тому же, это место Бовино. - Давай не будем о работе. Кея опускает солнцезащитный козырек и, засмотревшись на прямой профиль Рокудо, виляет влево. Затрахало правостороннее. В бардачке находится старая пачка жвачки и освежитель для воздуха из презервативов – пистолет с надписью «Секс мафия». Навстречу старенькой «ривьере» катят гражданские джипы с прицепленными плугами, расчищая запорошенную снегом дорогу. Череду однотипных домиков украшают высокие коммуникационные столбы с разноцветными толстыми проводами, похожими на гирлянду. Рокудо молчит, вертя в руках картонный пистолет, Хибари нужно поговорить. Нужно, пока он такой. Пока предлагает лишать людей жизни наповал ночью и любит рыб. Пока он нормальный. Кея замечает на заднем бампере фиолетового минивэна, похожего на конфету драже «Эм-энд-Эмс», наклейку с надписью: «Я горжусь своим сыном!». Он рассказывает про Кэрри из Арканзаса, написавшую в «Милую Дженни»,(2) что ее сын гей, и она гордится этим. Кэрри писала, что ничего не замечала до того, как он сказал ей в лоб, а потом она всплеснула руками. А через пару дней она рассказывала о гей-парадах все, что смогла найти в «Википедии». Через неделю она приглашала соседей на чай, подсовывая им сладкие книши с медом и брошюры с информацией о том, что быть геем – это нормально. Через две она знала наизусть всех геев, чьи имена запомнила история. Через месяц она начала коллекционировать наклейки на бампер и собирать кружки под эгидой Элтона Джона и Джоди Фостер. Через два Керри из Арканзаса написала Милой Дженни, что ее сын умер от потери крови. Потому что он отстрелил себе член. Потому что он купил себе пистолет и носил за поясом брюк, чтобы застрелить задир, достававших его в школе. Потому что он не умел пользоваться предохранителем. Рокудо хохочет над Кэрри и предохранителем. Он смеется надо всем Арканзасом. - Что же теперь делать с брошюрами? Они проезжают границу с лесополосой, машину ведет по дороге, словно Кея пьян. Весь штат Мэн к их приезду засыпало снегом с головой. - Если бы моя мать знала, как пользоваться предохранителем, у тебя бы не было меня. Она была хиппи в то время, знаешь ли. По губам Мукуро еще блуждает томная улыбка, Кея представляет его в кислотном пончо и с кожаной повязкой на голове, сплетенной из нескольких лент в косичку. Навстречу им несется огромный ярко-красный джип с плугом, соскребая тающий снег с асфальта. Они едут мимо щита с жизнерадостной надписью «Бесплатный снег – самовывоз»(3) и голого кукурузного поля, сворачивая в лес. - Если бы все умели пользоваться предохранителем, у Вонголы бы не было мертвого босса. Рокудо замирает, уставившись в точку на лобовом стекле. Неловким движением ломает картонный пистолет-освежитель, когда Хибари уворачивается от фуры и кричит все ему известные итальянские маты, поскольку вежливый японский и не соответствует его состоянию. - Савада. Он что, умер? *** Кея распаковывает чемоданы. Кея размещает и подключает аппаратуру для связи с Вонголой в своей комнате. На прикроватную тумбочку он ставит микрофон. В комнате Рокудо он кладет пластиковый контейнер с таблетками у постели и инструкции доктора – в ящик. Его с ума сводит кольцо ада на пальце. Дергающийся глаз осматривает комнаты коттеджа, заглядывая в апартаменты Кеи, Рокудо и Ламбо. Кухню и ванную. Разглядывает указатель для инвалидов на подъезде, информирующий, что пандус с другой стороны дома.(4) Любуется лесами Мэна через окна от пола до потолка. Удовлетворившись, закрывает веко, похожий на игрушку на Хэллоуин из «Хэппи Мила». Таблетки Рокудо принимает сам. Галоперидол. Амитриптилин. Диазепам. По одной. По очереди. Как по таймеру. Он ставит у кровати большой стакан с водой и бутылочку шипучки. Недавно рассказал, что от нейролептиков отказывают почки и не удастся их продать. Где-то в «Психиатрия вокруг нас». Потом сказал, что в доме отличный бассейн и Хибари едва не выронил ноутбук, обвешавшись проводами. - Я не утоплюсь, Кея. Хибари равнодушно кивает и продолжает устанавливать радионяню «Беби Лэнд» у прикроватной тумбочки Рокудо. Хлорпротиксен. - Глупый говнюк Бовино хочет мороженого, съездим? Зачем ты его вообще с собой потащил? Кея выкручивает ручки рации, настраивая одну волну с передатчиком в своей спальне. У них два авиабилета до Штатов и три чемодана, в одном из которых костюм коровы и пластиковые рога. - Савада Цунаеши счел, что ему будет лучше пережить смерть Каваллоне вдалеке от Италии. Похороны хуево влияют на растущий организм, кажется. Гопантеновая кислота. - Каваллоне мертв? Великолепно. Рокудо довольно жмурится, подгибая пальцы на ногах. Когда они трахались первый раз на заднем сиденье списанного Вонголой «феррари», Мукуро признался, пуская слюни на кожаное сиденье. Хибари навсегда запомнил его вздохи под старые хиты Тома Уэйтса по списку на пустой автостоянке у супермаркета 24 часа. Он отдался Хибари сзади, а когда кончил, стащил с Кеи резинку, надел новую и забрался сверху, упираясь макушкой в потолок салона. Господи, какой же у «феррари» чертовски низкий потолок. Любимые песенки какого-то штатного солдата, у которого они угнали тачку, прерывались его нескончаемыми стонами и короткими ударами о крышу машины. Потом он уперся в него ладонью и почти перестал биться, отклоняясь назад, в пространство между водительским и пассажирским креслом. Он лег на пластмассовые подстаканники в тон интерьеру салона и, глядя на рычажок света «Включить. Выключить. Включить при открытых дверях», признался, что влюбился, когда впервые увидел Хибари. Вот так сентиментально, как бывает, когда видишь первый раз мальчишку и точно знаешь, что через время дашь ему поиметь свое настоящее тело сзади. И через десять лет он дал. И замечательно, что Дино Каваллоне больше не пытается его учить бегать с хлыстом, потому что он выпустит ему кишки при малейших поползновениях к повторному тренингу. А если Каваллоне сдохнет на миссии в Африке, чтобы ему не пришлось пачкать руки, будет великолепно. Кея шумно вздохнул, приподнял Рокудо и стянул резинку, болтающуюся вокруг обмякшего члена. Завязал узел и признался, что если бы Каваллоне попытался залезть ему в штаны, он бы сам украсил его кишками ковер в Каваллоне-меноре. Рокудо довольно хмыкнул, а потом, одевшись, они перебираются на переднее сиденье и Рокудо находит в бардачке разрывающийся на вибрации телефон Гокудеры Хаято. На следующий день Хибари с сожалением стирает записи их траха с жучков, установленных в машине в целях безопасности, а Рокудо отгоняет «феррари» в автосалон, оттирая свои слюни с заднего сиденья. Они загоняют машину в гараж, пока Гокудера не сошел с ума, с воплями бегая по особняку. Никто не знал, что он тяготеет к старым моделям с траходромом, который по ошибке назвали задним сиденьем. Никто не знал, что стоя в бесконечных римских пробках утром, вгрызаясь зубами в огромный бургер, Гокудера ставит записи Тома Уэйтса по очереди, притопывая правой ногой по педали тормоза. Никто. Ямамото Такеши вываливается из своего бронированного джипа кубарем и бежит к ним с криком: «Гокудера!». Рокудо накрыл их иллюзией, а Хибари впился взглядом в раскачивающиеся на салонном зеркале католические четки. Крест с кисточкой бил по лобовому точно так же, как тогда, когда Рокудо лег на бокс между передними сиденьями и признался ему в любви. *** - Помнишь, как мы угнали развалюху Гокудеры, решив, что она списанная, а потом занялись в ней сексом? Рокудо молчит. Но он должен помнить. Как они приняли серебристый «феррари», модель поза-поза-поза-поза-прошлого года за поддержанную машину и угнали ее, как парочка школьников, припарковав на стоянке круглосуточного супермаркета. Он крутит рычажок поиска радиоволн, а потом резко поворачивается, вцепившись взглядом в вельветовую обивку заднего сиденья. Он велит Ламбо заткнуться, а потом снова возвращается к приемнику. Местная радиостанция проводит авторский вечер, чтение «Над пропастью во ржи». И скажи спасибо, генетическая осечка Бовино, что мы взяли тебя с собой. У убийцы Джона Леннона при себе пистолет и «Над пропастью во ржи» в мягкой обложке. Марк Чепмен и его шестизарядный револьвер 38 калибра. Марк Чепмен и четыреста двенадцать страниц в мягкой обложке, сильно помятой. Хибари сбрасывает скорость и тормозит у банкомата, обвешанного рождественскими гирляндами. Пока Рокудо и Бовино переругиваются, он снимает деньги с трех карточек, тыча в замерзшие кнопки пухлого приземистого банкомата, вмонтированного в стену. В углу экрана наклейка, кричащая о том, что он сделал правильный выбор. Он забирается в «бьюик», у которого неплотно захлопываются двери. Он и сотни Бенджаминов Франклинов. Старенькая печка тарахтит и выплевывает ему в лицо потоки теплого воздуха Мэна. Мягкие игральные кости бьют по стеклу, а Мукуро называет пятнадцатилетнего подростка пронырой, чей интеллектуальный уровень развития стремится к инфузории-туфельке. Он всегда изящен в оскорблениях, пока дело не доходит до Хибари. В машине только Кея, Рокудо, Ламбо и тысяча Бенджаминов Франклинов, Мэри из Юты, которая появилась, когда они приземлились в аэропорту штата Мэн и Нил - успешный геолог, перебравшийся из Австралии в Японию, появившийся задолго до Мэри. Хибари еще раз минует объявление местного бизнес-центра о бесплатном снеге и паркует старенькую «ривьеру» у круглосуточного. Они выбираются из салона с печкой, гоняющей раскаленный воздух, как печка, намеревающаяся стать печкой номер один в аду. Все – Кея, Мукуро, Бенджамины, Ламбо, Мэри и Нил. Над их головами неоновые буквы «Продукты Ларри», последняя «И» не горит, залепленная снегом. Хибари входит в магазинчик и его обдает теплом из шумного кондиционера, настроенного на тепло. Один из тех супермаркетов в конце улицы, в котором есть все, от порножурналов до туалетной бумаги с мягкой втулкой, которую можно смыть после использования. Бенджамины приятно оттягивают карман. Рокудо блуждает по трем стеллажам, рассматривая стойку с конфетами «ПЕЗ» с головами собак, кошек, Капитана Америки и Железного человека. Кея читал в газете, что Рон Худ, живущий в Левистоне, штат Мэн, собрал более трех тысяч конфет-игрушек, в каком-то журнале, статье «Ебанутые коллекционеры со всего мира».(5) С тех пор, конфеты стали панически популярны в Мэне. Кто-то коллекционирует конфеты, кто-то пивные кружки или пачки сигарет, он – безумие. На стойке возле кассы карусель с живыми рыбками, запечатанными в пластиковые пакеты, как украшение для брелоков. Рокудо отмахивается и шипит на Ламбо, девушка у стойки, мексиканка приятной наружности, смотрит на них подозрительно. Хибари бросает в металлическую корзинку с выцветшей красной ручкой замороженную индейку, консервированные бобы, энергетик, хлопья и мороженое в рожке и пластиковом пакете. - Ребята! В двенадцать я снимаю кассу, пожалуйста – быстрее! Мексиканка кричит им из-за стойки, пока Кея кладет в корзинку молоко. Бенджамины приятно оттягивают карман. Рокудо подходит к стойке, облокачивается и почти расстилается на ней. На нем солнцезащитные очки с ценником, украшающим правую линзу. Он рассматривает несчастных рыб, запечатанных в пластиковые пакеты, подвешенных на тонкие алюминиевые цепочки, так, чтобы можно было прицепить к ключам от машины или дома, а потом носить, пока животное внутри не сдохнет от отсутствия корма и кислорода. Мукуро перегибается через стойку, в руке такое же мороженое в рожке и пластике, что взял Хибари. Мексиканка убирает кофейники из автомата и несет их в подсобку, что-то отвечая по-испански. Кея не понимает ни слова. Кея вспоминает: «Итальянский и испанский похожи». Рокудо забирает пряди у лица солнцезащитными очками, откидываясь на полосатый шезлонг лимонного цвета. Они в Сарагосе, они итальянцы, очень похожие на испанцев, спрятавшиеся под соломенным зонтом на лимонных шезлонгах. Кея подходит к стойке с наклеенными плакатами беглых преступников. Волосы черные. Глаза серые. На бейдже, прикрепленному к лимонно-желтому фартуку мексиканки имя. Эсперанса, что в переводе «надежда». Он уже говорил, что итальянский и испанский схожи до степени смешения. Рокудо просит разрешения называть ее «Эспи». Волосы черные, глаза скрыты за кофейными стеклами очков с ценником на радужке. Двенадцать долларов, да это грабеж. Эспи протирает тряпочкой, вытащенной из-под стойки шкафчик с хот-догами, ровняет баночки с кетчупом и горчицей. Кея достает покупки из корзинки и перекладывает их в бумажный пакет, пока Эсперанса быстро щелкает клавишами на калькуляторе. Кассу она сняла, а замороженную индейку и подтаявшее мороженое вполне можно списать на малолетних хулиганов, ошивающихся в магазине вместо уроков. Хибари лезет по карманам, а Рокудо – за стойку. Эсперанса сглатывает и хлопает обеими руками по пухлым щекам. У него в руке тридцать семь калибров металла и желания убивать. - Я видел, как она отводила взгляд под стойку, когда мы вошли. Эспи, ты что, хотела пристрелить нас? Эсперанса мнет в руках тряпку, которую она достала из-под стойки, чтобы протереть шкафчик с закусками. Ее самая большая ошибка за весь день. За всю жизнь. - Эй! Не вздумай стрелять в магазине Матео, гад! Матео, что в переводе «дар божий». Эсперанса размахивает руками с тряпкой, кричит «ай-яй-яй!» и указывает им на дверь, что-то быстро говоря по-испански. Наверное, что если они не уберутся, она вызовет полицию. Рожок в руке Мукуро тает, мороженое растекается по нижнему шву пластиковой упаковки, просачиваясь наружу из-за плохой герметики. На указательном пальце другой он вертит кусок металла тридцать седьмого калибра. Рокудо поворачивает к нему голову и широко улыбается. Странно, что ценник, болтающийся перед глазами не отвлекает его внимания. - Я бы не пережил, если Эспи застрелила тебя. Мне просто нужно понять, знают ли пули, кому они предназначены? Он переводит дуло с мексиканки на Кею с бумажным пакетом в руках, потом в пространство между стеллажами со сладким арахисом и комиксами, и прижимает холодный металл к виску, закрывая глаза. *** Рокудо кричит на заднее сиденье их взятого на прокат «бьюика», вываливая всю ненависть на вельветовую обивку. - Я не собирался тебя убивать, паразитирующий иждивенец! Его голос перекрывает поэтический вечер Сэлинджера. Он размахивает пистолетом, украденным у Эсперансы. Он разряжен, в магазине оказались только две пули, предназначенные для бутылки виски на стеллаже за кассой и дверцы холодильника с шипучкой. С полки капало виски, а Хибари стоял в луже газировки, растекающейся по магазину кофейным пятном, когда мексиканка зашлась в крике и стала их отчитывать, уперев руки в бока. Хибари собрал консилиум из Бенджаминов, запихнув помятые купюры в дрожащие руки Эсперансы. Она что-то лепетала о Матео, о том, что это – дар божий, а он приложил палец к губам и вытолкал из магазина Рокудо с пистолетом в одной руке и брелоком с рыбкой в другой. Рожок с мороженным остался лежать в коричневой жиже, когда Эсперанса бросилась к стеклянной двери магазина, гремя связкой ключей, а потом перевернула табличку на входе стороной «Закрыто». Мукуро, что в переводе «сумасшедший». Хибари останавливается через два квартала прямо напротив жилого дома с запорошенным снегом газоном и работающим телевизором в гостиной. Из-за цветных занавесок доносятся звуки вечерней телевикторины, пока Хибари пытается отобрать у Рокудо пистолет. Он заезжает дулом в щеку, а Мукуро вцепляется в его волосы, вырывая порядочный клок. Итак! Каким автомобильным концерном дизельный двигатель был поставлен на конвейер? Рокудо мычит, когда Хибари приставляет опустошенный пистолет к его горлу, в его глазах – непонимание и ненависть. Итак! Знают ли пули, кому предназначены? Он вытряхивает пластиковый контейнер, набирая в руку горсть таблеток. Рокудо крепко сжимает челюсть, Кея целует его взасос, свинчивая крышку с бутылки воды, стоящей между сиденьями, а пока губы Мукуро не смыкается, засовывает таблетки ему в рот. Белые пилюли вываливаются и вытекают с водой, рассыпаясь по старенькому салону «бьюика». Итак! Какой ученый первым открыл антипсихотические препараты? Кея целует, уже нормально, сглатывая вязкую от таблеток слюну, натыкается пальцами на распухающие мокрые пилюли, дергает, путая их с пуговицами на рубашке Мукуро. Он возвращается на водительское сиденье и тянет его за собой, вцепившись в собранные в хвост волосы. Схватывает Рокудо быстро. Аккуратно кладет брелок с рыбкой на приборную панель «ривьеры», а потом перегибается через ручник и деловито расстегивает молнию на джинсах Хибари. Перехватывает волосы резинкой поудобнее, снимает перчатку и немного дрочит Хибари, облизывает губы и медленно берет член в рот. Кея невольно закрывает лицо рукой, другой хватаясь за ручку над водительским сиденьем. - Блядь. Итак! Действительно ли нейролептики разрушают почки так, что их потом невозможно продать? Они редко спят в последние полгода. Отчасти потому что каждый раз, когда Кея пытается завалить Рокудо, в спальню врывается похороненный шестью месяцами ранее Ламбо, как раз тогда, когда Мукуро начинает вращать бедрами, сидя на его члене. Еще одной причиной стал транс спустя полчаса после приема антипсихотиков, в котором Рокудо может сутками смотреть в одну точку. Рокудо, что в переводе «сводящий с ума». Он обхватывает член губами, вбирая до конца, вылизывает языком яйца и развязно прижимает ствол к щеке. Хибари приподнимет бедра, когда его дразнят размашистыми движениями языка, позволяя теплым потокам, сочащимся из тарахтящей печки «бьюика», скользить по блестящей от слюны головке. Рыбка бьется о пластиковые стенки брелока. Кея откидывает голову, заставляя Мукуро двигать ртом быстрее, подошвы его ботинок, липкие от газировки, приклеиваются к педали тормоза и резиновому коврику. Мукуро охотно соглашается, позволяет сперме короткими струйками стечь в горло, плотно обхватывает губами, выпуская член изо рта. Вытаскивает он всегда так, словно собирает с тающего мороженого подтеки сахарных сливок, а после его отсоса остается только сухая палочка. Итак! Как называлось гладиаторское морское сражение в Древнем Риме? У Мукуро надуты щеки, словно он набрал за них воды или спрятал свои таблетки. Кея зажимает ему нос рукой, и он глотает, захлебываясь спермой. Сверлит взглядом лобовое стекло «бьюика». - Я назову его Патрик. Кея застегивает ширинку и непонимающе сжимает его бедро с внутренней стороны. Он промачивает салфеткой уголки его губ, как после ужина. - Гениальное имя, не так ли? В Австралии всех сплошь детей называют Патриками. Хибари думает, что Мукуро это подсказал геолог Нил. Он бережно кладет брелок с рыбкой в руки Рокудо, подставленные чашечкой, и снимает машину с тормоза. *** Он паркует «бьюик» в заваленном хламом гараже, подъезжая к снятой с какого-то джипа двери, пока тряпичный шарик мягко не бьет по стеклу. Интересно, они когда-нибудь слышали о датчиках парковки? Рокудо остается сидеть в салоне, пристегнутый, пока Кея не выволакивает его, громко хлопнув дверью. Тогда он открывает заднюю и долго смотрит сквозь стекло в пустое пространство гаража, напоминающего свалку. Выходит Ламбо. Мэри из Юты и Нил из Австралии. Так – лучше. Лучше, чем Савада, проспавший в его кровати три дня вместо похорон. Кея не ждет, подхватывает покупки и поднимается в дом. На кухне находятся две сколотые чашки с рисунками оленей, высоких елей и полустертой надписью: «Колорадо, 1982-й». Кее плевать на открытки из прошлого, он сыпет в чашки хлопья и заливает молоком. В кухне чисто и необжито, один плафон из старомодной лампы, раскинувшейся над столом, мигает в последний раз и гаснет. Кея моет ложки и садится за стол. Молоко с хлопьями разливаются по газете, когда на центральной полосе купленной в магазине газеты он вылавливает знакомые английские слова: «Мертв босс влиятельной мафиозной семьи». Он закашливается и Рокудо колотит его по спине. Молоко идет носом. Жадно вздохнув, Кея перелистывает газету на рубрику распродаж недвижимости, старых пальто и кошачьих боксов для переноски домашнего друга с собой. За спиной – Мукуро, Ламбо, Мэри из Юты, Нил из Австралии. Им всем – нехуй здесь делать. Хибари купил два билета до задницы мира, только он, Мукуро и коробка антипсихотиков, а они увязались за ним. Он бежал из Италии, от могилы Савады, на которой не видно креста из-за груды венков, а Италия напечатана на первой полосе. Он резко разворачивается на стуле, обнимает Мукуро и утыкается ему в живот лбом. Рокудо гладит его по волосам, у него в руках по-прежнему Патрик. Кея машинально советует взять стаканы, которые он видел на полке рядом с тарелками, оленями и надписью о далеком 1982-ом из Колорадо, а завтра они купят аквариум. Только если Мукуро больше не будет выхватывать пистолеты из-под прилавков в магазинах мексиканцев. - Нахуй ей пистолет под прилавком? Ей нужна кнопка вызова полиции, она даже не знает, с какой стороны курок. Он мягко отстраняется, и Кея неохотно выпускает его из рук. Лоб тут же обжигает холодом, Хибари возвращается к размякшим хлопьям и занозе в горле на первой полосе газеты. Мукуро выливает Патрика из брелока в стакан, порвав упаковку зубами, и добавляет воды из-под крана. Рокудо садится за стол. Иногда Кея думает, что шизофрения у него. Развивается и прогрессирует. Что он подцепил, когда они бездумно трахались в каждом отеле, который приходилось снимать на миссиях. И вот он счастливый обладатель сумасшествия, Мукуро, Ламбо и еще пары отличных ребят. *** Он не может сказать «их отправили на миссию». Скорее, Хибари соизволил, когда смекнул, что жизнь долгая, а родители в земле. Так он дал себе труд ткнуть Саваду носом в левую магистраль дури, которую группа молодых китайцев, запершись в съемной квартире, организовали на территории Японии. Он плевать хотел, но на коробках надпись: «Сделано в Японии», и его выводили из себя вереницы молодых парней с трясущимися руками и девок в коротких юбках, с синяками, наливающимися чернотой, на внутренней стороне бедра. Он мог бы сам разобраться, но решил обременить Саваду, а Цунаеши сделал так, как он и рассчитывал. Кее восемнадцать и он уже догадывался, что не собирается поступать в университет. После окончания школы самым важным шагом в его жизни стала смена черной вязаной жилетки на фиалковую рубашку с рукавом три четверти. Его дисциплинарный комитет распался, как карточный домик под фанфары выпускного, когда Кусакабе и остальные поняли, что начинается время открытий, и «из чистой реки их корабли на всех работающих винтах входят в открытое море» - обрывок речи директора на выпускном, лысина которого светилась под софитами, как лампочка. На следующий день он думал прийти в дисциплинарный комитет к 8:30, как делал последние одиннадцать лет своей жизни. Он вышел обдумать эту мысль на свежем воздухе возле развлекательного павильона, который сняла их школа для празднования торжества. На стоянке омытой дождем стояла старенькая синяя «акура» Ямамото Такеши, которую подарил отец на его шестнадцатилетние. На лобовом стекле блестели в отражении огни кегельбана, где отмечали чей-то день рождения, Кея увидел очертания кегли и подошел ближе. На спинке пассажирского сиденья в старенькой «акуре» отца висел оранжевый пиджак Ямамото, в котором он приперся на выпускной. Дурацкая бабочка и белая рубашка с оборками валялись на передней панели, испачканные разлитым освежителем. Он отчетливо понял, что завтра в 8:30 не будет существовать никакого дисциплинарного комитета, когда на панели «акуры» капнула полночь, а ладонь ударила в дребезжащее окно, едва не разбив стекло кольцами. Гокудера Хаято пришел на вечер пьяным и в погребально-черном костюме, приложился к чаше с пуншем, а потом исчез, в 9:20 вечера. Ямамото Такеши понадобилось четыре года и три часа, чтобы развести его на трах. Знал бы старик Цуеши, что происходит на заднем вельветовом сиденье его тачки, когда дарил ее Ямамото. Кея не стал их убивать, не в силах оторваться от беспомощной руки, мажущей пальцами стекло. Завтра в 8:30 он тыкнет Саваду носом в кокаин. В группу молодых китайцев на съемной. Цунаеши испросится его, дожидаясь короткого : «Да», словно они парочка молодоженов под белой аркой со вплетенными розами. Во дворе небоскреба его встретит Рокудо. Его и его фланелевую рубашку. Он как раз изучает языки, а через месяц вернется в Италию, и они больше никогда. Не увидятся никогда. Не услышатся никогда. И Кея персона нон грата в аэропорту да Винчи. И во всех остальных – тоже. И вот они с утра на детской площадке, кеды Мукуро набрали песка, пока он раскачивался на скрипящих качелях, выкрашенных в кислотно-желтый. Кея смотрел вверх из-за зеленых стекол очков. Обычные жилые квартиры, на балконах полотенца, велосипеды и мужчины в пижамных штанах, пускающие дым в чистейшее небо его Намимори. Рокудо жевал кукурузные сладкие палочки, громко хрустя. Он сказал, что никогда не работает с напарниками. Его пальцы были в сахарной пудре и песке с детской площадки. Еще он сказал, что это от того, что он трахнул подружку своего последнего напарника. Кея не мог отвести взгляд от большого пляжного полотенца на тридцать восьмом. Ладно, он трахнул самого парня. Он улыбнулся, смял пустой пакет из-под кукурузных палочек и запустил им в зев мусорного бака у подъезда. На нем был графитовый пиджак и Кея мог поклясться, что только Рокудо мог так небрежно-изящно приподнимать подол, демонстрируя кобуру. Они напали на квартиру на тридцать восьмом, словно дуэт Клайда и Клайда, только что сбежавший из школы. Так оно и было, вот черт. Внизу ждал припаркованный в соседнем дворе бронированный джип, который послал за Мукуро Савада, а они неумело обстреляли стены из пистолетов без глушителей, избив парочку безобидных ребят в майках и трусах спросонья, зверски. Группировка китайцев с их домашним кокаином, сделанным с любовью, была не вся, так что Рокудо надавил носком кед на подбородок трупа, раскрывая рот. Мальчишка, по виду ровесник, припал к холодной батарее, спрятав лицо между белыми колоннами радиатора. Мукуро опустился на колени и несколько раз прошелся прикладом по окровавленному лицу, повернул голову влево, и на пол выпало бело-золотое крошево. «Я слышал, что в азиатских ломбардах принимают золотые зубы», - сказал. «Ты можешь заложить частичку своего друга, чтобы снять квартиру поближе к университету и навсегда съебаться из Намимори, хорошо? Прости, что так вышло, просто странный парень во фланелевой рубашке на него дроч…», Мукуро пошатнулся от пощечины, оперся на дощатый пол, чтобы не упасть, но отвечать не стал. Это взбесило. Кея вел машину резко, а Мукуро оттирал кровь с кед влажными салфетками, вытряхнутыми из бардачка. Из тряпочки торчали волокна, а он тер, остервенело. Они проскочили на красный, и Кея старательно повернул машину на девяносто не снижая скорости. Получилось не так эффектно – огромная бронированная дура двигалась копотливо, как будто вместо четырех колес у нее были четыре косые лапы, но не пристегнутый Рокудо приложился виском о стойку ремня безопасности. Он хотел, чтобы ему прокричали, что Кея их прикончит. Чтобы послали нахуй по-итальянски. Чтобы вцепились в руль и влепили затрещину, такую же, какая горела красным следом на щеке Рокудо. Мукуро открыл тонированное окно, выбросив салфетку, предусмотрительно вцепился в ручку над дверцей. Его мир рухнул. Словно их давняя взаимная ненависть вчера отпраздновала выпускной и пьяная, купив билеты, уехала в Вегас за горшочком с золотом. Что чувствуют, когда твоя верная сучка без чемоданов и заплетающимся языком: «Аривидерчи»? Кея чувствовал бешенство, а Мукуро заплетал волосы, опустившиеся уже ниже плеч. Он выйдет из тачки и хлопнет дверью, как будто не он никогда не работает с напарниками. Мимо пронесся знак ограничения до ста десяти и Хибари жмет на тормоз двумя ногами, пассажиры чуть не вылетают через лобовое стекло. Машина остановилась возле кукурузного поля, вдали на тонких ногах рекламный щит – банка консервированной кукурузы с надписью «Кукурузный король Джо Корн приветствует вас в своем королевстве!». Из-за стеблей, тянущихся к щиту, не видно телефон королевства. Хибари подбирал слова, пока Мукуро спокойно заплетал волосы. Что-то среднее между: «Отсоси мне» и «Вали из машины или я выброшу тебя на полном ходу». Память, похожая на огромный старый проектор, остановила пленку на кадре, где рука Гокудеры бьет в запотевшее стекло. Ему почти жаль обшивку отцовской «акуры». Кея перегнулся через полочку с подстаканниками, как через Арктику, глядя на Мукуро, как на ледяного короля, восседающего на кожаном троне. Из человеческой кожи. Они гадают на внутренностях, тоже человеческих, как парочка обдолбаных гаруспиков посреди кукурузного поля, уже так много лет гадают. Губы Мукуро сухие и жесткие, как будто он давно не целованный. Их второй, и Хибари автоматически вспомнил первый, когда они подрались в Кокуе, и Рокудо сам наклонился, ебаный экспериментатор. Тогда рот его был мягким и податливым, и теперь Кею погребает под волной ревности. Кен, сука, Чикуса, ММ. Друзья, сука. Он знал, что у них будет, не знал, когда. Посреди кукурузного поля он вцепился в подголовник кресла Рокудо и признался: «Всегда хотел тебя трахнуть, долбаный красавчик». Мукуро улыбнулся так подло, что Кея понял – он повелся, повелся на все. Через месяц он узнает, что Рокудо никогда не работает с напарниками, потому что у него никогда не было напарников. Он не дал. Ни в машине Савады, ни после, дома у Кеи. Когда они проезжали мимо щита, полураздетый Хибари машинально посмотрел на номер телефона – у кукурузного королевства была доставка. *** В книге Ф. Бризентини написано – при гемианоптических галлюцинациях принять Валиум. Хибари кладет на прикроватную тумбочку пластиковый контейнер, на салфетку – голубую пилюлю. Он говорит: - Если зайдет Ламбо, выпей это. Он не знает значения слова «гемианоптические». Мукуро знает, но не говорит. Он согласно кивает, забираясь в кровать. Комната похожа на спальню подростка, на стенах плакаты «Звездных войн», синие простыни с игрушечными ракетами, в тумбочке презервативы повышенной прочности. Рокудо натягивает одеяло до подбородка, одна ракета нацелилась ему в глаз вышитым красным носом. Комнату выбрал сам, поставил чемодан со своими гавайскими рубашками и похоронными пальто посреди спальни, Хибари не возражал. Вещи кучей свалены на полу, по ящикам распихивать не стали – неизвестно, когда придется сорваться по слову дона. Они трахались однажды, когда позвонил Цуна и пыхтел в трубку, что они срочно ему нужны. Кея сказал: «Ага», нажал рычаг и продолжил вставлять Мукуро под длинные гудки телефона. Кольцо чуть не выжгло ему палец, он не замечал во время секса, подумал, что это от Рокудо так сносит крышу, а потом неделю ходил с бинтом. Хибари выключил свет и оставил дверь в комнату Рокудо открытой. Его спальня – смежная, с большой кроватью и аккуратно застеленным бельем орехового цвета. В круге света от маленького ночника он разворачивает газету, купленную в мексиканском магазине. Статья строит теории, которые бы никогда не пришли ему в голову. Дона влиятельной мафиозной семьи отравили перед женитьбой, потому что невеста оказалась шлюхой, запавшей в душу молодому безбашенному парню с горячим сердцем. В дона влиятельной мафиозной семьи стреляли на аукционе по распродаже человеческих органов для черного рынка. Дон влиятельной мафиозной семьи подавился косточкой от вишни. Есть информация, что вишню принес консильери, который неделю назад был замечен в аптеке, внимательно изучающий инструкцию на коробке с крысиным ядом. У Кеи трещит голова. Как будто эти теории выблевал сам бред, подавившись вишней, начиненной мышьяком. В этом мире Рокудо казался самым рациональным человеком, гением современности. Кея устало потирает глаза, заводит будильник на телефоне. За окном воет сирена полицейской машины, проскочившей мимо их дома. Он всматривается в потолочные балки, выкрашенные лаком. Здесь, в самой заднице Мэна, пахнет деревом и хвоей, воздух течет изо всех щелей, убаюкивая его. Его бессонный марафон заканчивается, Кея проваливается в сон. *** Его будит грохот и звон разбитого стекла. Он машинально сметает газету с тумбочки, прикрывшую электронный циферблат часов. Цифры не успевают уложиться в голове, ему нужно спасать парня в смежной комнате, 03:42. Он застает Мукуро на полу и врубает свет. Всюду осколки вперемешку с таблетками, у косолапого комода валяется пластиковый контейнер для антипсихотиков. Кея приглядывается в мешанину нейролептиков, транквилизаторов, стекла и воды. Рокудо разбил стакан, который заменял Патрику дом. Он так и говорит. - Я разрушил его дом, камня на камне, понимаешь? Он держится за горло, но выглядит спокойным, оправдывается с каменным лицом: - Ламбо прыгал на моей постели, и я запил таблетки водой. И Патриком. Диазепам при гемианоптических галлюцинациях. - Я его съел. Он прикладывает кровоточащие пальцы к животу, словно ждет ребенка. Кея обходит осколки, подбирает с пола несколько таблеток, сует их в карман, и тащит его в ванную. Наполняет раковину водой с мылом и моет его руки. Ведет в свою спальню, вытряхивает на пол содержимое аптечного бокса и обливает раны перекисью. Она заливает все – пижамные штаны Кеи, вату в аптечке, пол пузырится и шипит. Хибари пинцетом вырывает большой кусок стекла, впившийся в вену. Кровь льет, как из дырявого ведра, он сжимает его руку и старается быстро перебинтовать. Мукуро вырывается, кричит, кусает его. - Я съел его, как ты не понимаешь?! Мне нужно стошнить, пока жернова в моем желудке не порубили его на куски! Хибари обматывает бинт вокруг кисти, получая затрещину. - Ты долбаный любитель рыбных котлет! Ты все подстроил, сука! Кея достает таблетки и пихает в рот, себе. Он наматывает длинный хвост на кулак и заставляет Рокудо запрокинуть голову. Целует взасос, проталкивая таблетку между припухших губ. Мукуро в бешенстве от обмана и беспомощности, сует два пальца в рот и переворачивается на четвереньки, неловко опираясь на искалеченную руку. Хибари дергает его на себя и нежно гладит по волосам. Циферблат электронных часов показывает четыре утра. Он ведет пальцами по скулам, очерчивая родинки, забирается за ворот футболки и раздевает. Они никогда не спят после приступов, но сейчас Мукуро не может отказать. Хибари подбирает его с пола и кладет на простыни орехового цвета. Ноги разъезжаются почти сразу, послушно, и когда он вставляет, Кею не покидает чувство, что он не по назначению использует дорогую и очень сложную вещь. Рокудо кричит, но не его имя. - Патрик! Хибари кончает быстро, стонать приходится самому, чтобы заглушить бред про мясорубку в животе, перемалывающую Патрику кости. Рокудо захлебывается именем безвременно почившей рыбы и пальцами Кеи, когда он трахает его в рот, чтобы не слушать. Мукуро не идет в душ, беззащитно подбирает ноги, водит языком по губам, вылизывая вкус пальцев. Хибари, ища индульгенции, долго целует спину Рокудо, пока они не засыпают голыми, так и не укрывшись одеялом. И синьор, пожалуйста, помните про острые предметы дома. Разбитый в приступе ярости стакан лучше, чем тот случай, когда он пытался сыграть в русскую рулетку с полным барабаном. Итак, знают ли пули, кому они предназначены? Утром Кея наливает стылую коричневую жижу из кофейника в холодильнике и проверяет почту. На кружке логотип нефтяной компании и рисунок нефтяной вышки, больше похожей на ветронасос на неуклюжих ногах. Обвешанный проводами ноутбук шумит натужно, выдыхая теплый воздух в бок кружки. От Гокудеры писем нет, только Ямамото отчитывается, что у них все нормально. Похоронили, и даже удалось спровадить гостей. Дом насквозь цветами. Пропах. Прошит. Хибари машинально отмечает ошибки, и они не раздражают вопреки привычке. Если бы Гокудера отошел от него хоть на шаг за десять лет, они бы схоронили Ямамото Такеши и давно забыли. Ямамото Такеши, двадцать шесть, идиотом был бесконечным. Эпитафия Савады: «Мы едины». Поэтому резко поднялся по карьерной лестнице белобрысый. В дверь звонят, и Хибари неохотно запахивает халат, поднимаясь с кресла. На пороге два копа и жизнерадостная овчарка, обслюнявившая окно машины. Они теребят жетоны на поясе, у одного значок со строгим «Шериф» и золотая тесемка на шляпе. Оба в форме песчаного цвета, переминаются с ноги на ногу, Шериф жует жевательную резинку. - Доброе утро, сэр! Неудачник-не-дослужился-до-шерифа прикладывает два пальца к шляпе и запинается. Разрез глаз Кеи иногда мешает начать людям разговор. - Полиция округа, парень. Старпер находится быстро, кивая вместо того, чтобы отдать честь. Их тачка – черно-белая с мигалками и проблесковым маяком, стоящим на приборной панели, словно ламп на крыше было не достаточно. На боку шестиконечная звезда и надпись: «Полиция округа». Парень. - Магазинчик недалеко от вас вчера просигналил о парочке грабителей. В районе одиннадцати. Не слышал выстрелов, а? Хибари отрицательно качает головой, полагая, что этого будет достаточно. Пес в машине не перестает лаять ни на секунду с тех пор, как он открыл дверь. Лай, должно быть, поднял Мукуро. Зачем-то он говорит: - Мы не слышали. Шериф снимает коричневую шляпу, достает из кармана брюк платок. Давно нестираная тряпка с грязными разводами, на краю вышито: «Милая Дженни». Он стирает пот со лба, снова водружая на голову шляпу. Он лыс и стар, а в усах заплутали остатки утреннего сандвича с курицей. Не исключено – вчерашнего. - Так вас тут двое, парень? - Да. Кея с вызовом смотрит на копов. Сука в их тачке не затыкается. Младший гладит кобуру пистолета, выставленную напоказ. Лай собаки обрывается, словно кто-то нажал кнопку на пульте управления. - Нас трое, офицеры. Он выныривает из-за плеча и опирается о косяк двери. Рука Рокудо неестественно выгнута назад. В ней пистолет. - Так рано, а стражи правопорядка уже на ногах. Теперь я буду спать гораздо спокойнее. Копы синхронно разводят руками, а в лопатки Рокудо упирается возведенный курок. Господи, это же тот пистолет, который они вчера отобрали у мексиканки. - Простите, сэр, но дело-то нешуточное. Напали на магазинчик, что держат мексиканцы, вниз по дороге. - Сэр, Эльма… Не-дослужившийся кивает в сторону псины, высунувшей голову в окно машины, как в гипнозе. Старик отмахивается, важно поправляя пряжку ремня с болтающимся жетоном. - Может чего слышали? Там напали два американца, судя по описаниям. И не думал, что мой век настанет, когда парни начнут воевать с этими фахитосами. Вот раньше – дело, для цветных даже толчки отдельные были. У Мукуро – пистолет. У Мукуро в омуте тысяча чертей. Он участливо пожимает плечами. - Погодите офицеры, я спрошу у засранца насчет пальбы. Вечно спит до обеда, проблем с ним. Чемодан полон учебников, а ему хоть бы хны, совсем забросил школу… Ламбо! Из-за лестницы выныривает подросток в пижаме с черными пятнами. Он напоминает большую сонную корову, потирающую огромные зеленые глаза. Кея никогда таких у коров не видел. Бовино, как живой, трет ступней лодыжку, зевает не стесняясь, треплет волосы и умывает лицо без воды, уставившись на Мукуро. Рокудо, как живой, наставляет на Бовино ствол, истаскано улыбаясь. Кее чужды штампы. Он не понимает словесных конструкций: «Его выражение лица говорило об…», «Он состроил гримасу, словно…», «На лбу его залегла сраная морщинка, как будто…». Он только знает, что этой бульварной улыбкой Рокудо его купил в Кокуе, миллион лет до их эры назад. - Ненавижу тебя, гребан… - Ламбо. Рокудо держит пистолет, неестественно сворачивая кисть. Ствол за спиной целится Бовино в горло. - Скажи, пожалуйста, ты слышал выстрелы прошлым вечером, в районе одиннадцати? Напали на магазин мексиканцев, кража – преступление, знаешь ли. Ламбо, как живой, учебники тащили в чемодане, кривит лицо, насупливается. - Я переписывался с девочками из Арканзаса, гандон ты без личной жизни. Рокудо разводит рукой. Во второй – пули в пистолете. Даже Бог не знает, кому они предназначены. Текущая сука в двухцветной машине копов с эмблемой на боку заходится лаем. Шериф поправляет шляпу цвета жженого сахара, засовывая в карман брюк сопливый платок «Милой Дженни». Может быть он – приз зрительских симпатий. Письмо месяца, по версии редакции. Он пишет про сына, стащившего его пистолет из верхнего ящика стола, пока шер спал на потрепанном диване по причине ссоры с женой и бурной пьянки. Может его сын не знал, как обращаться с предохранителем. «Кэрри» извиняется за беспокойство, а щенок в шляпе цвета жженного сахара смотрит насквозь. Он слишком глуп, чтобы понять, что Рокудо не мог слышать, что в магазинчике стреляли и украли брелок с Патриком. Комиссар доволен. Эсперанса видела двоих американцев. Не двоих итальянцев, одного – узкоглазого. Все дело в ебаной толерантности черноглазой Эспи, которая не знает, как по-английски «узкоглазый». И в восставшем из земли Ламбо, конечно. Они прощаются, псина лает. Лай слышится над верхушками сосен, когда машина полиции округа дает по газам. Рокудо запирает дверь. Он достает из-за спины пистолет и разминает затекшую кисть. Ламбо, как живой. Ковыряет в носу, смотрит на Кею и на Рокудо. Переписывался с девчонками из Арканзаса. Его сраная иллюзия прошила сердце старого шерифа нитками похоронного цвета. Ствол у Рокудо без предохранителя и глушителя. Обычный барабан, выторгованный за полтинник у нелегала. Он дышит. И опустошает барабан в тощую грудь. Кровь, блядь, кровь везде. Ламбо неловко хватается за лестничные перила орехового цвета и оставляет темные отпечатки. За грудь – хрен с ним. С него течет, как с надоенной коровы, кроваво-красное забивается в стыки между мраморными плитками в готическом холе. На замерзшем окне замерзшие брызги. Бежевую стену покрывает крупный алый горох, лениво стекающий вниз. Шесть пуль застряли в груди парня. - Знаешь, собаки лучшие друзья. Рокудо задумчиво рассматривает ствол, пока Хибари лихорадочно соображает. Красное подступает к его белым носкам и подошвам ботинок Мукуро. Кея так и не научился носить обувь в доме. - Но если бы они оставили ищейку здесь, она бы просто начала лакать кровь. Кровь, блядь, которая везде. На кухонных полотенцах в смежной комнате, разделенной аркой, кровь. Прямо на оперении уточки с выводком. На диване из итальянской белой кожи, что в гостиной, отделенной от холла аркой – кровь. Деревянная дверь со свинцовой обивкой с обратной стороны украшена алым. Ламбо делает вздох сквозь легкие с шестью дырами. И умирает. Теперь Кея знает, для кого были предназначены пули. Губы Мукуро сжаты в тонкую кривую нить. Он протирает пистолет подолом футболки, свисающей с ключиц. - Он без глушителя. В Италию? Ты знаешь, в твоей комнате на тумбе была газета. Каваллоне что, мертв? Хибари сглатывает и отступает на шаг назад, чтобы кровавое не коснулось его кипельно-белых носков. - Да. - Восхитительно. Кея продолжает: - Но статья о Саваде Цунаеши. Рокудо кривится, как совсем недавно Ламбо перед копами. - Ойя. *** Чемоданы и аппаратуру, через которую Гокудера Хаято не мог не слышать выстрелы и жалкий голос Бовино, они собирают за полчаса. Рокудо короткими движениями раскладывает вещи по чемодану, пластиковый контейнер с остатками таблеток кладет в дорожную сумку. В ванной он всматривается в зеркало с этническими узорами по раме. Трогает щеку с налившимся черным синяком. Включает ряд голых лампочек над зеркалом. Кея отводит глаза. Они в «ривьере» с серебристой полоской на боку, он пытается отнять разряженный пистолет, в гостиной надрывается телевизор. Из стареньких динамиков: «Итак! Мертв ли Дино Каваллоне?». Дуло упирается Мукуро в щеку. - Мы подрались? Взгляд Кея отводит. - Я ударил тебя. Нечаянно. Извини. - И я не задушил тебя голыми руками? Не превратил твою жизнь в ад? Кея расстегивает пуговицу на вороте рубашки, демонстрируя следы от впившихся в кожу ногтей. - Ты пытался. Рокудо берет у него ключ зажигания, аккуратно обходит Ламбо, остывающего в луже собственной крови. Мертвый подросток выглядит нелепой деталью интерьера, которую педантичные хозяева забыли убрать перед приходом гостей, чтобы не смущать публику. Он умер, наконец. Спустя полгода с момента, когда в него стреляли. Итак! Мертв ли Ламбо Бовино? Правильный ответ: чертовски мертв. Рокудо за рулем, одновременно срезает ценник с дужки очков балисонгом. Они едут в старом «бьюике», оставив дом с остывающим трупом незапертым. Дверь открыта нараспашку, шкафы на кухне, ящики тумбочек в спальнях – все в беспорядке, словно они спешно покидали коттедж, кого-нибудь убив. «Ривьера» ровно бежит по узкой дороге, разделенной желтой пунктирной линией. Мимо проносятся аккуратные дома, запутавшиеся в проводах, как в рождественских гирляндах. В католических странах скоро праздник. Когда кончается частокол построенных вплотную друг к другу домов, изредка возникают старые особняки, скрытые за ветками сосен. После леса окна «бьюика» с любопытством разглядывает замерзшее кукурузное поле. Поломанные стебли, вкопанные в снег, нелепо торчат, сливаясь в длинные дорожки до горизонта. Они подъезжают к рекламному щиту, рядом с которым оледеневший ветряной насос лениво вращает лопасти под порывами ветра. Он похож на большую неуклюжую ромашку с железными лепестками на мутировавшем стебле.(6) Рокудо тормозит и дергает облупившуюся ручку дверцы. Кондиционер сломался и она вмерзла в черный пластик. Он выходит, а у Хибари на шее вспухают царапины от его ногтей. Рокудо останавливается у кромки поля, а потом идет дальше. Кея сначала не понимает, а потом видит сквозь пар, вырывающийся изо рта Рокудо. Он черпает таблетки из аптечного контейнера, сея их в поле. Лоразепам. Галоперидол. Амитриптилин. Диазепам. Валиум, под которым они трахались, как парочка поехавших подростков. Мукуро вытряхивает из контейнера гопантеновую кислоту. Теперь у кукурузы будут гемианоптические галлюцинации. Кислоту он хоронит в снегу, остервенело закапывая белые капсулы. К возвращению Мукуро, Кея уже починил печку, хлопнув три раза по приборной панели крепкой рукой. Он заводит «бьюик». Предлагает позавтракать в каком-нибудь круглосуточном кафе клубными сэндвичами. Потому что у него в животе только рыбий фарш, а им еще нужно вдолбить в голову Гокудере, что теперь «Мы, блядь, едины», это кастинг на хранителя грозы и неба. Как трудно, хранить целое небо. Под ним они проезжают мимо рекламного щита, бумага свисает клочьями, но Кея все же читает: «Кукурузное королевство Джо Корна – бакалейные поставки по всему миру!». Центральный офис расположен в Белфасте, штат Мэн, США. В круглосуточном у Кеи окажется кружка с подтеками кофе и два билета до Рима. ____________________________________________________________________________________ Город, куда отправились Кея и Рокудо http://cs621228.vk.me/v621228415/b60/0Vmp4Uc_RlE.jpg 1. "Бьюик ривьера" http://cs621228.vk.me/v621228415/b6a/u4V1tBPgKn0.jpg 2. Выдуманный журнал семейной психологии 3. Щит, мимо которого проезжают герои http://cs621228.vk.me/v621228415/b74/eZ0Y5xWQOTM.jpg 4. Коттедж, в котором живут Рокудо и Хибари http://cs621228.vk.me/v621228415/b7d/Qm4mYHDEV_w.jpg 5. Реальная коллекция и реальный Рон Худ http://cs621228.vk.me/v621228415/b85/6GO8ON8hEpc.jpg 6. Ветряной насос http://cs621228.vk.me/v621228415/b8c/j7g74Laa0EM.jpg