Mrs. Robinson

      Я не знаю, почему все мои "друзья" учатся в Академии Искусств. Я просто понятия не имею. Безусловно, каждый из них обладает определенным талантом в области творчества, но каждый из них еще и силен в других областях. Жак который год профессионально играет в футбол, Робин — неподражаемый историк, Джейсон весьма легко смог бы экстерном сдать выпускные экзамены на физическом факультете, а Лолита же обладала поразительными вокальными данными. Они все умели еще что-то. Я не знаю, почему все мои "друзья" учатся в Академии Искусств. Не знаю и знать не хочу.       Ранее я всегда представлял людей искусства как нечто возвышенное, особенное, утонченное, с легким оттенком Парижа и этой непередаваемой легкостью. Я представлял художников как элегантно одетых парней и девушек, сидящих на бульварах с этюдниками и рисующие очередной свой шедевр, ставя подпись в нижнем правом углу. Я видел их необычными, с этими эксцентричными выходками и странностями. Я думал, что у них в квартире кавардак. Жак, Джейсон, Робин и Лолита ломали мое представление об этом, все эти глупые стереотипы. А Джерард же только укреплял их. Он делал мои убеждения прочнее, приглашая меня сегодня к нему в пять часов после полудня.       Я пришел домой и сел на диван, на котором я провел всю ночь. Я посмотрел на старые часы, маятник которых всё так же ходил из стороны в стороны. Они показывали 3:54 после полудня. Я взглянул на мирно спящий телевизор, обратил внимание на пыль, легко парящую в воздухе, на пустые рамки для фотографий и темные пятна на стенах, на тетино пальто, которое она просто-напросто забыла надеть, на ряд обуви, стоящий на полу, на лестницу. Мысленно я оказался на своем подоконнике, я мысленно сидел на нем под пледом и ждал еще час. Я мысленно глядел в окно или же читал книгу. Но в реальности я просто резко встал и вышел за дверь.       В реальности я пересек наш двор, перешел дорогу, распахнул калитку у дома Фарфоровой Куклы, быстро прошел по аккуратной дорожке, быстро поднялся по ступенькам и громко, отрывисто постучал.       Я снова зацепился взглядом за удивительную аккуратность его сада. Она поражала и словно зазывала остаться здесь, постоять, разглядеть все это повнимательнее и попытаться найти хоть какие-нибудь недостатки и недочеты. Всё равно не получится.       Я вновь нетерпеливо постучал, нервно теребя свою рубашку пальцами другой руки. Я стучал и стучал, а затем решил сделать как вчера, просто открыть дверь и войти, вновь застать его, щупающего какую-то девушку на диване, вновь отведать этого чая и подвергнуться странным расспросам, но... Дверь была заперта.       Я стучал и стучал, я звонил, я сел на крыльцо и закурил, глядя на словно мертвую улицу, по которой редко проезжали машины. Я подпер голову рукой, закрывая глаза и вздыхая, рассматривая все возможные варианты дальнейшего развития событий. Все, но только не тот, что произошел на самом деле.       Я сидел целую вечность, если быть точнее, то где-то 20 минут, пока дверь не приоткрылась и из щели между ней и дверными проемом не высунулось бледное лицо со впалыми щеками. — Фрэнк? - хриплым голос вопросил он, но затем откашлялся. — Фрэнк? - снова задал он вопрос. — Да, - я повернулся и жутко пожалел о том, что сделал это и о том, что пришел раньше.       Я видел не вчерашнего красивого надменного Джерарда. Я видел не прелесть черт его лица, не шикарный объем волос, не аккуратность изысканной одежды. Я видел нечто иное, нечто контрастирующее и полностью противоположное. Я видел лицо со впалыми щеками, некрасивые темные волосы, повисшие отдельными прядями, я видел темные, темные круги под его глазами, я видел грязную, заляпанную майку огромного размера, я видел человека, которому было лет тридцать или даже больше. Уставшего и, вероятно, даже больного раком. — Проходи, - Джерард любезно распахнул дверь, приглашая меня в свой маленький мир, ограниченный лишь кирпичными стенами. — Куда мне идти? - я остановился в коридоре, топчась на месте и переминаясь с ноги на ногу. — Куда хочешь, - пожала Кукла плечами. Я подумал о его спальне, но всё же отправился в гостиную. Он — за мной.       Я сел на диван, а он — рядом. Джерард долго смотрел на меня. Он что-то искал. Я долго смотрел на него. Я что-то находил. Я находил ссутулившиеся плечи, тонкие руки, интересный принт на огромной майке, угольно-черные волосы и цветную прядь, худую шею и поразительно ярко сияющие глаза. Это были глаза Джерарда, которого я видел вчера. Озорной взгляд человека, который живет так, словно играет в карты на деньги. — Сегодня я сделаю для тебя улун, - сообщил он после нескольких минут молчания. — А затем мы поговорим. — Хорошо, - кивнул я. — Ты слишком быстро соглашаешься, - укоризненно покачал головой парень, а затем встал и вышел из этой гостиной. Студии. Я понятия не имею, что это.       Я сидел и разглядывал странный интерьер. Я смотрел на причудливые занавески, что были порваны местами. Некоторые из них были более плотными, они не пропускали лучи ласкового солнца. Так что здесь, в этом помещении, свет был приглушенным. Я смотрел на старое разукрашенное пианино, на три разных стола, на которых были лишь банки с кисточками и горы тюбиков красок. Я приходил в восторг от от рядов деревянных полок, что были заставлены книгами. Мне так нравились рандомно расставленные скамьи с облупившейся краской. А особенно завораживающими были портреты людей, что без рамок висели на одной из стен. Большие и маленькие холсты, они находились так близко друг к другу, что между ними не оставалось пространства, что казалось, будто это и есть сама стена, обои.       И мне нравился камин. Я говорил о том, что он был великолепно мраморный, изящный, такой красивый. Но больше всего во всей этой комнате выделялись стоящие на нем три серые вазы. Они были настолько просты, настолько грубы в своих чертах, что их невозможно было не заметить. Я встал и подошел к ним, меня влекло туда безрассудное любопытство, меня влек интерес.       И вот тогда, когда я кончиками пальцев коснулся одной из ваз, ощутил её шероховатую поверхность, я услышал голос Джерарда: — Не трогай их, s'il vous plaît, - Кукла передвигалась, словно кошка: быстро, незаметно и так неслышно. — Jamais. — Bien, - ответил я в тон ему одним из тех немногих французских слов, что я знал. — Parlez-vous français? - недоверчиво вскинул брови Джерард. — Non, - улыбнулся я. — А жаль, - он подошел к окну, медленно отодвигая штору, впуская сюда тонкий солнечный луч, что становится все больше и больше, ярче и ярче. Комната уже вся была озарена, блики света играли на стеклянных банках и в его глазах. По сути, сами его глаза были одним сплошным светом. Его глаза светились еще несколько секунд, несколько мгновений, пока он не разжал кулаки, пока он не отпустил занавески, вновь закрывшие окна. — La mélancolie éternelle, - устало произнес он. — Прошу прощения? - переспросил я. — Бесконечная, вечная меланхолия, - объяснил он. — Французский язык поразителен, mon ami. Он необычен по своему звучанию, по правописанию слов, а самое большое его отличие от всего в этом мире — эта великолепная французская интонация. Такая легкая, нежная, она чем-то напоминает весну. Вероятно, своей необычайной живостью и быстротой журчащих ручьев, что складываются в слова, что складываются в предложения, что складываются в великолепные произведения искусства. Ведь все, что сказано по-французски, есть произведение искусства, настоящий Ренессанс или же Авангард, - он мечтательно прикрыл глаза, продолжая самозабвенно говорить. — Такое же искусство — люди, живущие там. Они изысканны и утонченны, они все поголовно лицемерны, при этом имея прекрасное сердце. Они, в большинстве своем, обладают идеальной фигурой, а каждый дневной прием пищи они почти всегда распивают одну бутылку вина. Среди французов очень мало алкоголиков, Фрэнк. У них есть культура питья спиртных напитков. Они выпивают, но не напиваются, - он сел рядом со мной. — И, о, mon cher, ты отдашь этому городу свое сердце и душу, побывав там однажды. Ты потеряешься там в вечных потоках туристов, ты потеряешься в центре города, потому что все здешние достопримечательности увлекут тебя своей захватывающей историей. И пока гид будет рассказывать тебе какую-то чушь, ты будешь любоваться Парижем и внимать историям древних стен. Ты полюбишь и грязные маленькие улочки, что скрыты за прекрасными фасадами величественных зданий. У тебя будет кружиться голова от разнообразия всех возможных кафе и ресторанов, а местное шампанское заставит себя почувствовать так, будто ты глотаешь звезды. Так вкусно, так волшебно и так слегка покалывающе, - он остановил свое повествование, резко распахнул глаза и взглянул на меня. — Что-то не так? - спросил я. — Ах, Фрэнк, пошло оно все к чёрту! Ты никогда не станешь художником, я это уже вижу. Поэтому мы будем учить французский! — Что? - я открыл рот в удивлении. — А что не так? Думаю, своими речами я явно смог тебя заинтересовать, - сказал он. И был прав. — Мне всегда говорили, что с моим даром красиво говорить я смогу продать все, что угодно. Как жаль, что я художник, а не один из этих людей, что ходят по квартирам и пытаются впарить всем новый супер-пылесос, который убирает весь дом, забирает детей из школы, спасает несчастный брак и делает превосходный минет. — Что?! — Это была шутка. Шутка, Фрэнк. Не беспокойся, - Джерард встал на цыпочки, доставая с полки какую-то книгу. Как оказалось, это был самоучитель по французскому языку. Ах, черт. — А насчет изучения французского ты был серьезен? — Безусловно! - воскликнул он, вновь плюхаясь на диван и открывая книгу на первой странице. — И так, французский алфавит выглядит так же, как и английский, только буквы произносятся по-иному. А, Бэ, Сэ, Дэ, Е, Эф, Жэ, Аш, И, Жи, Ка, Эль, Эм, Эн, О, Пэ, Ку, Эр, Эс, Тэ, У, Вэ, Дубльвэ, Икс, Игрэк, Зэт. Здесь все достаточно просто, - он перевернул страницу. — Сложная часть — то, как читать буквы и слова. Ранее все сочетания букв вроде "eau" читались именно как "eau". Но затем, когда языки стали резко и быстро меняться, французский остался на месте, много что оставив так, как было. В основном, лишь сочетания букв стали читать по-другому, - он с увлечением говорил об этом, совершенно, казалось бы, забыв обо мне. — Ударение здесь всегда ставится на последний слог. Всегда. И... Фрэнк, ты случаешь меня? - он все-таки перевел на меня взгляд. — Да, конечно, - я не смог подавить зевок. — Моя хорошая знакомая всегда говорила, что главное для человека — мотивация. Фрэнк, тебя никогда и никто ничем не мотивировал. Тебе 18 лет и ты нигде не учишься и нигде не работаешь. Я не хочу унизить тебя, но, черт, ты не находишь это жалким? Тебе нужно делать что-то. Ты не сможешь быть художником. Очень жаль, что я не заметил этого вчера и предложил тебе свою помощь в поступлении. Конечно, мы можем попробовать рисовать, но из этого не выйдет ничего путного, я тебе обещаю. Мотивация, Фрэнк. Французский язык есть искусство. Франкоговорящих людей много куда берут. Чем я могу тебя мотивировать? - совершенно серьезно вопросил он, глядя на меня. Джерард нахмурился, а я заметил не его сдвинутые брови, а мешки под его глазами. Я рассматривал его красивые скулы, его нос, его потрескавшиеся губы, его бледную, тонкую, словно бумажную кожу. Я вновь разглядывал и думал, о чем я могу его попросить. Фарфоровая Кукла задалась искренней целью помочь мне в чем-то, да еще и спрашивала, что она может сделать для меня такого, чтобы я хотел учиться. И я понимал, как грубо, невежливо будет с моей стороны будет его еще о чем-то просить. Как это некрасиво и глупо. Как это бесчестно. И... — Целуй меня каждый раз, когда я делаю что-то правильно.