If this room was burning

Тем же днем Луи, сидя в своем офисе, корпел над концепцией новой рекламной компании для производителей дорогих йогуртов для всей семьи. Йогурты, впрочем, никак не желали его вдохновлять, да и думы были совсем не о работе. Он смутно помнил тот момент, когда впервые увидел Гарри Стайлса. Был февраль, и мамина подруга, живущая «напротив и два дома вправо», принесла к ним какой-то непонятный кряхтящий батон, завернутый в ворох одеял. Семилетний Луи не проявил к младенцу никакого интереса, хотя мама и говорила, что скоро у него самого появится такая же маленькая сестра или брат. В любом случае, тогда ему гораздо интереснее было дергать соседских девчонок за жидкие хвостики. Годы шли, и Луи обращал на Гарри ровно столько внимания, сколько дети обращают на малышню, живущую по соседству. Большеглазый малыш был шумным и веселым, но у Лу были свои взрослые друзья, а Джоанна, не желая ничего навязывать сыну, не заставляла его дружить с Гарри, понимая, что двенадцатилетнему мальчику компания пятилетки попросту неинтересна. Когда Луи было шестнадцать, он уехал в Лондон для поступления в колледж, забыв о соседях на веселые несколько лет. Судьба снова свела их три с половиной года назад, когда Лу, уже окончивший университет, столкнулся с пост-выпускным кризисом. Осень и наступившая зима не принесли ему ничего, кроме разочарования в работе и самом себе, поэтому, решив сбежать от суеты мегаполиса, он направился в родную провинцию, чтобы с семьей отпраздновать одновременно Рождество и двадцать третий день рождения. Естественно, за праздничным столом собралась добрая половина соседей, была среди них и мамина подруга, пришедшая с сыном и новым мужем. Лу сразу узнал Гарри, ведь его огромные зеленые глаза нельзя было спутать ни с чьими другими. Вместе с новостями об успехах Лотти в школе до него изредка долетала какая-то информация и о Гарри - ее однокласснике. Вроде бы, он хорошо учился, но звезд с неба не хватал, друзей особо не имел, больше времени проводя с сестрой, пока та не уехала на учебу во Францию. Занятый практически весь ужин тем, что мысленно жалел самого себя, Луи упустил момент, как согласился в рождественские каникулы помочь Гарри подтянуть его французский. Оказавшись в первый раз наедине с пятнадцатилетним мальчиком, которого помнил еще младенцем, Луи растерялся. Гарри напоминал молодого неловкого оленя: уронил лампу, ткнул себя ручкой в глаз и никак не мог правильно произнести носовые звуки. Его грассирование хромало на обе ноги, и Лу удивлялся, как он вообще пробирается через курс французского. Но вместе с этим Гарри открыто улыбался, травил глупые, но уморительные шутки, и, главное, отвлек Лу от собственных, в чем-то, возможно, надуманных проблем. В новогоднюю ночь они сидели в доме Гарри и смотрели «Эта замечательная жизнь». Луи сам не заметил, как стал приезжать домой из Лондона на каждые выходные. Ни о каком романе и речи ни шло – он все еще помогал Гарри с французским, одновременно консультируя его о лондонских колледжах. Но, чего таить, большую часть времени они просто валялись в чьей-либо спальне, болтая, казалось, обо всем на свете. Все переменилось, когда Луи в очередной раз приехал в Донкастер в начале февраля. Гарри, которому лишь пару дней назад исполнилось шестнадцать, вызвал его на «серьезный разговор». В ходе которого, краснея и запинаясь, признался, что вот уже месяц, как он дико хочет Лу поцеловать и, если тот разрешит, это будет лучшим подарком на прошедший день рождения. Сам не понимая почему, Томлинсон согласился, подарив Гарри, как потом оказалось, его первый поцелуй. Больше мальчик ничего не требовал. Радуя глаз заалевшими щеками, он продолжил свою борьбу с неправильными глаголами. А Луи, смотря мимо учебника французского, лихорадочно думал-думал-думал. Когда Гарри закончил учебный год, Лу забрал его с собой в Лондон. Он не мог четко обозначить момент, когда он понял, что хочет быть с Гарри, что он любит Гарри. Наверное, это произошло где-то в раннем апреле, когда они, запершись в старой спальне Лу, долго целовались, а его ладони сами скользнули на обтянутые джинсами ягодицы. Гарри вспыхнул в его руках, как факел. Но Лу не собирался заставлять юношу делать что-то, чего тот не хотел. Гарри даже не пришлось говорить ему «нет» в тот вечер. На два правильных вопроса – «все в порядке?» и «ты хочешь остановиться?» - он ответил «да». Остаток вечера они просто провели в обнимку, слушая музыку и смотря старые клипы на «ютубе». Ночевать Гарри, конечно же, ушел к себе домой, а Лу провозился полночи без сна, к утру уже приняв судьбоносное решение. Не было ни единого шанса, что он позволит Гарри оставаться в Донкастере, когда перед ним мог пасть весь Лондон. Мама и отчим Гарри, услышав об этих планах в середине мая, лишь попросили их поподробнее рассказать о том, как они собираются налаживать быт, и в какой колледж Гарри будет поступать. Ведь то, что происходит между молодыми людьми, от их родителей укрыться не могло. Стоило Гарри переступить порог его квартиры, как жизнь заиграла новыми красками. В лето и Лондон они вступили, когда их отношениям исполнилось уже пять месяцев. И хотя союз до сих пор не был консумирован, Луи чувствовал, будто ходит по облакам – настолько легко ему было рядом с большеглазым шестнадцатилетним юношей. Чем ближе он узнавал Гарри, его характер, его мечты и цели, тем больше понимал – с таким человеком он бы мог построить свое будущее. А то, что его родственная душа оказалась на семь лет младше – всего лишь ни капли не мешающий им факт. Когда Луи вспоминал их первый секс, ему всегда казалось, что этот опыт был катастрофой. Он до сих пор не совсем понимал, как Гарри после подпустил его к себе во второй, а потом и в третий раз. Семь месяцев они не позволяли себе ничего «тяжелее» сначала поцелуев и взаимной мастурбации, а затем - оральных ласк. И когда, наконец, Гарри решился на этот шаг, Лу почувствовал такой груз ответственности, что сам в итоге все и запорол. Полночи он лежал, костеря себя самыми последними словами и крепко обнимая отревевшегося и едва отошедшего от боли Гарри. Хотя Луи казалось, что тот больше попросту разочарован. Их путь к гармонии в постели растянулся на несколько месяцев, но в итоге, притеревшись друг к другу, они нашли тот идеальный сексуальный ритм, который подходил им обоим. Гарри куда больше удовольствия получал от пальцев Лу, нежели от его члена, и Томлинсон не настаивал на частой пенетрации. Луи, в свою очередь, любил минет, и это искусство Гарри довел почти до совершенства. В итоге частые фиаско и долгие поиски себя в спальне их нисколько не оттолкнули друг от друга, ведь к гармонии в повседневной жизни они пришли куда быстрее. Но, наверное, куда более тяжелым был отнюдь не путь к сексуальному балансу. Природная неловкость, неумение быстро налаживать отношения со сверстниками и вечное витание в облаках привели к тому, что в раннем подростковом возрасте Гарри замотался в кокон из комплексов, которые полезли наружу, стоило начаться их отношениям. До этого свободно ощущавший себя в компании Лу, Гарри принялся давить в себе все то, что Луи в нем так привлекло. Количество шуток резко сократилось, и Томлинсон в итоге сам тянул их из мальчика, пока тот не ощутил себя достаточно уверенно, чтобы продолжить хохмить и не чувствовать себя при этом глупо. Гарри запрещал Луи смотреть на себя снизу вверх, потому что у него «самые большие ноздри в мире». И Лу пришлось, повалив Гарри на кровать, добрых полчаса зацеловывать сопливый мартовский нос, показывая, как тот на самом деле ему нравится. Он снимал с него комплексы и юношескую стеснительность слой за слоем, пока не добрался таки до открытого, уверенного в себе Гарри, который, едва вырвавшись из кокона, больше не стеснялся своей яркой индивидуальности. И хотя до сих пор в Гарри порой проглядывались черты и привычки скромного мальчика из Донкастера, вряд ли кто-то, кроме самых близких ему людей, был в состоянии это заметить. Луи нравилась их история. Гарри не врывался в его жизнь, как это описывали в книгах. Но он дважды вошел в нее. В первый – его занесли, во второй – он неуклюже протопал навстречу Лу, снеся по дороге лампу. И иногда Луи даже думал о том, как через десяток лет будет рассказывать детям сказку - как их папы встретились, когда одному из них было всего шесть дней от роду. Поэтому события этого утра, метеором влетевшие в идеальную картину его мира и разбившие почти впаявшиеся в кожу розовые очки, Луи значительно подкосили. Мозг подсказывал ему, что проблему нельзя игнорировать – Гарри будет долго копаться в себе, пытаясь выдрать с корнем эту дилемму, и в итоге может вновь замкнуться, объявив себя виноватым. Нет, ситуацию нужно было как-то разруливать, но пока что в голову Лу не приходило ни одной путной идеи. Очнулся он лишь в тот момент, когда понял, что в своих набросках послал потребителей дорогих йогуртов в пешее эротическое путешествие. Несколько дней прошли в подчеркнуто вежливом напряжении. И хотя Гарри изо всех сил старался угодить Лу, а тот ради Гарри же изо всех сил пытался делать вид, что все в порядке, провалились в итоге оба. Очередной разговор, в котором они попытались разобраться в проблеме и найти устраивающее обоих решение, превратился в откровенную катастрофу в тот момент, когда Луи горько предложил Гарри право на измену, за что получил полные обиды глаза и прилетевший в лоб карандаш. Под рукой у Гарри была еще и массивная миска для поп-корна, но, конечно же, он слишком любил Лу, чтобы пустить в ход именно этот девайс. В итоге они сошлись во мнении, что возможность для Гарри заняться сексом с другим мужчиной – это приемлемый вариант. Хотя Луи был уверен, что с ним согласились лишь для того, чтобы побыстрее прекратить все эти разговоры. Для Гарри он был первым и единственным, и Стайлс не раз говорил, что не может представить себя с кем-то другим. Фиаско с навязчивыми снами, которые приходили теперь к нему каждую ночь, настолько выбило его из колеи, что он вяло согласился с идеей Лу о сексе с каким-то третьим лицом. Луи даже придумал условие – непременное собственное присутствие при всем процессе. Но что-то подсказывало ему – до реализации плана они не дойдут, несмотря на то, что Гарри буквально чах на глазах, явно выгрызая себя изнутри сотней сомнений, которыми он отказывался делиться. Что-то нужно было делать, и делать срочно. Вот только подпускать случайного человека к своему Гарри Лу совсем не хотелось. Возможность решить все его проблемы свалилась на Луи крайне неожиданно, и он не уверен был, чьи это происки – судьбы или сатаны. Но совершенно случайно встретив по работе Лиама Пейна, Томлинсон сразу решил, что идея, сформировавшаяся у него в голове – идеальный вариант. Лиам был не только его сокурсником, но и бывшим бойфрендом. Вместе они провели почти полтора года, далекоидущих совместных планов не строили, а просто наслаждались моментом. Затем Лиам отбыл на недолгую учебу в Германию, после – в Америку, и в итоге они потеряли связь, каждый занимаясь своей жизнью. Случайная встреча с Лиамом и совместный ланч всколыхнули в Лу старые воспоминания. Пейн был хорош. Причем как в постели, так и за пределами оной. Луи даже не мог сказать, по кому скучал больше (конечно же, до момента встречи с Гарри) – по Лиаму-другу или Лиаму-любовнику. Кроме того, Пейн уже через неделю возвращался в Штаты, а значит, он бы не стал невольной помехой между Гарри и Лу. Не краснея и не сбиваясь, прямо за первым за четыре года совместным ланчем, Луи рассказал Лиаму о мучавшей его дилемме и тут же предложил решение.