Феникс

Я НЕЯСНО ОЩУЩАЮ КАК ПОДНИМАЕТСЯ И ОПУСКАЕТСЯ МОЯ ГРУДНАЯ КЛЕТКА. КАЖДЫЙ ВЗДОХ СОПРОВОЖДАЕТСЯ РЕЗКОЙ БОЛЬЮ В ГОРЛЕ. КАК БУДТО ПРИ КАЖДОМ ПОТОКЕ ВОЗДУХА ВНУТРИ ПРОВОДЯТ НАЖДАЧНОЙ БУМАГОЙ. НЕПРИЯТНАЯ БОЛЬ. НО УДИВЛЯЛО МЕНЯ НЕ ЭТО. А ТОТ ФАКТ, ЧТО Я ДЫШУ! Я ВЕДЬ ДОЛЖНА БЫЛА УМЕРЕТЬ? ИЛИ НЕТ? Я ЖЕ ТОНУЛА? ИЛИ МНЕ ЭТО ТОЛЬКО ПРИСНИЛОСЬ? ТОГДА ОТКУДА ЭТА БОЛЬ? КО МНЕ ПОСТЕПЕННО ВОЗВРАЩАЛАСЬ ЧУВСТВИТЕЛЬНОСТЬ. И УЖЕ ЧЕРЕЗ МИНУТУ-ДВЕ Я МОГЛА ОЩУТИТЬ КОНЧИКИ СВОИХ ПАЛЬЦЕВ. ВСЁ ТЕЛО БЫЛО НАПОЛНЕНО ТЯЖЕСТЬЮ, КАК БУДТО ПОКА Я СПАЛА МОЮ КРОВЬ ЗАМЕНИЛИ СВИНЦОМ. ЭТО СЛЕГКА ПУГАЛО. А ЕЩЁ ПУГАЛО ПОЛНОЕ ОТСУТСТВИЕ ПОСТОРОННИХ ЗВУКОВ. Я уже не спала, а просто лежала с закрытыми глазами и пыталась утихомирить бешеное биение сердца. Учащенное дыхание тоже пришлось приводить в норму. Сердце всё ещё колотилось с пугающей скоростью, когда я решилась открыть глаза. Темнота. И только звёзды выделяются на безлунном ночном небе. Я заворожено смотрю на них через раскрытое окно. Ветра нет. Это можно понять по спокойности лёгких, почти невесомых занавесок. Вся комната наполнена свежим ночным воздухом. Я глубоко вдыхаю. В горле разгорелась новая боль. Обычно ночной воздух проясняет мысли, но сейчас мне вдруг захотелось спать. Я закрыла глаза и попыталась провалиться в забвение, но получилось это не сразу. Я ещё долго-долго лежала и не думала. В голове было пусто, ни одной мысли за которую я могла бы ухватиться. Они разбегались как тараканы от яркого света. Я хотела подумать о тараканах и их панической боязни солнца, но и эта мысль ушла. Я пыталась дышать как можно размереннее, потому что от частых вдохов горло саднило. И на удивление быстро заснула, сосредоточившись на том что бы ни сбивать ритма дыхания. *** По крыше нашего дома колотит дождь, а за окном шумит гроза. Я лежу на нашем с Прим матрасе. Она рядом. Я прижимаю её к себе. Мама сидит на краю кровати и гладит меня по щеке. Так же нежно, как и когда с нами был папа. Обычно я не позволяю ей такого, не хочу, что бы она знала, как мне не хватает её ласки. Голова раскалывается, и все мышцы затекли от долгого сна. Интересно сколько уже времени? Надо вставать и бежать в лес. Гейл, наверное, заждался. Гейл. Сегодня день рождение Рори, и я обещала поохотиться и прособирать травы в лесу с самого утра. Для того что бы купить ему хороший подарок. Надо поскорее просыпаться и бежать в лес. Но вставать не хочется. Я зажмуриваюсь от удовольствия, пытаясь насладится остатками сна. Я слышу голос мамы: - Китнисс? Китнисс ты меня слышишь? – голос явно мамин и я открываю глаза, поддаюсь желанию обнять её и поцеловать. На меня смотрят голубые-голубые глаза. Но они не мамины… Я перевожу взгляд на руку на моих волосах. Рука отстраняется. В воздухе витает запах хлеба и укропа. А ещё сыра. Так дома у нас ни пахло никогда. Я смотрю на человека сидящего на кровати. Смотрю на него не мигая. В глазах у него появляются оттенки сомнения и боли. - Китнисс, ты меня узнаешь? – голос такой знакомый и приятный. Родной. Как бальзам на сердце. Я осторожно киваю. Мужчина выдыхает и придвигается поближе. Я не отстраняюсь как раньше. Не боюсь. Он обнимает меня за плечи, прижимает к себе. Я обхватываю его за талию и мы сидим так минуту, не больше. Потом я отстраняюсь и хмурюсь: - Ну всё хватит на сегодня. – он улыбается. - Вот теперь я тебя узнаю Китнисс! – он смеётся. Смех у него тоже просто превосходный. Знакомый. Родной. Мой. Я смотрю на свои руки. Их покрывает сетка тонких шрамов. На безымянном пальце кольцо. Совершенно обычное. На нем нет бриллиантов или других камней. Простенькое золотое колечко, но я знаю что если его снять на внутренней стороне можно будет прочитать надпись. «Я буду с тобой всегда» Я не стала снимать кольцо. Я просто подняла голову и посмотрела на Пита. Он опустился на колени рядом с кроватью и взял меня за руки. - Китнисс, ты хоть знаешь как заставила меня волноваться? – он поцеловал мне руку едва ощутимым касанием губ. Я улыбнулась: - Что вчера произошло? И почему у меня руки в таком состоянии? – я села поудобнее, облокотившись на подушку. - А ты не помнишь? – озадаченно спросил Пит. Я хотела помотать головой, но за место этого сказала: - Прости меня, Пит! - За что? – с улыбкой в голосе удивляется Пит. Мне понадобилась долгая минута, что бы собраться с мыслями, расставить их по порядку и выстроить предложение. - За вчера – я помедлила и не поднимая взгляда продолжила, - и вообще за всё Пит явно в замешательстве, он немного обдумывает услышанное, а потом отвечает: - Это я должен просить у тебя прощения, Китнисс! – он сказал это с такой интонацией, как будто перед этим я сказала чушь и что это так очевидно, что не я а он должен извиняться. Я в недоумении уставилась на него, что за чепуху он несет?! Пит правильно истолковал моё выражение лица и начал объясняться: - Мне не стоило позволять Хеймитчу говорить вот так, - он помедлил, - в открытую. Надо было как-нибудь постепенно тебе об этом сказать и… Он не успевает договорить потому что я резко вырываюсь из его объятий и зло сверкая глазами почти кричу: - Я себя нормально чувствую! Со мной всё в порядке! Я уже достаточно взрослая, что бы иметь право на правду! Ты всё должен был рассказать, как только узнал! - Да, ты права Китнисс. Я должен был тебе всё рассказать ещё неделю назад, но я всё оттягивал. Пытался выбрать момент, а получилось только хуже. – Он обессилено опускает руки по швам. Зачем Пит просил у меня прощения?! Ведь это я постоянно заставляю его нервничать и переживать, когда со мной что-нибудь случается. Но он слишком сильно любит меня, что бы обижаться на меня. Я выдохнула. Отметила про себя, что горло болит уже меньше. Пытаюсь развеять эту нагнетающую тишину: - Ну и сколько же я спала? – я улыбаюсь. Пит поднимает голову: - Сейчас час дня. О, чёрт! - Кошмар! – я вылезаю из кровати. – Нам же ещё вещи надо собрать и… и.. И ещё просто кучу дел переделать! Пит встает и улыбается: - Ну тогда пошли. – я киваю и мы идем вниз, искать сумки. Про кучу-кучу дел я явно преувеличила. Нам нужно было только собрать вещи, прибраться в доме и предупредить доставщиков молока, что нас некоторое время не будет. А потом… Потом мы просто могли немного побыть вдвоем и подумать над всем этим. Хотя если честно, думать мне о предстоящей поездке в Капитолий мне хотелось меньше всего. Мы начали с уборки дома. Когда дом такой большой как дома в деревне победителей (где собственно мы и живём), уборка требует больше времени и сил чем предполагается. А у нас ещё и сад вокруг дома есть! Раньше мы просто распределяли комнаты между собой, а потом встречались в саду и вместе ухаживали за примулами. Это прекрасные цветы давшие имя моей сестре. Прим умерла несколько лет назад. Я так и не смогла её защитить. Пыталась, но не достаточно. Имя Прим вытянули на её первой Жатве когда ей было всего 12. Я вызвалась добровольцем на её место. Так я стала трибутом в первый раз. Я победила, точнее сказать мы победили, потому что мы с Питом вернулись вместе, не смотря на главный закон игр: «Победителем может быть только один!». По идее нам следовало становится менторами на следующих год, но сложилось так, что мы снова попали на арену. Меня вытащили с арены. Дистрикты подняли восстание, и я должна была поддержать их. Как символ свободы. Как Сойка Пересмешница. На последних этапах операции, цель которой была убить президента Сноу, мы добрались до центральной площади Капитолия. Там на баррикадах были дети и всех их подорвали помощники президента Коин. Президента Дистрикта – 13. Она метила на место Сноу, но я убила её. А Прим умерла во время этой бомбёжки. Я тоже пострадала и не мало. Медикам Капитолия пришлось создавать мне кожу, так как моя настоящая обгорела. После восстания в Панеме воцарился мир и покой, на столько, на сколько вообще можно назвать разорённую войной страну оплакивающую жертв восстания. Обо всем этом я размышляла, пока мы прибирали гостевые комнаты. Их в доме было две. Комнаты не нуждались в уборке, так как там никто не жил. У нас редко бывали гости. В основном это был Хеймитч, но оставаться у нас на ночь не было смысла. Потому что он мог просто пройти пару метров до своего дома, если был в состоянии. Хеймитч был победителем Пятидесятых Голодных игр. Победителем Квартальной бойни. У него тоже был дом в деревне победителей, может не такой опрятный как у нас с Питом, но всё равно огромный. Хеймитч выпивал. И очень часто. Так он справлялся со своими кошмарами. Последствиями игр на выживание. Меня и Пита они тоже мучили, но мы справлялись с этим другими способами. Пит рисовал, а я охотилась. Сейчас кошмары отступили под эйфорией беременности, но они всё равно есть. Я чувствую их где то глубоко внутри себя и они ждут что бы показаться наружу. Душевую, в которой я чуть не утонула, и саму ванную комнату убрать не удалось. Всё что могли мы с Питом – это убрать остатки осколков и лужи воды. Нам нужен был ремонтник, а пока что эта ванна закрыта для использования. Ничего, на первом этаже есть ещё одна. Плюсы огромного дома. Наша с Питом спальня была не такой чистой как гостевые комнаты, но и не такой разгромленной как ванная. Мы управились с ней тоже достаточно быстро. Ну хорошо, Пит справился с этой комнатой достаточно быстро. Меня хватило лишь на то что бы открыть комод, посмотреть на творившийся там беспорядок, зажмурится и снова закрыть его. А потом я просто ходила по комнате вслед за Питом и делала вид что помогаю ему. Я думаю он уже привык к этому. К тому что я неряха. Но вы сами когда нибудь пробовали прибраться на своей полке с одеждой? А честно, у вас когда нибудь получалось это сделать? Вот – вот. Пит разобрал мои вещи в аккуратные стопки, а потом повернувшись с охапкой грязных вещей поцеловал меня в лоб, улыбнулся и кинув вещи в бельевую корзину пошёл в следующую комнату. Оставив эту блестеть чистотой. Я последовала за ним. Следующая по коридору комнаты была практически полностью переустроена в детскую. Угадайте в первой попытки чья это была идея? В детскую мы не заглядывали, потому что там мы сделать ничего не могли. Там было чисто для комнаты в которой ведётся ремонт. Размеры моего живота напоминали, что ремонт надо бы поскорее закончить. В конце коридора есть две комнаты, одну мы используем для прачечной, а другая… Другая – это личная комната Пита. Зловеще прозвучало, не правда ли? Для меня так оно и есть, ведь в этой комнате Пит рисует и хранит свои творения. Лично я в эту комнату ни ногой. Трусиха. Я до сих пор боюсь его картин. Голодные игры в самых жутких подробностях – это вам не шутки. Но если Питу это помогает справляться с кошмарами, я не против, а только за. У каждого есть свои методы. Очень часто Пит рисует меня или во время наших прогулок в лесу, рисует природу или животных. Это красиво. Я люблю смотреть на него, когда он занят работой. Вот просто люблю и всё. Пит поставил корзину на пол в комнате для стирки и все. Мы вышли. Я еле удержалась от вздоха облегчения или как показывают в фильмах – вытирания пота со лба рукой. Мы спустились по лестнице на первый этаж. Работы здесь было намного больше. Уборку мы начали с кабинета. Когда то, кажется что совершенно в другой жизни мы сидели здесь с Прим и мамой и пили чай с разукрашенным печением Пита. Когда то в этом кабинете сидел сейчас мёртвый президент Панема. Я вздрогнула от воспоминаний. Удушающий запах роз и крови. Я опять глубоко задумалась обо всем. О политике в Панеме. О новом президенте Пэйлор. О том зачем мы ей понадобились. В общем, обо всем. А когда я очнулась, то Пит уже заканчивал с гостиной. Я потянулась и сел на мягкий диван, напротив телевизора. Пит приносит поднос на котором дымится мятный чай и стоит вазочка из хрусталя с печеньем. Я беру в руки чашку и грею внезапно закоченевшие руки. Выбираю самое красивое печенье, расписанное Питом в ручную. Нет, я просто удивляюсь, как у него, получается, делать такую красоту?! Шоколадное печенье с огромной, разноцветной бабочкой наверху. Я как всегда сначала съедаю самое вкусное. А именно глазурь, из которой и сделаны почти все кулинарные шедевры Пита. Отгрызаю крылышко у бабочки и запиваю его большим глотком чая. Пит уже включил телевизор и устроился рядом со мной на диване. Я кладу ему голову на плечо и обращаю свой взгляд на экран телевизора, не выпуская из рук печенье и кружку чая. Сейчас должна начаться первая за два года обязательная для всех программа.