***
В прошлом я жил с матерью, отцом и маленькой сестрой в небольшом доме. Мы знали каждого в деревне, и с большинством отношения были прекрасными – так нас воспитывал дедушка, а затем мать. Знает ли она, что у меня всё-таки были разногласия с некоторыми сверстниками? Она была уверена, что я настолько идеальный… На самом деле всё было не так. Я действительно был послушным, любил работать, помогать, но в то же время с ребятами я закидывал грязью наших «врагов», а потом отмывался в чистом пруде, где обычно стирали белье, иногда воровал на рынке или «разграблял» поле. Так вышло, что я стал правой рукой нашего «вожака» - в частности, здесь были замешаны серьёзные связи – хорошее знакомство ещё с детских времён. Моменты, в которые я чувствовал себя полностью раскованным, были именно моменты, проведенные рядом с ним. Его лицо, смеющееся с удавшейся шутки, задумчивый счастливый взгляд, его печальный огонёк в глазах и непроизвольные движения – всё, что я повторял за ним, пытаясь оказаться не замеченным им за этими действиями. Все эти подражания помогли мне найти интересную девушку, которую родители одобрили. Часы, проведённые с ней под «нашим» деревом, я запоминал с удивительной точностью. Встречи с ней окрыляли меня, и я ни разу не задумался, что что-то со мной не так. Засомневался… Мы отрабатывали на поле – девушки, парни и наши отцы. На закате девчонок отправили по домам, остальные загоняли лошадей в свои стойла, а мы – я и он – добровольцы, остались пересчитать и сложить сено в сарае. Мы работали около часа, разговаривая, смеясь – поэтому я так удивился, когда, в тишине повернувшись за очередной стопкой, увидел замерший взгляд на его лице, устремлённый на меня, чуть приоткрытые в задумчивости губы и пустые руки. Видя его взгляд, мне захотелось закончить работу еще быстрее, убежать от землетрясения в груди. Я подался вперед, намереваясь поменяться с ним местами… Каково же было почувствовать себя прижатым к деревянной мокрой стене, чувствовать чужое дыхание на своей шее, усталость тел, пытаться восстановить сбившееся дыхание, а затем ощутить несдержанный поцелуй и ответить на него? Я сделал это подсознательно, выливая в немом поцелуе душу, освобождаясь от сдержанности – девушки любят нежно, а хочется так, как получилось теперь – сильно, неистово, предаваясь инстинктам, успевая улыбаться в ответ на довольный смешок. На следующий день работы, изнывая от жары и боли в спине, я снял рубашку и чуть ли не сразу услышал вопрос от одного из друзей: «Кто это тебя так?», а затем почувствовал шлепок по спине, где ещё не сошли розовые полосы. Я ничего не ответил, наклонился подобрать выпавшую из рук косу и услышал рядом смешок. Повернулся, перехватил весёлый взгляд блестящих глаз, которые секундой позже уже были устремлены на парня позади меня.***
Наши отношения практически не изменились впоследствии. Разве что теперь, оставаясь вдвоём, мы могли говорить друг другу то, что раньше даже не заикнулись бы сказать, могли поцеловаться, пока никто не видит. Мы и раньше открывали душу, но не так как теперь, когда всё внутри переворачивалось. Ни разу не держались за руки, считая это такой наивной глупостью для девчонок, но, когда хватались за запястья, чувствовали что-то возвышенное и непонятное. Никогда не говорили "люблю", ограничиваясь "хорошо", произнесённым на ухо, прижавшись. Ничего не изменилось, просто дружба стала более крепкая. Я бы легче назвал нашу любовь платонической, нежели плотской. Она могла длиться вечно, потому что явных обязательств друг перед другом просто не было. Однажды, лёжа в траве, я рассказал ему новость, которая и меня не очень-то радовала. Я всегда недолюбливал отца за его грубость, невнимательность, распущенность характера, старался избегать. Но когда он поймал меня дома, сильно сжал мой локоть и выплюнул мне в лицо: «Поедешь со мной из этой чёртовой «каталажки», я от страха проглотил язык и не смог ничего возразить. Оказалось, что родители рассорились, отец уезжает и берёт меня с собой, хотя мама и пыталась со слезами на глазах отговорить его – у меня здесь была жизнь, невеста. Рассказав о том, что меня ждёт, я ожидал ответа и услышал: «Ты идиот» - таким раздражённым голосом, но сопровождавшимся улыбкой на лице. Я захотел погладить его волосы, но он оттолкнул мою руку и сказал «не надо». Это так запомнилось мне – я тогда растерялся, испугался от неожиданности.***
Это было 3 года назад. Почти сразу после отъезда отец попал в тюрьму. А меня мучают слова, сказанные мною 3 года назад. «Я тебя не люблю». После этих слов я получил удар по лицу и был шокирован злым блеском в глазах, скривившимися в отвращении губами. Жалею о них, потому что теперь понимаю, что он хотел не сорваться, хотел скрыть свои чувства.***
Ночной воздух обдал меня волной холода, и я поморщился, почувствовав пробежавшие по телу мурашки. Чёрную глушь разбавляли негромкий звук поезда и шум травы. Я провёл ладонью по руке, покрывшейся гусиной от холода кожей. Кожа отозвалась на это прикосновение как на чужое, и я довольно улыбнулся. Провёл кончиками пальцев по губам, вдыхая свежий воздух. Это правда, что я хочу вернуться. Но решиться на подобный шаг… У меня больше не осталось сил на это. Я ведь гасну, лишь представив о мгновении невозможного.