Addicted

*** Когда Чанёль понимает, что влюбился, уже слишком поздно что-то менять и невозможно сопротивляться. Он сдается по частям и целиком, словно ненужный хлам, скидывая к ногам Криса все свои признания, улыбки, противоречия, свои свободу, порывистость и любовь к жизни – всего себя, нескладного, смешливого и заблудившегося в собственных чувствах. Он не предлагает себя и не торгуется, стараясь продаться подороже, – он просто отдает то, что давно ему не принадлежит. И даже почти не жалеет об этом. Сначала это просто интерес и взаимное влечение. Что-то легкое и не обременяющее, ни к чему не обязывающее, ничего не требующее. Ему приятно проводить с Крисом вечера, помогать практиковать корейский и побеждать в шутливых речитатив-баттлах. Ему приятно дразнить старшего, брать на слабо и вместе сбегать из общежития. Ему приятны чужие руки, чужие губы и чужое дыхание, а еще – объятья, поцелуи и интимные прикосновения. Ему просто приятен весь Крис, который уравновешивает и дополняет, который сильнее и банально выше. И он даже согласен подчиняться, потому что с ним это несложно – с ним это весело и немного забавно, а еще преступно ново, что заставляет авантюриста внутри Чанёля биться в экстазе. Чанёль уверен, что это ненадолго, что это закончится, как только они дебютируют. Потому что Крис станет лидером и будет подолгу пропадать в Китае, а у Чанёля будет много дел здесь, в Корее. Они будут видеться два раза в месяц, обмениваться дежурными приветствиями и делать вид, что ничего не изменилось. Постепенно интерес Чанёля сойдет на нет, потому что он не привык кого-то ждать и слишком нетерпелив для отношений на расстоянии. Он может любить только того, кто рядом, только того, кого может увидеть в любой момент времени. В противном случае он просто забывает и находит замену, потому что расстояние – самый надежный способ затоптать любые чувства. По крайней мере, Чанёль в это свято верит, и его сложно осудить за такую философию. Кому хочется страдать и заламывать руки от тоски? А потом Крис исчезает на месяц. Ну, как исчезает? Где-то в Китае Крис, может, и существует, но в жизни Чанёля его практически нет. Они не созваниваются и почти не списываются. Новости о китайской подгруппе Чанёль узнает от Сехуна, и все идет, как надо. До того момента, пока Чанёль не начинает ощущать легкий зуд где-то глубоко внутри. Зуд не слишком беспокоит, по крайней мере, первое время, но постепенно, день за днем, начинает сводить с ума своей методичностью. Чанёлю чего-то не хватает, чего-то неуловимого, непонятного, чего-то привычного и родного. И спустя пару недель он уже изнывает от невыносимого желания разодрать руками собственную грудную клетку и расчесать внутренности в кровь. Он не имеет ни малейшего представления о природе этого недуга, и даже подумывает обратиться к врачу, когда вдруг… …китайцы возвращаются в Сеул. Чанёль почти профессиональным взглядом выхватывает в толпе высоченную фигуру и на автомате подносит левую руку к груди. Коротко остриженные ногти беспомощно царапают тонкую ткань легкой рубашки, а под пальцами все замирает – даже сердце. И в тот момент, когда Крис наконец видит его и улыбается одними губами, зуд утихает. Несколько дней Чанёль ходит за китайцем как привязанный. Он беспрестанно виснет на нем, хватает за руки, ерошит волосы и ничего не может с собой поделать. Ему незамысловато хорошо, и он старается запомнить как можно больше: рваных прикосновений, жадных поцелуев, томных взглядов и электричества в воздухе. Он хочет насквозь пропитаться Крисом, заполниться им до самого края, чтобы позже, когда снова придется остаться здесь одному, осторожно вытаскивать шпильки воспоминаний из ящичка в своей голове и коротать душные вечера, разглядывая их в приглушенном свете ночника. И со временем все смиряются, что место рядом с Крисом всегда занято Чанёлем. А потом Крис снова улетает, и Чанёлю кажется, что ненавистный Китай находится, как минимум, в горах Швейцарии. Потому что слишком далеко и абсолютно непреодолимо. Чанёль судорожно строчит сообщения на телефоне, шлет длинные, не обремененные глубоким смыслом письма и быстро, сбивчиво пересказывает последние новости осипшим от усталости голосом, а еще слушает, слушает, слушает голос из бездушной трубки и не может насытиться. Потому что все это кажется ему искусственным и пошлым, и даже его собственные чувства смердят электроникой и жженой резиной. Чанёль топит себя в выступлениях, тренировках и ежедневной рутине. Он выматывается так, что к вечеру едва способен растягивать губы в улыбке и шевелить языком. Его круг знакомых непомерно разрастается, и он успевает пообщаться с каждым из них: обсудить свежие сплетни, побалагурить, посмеяться, а иногда даже пообедать. Чанёля хватает на всех, Чанёля даже много всем, но все не могут заменить ему одного небезызвестного человека. Чанёль забивает свою голову расписанием, текстами песен, чужими проблемами, стараясь не думать, не знать, не чувствовать, но в душе, под горячими струями воды, он становится уязвимым перед собственными мыслями. Опустошенный, разбитый и бесконечно одинокий, Чанёль сползает вниз по кафельной стене, беспомощно сжимая кулаки и оставляя на ладонях красные отметины. Он крепко обнимает себя за плечи, подтягивая тощие колени к груди, пытаясь представить, что это чужие длинные пальцы терзают бледную кожу, и сидит на прохладном полу до тех пор, пока кто-нибудь из одногруппников не пытается вынести дверь. На все вопросы о самочувствии Чанёль лишь глупо улыбается и трясет крашеной головой, по-прежнему кому-то что-то доказывая, по-прежнему оставаясь вирусом сомнительного счастья. Каждая новая встреча с Крисом слепит его сильнее предыдущих. Он чувствует, как огромная дыра под ребрами наспех штопается чудо-нитками, и слышит звон тысячи колокольчиков в голове. Его душат нежность и потребность отдаваться, а губы Криса кажутся солеными, оставляющими шрамы по всему его длинному телу. Потому что рядом с Крисом у Чанёля нет защиты, у него даже нет кожи – только душа, целиком обнаженная и отвратительно доступная. И Чанёль не может сопротивляться своей почти наркотической зависимости – он стоит на коленях перед Крисом и обнимает его ноги, прижимаясь к ним лохматой головой и жмуря глаза, потому что там – вся правда, постыдная, честная, неподъемная правда, которая пожирает Чанёля изнутри. Он мелко дрожит и часто дышит, как больной лихорадкой. И сейчас весь он – кровь Криса, и плоть Криса, и дыхание Криса, потому что нет Чанёля, просто не существует в этой Вселенной. А Крис смотрит на него сверху вниз и раскалывается на отдельные фрагменты, потому что это зрелище невыносимо для зараженного неизвестным медицине вирусом китайца. Он осторожно высвобождается из кольца тонких рук, которые тут же обвисают безвольными плетьми, и тоже становится на колени. Он обхватывает сильными пальцами чужой подборок и, пытаясь заглянуть в крепко зажмуренные глаза, негромко зовет: - Чанёль…Чанёль-а… И тот отзывается, медленно поднимая полупрозрачные веки, под которыми – только остановившийся взгляд. Крис заставляет себя улыбаться, с усилием дергая за онемевшие мышцы лица: - Чанёль-а, мне тоже одиноко без тебя. В глазах Чанёля сначала проскакивает осмысленность, как будто он понимает для себя что-то новое, а затем застывает непонятная горечь. Он внимательно смотрит через плечо Криса на противоположную стену, как будто размышляя – довериться или нет? – и немного наклоняется вперед: - Мне без тебя не одиноко – мне без тебя больно. И Крис слышит, как где-то на другом конце Сеула гудят барабаны и рвутся гитарные струны. Он резко подается вперед и прижимает Чанёля к себе, почти ломая тому ребра. Чанёль судорожно вздыхает, рефлекторно впиваясь зубами в белое плечо. И отчего-то ему становится легче.

~~~