Волчьи следы

У Криса в жизни всё хорошо. У него есть жена, больше, впрочем, выполняющая роль лидера в теневой части их семьи. У него есть красавица-дочь, которая отлично устроилась в новой школе и уже нашла себе друзей. У него есть дело жизни. Звучит немного пафосно, но так оно и есть. И всегда можно с вежливой улыбкой врать про охоту. Если не вдаваться в детали, он, вообще-то, совсем не врёт. В скором времени собирается пострелять зверушек в местном парке. Мохнатых таких, больших. Страдающих от аконита. Хотя на самом деле он оружие продаёт правоохранительным органам. Очень удобное оправдание для целого арсенала в гараже. У Криса в жизни всё хорошо, но кто-то бы с этим не согласился и был бы прав, потому что Крис сидит в баре и заказывает ещё одну кружку пива. Он не напивается, нет. Он просто в гордом одиночестве празднует новоселье. Немного запоздало, конечно, но раньше просто времени не нашлось. Сначала он, как единственный мужчина в доме, таскает коробки под руководством Вик. Перемещает мебель, расставляет безделушки, вбивает гвозди и вешает картины. Потом он вместе с женой встречается с директором Бикон-Хиллзской школы, подаёт документы, говорит, какая умница и красавица у него дочь, оглядывает помещение, интересуется безопасностью и уровнем образования преподавателей. - Вы не подумайте, что мы упрекаем вас в чём-то, просто хотим для Эллисон самого лучшего, - сглаживает его прямолинейность и некоторую настороженность в голосе супруга. Крис ненавидит все эти социальные пляски с бубном, ужимки, улыбки, косвенные вопросы, неоднозначные ответы. И он благодарен, что Вик не отчитывает его за это, когда они возвращаются домой. Она и так прочитала ему перед выходом лекцию, объясняющую, почему на таких встречах должны присутствовать оба родителя. - Ну что вы, я понимаю, - улыбается директор. – Каждому родителю хочется такого для своего ребёнка. К тому же, единственного. Вик снова вежливо улыбается, Крис только кивает. После этого он собирает себе команду охотников. Может, оборотней здесь пока нет, а может, никто просто не замечал. Скоро полнолуние, и всё выяснится. И вот теперь он сидит в баре и, да, всё ещё не напивается, а отмечает новоселье. Бикон-Хиллз – хороший городок. Маленький, уютный, спокойный. Пока. Не то чтобы Крис был пессимистом, но жизнь и история, как правило, учат человека, что спокойствие ещё менее невечно, чем жестокость, насилие и боль. Впрочем… войны длятся по несколько лет, в то время как мир, воцарившийся после них – столетиями. - О, как я скучал по этому, - мужчина в чёрном кожаном пальто садится рядом с ним за барную стойку и заказывает пиво. - Давно здесь не были? – Крис сам не понимает, почему спрашивает. Ответ кажется очевидным, при такой-то фразе. Вероятно, всё алкоголь. Это ведь совершенно не его дело. И он совершенно не собирался заводить новые знакомства, когда шёл сюда. Мужчина оборачивается, улыбается мягко и вежливо: - Да, так сложилось. Голос у него низкий и довольно приятный. Завораживающий. - Вы недавно переехали, верно? - Откуда вы знаете? – Крис невольно настораживается. Мужчина смеётся тихо и поясняет, представляясь: - Пальцем в небо. Питер. Руку он пожимает крепко, уверенно, верхняя часть мизинца, безымянного и указательного с намёком на лопатообразное строение пальца. Крис отмечает это как-то машинально и бездумно представляется в ответ. У Питера серые глаза. Или так кажется из-за освещения. Похожи на небо перед грозой. Крис чувствует лёгкую угрозу, идущую как бы фоном, но это почему-то совсем не мешает расслабиться. Всё проклятое пиво виновато, проводит он мысленный аутотренинг, хотя не чувствует себя пьяным от слова “абсолютно”. Хмель в голове от присутствия Питера, а не приятной жидкости, которая, кажется, уже потеряла свой вкус. Крис не считает себя геем. Весь его опыт на эту тему вписывается в рамки “все когда-то экспериментировали в школе\колледже\университете\подчеркните нужное или напишите свой вариант”. Сейчас он связан узами брака, глава семейства, в наличии жена и дочь, а также аккуратно, красиво обставленный его стараниями дом недалеко от школы. Прямо-таки образец для подражания. Питер тоже не похож на гея. Вежливость – вовсе не признак нетрадиционной ориентации. Кто только придумал, что мужчины обязательно должны быть грубыми и неприветливыми?.. Он рассказывает о том, что жил в Бикон-Хиллз раньше, тепло отзывается о своей семье, которую потерял из-за несчастного случая, и выражает надежду, что некоторых отдельных её членов ещё встретит здесь. Крис коротко сочувствует его горю и неловко подбадривает, желая удачи в поисках. Они оба не геи – Питер ни на что не намекает ни жестом, ни словом, Крис тоже вроде не даёт повода сомневаться в своей гетеросексуальности - но что-то проскальзывает между ними, извивается и дразнит перед самым носом, сворачиваясь в неясные клубки в пределах того пространства между двумя стульями у барной стойки, на которых они сидят. В новомодных сериалах, которыми раньше увлекалась Эллисон, это называется расплывчатым, неоднозначным словом “химия”. Но Криса, честно говоря, волнует совсем не то, каким термином это назвать. А то, например, что теперь он смотрит не в глаза Питеру, а на его губы. Смотрит, как они шевелятся во время рассказа. Блестят, немного влажные после очередного глотка пива. Когда же ему всё-таки удаётся перевести взгляд на глаза, он видит в них красный отблеск и с трудом сдерживает порыв вздрогнуть и достать оружие. Впрочем, позже он запоздало вспоминает, что оружие оставил дома, и успокаивает себя, что, наверное, свет как-то причудливо отразился от красной этикетки бутылки, из которой бармен налил одному из посетителей “Джонни Уокер”. Это просто обман зрения. Это просто зацикленность на своей работе. Чёртова паранойя. Никому не доверять, всех подозревать. “Ты не можешь в каждом видеть волка, это просто ненормально, бред”, - убеждает себя Крис и выдавливает ещё одну улыбку. - Мне кажется, здесь становится шумновато, - поморщившись, говорит Питер. – Я остановился в маленькой гостинице неподалёку, может, продолжим там? Крис не видит ничего подозрительного или двусмысленного в этом предложении. Поэтому кивает, кладёт на стойку, придавливая массивным стаканом, несколько купюр и встаёт. Питер элегантно поднимается следом и идёт к выходу из бара так, словно он – король, покидающий свою распоясавшуюся свиту с гордо поднятой головой. Криса поражает это умение так себя подать. Питер невероятно обходителен с девушкой на ресепшне, которая, робко улыбаясь от пущенного словно невзначай комплимента, отдаёт ему ключ от комнаты. Он благодарит её так, словно она как минимум дважды спасла ему жизнь, и удаляется в сторону лифта, не оборачиваясь, будто точно знает, что Крис идёт за ним. А Крис действительно идёт, и в ушах его всё ещё звучат эхом эти мягкие интонации чужого голоса. - Надеюсь, вы не возражаете, если к нам присоединится третий? – спрашивает Питер с улыбкой и демонстрирует их компаньона на сегодняшнюю ночь – Джэка Дэниэлса. Шутка кажется Крису весьма удачной, он улыбается скупо, едва приподнимая уголки губ, но искренне, и, с лёгкостью втянувшись в эту игру, отвечает: - Думаю, места и выпивки хватит всем. - К тому же, новые знакомства… - поддакивает Питер. Они пьют молча, без тостов, и в голове Криса крутятся всего две мысли: “Кажется, мне уже хватит” и “Хочу поцеловать его”. Всё там же, в мыслях, он оставляет Питеру право оттолкнуть его и справедливо возмутиться: в конце концов, он наверняка рассчитывал на компанию на вечер, а не на гомосексуалиста, игравшего из себя приличного человека и полезшего к нему с недвусмысленными намерениями через два часа после знакомства. Оставляет и всё равно целует, опустив стакан на низкий столик и подавшись вперёд. Самое удивительное случается после: Питер отвечает. В смысле, не словами: “Мать твою, какого хрена ты делаешь?” (случай, надо сказать, вполне подходящий, чтобы перейти на “ты”, эмоции послужат хорошим оправданием) – а на поцелуй. Приоткрывает рот, приглашая, запускает пальцы в тёмные с проседью волосы. Зайдя в номер, он снял пальто, и теперь на нём только свитер и рубашка. Крис решает, что должен восстановить баланс одежды, а также равновесие и гармонию в отдельно взятой комнате, и потому тянет руки, чтобы раздеть Питера. От Криса пахнет порохом, усталостью, немного опасностью. Запах охотника. Питер с трудом подавляет своего внутреннего волка, успокаивает, поглаживая по мохнатой морде. Они собираются лишать жизни только виновных. К тому же, Крис не пахнет жаждой крови и бессмысленного убийства. Не пахнет так, как его безумная сестрица, эта двуличная сучка Кейт. Питер хочет верить, что он – один из тех, кто действительно придерживается Кодекса Арджентов. А ещё Крис пахнет миндалём, виски и дымом чужих сигарет, осевшим на волосы ещё там, в баре, и до сих пор не выветрившимся. Смесь довольно необычная, и Питер решает, что не станет отправлять Криса в душ. Тем более что ловкие пальцы уже расстёгивают пуговицы его рубашки, а худое, но крепкое тело прижимается к нему, не скрывая своей жажды ласки и близости. Внутренний волк меняет местами похоть и месть. Последняя всё ещё остается, но сейчас она на втором плане, и в ушах шумит кровь: “Возьми, овладей”. Питер видит сомнение, нерешительность в глазах Криса. Словно начать-то он начал, но насчёт всего остального, что может произойти дальше, сильно не уверен. Питер фыркает, устраивается меж его ног и проводит по члену языком. Ласкает, отвлекая. Обхватывает губами головку, посасывает, опускаясь всё ниже, медленно, размеренно двигая головой и поглаживая бёдра. И Крис стонет. Распахивает свои чудесные глаза блёклого голубого цвета, сверлит взглядом потолок, хватает ртом воздух. Шесть лет. Прошло шесть лет, однако Питер всё так же хорош и может гордиться собой. Крис запускает пальцы в его волосы, прогибается, возбуждённый, нетерпеливый, и от него пахнет потом и мускусом. Питер отстраняется, улыбаясь: у него немного другие планы. Он смачивает пальцы собственной слюной и осторожно растягивает Криса, продолжая ласкать член. Голова кружится от крышесносного запаха, такого привлекательного, яркого, бьющего прямо в ноздри, и Питер с трудом сдерживает себя. Жмурится чуть ли не до цветных пятен, впивается другой рукой в матрас кровати, невольно выпускает когти, которые с громким для его ушей звуком протыкают материю насквозь. Но Крис, поглощённый ощущениями, не обращает внимания, и это хорошо. Однако после проникновения сдержаться намного сложнее, и, кажется, в глазах Питера на мгновение мелькает что-то волчье, возможно, красный отблеск, выдающий в нём альфу, и Крис старается отстраниться, отбиться, причинить боль. Питер реагирует мгновенно, хватает его руки и удерживает их над головой. Склоняется к его лицу и говорит, стараясь не срываться на рык, что представляется задачей очень тяжёлой: - Не надо, Крис. Я же не нападаю на тебя. Если только не считать за нападение это… Он толкается вперёд и входит до конца, замирая, слыша тихий вскрик, в котором смешиваются боль и удовольствие, слыша этот восхитительно развратный шлепок бёдер о ягодицы. Комната наполняется вздохами и стонами, шумным дыханием. Крис больше не возражает, и Питера это вполне устраивает. Он, конечно, совсем не так себе всё представлял, но и этот вариант кажется привлекательным. Свободной рукой Питер резко водит по члену Криса, иногда поглаживая большим пальцем головку, размазывая смазку. Сам Крис при этом выглядит довольным, но в глазах сквозь пелену желания пробивается искра ненависти. Питер хмурится, стонет и иногда срывается на не по-человечески громкий рык. “Не смотри так”, - мысленно просит он со смесью злости и отчаянья. Разве оборотни не хотят удовлетворять свои естественные потребности? Господи, он ведь не обрюхатить его собирается, немного не та физиология для этого. Не приглашает в свою стаю. Не угрожает укусом или убийством семьи. Почему он так смотрит? Ему же нравится. После случившегося Крис молча уходит в душ, а когда возвращается, Питера в номере уже нет. Он со вздохом опускается на кровать и закрывает лицо руками. Дорогая мысль “Что же я наделал?”, ты, кажется, немного припоздала. ** - О, да ладно, я пытаюсь поймать альфу, - восклицает Кейт. Крис отворачивается и начинает собирать черепки разбитой вазы. Вик будет недовольна, но ещё больше она будет злиться из-за того, что Эллисон знает. Крис испытывает необоснованное, по-детски глупое злорадство от того, что достанется сестре. Впрочем, и ему тоже. _Он_ не досмотрел. _Он_ не уберёг. – Того самого, который убивает случайных прохожих. - Неслучайных, - тихо возражает Крис. Каждое убийство шериф Стилински может связать с пожаром у Хэйлов. И это – совсем не радостная новость. Вот ничуть. - Тогда тем более Эллисон нужно быть в курсе. Потому что они обвиняют нас в пожаре, - тут же пользуется возможностью оправдать себя Кейт. – Это либо Дерек, либо его родственники. Очевидное утверждение. Но именно здесь начинается самое увлекательное. Питер. Питер с красным отблеском в глазах. Питер, который жил здесь раньше. Питер, который потерял семью из-за несчастного случая. Такого уж ли случая?.. Питер, который сказал: “Я же не нападаю на тебя”. Как будто знал о том, кто такой Крис и какой у него семейный Кодекс. “Мы нападаем только на тех, кто нападает на нас”. И если… если он действительно знал, то… сделал это, чтобы унизить? Зачем Питер так поступил? Почему просто не убил, как виновного? Почему вообще подошёл? Ведь он наверняка учуял что-то, что подсказало: это охотник. А когда наивный Арджент повернулся лицом, то Питер сразу узнал его. Иначе и быть не могло. Крис повторно швыряет вазу, точнее, теперь уже её осколки, об пол и велит Кейт увезти Эллисон в Вашингтон. Там она будет в безопасности, они обе: эта безумная женщина, по странному стечению обстоятельств приходившаяся ему сестрой, и его дочь, пережившая не самые приятные минуты в жизни, узнав жестокую правду о своём парне. А он… он в это время остановит Питера. Он должен, нет, просто обязан его остановить. Крис осознаёт, что в некотором роде зациклен на этой истории с бешеной собакой. Но это очень хороший поучительный пример. Это то, что ему говорил отец, и Крис не видел причин ни в детстве, ни сейчас не доверять этому. Стайлз, друг Скотта, явно нервничает и боится, но при этом дерзит. Крис предпочитает считать это защитной реакцией. - А что, ты предпочёл бы, чтобы я запер его в подвале и поджёг дом? Это уже начинает медленно, но верно надоедать. - Я ненавижу опровергать популярные слухи, Стайлз, но мы никогда этого не делали. - О, верно, - мальчишка отзывается почти мгновенно, и в голосе его сквозит какая-то ненормальная уверенность в том, что это неправда, смешанная с иронией. – Дерек говорил, у вас, ребята, есть Кодекс. И, думаю, его никто никогда не нарушал. - Никогда, - эхом отзывается Крис. - А что, если кто-то нарушил? – всё так же нахально спрашивает Стайлз. - Кто-то типа кого? – интересуется Крис, уже знающий ответ. На больше, чем сто процентов, он уверен, чьё имя услышит. Горечь и злость разъедают изнутри, и из головы совсем вылетает спросить Стайлза, откуда он вообще об этом знает. И почему говорит так уверенно. Провёл со своими друзьями собственное расследование? Решил поиграть в юных детективов? Опасная, надо сказать, работка. - Типа твоей сестры. Крис поджимает губы, хмурится скорбно и недовольно. Отпускает подростка и срывается с места. Естественно, Кейт нельзя было доверять. Такая возможность вывести Эллисон в бой, раз уж натолкнула её на мысль о том, чем в действительности занимаются Ардженты. Она не упустит эту возможность. Поэтому ему надо спешить. Надо успеть. Пока не случилось ничего, что нельзя было бы исправить. Когда Крис появляется на месте, где происходит главное действие (конечно же, это территория близ полуразвалившегося дома Хэйлов), Кейт собирается пристрелить Скотта, Дерек, уже получивший свою долю “счастья” на эту ночь, валяется неподалёку, а Эллисон, не решаясь вступиться и воспротивиться, стоит в стороне и смотрит на всё это полными ужаса и зарождающихся слёз глазами. Несмотря на всю серьёзность ситуации, Крису хочется закатить глаза и звучно хлопнуть себя ладонью по лбу. Что он там думал насчёт того, что Бикон-Хиллз _пока_ спокойный городок? Вот вам, пожалуйста, прекрасное подтверждение этого хрупкого “пока”, разбившегося вдребезги. Драма прямо на глазах разворачивается, даже репетировать не пришлось. Ну прям “актёр всегда готов”, честное слово. Семейные распри с примесью “Ромео и Джульетты”. Зрители, овации!.. Крис стреляет в дерево, намекая, что его лучше бы послушаться, и спустя несколько секунд, когда Кейт уже послушно опускает руку, зловеще скрипит входная дверь дома. Он буквально приказывает Эллисон отойти назад. Все медленно отступают, вперившись напряжёнными взглядами в дверной проём, за которым не видно ровным счётом ничего. - Что это? – дрожащим голосом интересуется дочь. - Это альфа, - отвечает Скотт. Затем из проёма буквально вылетает волк и теряется в ночных тенях, путает их шорохом осенних листьев. Крис крутится, пытаясь отследить и выстрелить, но в следующее мгновение теряет сознание от почти нежного для такого огромного животного удара. Когда он приходит в себя, всё уже закончено. Земля на определённом участке горит, Эллисон сидит рядом со Скоттом, Стайлз и Джексон в немалом шоке наблюдает за ночным пейзажем, а Дерек приближается к человеку, лежащему на земле, при этом не переставая сверлить его ненавидящим взглядом. Со своего места Крис не видит, кто это, но знает. Или, во всяком случае, уверен почти на все сто. Слишком очевидным всё кажется, когда кусочки мозаики собираются воедино. После того, как Дерек вспарывает ему глотку когтями, Крис всё равно подходит и смотрит. Смотрит на обгоревшее тело. На почти не пострадавшее, лишь немного закоптившееся лицо. В ныне безжизненные серые глаза, преследовавшие его во снах с той самой ночи. Крис, наверное, должен чувствовать радость. От победы. От того, что теперь в Бикон-Хиллз станет хоть немного безопаснее. От того, что оборотень, который решил порезвиться в человеческой форме, унизить его, заставляя получать удовольствие от секса с ним, мёртв. Может, он должен чувствовать разочарование, что не справился с ним сам. Не убил раньше. Не поймал. Не обезвредил. Но Крис не чувствует ровным счётом ничего. В груди пусто и холодно. Как будто кто-то качественно провёл удаление сердца. Наверное, это к лучшему: охотникам сердце ни к чему. Всё равно при принятии решений надо руководствоваться здравым смыслом, а не чувствами. Слушаться головы, а не этого глупого органа, всего лишь разгоняющего кровь по организму. - Я справлюсь сам, - зачем-то говорит Дерек. То ли объясняет Крису, что ему здесь делать нечего, то ли убеждает самого себя. Крис кивает – то ли ему, то ли просто так – и уводит Эллисон. У неё сегодня выдался довольно тяжёлый день. Она, запинаясь, говорит, что тётя Кейт мертва, её убил тот мужчина, и что Скотт, она всё ещё хочет быть со Скоттом, ей ведь можно, раз они не собираются его убивать из-за Кодекса, и… Крис приобнимает её крепче и говорит: - Тише, тише, всё хорошо, тебе надо отдохнуть. Утро вечера мудренее, решим все вопросы завтра. Дочь льнёт к нему доверчиво, прижимается, всё ещё слегка дрожит, скорее от переживаний, нежели от холода. Крис думает, где же его спаситель, который скажет, что они решат все вопросы завтра. Например, что теперь делать с этой чёрной дырой в груди? Что делать с воспоминаниями о Питере, всё ещё невероятно яркими и, несмотря ни на что, приятными? Наверное, этот чёртов спаситель заблудился в Бикон-Хиллзском парке. Вик говорит, что они справятся, привыкнут. Крис кивает. Он чувствует злость на сестру и вину за то, что теперь из-за неё Эллисон приходится плохо. Они станут изгоями, это правда. Шёпотки за спиной – “неужели это племянница той самой бешеной стервы, что подожгла дом шесть лет назад, спалив одиннадцать человек живьём?” – это тяжело и больно. И хотя его дочь сильная, она всего лишь подросток. И не обязана это терпеть. Они готовятся к похоронам. За всё вызывается заплатить отец, и Вик, вежливо улыбаясь (по телефону, чёрт возьми! Зачем, если тот всё равно не видит?), благодарит за оказанную помощь, потому что, “сам понимаешь, мы люди не бедные, но непредвиденные расходы вредят бюджету”. Крис отворачивается и подавляет фырк: отличный выбор термина. Однажды его чуть не сбил пьяный водитель, когда он переходил дорогу на зелёный для пешеходов. К счастью, Крис вовремя успел отскочить, но телефон, по которому разговаривал, из рук выпустил, и машина его переехала, так что пришлось купить новый. Вот это непредвиденные расходы. А чья-то смерть и хлопоты из-за похорон… Он даже не знает, в какую категорию это отнести. Крис повторяет спасительную фразу “Мы справимся”, заменяя “мы” на “я”. Он переживает вовсе не из-за похорон и приезда отца. А из-за того, что медленно сходит с ума. И это ещё одна нерадостная новость. Одна из тех, что валятся на него с завидной регулярностью в последнее время. Его сумасшествие одето в тёмные джинсы и чёрное кожаное пальто, а глаза у него цвета неба перед грозой. И оно появляется всюду, следует за ним по пятам, не отпускает. Питер выходит из-за тонких деревьев на кладбище, стоит недалеко от Скотта и Стайлза, спрятавшихся за статуей, смотрит на Криса и улыбается довольно. А потом склоняет голову набок и чуть выгибает брови, словно спрашивая, почему Крис так удивлён. Не ожидал увидеть его здесь? А он просто пришёл проводить своего врага в последний путь. Он должен убедиться, что Кейт окончательно мертва, а не просто разыграла всех и сейчас выскочит из гроба, живая и невредимая. Через несколько минут Питер материализуется уже за спиной священника, и Крис едва не вздрагивает. Питер шевелит губами, повторяет вслед за мужчиной что-то про землю, и прах, и Божьих детей, и Небеса, и прочую ерунду, которую положено говорить в таких случаях. Крис не вслушивается, просто смотрит и надеется, что спит. Или что по нему хотя бы не видно, что он спятил. Или что побледнел, потому что он явно побледнел. Питер подмигивает ему и оставляет до самой ночи. А потом появляется снова, стоит у дерева и смотрит на Криса со смесью грусти, злости и укоризны. Потому что Джерард только что порезал пополам омегу, и на холодную землю продолжает капать кровь. Крис напоминает о Кодексе, на что отец отвечает: - Нет больше никакого Кодекса. Не после того, как они убили мою дочь. И Крису страшно от той холодной ярости, что звучит в голосе отца. Он понимает, что тот не остановится ни перед чем. Что город снова пострадает от мести. Буквально утонет в крови. Закончится ли это когда-нибудь? Прекратится ли эта борьба? Питер разводит руками: а что ты хочешь? Зло не может породить добро. Это замкнутый круг мести. И ты вряд ли сможешь его разорвать. Крис хмурится и молчит. Он не может возразить отцу. Он не может возразить Питеру. Он не может ровным счётом ничего, и бессильная злоба затопляет разум. Питер с интересом наблюдает за привязанной к стулу Эллисон. Питер облизывается, глядя, как Крис пьёт кофе утром на кухне. Питер тихо, в шутку воет на полную луну, которая заглядывает в окно его с Вик спальни, и скребёт стену человеческими ногтями. А потом оборачивается и сверкает шальными красными глазами: ну, охотничек, тебе страшно? Крису не страшно. Он уже почти привык. Смирился, как, знаете, неизлечимо больной мирится со своими воображаемыми друзьями. Они есть, и их никто не видит, кроме тебя, и это абсолютно нормально. Что? Этот мужчина? В чёрном кожаном пальто? Это бывший альфа. Оборотень. Мёртвый. Не обращайте внимания, проходите, чувствуйте себя как дома. Дома у сумасшедшего с персональным сверхъестественным глюком. Питер с интересом оглядывает Джексона, вбегающего в дом к Дереку, встаёт позади него и склоняется, приоткрывая рот, будто собирается укусить в шею. Крис чувствует иррациональный страх, хотя знает, что галлюцинация не может причинить никому вред. Когда мальчишка перестаёт оглядываться, Питер подходит к Крису и трётся о его плечо щекой. Тот не чувствует через ткань, но знает, что кожа у него гладкая. В ту ночь, в отличие от него, Питер был идеально выбрит, и это чувствовалось, когда он… Крис опускает голову и усилием воли загоняет воспоминания обратно, в тёмные углы сознания. К сожалению, загнать так же ненависть к себе от того, что эти картины продолжают будоражить, несмотря на мысль о том, что это было сделано ради унижения, не удаётся. У Криса ощущение, будто Питер натоптал там, у него в голове, своими мягкими, но сильными лапами. Приклеился на обратную сторону век, на поверхность мозга, впился когтями, и с них внутрь просочился яд, не дающий забыть, оставить, отпустить. Если вывернуть Криса наизнанку, можно увидеть, что он полон волчьих следов. Глубоких, так и не заживших ран на сердце. Как от когтей. Отпечатков огромных лап. Саднящих царапин от шершавого языка. Всё там, под покровом кожи, мышц, мяса. Сладкая боль, разъедающая его изнутри. Питер сворачивается на полу с его стороны кровати и тихо, по-волчьи ворчит. Крис дёргает уголком губ в намёке на улыбку и засыпает под тихий рассказ воображаемого мёртвого друга. ** - Скучал по мне? – спрашивает Питер так, словно они не виделись пару дней. Ну максимум неделю. Крис закрывает за собой дверь на автомате, не осознавая, что делает. Он всё ещё не уверен, что это не очередная галлюцинация, просто зашедшая чуть дальше, чем обычно. Что он не спятил окончательно. - Ты… откуда ты знаешь мой номер? – спрашивает он, хотя в голове крутится много других, куда более важных и интересных вопросов. Питер смеётся тихо, знакомо, отворачивается от окна, спрашивает насмешливо: - Это всё, что тебя интересует? - Ещё я хотел бы знать, как ты восстал из мёртвых, - замечает Крис и не удивляется беспечному: - Это долгая история. Ты, смотрю, тоже не скучал. Спятивший папаша, который чуть не сделал из твоей дочери вторую Кейт, покончившая с собой супруга… - Её укусил Дерек, - цедит сквозь зубы Крис. - Значит, было за что, - пожимает плечами Питер и тянет почти игриво: - Я чувствую запах оружейной смазки. Собираешься убить меня? Я никому не причинял зла, знаешь ли. Я просто мстил. Заслуженно. - Ты съехал с катушек и собирался порешить и меня с Эллисон! - Ну, вспылил немного, с кем не бывает? - Для тебя всё это шуточки?! - Я просто вырубил тебя. Не хотел лишить жизни. - Ты… ты унизил меня, - Крис сжимает зубы, смотрит зло на этот чёртов гладко выбритый подбородок. - Что, прости? – Питер выгибает брови и выглядит по-настоящему удивлённым. - Тогда. Вот на этой самой кровати. Ты знал, что я охотник. Знал, что я – Арджент. И всё равно… - Всё равно что? Занялся с тобой сексом? Называй вещи своими именами, Крис, мы уже давно не школьники. - Всё это время тебя держала на плаву месть. Ты хотел отомстить моей семье. Почему ты просто не убил меня? Почему поимел и так и не ушёл, поселившись в моей голове? Питер замирает, чуть склоняет голову набок. - Ты не врёшь. Чёртово волчье восприятие мира. - Серьёзно, Крис?.. Я не хотел унизить тебя. Боже, как тебе такое в голову вообще пришло? Твой запах. Он свёл меня с ума. Питер прикрывает глаза и, не таясь, шумно втягивает носом воздух. - Почувствовал тебя ещё в лифте. Крис позволяет ему сократить расстояние между ними и прошептать в самые губы: - Так ты скучал по мне? Ловкие руки вытаскивают из-за пояса джинсов и бросают на пол пистолет. - И я не понял, что там было насчёт “поселился в голове”?.. Крис утягивает его в поцелуй, прекращая поток каверзных вопросов. Возвращаясь домой, он сверлит взглядом телефон, но в итоге так и не удаляет сообщение неизвестного абонента. “Я взял тот же номер. Ты свободен вечером? П.” Не то чтобы Крис прям сразу верит всему, что говорит Питер. Тот хитёр, и в серых глазах его, у края радужки, всегда пляшут искорки лукавства. К тому же, он всё ещё зол и расстроен. Он потерял жену. Не сказать, чтобы он прям страстно её любил: двадцать лет вместе – это вам не шуточки. У них дочь. Не до супружеских утех. Но он ценил её как сильную женщину, которая принимала все самые тяжёлые решения, как и принято в семье Арджентов. Как, если можно выразиться подобным образом, боевого товарища. Эллисон подавлена, что совершенно неудивительно, и Крис старается поддержать её. Она бледная и рассеянная, спит ночью мало, стонет сквозь сон, мучается кошмарами или не спит вовсе. Крис слышал, что говорят о смерти Вик люди. “Она не выдержала позора”. Мол, причастность Кейт к поджогу бросила тень на семью, и миссис Арджент этого не вынесла. Крис помнит, как она сказала: “Люди будут говорить, что я слаба”. И оказалась абсолютно права. Он хочет переубедить их, сделать что-то, что прекратило бы эти нелепые слухи. Но довольствуется тем, что и он сам, и Эллисон знают правду. - Они скажут, что я нашла лёгкий выход. - А я скажу ей, что это было самым трудным для тебя. Крис говорит: - Я буду забирать тебя из школы, – и может поклясться, что видит в глазах дочери понимание. “Я понимаю, что ты не хочешь потерять ещё и меня. Мы и так уже много потеряли. Я понимаю, что ты волнуешься”. Но вслух она говорит только: - Не надо, пап. Всё хорошо. И голос у неё потрескавшийся, словно простудилась. Крис не оборотень, но он буквально чувствует, как в воздухе появляется резкий запах лжи и горечи. Крису стыдно за то, что у него есть отдушина. Они встречаются всё в той же гостинице, и прикосновения Питера, ласки Питера, дыхание Питера, близость с Питером… всё это заставляет его хоть на мгновение забыть о том, что пришлось пережить и сколько потерять. И Крис благодарен. Он никогда не говорит этого вслух, но уверен, что Питер это чувствует. И ещё он благодарен за то, что они об этом не говорят. Они просто занимаются сексом и пьют. Питер не строит из себя психоаналитика, не задаёт каверзные и болезненные вопросы, не требует никаких ответов. Он только говорит: - Даже досадно немного, что я оборотень. Ты знаешь, что нас невозможно напоить? Получается, я просто зазря расходую прекрасный виски. Крис фыркает: от того, что он может пьянеть, ему особо легче не становится. Ещё и голова наутро чугунная. И, да, он совсем не думает о том, что отец, возможно, выжил, потому что, чёрт возьми, мёртвый человек (или не-человек, учитывая укус) просто не способен уползти со склада так далеко, чтобы его не нашли здоровые, взрослые люди, обученные разыскивать всякую сверхъестественную хрень. Он не думает об этом. Совершенно. Может, Джерарда утащили какие-то другие волки и сожрали. Может, его забрали на эксперименты инопланетяне. Криса устроит любой вариант, при котором отец больше никогда не вернётся. Он и так причинил достаточно вреда и боли. ** - Мы не можем больше делать это, - говорит Крис и опускает голову, прикрыв глаза. Вообще-то, они могут. Очень даже могут. Потому что именно сейчас всё как раз приходит в норму. Насколько это вообще возможно, если речь идёт о городе, где мотается формирующаяся стая волков во главе с неопытным альфой и его ненормальным дядюшкой (не в обиду Питеру будет упомянуто, но адекватными с того света, да ещё и после того, как тебя дважды подпалили, не возвращаются). - Да неужели? – Питер улыбается, в голосе слышится неприкрытая ирония. Ему тоже нелегко приходилось, между прочим. Он хотел встретиться с Крисом раньше, отчаянно жаждал, можно сказать. Причём ещё до того, как родимый племянничек объединился со Скоттом, чтобы его уничтожить. Вот так и обращай неразумных подростков: спасаешь их от астмы, даруешь способности, в десятки раз превосходящие человеческие, а они тебе в благодарность… Однако он понимал, что не может больше показываться Крису на глаза. Оборотень и охотник, какая восхитительная ирония судьбы. Монтекки и Капулетти, зрелый вариант, гомосексуальная версия. Да Крис пристрелил бы его, едва увидел. Особенно после того, как чуть не сгорел от желания. Убить. Прямо во время того раза. - И почему же? – ласково интересуется Питер, так и не услышав никакого продолжения. Его тянуло тогда и тянет к Крису до сих пор так, словно… Хочется криво ухмыльнуться. Это действительно было бы очень иронично. И очень тяжело. - Ты можешь причинить вред людям, - тихо поясняет тот. – Ты можешь причинить его мне. И мне придётся тебя убить. Я не хочу убивать тебя, Питер. - Я могу контролировать себя, Крис, - уверяет он. – Я уже не альфа, и я всё ещё довольно слаб после воскрешения. И моя месть уже свершилась. - Я не могу следить за тобой, - словно не слыша его, произносит Крис. – Мне надо выходить на охоту с дочерью. Тебе есть, где спрятаться, куда себя привязать? Питер хмурится: поразительная человеческая способность пропускать доводы собеседника мимо ушей. Поразительная человеческая способность вбивать себе в голову какую-то ерунду и потом повторять, словно любимую песню в списке, надеясь, что тогда удастся убедить и себя, и другого. Обе демонстрируются с энтузиазмом, достойным премии. Ничего удивительного, наверное, что волки охотятся на людей: они ведь упрямые как бараны, может, и запах меняется. Особенно в полнолуние. - Услышь меня… - Мы не можем, - снова произносит Крис, и Питер слышит, как сердце его колотится с такой скоростью, с какой не бегает внезапно почувствовавший вкус к жизни смертник от адских гончих. Глаза тот поднимает только спустя пару минут и взглядом чуть ли не умоляет: “Не усложняй. Просто согласись”. Питер не хочет (не может!) отступить. - Забавно, что лишь твои слова говорят “нет”, не считаешь? – спрашивает Питер и медленно приближается. Он – хищник в человеческом обличье, уверенный и грациозный. Он не отпустит свою добычу. Он не позволит. Питер развязывает галстук Криса. Расстёгивает пуговицы его рубашки. Мягко толкает в сторону кровати. Его запах по-прежнему сводит Питера с ума. Он слизывает его с груди, вдыхает, утыкаясь носом в шею, пьянеет с него, прикрывая глаза и наслаждаясь лёгким головокружением. Может, внутренний волк Питера, в отличие от него самого, активно отрицающего это, уже всё понял и в следующее полнолуние принесёт Крису оленью тушу. Интересно было бы посмотреть на его реакцию. И, да, Питер, пожалуй, не против, потому что волки никогда не причинят вред своей паре. И он абсолютно точно не хочет причинять вред Крису. Так что всё, наверное, правильно? Питеру хочется яростно клеймить каждую часть тела Криса. Хочется оставить красные, чуть саднящие следы на коже. На гибкой шее. На сильном плече. На сейчас вздымающейся из-за шумного, тяжёлого дыхания груди. На сгибе локтя. На животе, под пупком. На внутренней стороне бедра, где мускусный запах особенно сильный. Под коленкой. Хочется оставить след от зубов на безымянном пальце. Так глупо и так хорошо. Питер ощущает себя помесью волка с восторженным щенком, который дорвался до того, что так давно хотел получить. Неправильно будет сравнить это с косточкой или любимой игрушкой, почти унизительно для его гордости – с хозяином. Но это что-то близкое, тёплое и родное. Точнее, не что-то, а кто-то. Крис опускает голову, вжимаясь лбом в подушку, стонет в неё приглушенно, стискивает в пальцах простыню и подаётся навстречу, насаживается бесстыдно. Питер думает подтрунить: “Всё ещё хочешь совершить акт бессмысленной лжи и уверить меня, что мы больше не можем?” – но когда открывает рот, из горла вырывается только рык. Он чувствует, как Крис вздрагивает, и сильнее впивается пальцами в его бёдра, стараясь не выпустить когти. Даже учитывая, что он не альфа, не хочется рисковать. Крис дрочит себе сам, не дожидаясь, когда кое-кто зверски возбуждённый и стремительно приближающийся к развязке снизойдёт до помощи. Питер кусает его в затылок, проводит зубами по шее, ласкает языком за ухом. Голос у Криса хриплый, он почти срывается на крик, выгибается и кончает, перед этим выдохнув его имя. Питер догоняет минутой позже и валится сверху, придавливая к кровати. Ему хорошо и лениво. Но чистоплотный и ответственный Крис спихивает его с себя, а потом и с кровати, напоминая, что им надо принять душ. После душа всё ещё немного влажные волосы Криса слегка растрёпаны, и Питер думает, что это мило. Он, “большой и страшный серый волк”, думает о том, как мило смотрятся волосы Криса. Можно ли пасть ниже?.. - Хочешь, я тебя утешу? – невинно спрашивает он у задумчивого Криса. Тот кивает, судя по складке на лбу, не ожидая ничего хорошего. - Ты можешь попытаться убедить меня в следующий раз. Крис улыбается, впервые с тех пор, как умерла жена, и вздыхает довольно: следы от волчьих когтей на сердце затянулись.